Сахар со стеклом

– Пошли, а то опоздаем на автобус! – я подхватила Аню под руку и поспешила к турникетам, всеми силами пытаясь игнорировать нахмуренное лицо Лекса и взглядом обещая Степановой скорую расправу.

Глава 26

Почти две недели прошли на износ. Занятия, тренировки, снова занятия, и снова тренировки. Спать я падала замертво. И с утра всё по новой.

На завтрак мама заставляла есть полезную еду, и слово «белок» уже стало ругательством в моей голове. А ещё горстями засыпала в меня витамины, потому что в город семимильными шагами, по её словам, шёл грипп. Тот, который каждый год просто ужас какой опасный.

Тётя Соня, кстати, таки слетала со своим Николаем в тёплые края, буквально вчера звонила мне по видеосвязи. Её увядшее лицо снова расцвело и теперь светилось женским счастьем, и я была безмерно рада за неё. Ещё она освоила мессенджеры и теперь мой смартфон бесконечно булькал сообщениями с фото, на которых тётя Соня то показывала свой педикюр в прозрачной маленькой волне Красного моря, то, замотанная по самые глаза, «держала» на ладони гробницу какого-то фараона. А я улыбалась, отправляла сердечко и снова бежала по своим делам, свесив язык на плечо.

На дополнительные занятия по английскому мама меня всё же убедила начать ходить. Когда я узнала сумму, которую мать платит репетитору, то решила, что за такие деньги я как минимум должна заговорить на уровне В2 уже через пару недель. Но чуда не происходило, мне как и прежде, надо было вкалывать. Хотя, стоит отметить, что уровень мой действительно стал выше, и я уже не чувствовала на занятиях себя безнадёжно отставшей.

Сегодня, в пятницу, была последняя тренировка перед соревнованиями. В воскресенье приедут девять команд других школ и одна из гимназии. Конкуренция, по словам девочек из команды, жёсткая. Отборочный тур пройдут только половина, а потом, через неделю состоится решающий заплыв.

После занятий я попрощалась с Аней – сегодня она не смогла остаться на тренировку, как обыкновенно делала, сбегала в столовую на перекус и отправилась в бассейн. Уже все девочки переоделись, когда я пришла, и разминались. В принципе, они, кроме Ряполовой, относились ко мне нормально, но особенного дружелюбия и желания общаться не проявляли, особенно, когда рядом была капитанша.

– Привет, – поздоровалась Алина Шанова, – давай быстрее, Фомина, а то генерал сегодня в ударе.

Генералом все называли нашу плавручку. Её милую улыбку я видела только однажды – когда та вместе с преподавательницей физкультуры подходила ко мне с предложением вступить в команду. Тогда Светлана Викторовна показалась мне милейшей женщиной, но уже на первой тренировке я поняла свою ошибку. Нет, она была хорошей, но уж очень строгой. И каждая из нас для неё были скорее объектом, а не субъектом.

Сегодня же генеральша была особенно нервозной. Я повторила злосчастный разворот уже раз пятнадцать, но ей всё не нравилось. Сегодня даже Ряполова отгребала по полной.

– Ира, у тебя что, связки в желе превратились? Откуда такая разболтанность? Собери тело в кучу и прекрати плескать как ребёнок, дорвавшийся до лужи!

Ирина покраснела и поджала губы, а потом с выразительной ненавистью посмотрела на меня. Я-то тут при чём?

В общем, тренировка проходила со сложностями, но в конце генеральша построила нас в шеренгу, внимательно осмотрела и удовлетворённо кивнула.

– Ладно, куколки, теперь отдыхать. Завтра не переедать, по клубам не шастать, мышцы на тренажёрах не перетруждать. Жду в воскресенье в девять утра.

Мы закивали и устало побрели в раздевалку. Пока девочки заняли все свободные душевые кабинки, я достала телефон и просмотрела сообщения. Мама написала, что сегодня у них деловой ужин с партнёром Виктора по бизнесу, и будут они поздно. Признаться, я даже обрадовалась. В последние недели она буквально завалила меня своим вниманием, так что вечер в одиночестве после такой тренировки – то, что мне надо. Сегодняшнюю встречу с репетитором тоже пришлось отменить, потому что времени было уже почти пять, и до половины шестого я никак не доеду через весь район. Маме я не дозвонилась, потому написала на мобильный Степану, что забирать меня от репетитора не нужно.

Я подошла к зеркалу и сняла купальную шапочку, с наслаждением распустила волосы, помассировав затылок. Одна душевая освободилась, и я, собрав пучок повыше и взяв полотенце, отправилась в душ.

Душ в лицее тоже отличался. Здесь не было общей площади с разделителями, а были отдельные кабинки, каждая со своим предбанником. Я поставила на полку бутылочку с гелем и повесила полотенце на сушитель. Стащила мокрый купальник и включила воду. Горячая вода немного жалила кожу, но мне было приятно: мышцы расслаблялись, дыхание выравнивалось. Я закрыла глаза и просто замерла, наслаждаясь ощущениями. Завтра выходной. Звучит невероятно. Я решила, что завтра буду только отдыхать. Ни занятий, ни подготовки к экзаменам, ни английского, ни тренировок. Только ноут, сериал и чипсы. Ну ладно, совсем немного чипсов.

Вдоволь намечтавшись, я закрыла кран и вышла в предбанник, вытерлась полотенцем, обернулась им же и собралась выходить в раздевалку. Но не тут-то было. Дверь оказалась заперта.

Несколько раз подёргав ручку, я постучалась изнутри. Но в ответ услышала только тишину. Неприятно кольнуло, когда я поняла, что так надо мной подшутили.

– Девчонки, не смешно.

В ответ даже смеха слышно не было.

– Эй! – крикнула я громче. – Откройте!

Но ответом мне снова была полная тишина. И тут до меня дошло, что это не просто невинная шутка. Они заперли меня голую в душе вечером в пустом лицее и ушли. Ушли!

– Ну же! Кто-нибудь! – я почувствовала, как по щекам потекли горячие слёзы обиды.

Что такого я сделала этим девочкам? Я даже в команду не стремилась, не хотела. Да и они никогда, не считая Ирины, не выказывали мне откровенного неприятия. Конечно, Ирина! Это всё она затеяла и других подбила. Ведь она их капитан, а я кто? Никто. Для них, для Лекса, для Ирины, для всего этого чёртового города. Я никто и зовут меня никак. Вот так, Фомина, вот так.

Я осела на пол и разрыдалась во весь голос. Если всё же девочки из команды не ушли, затаились и слушают, то вот и пусть слышат, мне уже всё равно. Я ничего им не сделала, да никому вообще ничего плохого не сделала. Это не мне должно быть стыдно.

Но никто так и не отзывался. А время всё шло и шло. Я уже потерялась, сколько – минуты или пару часов. Я повесила купальник на полотенцесушитель, а сама ещё раз встала под воду. Но только она шла совсем недолго, а потом пошла холодная. Наверное, бойлер иссяк, а кто будет его греть перед выходными?

Я продолжала сидеть в углу, завернувшись в мокрое полотенце. Зубы уже давно стали отстукивать чечётку. Потом надела просохший купальник и повесила сушить полотенце.

Тщетно я ждала, что техничка придёт убирать душевую. Наверное, по пятницам они забивали на это дело. Скорее всего, придёт она завтра – готовить душевые и раздевалки к приёму гостей на соревнованиях. А сегодня решила не заморачиваться.

Так что же это получается? Я здесь ночевать буду? А ведь даже позвонить не могу, потому что телефон в раздевалке остался. Кто ж его в душ берёт?

Я громко тарабанила в двери и звала, но всё без толку. Душевые располагались с противоположной стороны от входа в огромный зал с бассейном, который поглощал весь мой крик.

В купальнике стало совсем холодно, потому что помещение остывало. На дворе начало февраля, как никак. Плохо просохшее полотенце совершенно не грело. И даже присесть не на что было, разве только опереться на холодный кафель. Стоять на ногах и измерять шагами пространство в два квадратных метра который час к ряду сил у меня уже не было. Я примостилась в углу на резиновом коврике. Колотило крупной дрожью и хотелось спать.

Я уже почти уснула, когда услышала шаги.

– Эй! Откройте! – крикнула я уже саднящим горлом.

Звякнул замок, и дверь открыли. На пороге стояла перепуганная техничка, а рядом с ней Шевцов. Конечно, кто ещё мог стать свидетелем моего окончательного позора. Но мне сейчас было плевать – ночёвка в лицейской холодной душевой прельщала куда меньше.

– Деточка, как же так! – пролепетала уборщица, за которой был грешок невыполнения обязанностей по уборке помещения. – Ты как тут оказалась? Твои подружки сказали, что уже никого не осталось в раздевалке. А я… я тут пока на третьем этаже убиралась, пока…

– Пропустите, – Шевцов бесцеремонно отодвинул уборщицу и зашёл в душевую, а я вдруг осознала своим замёрзшим мозгом, что стою перед ним полуголая.

Я сжала стучащие челюсти и посмотрела на «брата», ожидая шквала оскорблений и упрёков.

– Бестолочь, ты вся синяя от холода, держи.

Алексей снял куртку и набросил мне на плечи, плотно запахнув на груди. Тяжёлая ткань, доходившая мне почти до колен, сохранившая тепло и запах хозяина, лишила последних сил, и мои ноги подкосились. Наверное, я бы споткнулась и упала, если бы не сильные руки, подхватившие меня.

– А ну стоять.

– Только не кричи на меня, – я не смогла сдержаться и хлюпнула носом.

– Не буду, – глухо ответил Лекс. – И лучше сними эту мокрую тряпку.

Я даже охнуть не успела, как он просунул руку под куртку и сдёрнул полотенце, а потом плотнее запахнул куртку снова. Хорошо, что на мне был ещё купальник.

– Они куда-то дели твои вещи и обувь. Только телефон оставили.

С этими словами Шевцов под оханье уборщицы подхватил меня на руки и вынес прочь из чёртовой раздевалки. Мой мозг отказывался анализировать происходящее, и я просто уткнулась носом в его свитер на груди и, кажется, тут же отключилась.

Глава 27

Лекс

– Аня, привет, это Шевцов. Нужна твоя помощь.

В ответ я услышал тишину, а потом раздался настороженный голос Степановой:

– Почему ты звонишь с её телефона? Где Яна?

– Спит в машине.

– Что случилось?

– Ей нужна одежда: штаны, свитер и какие-нибудь кроссовки или ботинки.

– Она что, голая?!

– Нет, на ней моя куртка.

– Ты что с ней сделал, долбанный ты извращенец?!

Телефон пришлось отвести на приличное расстояние, чтобы не оглохнуть от бешеного визга.

– Ирландо, заткнись и слушай, – я тоже повысил голос, потому что терпение моё начинало трещать по швам. – Ты причешешь свои рыжие лохмы и пулей прилетишь к углу «Пятёрочки». Усекла?

«Козёл» квакнуло уже где-то далеко, а потом связь оборвалась. Ирландо умная, всё сделает. Только надо будет ей как-нибудь объяснить, как нужно с людьми разговаривать.

Бестолочь отрубилась ещё до того, как я закинул её в машину. Промёрзла насквозь в остывшей душевой. Уверен, это Иркиных рук дело, и такое спустить нельзя. И дело не в сводной сестре. Просто я запретил её трогать. А Ирка ослушалась. Снова.

– Где Яна?

Ирландо вырулила из-за угла с видом отчаянного мстителя и уставилась на меня горящими глазами. Космы так и не причесала, только свернула в какую-то дулю на затылке, отдававшую африканскими национальными мотивами.

– В машине, – я выбросил недокуренную сигарету и повернулся к девчонке. – Вещи принесла?

– Что ты с ней сделал?

– Да ничего я с ней не делал! За кого ты меня держишь?

– За тебя.

Вот стерва. Допросится скоро.

– Мелкие сучки из команды пловчих заперли её в душевой, а одежду стащили.

– Твою мать! – глаза Ирландо удивлённо вылезли из орбит. – Это ж сколько она там просидела? Уже прошло…

– Достаточно, чтобы окоченеть и отрубиться. Давай шмотки. Не везти же её в таком виде домой.

Рыжая недоверчиво посмотрела на меня и решила сама вручить подруге одежду, а заодно спросить, правда ли я не надругался над бедной невинной овечкой. Детский сад, ей Богу.

– Убедилась?

Степанова вернулась обратно, оставив бестолочь переодеваться в машине. Она уже не пыхтела праведным огнём и смотрела спокойно.

– А ты не такой козёл, коим хочешь казаться, Шевцов.

– С чего такие выводы, Ирландо? – смешок вырвался непроизвольно. – Просто бестолочь, официально для посторонних – семья, а за семью принято впрягаться. Но это только для посторонних, в остальном всё по-прежнему.

– Угу.

Рыжая шмыгнула носом и молча удалилась в сторону своего подъезда. Нашлась здесь самая умная.

Рука потянулась ещё за одной сигаретой, но потом я передумал. В последнее время слишком много курю, после тренировок стало ощутимо тяжелее – пора завязывать. До хорошего эта привычка точно не доведёт. Было бы хорошо, если бы бестолочь снова отключилась. Капец, как не хочется видеть глаза оленёнка перед забоем. Смотрит и молчит, сверлит дыру во мне, пока я пытаюсь следить за дорогой. И самое дерьмовое, что мне не нравиться то, что я ощущаю, когда эти глаза на меня смотрят. Нечего тут жалеть. Неужели сама не понимала, куда лезла? Или думала, что большой город рухнет к её ногам, лишь завидев её грустный взгляд? Да хрен тебе, подкидыш. Так не бывает.

Глава 28

Переодеваться в машине не очень-то и удобно. Тело, так долго коченевшее в душевой, а потом расслабившееся в тепле автомобиля, не слушалось и не хотело выгибаться, чтобы я могла натянуть Анины джинсы, которые на моих хоть и стройных, но всё же округлостях, были весьма в обтяжку. Степанова совсем другого типажа: высокая и очень худая, так что ещё удивительно, что её штаны на меня практически впору. Не считая длины.

– Точно всё нормально? – обеспокоено уже в третий раз спросила подруга, просовывая нос в приоткрытое окно. – Может, мне с вами поехать? Потом такси вызову.

– Не надо, Ань, уже поздно для разъездов. Правда всё в порядке.

Анюта поджала губы и что-то пробурчала. Что именно – я не разобрала, но это явно относилось к Шевцову.

Кстати о нём.

– Ань, он же без куртки, да на морозе. А я тут копаюсь.

– Да ни фига с ним не станется. Нашла о ком переживать. Ладно, давай уже, Фомина, из дому мне позвонишь.

– Обязательно.

Что-то ещё сказав Шевцову на улице, Степанова юркнула в свой подъезд, а я осталась ждать Алексея в машине. Но он особо не спешил. Докурил сигарету, окинул мрачным взглядом подъезд, в котором скрылась одногруппница, и только потом вернулся в машину. Молча завёл мотор и тронулся. Меня Лекс и взгляда не удостоил.

Хотелось поблагодарить его, сказать спасибо за то, что вытащил из такой ситуации, но что я должна была сказать? Спасибо, что искал меня? А если и не искал, просто случайно так вышло? Или спасибо, что нашёл? С ним же лишнего слова говорить не хотелось, потому что никогда не предугадаешь реакцию. Он запросто может сказать, что я сама виновата. И тогда посыплется шквал упрёков, а этого я совсем не хотела, поэтому решила просто промолчать и уставилась в окно, плотнее закутавшись в его куртку.

В первый день в новом лицее, когда Шевцов по распоряжению отца отвозил меня, я не могла понять, что за запах в машине – ароматизатор или парфюм Алексея. Но сейчас, уткнувшись носом в ворот его куртки, я поняла. Странное сочетание парфюмерной композиции – какие-то морские или океанические мотивы – холод, смешанные с горько-сладким ароматом грейпфрута. Но есть ещё что-то, и я не могла понять, что именно. Мама одно время, ещё до того, как устроилась секретарём в фирму отца Алексея, работала в торговом центре в известном магазине косметики и парфюмерии. Она привозила домой кучу всяких неполных пузырьков, называя их тестерами. Нам с тётей и её провинциальным подружкам это казалось верхом гламура. За тот период я много наслушалась о том, что такое «нота сердца» или «фужерная нота шлейфа» и тому подобное. И сама среди подруг козыряла знаниями, пытаясь разгадать в сетевой парфюмерии следы этих самых сердец и шлейфов. И у меня неплохо получалось, надо сказать. Но вот парфюм Шевцова вызвал сомнения. Отвернувшись к окну, я ещё раз незаметно потянула носом, но так и не распознала, что скрыто за свежестью и горьким цитрусом.

За своими думами я не заметила, как мы подъехали к автозаправке, и Шевцов остановил машину. Не сказав ни слова, он вышел из салона, но так и не подошёл к терминалу, а скрылся за дверью магазинчика.

Через пару минут сводный брат вернулся, держа в руках стакан с кофе.

– Выпей, – протянул его мне.

– Спасибо.

Я приняла бумажный стакан и сделала глоток. Сладко, ароматно и… Горло внезапно обожгло, и я закашлялась.

– Блин, – я едва смогла вдохнуть, – он же…

– С коньяком, – Алексей захлопнул дверь и снова завёл мотор.

– Ну и зачем? Теперь мало того, что я заявлюсь домой в чужих шмотках, так ещё и с запахом алкоголя.

И тут произошло невероятное. Нечто весьма необъяснимое – Шевцов улыбнулся. Точнее скорее хмыкнул, криво ухмыльнувшись, но не суть.

– Пей и не тупи. Сейчас грипп, а ты насквозь промёрзла.

– Вот сам и пей.

Умник. Я не пью алкоголь вообще. И что вообще за глупость, что так можно обезопасить себя от простуды? Или занятая фильтрацией крови печень лучше справиться с вирусной нагрузкой? Да и вообще, нет полезной дозы алкоголя, сказки это всё. Он вредный. Точка.

– Хорошо.

И тут мне уже пришлось перестать изображать обиду и выхватить стакан из рук Шевцова, который поднёс чудо-кофе ко рту.

– Ты же за рулём! Дай сюда.

– Поэтому его выпьешь ты.

Кажется, на этом лимит относительного общения был исчерпан, потому что Лекс снова стал собой. Стрельнул колючим взглядом и поджал губы.

– Пей.

Сама не знаю, почему я делаю то, что он говорит. Не хочется спорить. Я поднесла стакан к губам и сделала маленький глоток. Шевцов не тронулся с места, наблюдая за мной. Чёрт с тобой! После нескольких крупных глотков я решительно отставила стакан, почти не чувствуя онемевшее горло.

– Больше не буду!

– Там было коньяка того чайная ложка, – хмыкнул Шевцов и сел за руль.

Машина снялась с тормоза, и мы продолжили путь. Дурацкий кофе. Теперь мои щёки потеплели слишком сильно, и даже как-то стало душно, так что пришлось выбраться из куртки.

– Почему ты решил искать меня? – вдруг вырвалось, хотя я и не собиралась спрашивать.

Лекс пристально следил за дорогой, но всё же ответил, хотя и не сразу.

– Потому что ты не пришла домой.

– Ещё ведь не поздно, и я собиралась сегодня к репетитору.

– Твой репетитор позвонила и сказала, что отменяет и следующее занятие тоже.

– Понятно, – я слышала о свойствах алкоголя развязывать язык, особенно, когда делать этого совсем не стоит. Наверное, даже от чайной ложки может проявиться такой эффект. – А почему решил помочь?

– Потому что у отца завтра заключение важного контракта, и только не хватало истерики из-за твоей пропажи.

– То есть, если бы…

– Много вопросов, бестолочь.

Вот и поговорили. Интересно, а это уже можно считать прогрессом в общении? Хотя, обещание переломать мне руки-ноги ещё, возможно, впереди.

Тут у Шевцова зазвонил телефон. Точнее взорвался какой-то жуткой роковой мелодией. Алексей как раз пошёл на обгон, поэтому кинул его мне на колени.

– Посмотри, кто звонит, и ответь.

Я вздрогнула от неожиданности, но просьбу выполнила.

– Тут написано, что звонит Лисовецкий.

Я хотела сделать, как и просил Алексей, и ответить, но машина резко свернула на обочину и остановилась. Шевцов выхватил телефон и ответил сам.

– Слушаю.

Я не слышала, что сказали на том конце провода, но Шевцов сильно напрягся.

– Еду, – коротко сказал он и отбил звонок. – Нам придётся сделать крюк в пару часов, – это уже было сказано мне. – Если хочешь, можешь перебраться на заднее и поспать.

– Мне и здесь нормально.

Я видела по сводному брату, что что-то случилось, но что именно – спрашивать сейчас не стоило.

Лекс резко развернул машину и, набрав скорость, поехал в обратном направлении.

Глава 29

Ехали мы быстро. На приборную панель, светящуюся в темноте, я даже смотреть боялась, как и боялась спросить, что же случилось. А сам посвящать меня Шевцов не собирался.

Через какое-то время мы выехали за город. Трасса освещалась и шла вдоль основной по городу. Скорее всего, объездная дорога, потому что по городу сейчас было сложно проехать – большинство работающих торопились домой. Но и тут было довольно оживлённо.

Алексей молчал, но я видела, как крепко он вцепился в руль. Бледное лицо было сосредоточено и словно вытесано из камня.

Минут через тридцать мы подъехали к зданию, окружённому высоким забором. Шевцов сказал что-то охраннику на КПП в приоткрытое окно, и тот поднял шлагбаум. Мне было тревожно, стала сказываться усталость, начинало снова знобить. Но я понимала, что ничего не добьюсь, если стану приставать с вопросами, поэтому молчала.

– Можешь остаться в машине, но лучше подожди в холле. Там есть диванчики и автоматы с кофе.

– Я лучше побуду здесь. Ты надолго?

– Пока не знаю.

Шевцов не стал настаивать. Было видно, что он торопился.

– Лёша, может, куртку накинешь? – затормозила я его, когда Шевцов уже почти захлопнул дверь. Но он лишь отмахнулся и скрылся за парадной дверью здания.

Что это было за здание, я смогла прочитать на табличке у двери, присмотревшись. «Частная клиника М. Ю. Лисовецкого». По коже прошёлся мороз. Может, из родных Шевцова кто-то очень болен, что он так побледнел, когда отсюда позвонили? Вдруг плохие новости?

Я залезла в Интернет и обнаружила, что клиника доктора Марка Юльевича Лисовецкого – не просто клиника, а учреждение для душевнобольных людей. От этого открытия стало совсем не по себе.

Ждать и правда пришлось долго. Минут через сорок я уже пожалела, что не послушала Шевцова и не пошла в зал ожидания лечебницы. И едва я об этом подумала, как Алексей вышел. Молча сел в машину и положил руки на руль. Было видно, что он пытается скрыть эмоции.

В оглушающей тишине прошли несколько долгих минут. Казалось, что Шевцов просто забыл обо мне.

– Очень плохо? – решилась я спросить.

– Не хуже, чем обычно, – голос был ровный, но видно, скольких усилий это стоило.

И снова молчание. Может я дура, и лезу куда не следует, но молчать мне тоже показалось неправильным. Каким бы сложным и непонятным не был мой сводный брат, он тоже человек. И сейчас ему было плохо.

– У тебя здесь кто-то из близких?

– Мать.

В груди стало тесно. По реакции Шевцова на звонок я поняла, что речь идёт о важных для него людях, но мама… Теперь многое стало ясно. Его мама больна, а у отца другая женщина. Вот почему он так относится и к моей матери, и ко мне.

– Как она?

С ответом Лекс медлил. Сначала посмотрел на меня, решая, стоит ли говорить.

– Она болеет давно. И здесь она уже десять лет. Сегодня был приступ, и в таких случаях врач звонит мне.

Десять лет. Он вырос без матери. И врач звонит Алексею, а не его отцу.

– А сейчас? Ей лучше?

В ответ Шевцов кивнул.

– Наверное, она была рада видеть тебя.

– Последние десять лет она меня не узнаёт, так что ей было всё равно. После приступов обычно мама некоторое время вменяема, и у нас есть пара часов, чтобы пообщаться. Она помнит меня. Но в последнее время такие эпизоды всё короче. Сегодня просвет длился двадцать минут. И я не успел.

На последнем слове его голос едва заметно дрогнул. Совсем немного, но я заметила. Лекс и сам это почувствовал, отчего разозлился и, встрепенувшись, резко повернул ключ зажигания, заводя машину.

– Лёш, слушай, – мне показалось, что я должна всё же сказать. – Ты хороший сын. И ты не виноват, что сегодня…

Я и сама не заметила, как коснулась ладонью его плеча. От этого движения Шевцов вздрогнул, как от удара током, и мне пришлось отдёрнуть руку.

– Извини.

– Только не надо меня жалеть, бестолочь. Не думай, что посмотрев пару психоделических тупых сериалов, ты стала крутым психотерапевтом.

Ну какой же он сложный! Я пытаюсь проявить участие, а в ответ получаю только грубость и оскорбления.

– Тебе обязательно так вести себя с людьми?

– Бестолочь, предупреждаю…

– Да хватит меня уже так называть! Лёша, я не хотела лезть в твою семью, совсем этого не планировала, неужели ты не понимаешь? Я просто тоже хочу быть рядом со своей мамой.

Крепко сжатые челюсти и натянутые желваки говорили о том, что я зашла слишком далеко, и парень просто в бешенстве. Но в одну секунду он просто застыл, а потом отвернулся к окну и резко выжал газ.

Так страшно мне ещё никогда не было. Точнее, такого рода страх я ещё не испытывала. Лекс гнал по объездной с невероятной скоростью. Машина скользила гладко, но мелькающие за окном фонари свидетельствовали, что движемся мы очень быстро. Нервы, и так сегодня изрядно потрёпанные, были на пределе. И когда Шевцов буквально облетел впереди идущую машину, я взмолилась, позабыв гордость и обиду:

– Лёша, пожалуйста, сбавь скорость! Мы же разобьёмся!

В ответ реакции ноль. Только жёсткий взгляд чёрных глаз, устремлённый на ленту дороги. Впереди виднелись несколько машин, стоящих на обочине нос к носу перед въездом на мост. Видимо, авария.