скачать книгу бесплатно
–Да, блин! Попал я. Самому не распутать. Надо идти к начальнику. К самому Онищенко. Он вроде ко мне по-доброму. Может, подскажет, как крутнуться. Семью – то надо сохранить. Катька хорошая. Но упёртая. Единственный у неё недостаток. Вот сейчас упёрлась. Пожалела козла-братца. Ну, ладно.
Всю историю Малович рассказал подполковнику за час. С деталями.
– Что мне делать, Игорь Валентинович? Она от меня уйдёт. Я точно знаю. Брата за решетку определил. Что хуже может быть? Любовница? Вряд ли. Поорёт неделю, ну, месяц. Да и ладно. А тут брат родной, в неволю заточённый, бляха, собственным мужем. Хоть и за дело. Если бы его вообще другие отловили, она бы всё равно вынудила меня его отмазывать. А откажусь – хана. Развод. Не помог семье своей. Это не прощается.
– Согласен, Саша, – Онищенко закурил и сел на подоконник думать. Долго сидел, не глядя на Маловича. Три беломорины высосал. – Я тебе помогу. Но тут надо сделать всё очень аккуратно. Как ювелиры работают. Никто в УВД не должен ничего понять и, конечно, не заподозрить тебя да и меня в махинациях. Закон мы с тобой практически не преступим. Но подлог делать придется. Фокусы бумажные показывать. Без этого никак.
– Но я же с Вами в жизни за такую помощь не рассчитаюсь, – вздохнул искренне Александр Павлович.
– Жизнь длинная и витиеватая, лейтенант, – улыбнулся начальник. – И никто не знает сейчас, чем ты лично мне когда-нибудь сможешь помочь. А ты сможешь. Ты – надёжный. Ладно. Давай обмозгуем. Есть у меня толковые соображения. Проверенные. Но, ещё раз напомню. То, что мы говорим, не должен знать никто. Даже твоя жена и братец её тем более. Ну, слушай и запоминай.
– Надо забрать у барыг ещё шапку ондатровую и накидку. Лёва Перец, он же – «три карата», шмотки не берёт. Только драгоценности. А видных барахольщиков в городе трое. Ты пока всех не знаешь. Даю адреса, – он протянул старую бумажку. – У кого-то из них ондатровая шапка и накидка шифоновая. У Лёвы всё изъяли? Серьги, цепочки-медальоны, часы с браслетами?
–Так точно! – Малович бодро ответил и сел напротив подполковника. – Готов вернуть ценности пострадавшим. Шапку вот только изымем и накидку. Я сейчас за ними сгоняю и можно звать потерпевших и при понятых всё им вернуть.
– Саша, дорогой, – главная цель наша – не вернуть терпилам всё, что нашли, а какая? – Онищенко поднял вверх палец.
– Грабителей посадить, – Малович скис. Помрачнел. – Ну, сейчас скрутим мы всех троих, выбьем признания, что вот эти все вещи они отняли с угрозой насилия у Комлевых. А терпилы должны и вещи свои опознать, и преступников. Брат жены будет стоять. Его опознают. И что тогда? Андрюху в оборот и материалы – следствию? А там суд и по десять лет каждому на нос. И мы с Катькой разводимся. Она мне не простит точно.
– Короче, собирай остатки вещей, – Онищенко стал ходить по кабинету, постоянно наклоняясь, чтобы поправить «гармошку» хромовых голенищ на сапогах. – Не сегодня, а только на послезавтра, часа на два дня, назначай Комлевым опознание. Завтра с утра бери двух сержантов, веревку и дуй в шалман на малину. Вроде бы для проверки документов. По документам скрутишь двоих нужных и везёшь к нам в КПЗ. А сегодня пусть твоя жена найдёт брательника, ты вечером тащишь его к себе домой и после доходчивых разъяснений отправляешь его вон из Зарайска. На год-два пусть ночью этой сваливает в Челябу или Свердловск. А чтобы не пыжился, для обострения внимательности к словам твоим, вломи ему пару раз по печени. Ночью лично посадишь его на любой поезд, проходящий до Челябинска или Свердловска. Пусть там потеряется. Сидеть он ни разу не сидел. Паспорт, значит, чистый. Что дальше делать, потом проинструктирую.
Вышел Малович от начальника, сел у себя в кабинете, дверь на ключ закрыл и стал в окно глядеть. Позёмка усиливалась, сгибала прохожих, слепила шоферов. «Дворники» не успевали сбрасывать снег со стёкол. В голове Александра Павловича было пусто как в январской степи. Только невидимый холод и мутное солнце где-то очень далеко, ближе к горизонту. Так, что его, считай, почти не существовало. Главной была пустота. Пыталась обосноваться в мозге какая-то очень нужная мысль, скреблась и медленно в него вползала. Только через полчаса он её уловил и понял.
– Ты, Малович, сам преступник, – съедала его, откусывая куски от души, мысль эта. – Третьим вместо Андрея, брата Катиного, посадишь ты человека невинного. Другого нет у тебя выхода. И не будет по-другому. Посадишь безвинного. Вариантов-то нет. Грабителей было трое. Андрей ночью уедет с глаз подальше. А ты на опознание должен поставить третьим вообще не пойми кого. Хоть с улицы прохожего хватай. Но третий должен быть. Иначе – всё в прах. Все старания. И раскрытие генерал не зачтёт. В заявлении потерпевших – грабителей три человека. Да. Шах пока. А может превратиться и в мат. Катерине-то, видно, без разницы – загадит муж свои честь с совестью или честно поступит. Она об этом и не думает. Ей важно только брата спасти от срока немалого. Уйдёт – не смогу я без неё. Вот же приворожил меня кто-то. Может, она сама. Ладно. Начнём делать дело по оговоренному с умным подполковником плану. А там уже по ходу править, если что пойдёт вкось.
Побежал он во двор, завёл мотоцикл и через полчаса забрал у барыги Розенфельда и шапку, и накидку шифоновую.
– Из урок спросит кто, почему не продал, ты скажи, что мусора по своей ориентировке вещи с того «гоп-стопа» целым взводом по городу искали. Терпилы, мол, друзья генерала, начальника УВД. Во как! Понял?
– А шо, правда друзья? Шоб-таки генерал кентовался с водилой автобуса! Да не рисуйте мне узоры на воображении, гражданин лейтенант.
– Он не водила автобуса, Яков Аронович. Он начальник автобусного парка области. Вас обдурили, – Малович сложил вещи в свою большую кожаную сумку и уехал. – Не знают ваши клиенты ни хрена толком.
Дома Катя ничего не спрашивала. В квартире было так душно и мрачно, будто отсюда только что вывезли на погост покойника. Александр Павлович поискал в буфете, что можно съесть. Нашел ржаные хлебцы в рваной пачке и бутылку лимонада. Больше ничего не было. Кастрюли на плите стояли пустые и холодные. За окном в форточку был вмонтирован естественный холодильник. Клетка из толстой сетки, где внавал лежали сырое мясо, рыба и половина курицы. Готовить жена сегодня не стала. Или от расстройства чувств. Или начала уже наказывать мужа за слабохарактерность и пустые, оказывается, слова об огромной любви к ней и вечной преданности. Выпил лимонад и зажевал его половиной пачки трещащих на зубах хлебцов. Больше заняться было нечем. Катерина пока решила не разговаривать. Можно было газеты почитать, но он понял, что ничего ему сейчас не интересно. Снял форму, достал из шкафа запасное покрывало для постели, лёг в зале на велюровый диван и отвернулся к его спинке. Считай – к стене. Долго не мог уснуть, но через пару часов заставил себя ни о чём не думать и потерялся, наконец, во сне без снов. Не успел он этим вечером заманить в дом к себе Андрея. И выгнать его из города не получилось тоже поэтому.
Он проснулся рано. Катерина ещё не выходила из спальни. Накинул Малович на себя всё милицейское, шинель застегнул поплотнее и спустился к мотоциклу. Ехать было холодно. Ветровое стекло как будто пропускало сквозь себя порывы метелицы с острыми как иголки микроскопическими снежинками. Сержанты тоже прибежали раньше. На хазу брать всех трёх бандитов вылети они на трёх мотоциклах. Воры и бандиты облавы не ждали, а потому сразу после рассвета ещё дрыхли в своё удовольствие, полученное ещё с вечера с помощью «дури» и водки.
– Подъём, блатата! – заорал сержант Ануфриев, огромный как бык, вставший на задние ноги. Все мгновенно спрыгнули со шконок, таких же как на зоне. Привыкли к ним, видно. Сами себе и сколотили похожие. – Все ксивы на стол кинули. Паспорта, справки об освобождении. Мухой, мля!
Малович увидел Андрея Прибылова. Он сидел на шконке и доставал из маленького дерматинового чемодана прочный кулёк, в какие детям в подарок упаковывают новогодние конфеты с мандаринами. Сержант Ануфриев забрал у него паспорт, проглядел все остальные и сказал небрежно.
– Федоренко, Алексеев и Прибылов – с нами поехали. Остальным спать дальше. Разрешаю до девяти кемарить. А потом бегайте по автобусам, стригите с лохов лопатники. Зарабатывайте себе сроки на киче!
– Паспорт Прибылова мне, – протянул руку Александр Павлович. – Вы, товарищи сержанты, берёте Алексеева и Федоренко. А Прибылов поедет со мной. И вот что ещё. Привезёте их, сдайте в КПЗ и дежурному скажите, чтобы вызвал на работу Онищенко. Я через час буду.
– Дядь Саш, ты чего? Куда повезёшь? – Андрей заволновался. Даже свитер надел навыворот. – Ты же знаешь – паспорт чистый у меня. Приводов в милицию не имею.
– А ты в милицию и не поедешь, – сказал ему на ухо Малович. – К Екатерине поедем. Домой к нам.
– Помочь надо в чём-то? Так с превеликим нашим! – Андрей накинул полушубок и кроличью шапку.
– Валенки есть? – Дернул его за рукав Александр Павлович.– Нет? Ладно, мои возьмёшь.
Разъехались. Катерина брата увидела и зарыдала, повиснув у него на шее.
– Кать, ты чего? Живой же я! Чего расстроилась? – Андрей гладил её по голове и целовал в мокрые щёки.
Малович оторвал его от сестры, посадил напротив себя в кресло и долго рассказывал ему о его жизни и о том, что с ней может стать. Он настолько подробно описал ему картинку ограбления Комлевых, что Прибылов не выдержал и спросил.
– Ты что, сам видел? А чего нас сразу не взяли?
– Короче! – Малович неожиданно для себя рассвирепел. – Катька тебе всё, что надо, соберёт. Чего нет – пойдёт купит. И ты бегом, тихими улочками сквозишь на вокзал. Лавэ у тебя навалом, я знаю. Первым поездом едешь в Челябинск. Там устраиваешься дворником, потому, что дворникам дают сразу прописку. И два года не выползаешь никуда. Дворы метёшь. У тебя тут денег останется – на пять жизней хватит. А через пару лет мы здесь загладим все воспоминания о вашем разбое и вернёшься. Работать будешь. Ты, Катерина, разрешаешь мне его потом посадить, если он приедет и опять начнёт ночами с урками людей ножами пугать и грабить?
– Да, – ответила жена и повернулась к брату. – Но сейчас пусть убегает. Сейчас не надо на зону. Выйдешь через десять лет инвалидом.
– А пацаны? Витька с Мишкой? – Андрей с надеждой уставился на Маловича.
– Они сядут, – сказала Катя. – На десять лет. Может и больше дадут. Скажи дяде Саше спасибо, что он тебя спас. Ты должник его по гроб жизни. Понял?
Александр Павлович поднялся, сказал, чтобы письма Андрюха писал только на главпочтамт «до востребования», и что они будут делать так же .Сказал и не прощаясь ушел.
– Спасибо! – крикнул вдогонку Прибылов. – Долг верну втройне.
– Да пошел ты, мать твою! – под нос себе произнёс Малович. Через полчаса он уже был в КПЗ. Там же сидел за привинченным к полу столом Онищенко.
Сейчас третьего привезут и надо звать Комлевых на опознание вещей и преступников.
– А с повинной не можете помочь? – тихо сказал Алексеев. – Андрюху вон вообще отпустили.
– Сделаю я вам явку с повинной, – Онищенко подошел к обоим и крепко прихватил их за волосы. – Но только если на опознании вы про Андрюху вообще забудете. Вот кого привезут сейчас, тот и был у вас третьим. Зовут Антипенко Георгий. Погоняло – Ржавый. Он рыжий. Убийца. Но пойдёт с вами по грабежу. И чалиться с вами станет не 25 лет, а, может, пять. Повезёт волшебно этому экземпляру. Отца родного зарубил. За дело, правда, но всё равно – гад! Мог бы просто поколотить батю на долгую память. Тот пьяный был всегда и мать сильно бил. Ну, однажды Ржавый домой пришел раньше, как раз когда он жену избивал. Взял топор и – в затылок. Короче – сделаете, как сказал, я вам «повинную» точно напишу. Артачиться начнёте – не напишу. Пойдёте на десятку строгача.
– Не, мы согласны! – вскрикнули оба грабителя и опустили глаза.
Привезли Ржавого, невысокого паренька одного с пацанами возраста.
– Запоминай, – строго сказал ему Малович. – Главный у вас вот этот. Витёк. «Гоп стоп» был после трёх ночи первого января на улице Ташкентской за пятьдесят метров до угла. Взяли вы вот это всё. Смотри внимательно и запоминай.
– А вот это что за хрень? – ткнул Ржавый пальцем в серьги.
– В серьгах – драгоценный камень рубин. Запомни, блин! Рубин.
В КПЗ заглянул конвоир.
– Там терпил привезли и понятых. Куда их?
В мой кабинет, – махнул рукой подполковник. – Через десять минут доставим всё и всех на опознание.
– Ну, ухари, не вздумайте о……..ь нам всю малину, – прошептал Александр Павлович. – А то прокурор вам отмотает всю катушку. Мяукнуть не успеете.
На опознании всё шло поначалу гладко. Вещи свои Комлевы признали, убедились в их целости и сохранности. Но дальше благостная атмосфера рассосалось.
– Вот этого грабителя не было, – сказала Комлева. – Двое эти были, а вместо этого был парень повыше. Красивый, плечи широкие. Я в красоте мужской очень понимаю. У меня и муж – как по моему заказу сделанный. Не этот человек был в банде.
– Да ты чё, тётка! Я в натуре был с Витьком и Мишаней. Ты чё? Глаза разбуй! – Ржавый аж покраснел. – Ну как это? Я тебе лично сказал – клади на снег цацки. Забыла?
– Говорил. Но не ты, – вступил в разговор Лёня Комлев. Муж. – Мы ж не слепые.и не пьяные были. И фонарь на столбе горел рядом. Тот был выше и в плечах шире. Точно. Лариска правильно говорит.
– Ну, хорошо, Разберёмся.– Успокоил Комлевых подполковник.– Вы распишитесь, что все вещи получили, забирайте их и наша машина отвезёт вас домой. Спасибо за содействие и терпение.
– Ничего мы забирать не будем и расписываться нигде пока не станем, – Лариса уперла руки в бёдра. – Вещи и купить снова можно. Мы не самые бедные. Но один грабитель остаётся на свободе. Его вы не поймали. И он на днях может кого-нибудь опять ограбить, а то и зарезать. Может, нам с Лёней за дружков отомстить захочет. Не, мы не согласные. Не подпишем. Мы за то, чтобы преступников на свободе не оставалось вообще. А вы? Вы против такой постановки вопроса? Или просто не хотите работать? Ловить реальных бандитов не умеете? Пошли, Лёня. Пока в областное Управление жалобу не будем подавать. Подождём неделю. Пусть найдут того, кто по правде на ограблении был. Пусть скажут, какое наказание их троих ждёт. И на суд мы придем. А сейчас вы нас обманываете. И потому мы уходим.
– Хорошо. Сержант отведи их к дежурному. Скажи, что я приказал пропуска на выход им выписать, – приказал начальник. – А Вас, товарищи, мы теперь повесткой вызовем. Когда надо будет. Из города прошу не отлучаться. Вы обвиняете в некомпетентности милицию, но мы тоже можем привлечь вас за лжесвидетельство и недоверие к органам власти. Имейте в виду. До свиданья!
– Все арестованные остаются в КПЗ до особого распоряжения.– Скомандовал Малович и тоже вышел.
– Вот же сука какая! – разозлился начальник. – Все цацки им отдаём. За одиннадцать дней всё распутали. Так ей красивого бандита подавай! Дура, мля! Завтра, Саша, начинай ездить с сержантами по «малинам». Ищи похожего на вашего Андрея. И тащи сюда.
– Так! А если он хоть и похожий, но вообще чистый? За что брать и вязать? – Малович стоял мрачный и злой.
– Был бы человек, а статью ему найдём всегда. Чистый только Господь Бог. Прости меня, КПСС! А у любого другого можно найти гнильцу для срока. Просто надо уметь сделать человека виновным. – Похлопал его по погону Онищенко и ушел к себе. – Всё сделаем, не тушуйся раньше времени. Да из терпил наших тоже можно виноватых сделать. Ты-то пока не знаешь – как. А я давно умею. Не переживай. Всё будет так, как нам надо.
За месяц, в котором дни перетекали из одного в другой так лениво, как второгодник листает учебник в поисках станицы с противной и глупой задачей, Александр Павлович раз пять ездил домой к Комлевым. По вечерам мотался, естественно, когда они уже с работы приходили. Он пил с ними чай индийский, подружился с обоими и искренне увлеченно слушал историю их жизни до женитьбы и после неё. Лариса рассказывало о своих родителях, о том, почему у неё нет детей и про мужа Лёню. Так тепло она говорила обо всех его редких достоинствах, что Малович в эти мгновения замирал и вспоминал – было ли, рассказывала ли его Катя при нём о самом Александре Павловиче и об их прекрасной семейной жизни? Оказывалось, что жена об их любви и слова нигде никогда не выронила. Может, говорила о муже знакомым, но тайно и не известно что. Потом, после чаепития и бесед душевных он подолгу объяснял тонкости своей службы. Особенно напирал на то, что дело об ограблении Комлевых очень сильно бьёт сейчас по его карьере и авторитету. Ведь вещи найдены, что происходит не всегда. Обычно – многое из награбленного бандиты быстро успевают продать и тогда уже концы найти практически нельзя. А в данном случае милиция применила хитроумную тактику и вынудила бандитов придержать вещи с разбоя. А неохотно, но помогающие милиции спекулянты, вовремя сообщили, когда появились продавцы. Не сами грабители, а посредники. И как непросто было вытащить из них информацию о настоящих преступниках. А вот теперь дело находится в зависшем состоянии и авторитет Маловича, а также возможность его скорого повышения в звании тают на глазах. Малович замолкал и грустно глядел в окно. Дело-то в действительности он сделал, а формально выходит, что нет.
Но действовала его печаль только на Леонида. Он наливал стопку коньяка и произносил тост за Александра Павловича, мастера своего дела, благодарил его и зарайскую милицию в лице Маловича. В конце визита офицер почти жалобно просил Ларису войти в его нелепое положение и подписать результаты опознания. Но она смеялась кокетливо и закатывала устало глаза.
– Да какая загвоздка-то, товарищ лейтенант? Вы же все прекрасно умеете. Я про Вас узнавала в милиции. Там говорят, что вы специалист высшего класса. Да и дело-то пустяковое. Нашли двоих, найдите и настоящего третьего.
А муж Леонид, когда провожал Маловича до двери, закрывал её с обратной стороны и на улице шепотом разъяснял Александру Павловичу, прижав руку к груди.
– У Лариски принципиальность – это наследственное. Мать такая же. Бабушка. Весь род по женской линии. Вот подавай ей в лучшем виде правду и справедливость, и без вариантов! Не добьется здесь, так дойдёт до первого секретаря ЦК. Ей и Вас жаль. Вы ей по душе. Она говорила. Но преступник-то, действительно, был не этот рыжий. Другой. Мне то по хрену. Вещи нашли. Двоих посадите. Третьего потом найдёте. Но без неё один подписать опознание не могу. Не жизнь мне тогда дома. Она считает, что я тоже за чистую справедливость жизнь отдам.
– А ты не готов отдать, да? – улыбнулся Малович.
– Да случай не тот, – тоже улыбнулся Лёня. – Вот за то, чтобы власть поменять и умных посадить на верхушку – головой бы пожертвовал. Хреновая у нас власть. Кричат о любви к народу. А мы для власти – бараны и ли просто трудовые руки- ноги. Но я Вам этого не говорил. А то посадите ещё как антисоветчика.
– Этим КГБ увлекается. А я бандитов ловлю, – Малович пожал ему руку и уехал. Теперь ему всё было понятно. Женщина зла милиции не желала, но имела большой недостаток – повышенную принципиальность. Придраться не к чему.
Сержанты, преданные Онищенко, искали в шалманах и даже на зонах человека, похожего на Андрея Прибылова. Начальник им фотокарточки раздал. Но ничего не получалось. Дело остановилось и грозило Маловичу серьёзными наказаниями от генерала. По документам, не подписанным потерпевшими, выходило, что он совершил документальный подлог. А это штука опасная. Дискредитация власти её же представителем. Подсудное дело. С Катериной отношения испортились, хотя брат её был в безопасности. Она тоже ждала. Пока дело не закрыли, тот же Онищенко мог разозлиться и вытащить Андрея из Челябинска, да поставить его на опознание. Поэтому жить Малович уехал во Владимировку. К родителям. Сорок километров всего. На мотоцикле за двадцать минут добирался. Но на душе, где теплилась надежда, всё равно было погано, как в неухоженном общественном сортире городского парка.
– Потерпи, Саша, скоро найдём грабителя похожего. Я попросил друзей из Караганды и Алма-Аты. Найдём. Мама родная не отличит, – уверенно говорил ему подполковник Онищенко. – Но Маловичу становилось всё хуже. Он впал в ступор и практически прекратил работать.
Через бесплодный месяц офицер, запутавшийся а сети вранья и, как ему понималось, потерявший совесть, уставший от унижений перед Комлевыми и начальством, Александр Павлович сел однажды вечером на стол в кабинете, достал свой «ТТ» и, возможно, застрелился бы от безысходности непролазной, но начальник помешал. Он постучал в кабинет и крикнул.
– Саша, я знаю, что ты здесь. Открой. Поговорим.
Малович, как во сне, с трудом затолкал пистолет обратно в кобуру и открыл замок. Говорить он ни с кем не хотел и как выпутаться из клейкой паутины придуманных им хитроумных обходов Закона и многих изощрённых обманов – уже сам не понимал и выходов не видел
– Как человек я всё понимаю, – глядя в пол произнёс мрачно начальник Онищенко. – Но как начальник твой я ведь обязан был подать на тебя рапорт генералу о подлоге документов и введение следствия в заблуждение. Но я не буду рапорт писать. Честно. Тебя ведь тогда – с работы вон метлой поганой. Меня в рядовые розыскники. Звёздочку оставят одну из двух. Ни тебе не надо такой судьбы. Ни мне – моей такой же. Давай держаться вместе до конца. Думать вдвоём и вытягивать друг друга из болота, в которое, спасибо тебе, оба врюхались уже по горло.
– Ну, – тихо сказал Малович. – А то я уже…
– Разнести себе башку из ТТшки – проще простого, – взял его за плечо широкое Онищенко. – Кроме жены не заплачет никто. Да и она теперь вряд ли рыдать будет. Но мы и без этого попробуем грязь с себя смыть не кровушкой. Хотя, конечно, налипло дерьма на тебя побольше, но и мне хватает. Тоже – с головы до сапог хромовых. Что, договорились?
Малович сказал – «так точно!».
– Ну, следовательно теперь без обсуждения со мной даже в сортир не ходи. Понял? Кроме меня, тебя и двух верных мне сержантов в управлении никто не догадывается про наши финты. Всё мне говори. Каждую мелочь. И обсуждай со мной всё, что придумал сделать. А я тебе тоже всё буду говорить. Скоро сварится эта каша. Верь мне! Найдём двойника и всё! Затихарим дело. Так оно между нами и останется. Да! На честь с совестью, конечно, здоровенными камнями нам ляжет это приключение обоим. Ещё как ляжет. Но отчистим грязь потом. Дел-то ещё – ого-го! И работать на девяносто девять процентов будем, как и раньше – честно. А сейчас давай вытерпим как-нибудь.
Ещё месяц прошел и в день мартовский, яркий и сочный как обложка журнала «Мурзилка» для детей, забежал Онищенко с улыбкой такой счастливой, будто его только что назначили начальником МВД СССР с присвоением звания Генерала Армии.
– Едет! – крикнул он и обнял Маловича.– Едет, сука, наш спаситель!
– Нашли двойника? – поразился Александр Павлович.
– Гляди! Прислали по телетайпу его «дело», – он вынул из портфеля большой свёрток ленты, раскрутил её и нашел фотографию.
– Товарищ подполковник, вы серьёзно? – ахнул Малович. – Это же и есть Андрей Прибылов. Как вы это сделали? У меня не было такого снимка.
Начальник сел на стул и без расчёски аккуратно уложил свои седые наполовину волосы. Помолчал. И потом добил Маловича радостью, чего не удалось сделать печалью.
– У тебя, Саша, с нервами не очень. Точно. Поедешь в санаторий. Отпуск дам. А на снимке Завадский Олег Анатольевич, студент Алма-Атинского сельскохозяйственного института. Находился под следствием за тройное убийство и нападение на милиционера. По пьянке в ссоре порешил перочинным ножом двоих студентов-собутыльников и вахтёра общаги, который на шум прибежал. А когда его брали, подрезал живот старшему сержанту из отдела убийств. И готовилась следствием ему высшая мера. Но Валерка Никитин, Начальник следственного управления Советского района Алма-Аты, мой однокурсник по школе милиции, отдал его мне. Я ему снимок настоящего Андрея посылал. Взамен мы ему отошлём нашего убийцу. Ржавого. Он правда, только одного прикончил. Но мужики в Алма-Ате всё раскатают и подгонят как им надо. Валерка сказал. А ихний убивец у нас под своей фамилией пойдет. Чего ты не радуешься, лейтенант?!
– Вот Комлева его признает – тогда, – буркнул Александр Павлович.
Завадского привезли самолётом и доставили в КПЗ. Три часа Онищенко умело вставлял ему в мозги всё, что тому надо было знать, делать и говорить. Вышло. Получилось. Завадский, волшебным образом соскочивший с «вышака» на десять лет, соглашался на всё. Александр Павлович зашел в камеру и остолбенел. Перед ним Онищенко инструктировал Андрея Прибылова. Именно его.
– Чего только не бывает на белом свете. Каких аномальных чудес! – он не стал слушать начальника и пошел во двор на скамеечку. Кололо сердце.
Вечером, чтобы Комлевы видели бандитов при электрическом свете, начальник привез их в свой кабинет и сержанты привели всех троих.
– Вот! Я знала, что вы его поймаете! – воскликнула Лариса. – А обманывать нехорошо, подполковник. Подсунули упыря какого-то. А вот этот – он и есть. У меня глаз-алмаз. Да, Лёня?
Муж кивнул:– Ну, давайте бумагу. Будем расписываться по опознанию бандитов и принятию своих вещей.
Вечером, после восьми уже, Малович и Онищенко пили водку дома у Александра Павловича. Подполковник долго перед этим разговаривал с Екатериной и под конец беседы она уже смеялась, а потом накрыла на стол и во время тихой радостной пьянки сидела у мужа на коленях, обняв его за шею.
*****
В две тысячи первом году пенсионер Александр Павлович сидел на кухне дома у старшего брата Бориса. Пили водку в честь пятого мая, бывшего в СССР Днём советских журналистов. Днём печати. Борис раньше на пенсию ушел. Но сорок четыре года был журналистом. Хорошим. Уважаемым.
– Ну, ты и сволочь, Шурка, – обнимал его Борис. – Я вот пахал как трактор в газете, а на пенсию ушел заведующим отделом. Три человека – отдел. А ты вышел полковником с должности первого заместителя Управления нашей милиции. Пятьсот, считай, «орлов» в погонах осиротил. Молодым был – ловил негодяев красиво. Помню. Сотни три отловил, не меньше. А с сорока пяти лет из кабинета не вылезал. Сколько штанов суконных протёр!
– Положено начальству следить за властными подчинёнными. Они ж, блин, такого могут наворотить! Если за ними не приглядывать. А я отработал на всё здоровье своё. Много чего для здоровой жизни потерял. Но совесть сохранил с честью. Это куда дороже здоровья!
– Ну, тогда за тебя, господин полковник! Хоть праздник сегодня мой. За тебя!– Улыбнулся старший брат.
И полковник Малович Александр Павлович встал и высоко поднял рюмку.
– Честь имею!
