Стрела времени

– Фомин, организуете усиление патрулей и охраны важных объектов. Костицын, увеличьте караульные смены, а также организуйте резервную роту, с дежурством в эту ночь. Кудинов, поднимайте свой разведбат. Организуйте заслоны в установленных точках. Поделитесь своими спецами для патрулей, усильте их. Направьте несколько групп к границе. При задержании диверсантов, допрашивать на месте и доклад по радиостанции. Координируйте действия с пограничниками. По гарнизону объявить повышенную боевую готовность. Решение о выдвижении войск на позиции буду согласовывать с руководством округа. Все.

– А ты, Александр Николаевич, давай-ка связь мне, связь мне дай, – поторопил начальника связи Козырь, когда остальные вышли.

***

Сообщение НКГБ СССР И. В. Сталину и В.М. Молотову

    N2279/м 17 июня 1941 г. Сов. секретно

    Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

  Народный комиссар

  государственной безопасности СССР В. Меркулов

  Сообщение из Берлина: Источник, работающий в штабе германской авиации сообщает:

  1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

  2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 6 июня воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.

  3. Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция "Свирь-3", московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

  4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

  5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены: в Кенигсберге, Гдыне, Грауденц, Бреславле, Мариенбурге. Авиамоторные мастерские Милича в Польше, в Варшаве – Очачи и особо важные в Хейлигенкейль.

  Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений "будущих округов" оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа – назначен АМОНН, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева – БУРАНДТ – бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы – БУРГЕР, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.

  Для общего руководства хозяйственным управлением "оккупированных территорий СССР" назначен ШЛОТЕРЕР – начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.

  В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для "оккупированной" территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что "понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты".

    Верно: Начальник 1 Управления НКГБ Союза ССР Фитин

    Резолюция: "Т-щу Меркулову. Можете послать ваш "источник" из штаба герм. авиации к еб-ной матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Ст."

***

Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г.

  Еще до приезда английского посла в СССР г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о "близости войны между СССР и Германией". По этим слухам:

  1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и ССС о заключении нового, более тесного соглашения между ними;

  2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР;

  3) Советский Союз, в свою очередь, стал усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границы последней.

  Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.

  ТАСС заявляет, что:

  1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места;

  2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям;

  3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными;

  4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемое, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо.

«Известия», 14 июня 1941 г.

***

21 июня 1941 года, 16.00, гостиница «Виктория».

Доктор весь день провел в гостинице. Из обкома не звонили, вестей от Берты также не пришло. Правда и «мальчик» в белой футболке с буквой «Д» перестал маячить у гостиницы. Впрочем, это Кранца не беспокоило. Волновало, что он находился в Бресте более суток, но ненамного приблизился к выполнению задания.

– «Извечная русская непредсказуемость», – размышлял Кранц. – «Она порой перечеркивает самые продуманные и выверенные схемы. Итак, вариант «А» срывается. Не думаю, что есть смысл переходить к силовому прямолинейному пути. Нужно отпустить ситуацию. Пусть все идет своим чередом. Очень похоже на то, что ничего не предпринимая, я быстрее всего окажусь у цели».

Доктор вынул из кармана жилетки брикет на цепочке. Стрелки показали четыре часа пополудни.

– «Пора», – сказал себе доктор.

Через минуту Кранц был на улице. Летний город утопал в зелени. Горячий, но свежий воздух приятно опускался в легкие, наполняя их одновременно теплом и ароматом. Доктор уверенно шагал двигался по улице Гоголя. Потом свернул на улицу Долгую, между домами вынырнул на Миллионную, с нее пересек парковую зону и вышел на Вознесенскую улицу, где повернул налево и, пройдя еще где-то с километр, вновь оказался на улице Гоголя.

Здесь он вошел в книжную лавку, и остановился у витрины. Разумеется, петляя по улицам Бреста, доктор, прежде всего, исполнял стандартную процедуру проверки. Нет ли «хвоста». Но существовала и другая причина. Нужно было насколько возможно хорошо изучить центр города. Запомнить его по приметам, контрольным точкам. Очень скоро, а точнее уже завтра, многие дома будут разрушены. А ориентироваться необходимо. Нашлась и третья причина полуторачасовой прогулки Кранца. Убить время.

До встречи с резидентом оставалось еще немного. Поэтому доктор неспешно стал изучать содержание книжных полок. Занятие оказалось нескучное. Доктор подошел к первой попавшейся полке, чуть ниже уровня глаз и взял первую попавшуюся книгу, незаметно поглядывая сквозь витрину на улицу. Первой книгой стало увесистое изложение IV-го тома "Капитала" (Теория прибавочной ценности) 1923 года, издательство «Пролетарий»; за ним в руки Кранца попала тоненькая книжка «Прощание с Горьким» Гослитиздат, 1936 год; потом «Дорожное дело. Учебник для дормастеров. 1934 г.»; полистал доктор книжку под названием: «Конституция. Основной закон Союза Советских Социалистических Республик, на 11 языках Союзных республик. ОГИЗ 1936 год»; наконец, он с удивлением открыл «РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ 14 том. Никоновская 1918 г.», но удивление вызвала не древняя рукопись.

Кранц дернул плечом, поставил летопись обратно. Затем перешел на два шага вправо вдоль полки, взял в руки небольшую, в мягком переплете книжку и прочитал: «Проказники-зверушки. Сказки. Москва, 1923 год». Доктор открыл страницу посередине и начал читать вполголоса:

– Так, что тут у нас. Ага – «Лисята», рассказ. Рыжик и Буян могли очень ласково улыбаться и казались очень милыми и хорошими.

Дверь в лавку открылась, и в ней появился парень лет 25. Ничего подозрительного или примечательного в этот короткостриженном, под «бокс», спортивного сложения юноше не было, за исключением одного. Хлопчатобумажные брюки были внизу подвернуты, а из подворота торчал стебелек, маленький, зеленый стебелек травы.

– Но на самом деле они были совсем не таковы. Однажды в холодный зимний день, когда на улице лежал глубокий снег, тепло одетые Буян с Рыжиком вышли на прогулку. Казалось, они поджидали кого-то, – прочитал дальше Кранц.

Видимо зацепился стебелек где-то во дворе. Мелочь. И что на нее внимание обращать. Но что-то привлекло внимание доктора. Он продолжил читать:

– Зайдя за угол большого дома, лисята стали скатывать снежки и складывать их в кучу, пересмеиваясь и перемигиваясь между собой.

Все! Пазл сошелся. Парень одет в коричневую куртку на пуговицах. Жарковато, но не критично. Только под воротником виден край синей футболки.

– Вот-то будет потеха! – захихикал Буян. – А все ты, Рыжик! Мне бы никогда этого не придумать! Рыжик засмеялся, – Кранц неслышно вырвал лист из книжки, после чего, положил книгу на место. Лист убрал в карман. – «Голову даю на отсечение, под курткой буква «Д», – подумал доктор.

Кранц спокойно вышел из лавки. До встречи в “Парке культуры и отдыха имени 1-го Мая”, бывшем Либавском парке (переименован в январе 1941 года), оставалось менее получаса. Необходимо было установить: дважды увиденный доктором парень это случайность или слежка. Хотя доктор практически не сомневался. Он быстрым шагом прошел по улице Гоголя. В районе пересечения с улицей Славянской, замедлил шаг и, затем, остановился. Достав из кармана брюк листок, смял его и бросил на углу. После чего, повернул на улицу Славянскую направо.

Пройдя не более десяти шагов, доктор юркнул в дверной проем и оказался под аркой. Из этой позиции было удобно наблюдать за беспомощно лежавшим на траве скомканным листом.

Ждать долго не пришлось. Секунд пятнадцать. Появился «боксер», как из-за стрижки уже назвал Кранц парня, и поднял комок бумаги. Сомнений не оставалось, это было наружное наблюдение. Сейчас анализировать что это? Прокол где-то или стандартная процедура, так на всякий случай, времени у Кранца не было. Он толкнул дверь во внутрь, вошел и потом громко толкнул обратно. Так, чтобы на улице было слышно хлопнувшую дверь в подъезд.

В тамбуре подъезда стоял полумрак, но доктор обладал природным свойством хорошо видеть в темноте. Привычка из Харбина. Поэтому он просто сделал три шага от двери и развернулся.

С улицы послышались приближающиеся шаги, скорее это был даже бег.

– «Парень-то неопытен», – подумал Кранц. – «Что ж, тем хуже для него».

Дверь резко открылась, и в проеме доктор увидел знакомую фигуру в белой рубашке с синими отворотами и вышитой на груди заглавной буквой «Д». Коричневую куртку тот держал теперь в руках.

– «Конспиратор», – усмехнулся про себя Кранц. – Вы не меня ищете, молодой человек? – начал первым доктор.

– Я-я, – парень запнулся, не ожидая такого развития событий. – Нет, – спохватился представитель общества Динамо. – Я живу здесь, на втором этаже.

С этими словами «боксер» направился к лестничному пролету, намереваясь подняться. Отпускать агента не входило в планы доктора. Парень конечно бы не отстал, а петлять и уходить от слежки сейчас времени уже не было.

– Я тот, кто вам нужен, – сказал доктор.

«Боксер» как ужаленный, резко остановился и непонимающим взглядом уставился на Кранца.

– Вы подняли бумажку, которая вам не принадлежит. Верните ее мне, товварищщ – издевательски протянул последнее слово доктор.

Эта фраза прозвучала как будто сигналом. Парень молниеносно бросился на доктора. Кранц успел увидеть только бросок левой руки. Это был прямой удар, цель – его подбородок. Или как говорил сенсэй из Харбина – асагири, нижний край подбородка. По замыслу молодого человека, а он действительно был боксером, перворазрядником общества Динамо, этот удар должен был обескуражить противника, после чего правым хуком в висок он отправил бы «пенсионера» (как он про себя называл доктора) в глубокий и продолжительный нокаут.

Так бы видимо и произошло. Если бы доктор Вильгельм Улерих Кранц, капитан абвера не был специалистом в японской борьбе айкидо, которой он увлекся в Харбине. Кранц сделал уклон влево, совсем чуть-чуть, на пару сантиметров, одновременно с этим вскинув правую руку, для защиты от прямого удара. Это в айкидо называется «накладка». В результате чего, кулак «боксера» вскольз прошел по тыльной стороне кисти доктора. Правый хук парень нанести уже не успел. Он еще только начинал бросать предплечье под прямым углом в голову противника, как ему в шею, прямо в токоцу (адамово яблоко), воткнулись три пальца доктора. Этот удар назывался «нукитэ», ладонь-копье. Три выставленных вперед, сомкнутых друг к другу пальца: указательный, средний и безымянный, разорвали щитовидный хрящ, в результате чего, «боксер» как бы поперхнулся, сделал два шага назад, широко раскрывая рот и пытаясь вдохнуть воздух. Но воздух в легкие уже не мог поступить из-за спазма нервных окончаний гортани. Для Кранца исход поединка был ясен, оставался только вопрос насколько быстро потеряет сознание парень.

«Боксер» оказался крепким и боролся за жизнь. Он упал на колени и держась за горло, все пытался и пытался силой вдохнуть спасительный воздух, с каждым усилием его глаза широко раскрывались. Доктор подошел ближе и с нескрываемым любопытством и наслаждением рассматривал мучения «бревна». С того момента, как парень стал обречен, он перестал существовать для Кранца, как противник. Это был «бревно», тело для исследования. И доктор не заметил, как приступил к исследованию. Он внимательно, скрупулезно отслеживал изменения в «боксере», мысленно прося его подольше не умирать. Ведь это так важно для «чистоты эксперимента».

У парня лопнули капилляры, и глазная сетка стала красной. Ожидалась медленная и очень мучительная смерть от постепенного удушья или, по крайней мере, потеря сознания от нехватки воздуха. В Кранце боролись два существа. Исследователь и разведчик. Исследователь требовал продолжение эксперимента. Разведчик настаивал на другом. Время поджимало или, может быть, стало жаль доктору молодого русского парня, который волею судеб оказался не в то время, не в том месте. Как и тот русский парень, который попытался поднять бунт в «отряде». Доктор приблизился к стоящему на коленях сзади, взял правой рукой снизу за подбородок, левой поддавил затылок в противоположную сторону, так что лицо боксера теперь было повернуто профилем к стоявшему сзади Кранцу. В следующий момент доктор резкое усилие. Раздался хруст. И все стихло. Только остекленевшие глаза «боксера» безучастно смотрели в бетонный потолок.

***

Корреспондент Онищенко шел размашистым шагом по тенистой аллее “Парка культуры и отдыха имени 1-го Мая” теплым летним вечером 21 июня 1941 года. После инцидента с русским «боксером», которого он оставил в подъезде на Славянской улице, испорченное настроение постепенно выравнивалось. Тому способствовали удивительной красоты тюльпановые деревья, софоры, магнолии. Чего только не было в этом оазисе трепетного благоухания. Кранц успел заметить, что здесь рос черный орех и церцис канадский, ель голубая колючая и ель змеевидная, ель канадская и крымская сосна, пихта белая и сибирский кедр. И много еще неизвестных ему деревьев и кустарников, но отличавшихся потрясающей красотой и необычностью.

– Зайдя за угол большого дома, лисята стали скатывать снежки и складывать их в кучу, пересмеиваясь и перемигиваясь между собой. Вот-то будет потеха! – захихикал Буян. А все ты, Рыжик! Мне бы никогда этого не придумать! Рыжик засмеялся, – вслух произнес корреспондент и засмеялся. Но улыбка не отразилась на его лица и ни одна душа не услышала этого смеха.

Насвистывая, Ониценко подошел к водонапорной башне, невысокому кирпично-бетонному строению, доставшемуся русским от поляков. Она стояла в глубине городского парка и была скрыта за листвой окружавших ее кленов. Приблизившись, он увидел, как от серой стены отделилась фигура в сером костюме и направилась к нему.

Это был резидент Брест-Литовской группы «Виктор». Настоящего его имени Онищенко не знал, впрочем, как и «Виктор» не знал настоящего имени корреспондента. Для него он был «доктор».

– Июнь в этом году слишком жаркий, не находите? – сказал «Виктор».

– Зато лилии теперь украшают наши болота, – ответил доктор.

Предусмотренные слова пароля были произнесены и двое мужчин отошли в тень развесистого клена.

– Вы принесли документы, герр гауптман? – негромко спросил резидент.

– С документами есть проблема. Получить их возможно будет только после захвата здания.

– Вы уверенны, что они еще там?

– Да, у меня есть абсолютная уверенность, что бумажки на месте. Но вам необходимо позаботиться о том, чтобы секретарь горкома Коротков исчез навсегда. Отправьте к нему людей. При нем должны быть ключи. Их необходимо передать мне сегодня.

– Я могу передать в центр, что документы на точке, работаем с «ключником»? – уточнил «Виктор»

– Да.

– Теперь вот, что мы имеем на этот момент, – приготовился докладывать резидент.

По словам «Виктора», в городе прошли аресты целого ряда активистов польского подполья. Кроме всего прочего задержали еще и несколько диверсионных групп немцев. Корпуса Брестской тюрьмы были забиты до отказа. «Краснопузые» (как выразился резидент) стали вывозить бывших польских солдат и офицеров, ранее содержавшихся в "Бригитках", в глубь страны.

–12-я рота III батальона «Бранденбург» известного вам, герр гауптман, лейтенанта Шадера, уже заняла исходные позиции для захвата Коденьского моста. Еще четыре такие группы к часу ночи должны выйти на свои позиции и перед началом артподготовки захватить мосты, – доложил «Виктор». – Непосредственно после воздушного налета сотрудники коммандо III фронтовой разведки под командованием оберлейтенанта Мильке, войдут в город в передовых порядках наступающих войск и штурмом возьмут здание обкома.

– Передайте дополнительно мои инструкции. Штурм здания начнет отделение Гюнтера Штольца. Они уже находятся на территории противника и действуют в форме Красной Армии, – приказал доктор.

– У нас есть информация, что в последние дни на 62 укрепрайон прибыли большие группы лейтенантов – выпускников Ленинградского, Смоленского, Тамбовского и других военных училищ. Это так? – спросил «Виктор».

– Все верно. Сейчас идет их распределение. Но они не знают обстановки, не обвыклись. Не думаю, что им удастся решить проблему дезорганизации, которую мы приготовили для русских. Передайте в центр, что на передних позициях у русских дежурит по одному-два батальона. Поэтому часть орудийных и минометных ударов нужно нанести по переднему краю границы.

– В последнем сеансе мне задали вопрос.

– Какой?

– Готово ли коллаборационистское движение?

– Да. Сигналом к готовности станет горящий дом в селе Пугачево.

– В этом случае мы можем рассчитывать на поддержку местного населения?

– Вне всяких сомнений, – сказал доктор и взглянул на резидента в упор. – Так бы я вам ответил, будь мы во Франции или в Англии. В России я такого слова вам не дам. Эта страна живет по своему, никому, думаю даже им самим, неизведанному укладу. И это лишает нас, западных людей, живущих по правилам, сколько-нибудь определенно гарантировать исполнение планов, нами задуманных. На выверенный расчет и предусмотрительность русские ответят смекалкой и непредсказуемостью. Помните «Виктор» русские крайне живучи и устойчивы. Вы не сделаете им большего подарка, чем приперев к стенке. Когда у них нет выбора, они становятся безупречно умными и сообразительными.

– Вы, доктор, жили в России. Хорошо знаете этих славян. Есть рецепт, как приготовить из них бульон, затратив минимум усилий?

– Русских можно только обманывать. Давать множественность выбора, путать и манипулировать ими. Русские простодушны и доверчивы. Но наш фюрер, начиная с завтрашнего дня, избирает стратегию тотального уничтожения русских. На мой взгляд, это ошибка. И, боюсь, может закончиться полным фиаско, как сказал бы его низкопробный друг, Муссолини, – завершил доктор.

– Из центра приходят тревожные вести. Руководство Генерального штаба беспокоится, что при очевидном приближении войны, русские не проявляют никакой видимой активности на границе. Они либо преступно беспечны, либо готовят нам ловушку, о которой мы ничего не знаем.

– Передайте в центр, для беспокойства нет серьезных оснований. Разумеется, командиры на границе осознают угрозу вторжения, и, более того, понимают опасность своего положения. Но они ничего не могут сделать с решением вождя Сталина, который надеется, что фюрер начнем наступление не раньше июля. Вторые эшелоны начали движение из глубины страны, это точная информация, но, разумеется, они не успеют подойти к границе, и, как я думаю, будут встречены танковыми группами Гудериана и Клейста в маршевых колоннах. Вообще, «Виктор» вы не находите, что Сталин и Гитлер очень похожи в своем мнении о себе?

– Сталин – варвар. Я не могу его сравнить с фюрером, – ответил резидент.

– Рыжик и Буян могли очень ласково улыбаться и казались очень милыми и хорошими. Но на самом деле они были совсем не таковы, – вдруг прошептал доктор.

«Виктор» удивленно поднял глаза.

– Вы о чем, доктор?

– Так, не о чем.

Гауптман на секунду задумался, и произнес:

– Вот еще что. По пути сюда заметил слежку. Пришлось ликвидировать. В кармане обнаружил удостоверение сотрудника НКГБ, лейтенант.

– Это может нарушить ваши планы по реализации задания? – спросил «Виктор».

– Не думаю – ответил доктор. – В гостиницу я не вернусь. Ключ передадите по известному вам адресу.

– Хайль, – ответил резидент.

Дневник на немецком.

«Какой странный мир. Какая странная жизнь. У нас, у людей. Грязное сосуществует рядом с прекрасным. Плохое питает хорошее. Без беды не бывает счастья. Черное и белое – это не два противоположных полюса, это взаимосвязанные субстанции. Взаимозависимые. Без одного не бывает другого. Самое интересное, что, порой, невозможно понять на какой стороне ты сейчас находишься. На черной или на белой. Правда, сказанная одним человеком, для другого является абсолютной ложью. И тот, другой прав в своем представлении о сути вещей. Мир состоит из тысячи правд и тысячи лжи. Хорошо жить тем, кто живет в мире полутонов. Не зацикливая себя на белом или черном. Все хорошо для него, что ему сейчас кажется хорошим. Подлость он оправдывает необходимостью. Предательство – борьбой за существование. Ненависть – обязательным атрибутом сильной личности. Что я сделал сегодня? Убил врага или убил невинного. У меня были сотни способов уйти от слежки, не причиняя вреда мальчику. Но я избрал средство, ведущее наикратчайшим путем к цели. И нет во мне сожаления. Есть чувство досады. Кто же я? Герой или злодей? Все чувства мои, радости или страданья – никогда не бывают настолько сильными, чтобы удовлетворить меня. Сегодня я шел по благоухающему парку невероятной красоты, но уже готов к тому, чтобы завтра помочь превратить этот островок чистоты в смердящую тленом пустыню. К грязи я привыкаю так же легко, как к чистоте.

21 июня 1941 год»

***

21 июня 1941 года, 18-й ОПАБ, 23.00.

Карцер – то есть каземат, располагавшийся напротив туалета в казарме саперно-маскировочной роты, который видел Мамин в момент прибытия на форт, был весьма неуютным местом. Каменный мешок два на два метра, высотой приблизительно также. Неровные стены, покрытые отваливающейся известкой. На бетонном полу охапки соломы и деревянный настил – нары. Сообщение с миром осуществлялось единственным путем – через металлическую дверь, посаженную на кованые шарниры и закрывавшуюся снаружи. Там же снаружи был пост часового.

На нарах сидел капитан, обхватив голову руками, и пытался сосредоточиться.

– «Как все хорошо начиналось. В поезде, вроде, не «спалился», в крепости проскочил, до ОПАБа добрался. Даже на оперативном совещании шло-то все гладко. Пока не дернул меня черт блеснуть красноречием. И что понесло меня после выступления Горбунова и его вопроса мне: «Вы согласны со мной, товарищ капитан?» ответить: