скачать книгу бесплатно
Опасные, по их мнению, игрушки, отсутствие дополнительного замка на окне, неопрятный вид детской комнаты. Только чем он им неопрятным показался, я понятия не имею. Тем, что Ромка там год назад обои фломастером порисовал?
– Итак, делаем предварительные выводы, – уходя, резюмирует мне инспектор. – Надлежащих условий для полноценного развития ребёнка не создано. Много нарушений. Мать, проявляющая агрессию. Отец у ребёнка есть?
– Я мать-одиночка, вы же видели документы.
– Рекомендация: изъятие несовершеннолетнего до выяснения подробностей в центр временного размещения.
– Что?! – шум собственно крови в ушах заглушает все звуки. – Вы спятили? Какое изъятие? Из-за пиццы и грязных футболок? Вы вообще полномочны для таких действий?!
– Успокойтесь, мамаша. Надо было ребёнком заниматься, а не возмущаться. Пособий лишиться боитесь?
– Да какие пособия? У меня работа, должность! – я осекаюсь, понимая, что завтра у меня не будет ни работы, ни должности, вероятно.
– Вот комиссия и разберётся. Вас вызовут.
Они уходят, а я судорожно выдыхаю, быстро защёлкивая все замки. Руки трясутся, зубы стучат. Оседаю на пол, сползая прямо по двери.
Бред какой-то… Сюрреализм просто. Сначала начальник, потом опека… Да что же за день такой?
Закрываю лицо руками, а потом чувствую на своей голове маленькие тёплые ладошки.
– Мама, эти люди тебя расстроили?
Поднимаю пекущие от с трудом сдерживаемых слёз глаза на Ромчика. Малыш стоит передо мной и смотрит с тревогой. У самого глазки блестят.
Мой сынок, мой мальчик любимый… Волнуется обо мне.
– Да, Ромашка, они меня испугали, – говорю честно. Дети прекрасно понимают, когда им врут. Неважно, с какой целью, сам факт лжи заставляет их потерять доверие к своему взрослому.
– Тогда, может, позвоним папе, чтобы он нас защитил? В садике мальчики говорят, что папы должны защищать свои семьи. А наш папа сильный, я видел.
В голове будто раздаётся выстрел. Ну я и дура! Как же сразу не поняла, что весь этот кошмар – дело рук Нажинского! Без вариантов!
– Конечно, позвоним, – отвечаю я, сжав зубы, и резко встаю на ноги, отчего испытываю короткое головокружение. – Ещё как позвоним!
Я бросаюсь в кухню за телефоном, но вдруг торможу. У меня ведь даже номера этого козла нет!
Но тут, словно по заказу, смартфон вибрирует. Прилетает сообщение с незнакомого номера в мессенджере.
«Так понятнее? Временные рамки прежние: завтра в двадцать ноль-ноль я заеду»
Я сжимаю телефон со всех сил, кажется, будто корпус вот-вот треснет. Ну и подлец же ты, Нажинский!
Но как бы я не злилась, я прекрасно понимаю, что выбора у меня нет. И сегодня он мне это наглядно продемонстрировал.
7
– Ох, дочка, странно всё это, – качает головой мама и снова кашляет, прикрыв рот кулаком. – Ну какая тебе Москва. Тут и работа, и мы с Витьком и Лилей. Уже ж не одна. А в Москву ты уже раз поехала…
– Так нужно, мам, – говорю, а у самой внутри кипит всё. Рассказывать ей, какой террор мне устроил Нажинский всего за один день, я не хочу. Всё равно получу только укор и осуждение в ответ из разряда «я же говорила». – Отец Романа хочет быть ближе к сыну. А ты сама знаешь, как Ромка бредит идеей иметь отца. Не выйдет ничего – вернёмся.
Мама качает головой и вздыхает. Её молчаливое осуждение действует на меня совсем угнетающе.
– Ромашка, поиграй пока с бабушкой, а я чай нам всем сделаю, – глажу малыша по голове. – Мам, тебе с лимоном?
– Да, и мёда ложечку положи, дочь.
Я киваю и ухожу на кухню. Когда набираю полный чайник и ставлю его кипятиться, замечаю, что руки дрожат.
Чёртов Нажинский. Кто дал ему праву вот так заявиться и сломать мою жизнь?
Мне страшно. Что меня ждёт в Москве? А если ему в какой-то момент покажется, что я уже сыну не нужна, что тогда? Вышвырнет меня, как ненужную вещь?
Но и бодаться с ним у меня нет ни сил, ни ресурсов. Он за один день устроил мне такое, что уже говорить, если решил основательно взяться.
Поэтому я приняла решение ехать. А там уже буду думать, что делать и как действовать.
От мамы, попрощавшись, мы уезжаем около пяти. Вещи уже наши собраны. Ромка в настроении – ещё бы, я сказала ему, что мы едем к папе. Он даже в сад попросился, куда ходил без особого рвения, чтобы козырнуть перед остальными, что у него теперь тоже есть папа и даже забирает его к себе в Москву.
Мне как раз нужно было собрать вещи и мысли заодно в кучу, и я отвела его на полдня. Потом мы съездили к маме, и вот вернулись домой.
Я заканчиваю приготовления к дороге, проверяю, что может понадобиться ребёнку в пути. По факту я даже не знаю, мы полетим на самолёте, или нам предстоит долгая поездка на автомобиле. Учитывая, что Нажинский был на машине, думаю, поедем на ней. Но, возможно, он просто взял её в аренду.
Ромка не может угомониться. Он перевозбуждён и очень активен, задаёт мне десятки вопросов.
«Мам, а папа когда приедет?»
«А уже восемь?»
«А скоро восемь?»
«А ещё не восемь?»
«А что мне папе сказать, когда он приедет?»
«А может, мне ему рисунок нарисовать?»
«А как ты думаешь, ему нравятся динозавры?»
Голова уже идёт кругом от этих вопросов. И самое страшное, чего я боюсь, так это острого болезненного разочарования для Ромки. Мне почему-то кажется, что не интересны Нажинскому ни рисунки детские, ни динозавры. Да и сам Ромка вряд ли. Видела я его взгляд на мальчика.
Тогда зачем мы ему? Чего хочет от нас?
В семь сорок пять я уже начинаю думать, что он не приедет. Я только обрадуюсь, но вот с Ромой придётся сложно объясняться. Однако в семь пятьдесят в дверь звонят.
– Папа приехал! – пищит сын и устремляется к двери.
Мне хочется притормозить его, уберечь, не дать обжечься о холодность мужчины, но духу не хватает.
– Добрый вечер, – говорит Нажинский, когда я открываю дверь. – Вы собраны?
Он, как и всегда, идеален. Тёмные джинсы, серая водолазка, чёрное строгое пальто. Весь с иголочки. От дизайнерской стрижки до начищенных дорогих туфель. Будто с рекламы бизнес-журнала сошёл. И такой же холодный и бездушный.
– Собраны, – отвечаю максимально ровно. – Машина, поезд или самолёт?
– Машина. Не люблю летать.
Интересная особенность, учитывая его образ жизни. Только я, пока замещала его секретаршу далёкие пять лет назад, всего за десять дней заказывала билеты на самолёт трижды.
– Привет, папа, – из-за меня выглядывает смущённый Ромка. Вся его активность резко испарилась, но я-то знаю, что она распирает его изнутри. – Ты нас правда забираешь?
– Здравствуй, мальчик. Правда.
Мальчик.
Офигеть. Просто «здравствуй, мальчик».
Я отхожу в сторону, впуская Нажинского. О чём с ним говорить – понятия не имею. Всё, чего мне хочется – это вцепиться ему ногтями в лицо.
– Зачем вам столько вещей? – спрашивает, указывая на два чемодана, сумку и рюкзак. – Я же сказал, что обеспечу всем необходимым. Возьмите только документы.
– А моих динозавров можно? – спрашивает Рома, грустно глядя на собранный рюкзачок и игрушками.
– Других куплю.
– Но это мои любимые. Смотри: вот тирекс, вот карнотавр, вот кархародонтозавр.
– Смотрю, ты знаешь достаточно сложные названия, – кажется это не попытка взаимодействия, а что-то сродни удивления. Но Ромку ужасно воодушевляет.
– Я много знаю! – восклицает он. – И про места их обитания, и ещё про разные виды. И про палеозой, пермский период, мезозой.
Ромка просто влюблён в динозавров. Иногда мне кажется, что дети трёх-шести лет знают о динозаврах больше, чем палеонтологи.
– У меня энциклопедия есть – мне Дед Мороз в прошлом году подарил. Я её тоже взял. Хочешь, покажу? – Ромка бросается к своему рюкзачку.
– Не нужно, – обрывает его Нажинский, глядя на часы. – Нам пора выезжать: уже девятнадцать пятьдесят шесть.
– Мы возьмём свои вещи, они нам нужны… Ярослав Юрьевич.
Назвать Нажинского по имени я не решилась.
– Хорошо. Но поехали уже.
Он, к моему удивлению, берёт одну сумку и чемодан. А потом кладёт их обратно, забирает Ромкин рюкзак с динозаврами, забрасывает его на плечо, снова берёт сумку и чемодан.
Надо же, а я уж подумала, самой тащить придётся.
– Надеюсь, детское кресло есть? – спрашиваю уже у машины на улице, стараясь игнорировать любопытные взгляды соседей в окна.
– Есть, я купил.
– Хорошо, что ты всё можешь купить, да? – бормочу себе под нос, пока Нажинский складывает наши вещи в багажник машины.
Надеюсь, он не услышал.
Я усаживаю светящегося восторгом Ромку в дорогую тачку его папаши, пристёгиваю, а потом залезаю и сама рядом. На переднее совсем не хочу.
Через несколько минут машина трогается, а я прикрываю глаза. Мы с Ромкой едем в неизвестность.
8
– Мам, я писать хочу, – шепчет Ромка мне, потирая сонные глазки.
– Нам нужна остановка, – говорю громче, чтобы Нажинский на переднем сидении услышал. – Роме нужно в туалет.
– Мы на скоростной трассе, – отвечает, не отвлекаясь от дороги. – И уже дважды останавливались.
– И что теперь, ему описаться?
– Ну памперс бы надела.
– Ему четыре, какой памперс?
– Уже четыре с половиной, мам, – тихо поправляет меня Рома.
– Да, зайчик, – киваю ему и сжимаю руку. А потом снова обращаюсь к Нажинскому, рискнув назвать его просто по имени: – Нам нужна остановка, Ярослав. Он ребёнок, и терпеть не может. Да и вредно терпеть.
В отражении зеркала вижу, как он поджимает губы, но всё же сбавляет скорость и съезжает на обочину в промежутке между ограждениями.
Я выбираюсь из салона и помогаю вылезти Роме. Нажинский тоже выходит, разминается, смотрит на часы на руке в нетерпеливом ожидании, пока мы там сделаем все дела.
– Мам, дашь печенье? – Ромка прячет зябнущие руки в рукава. – Есть теперь хочется.
– Не сорите в машине, – говорит мужчина, а я подкатываю глаза, отвернувшись.
Помогаю Ромке забраться в салон, и пока он мостится в кресле, прикрываю двери оборачиваюсь к Нажинскому.
– Зачем вам вообще ребёнок? – говорю сердито. – К чему всё это? Дети мусорят, шумят, у них есть масса своих потребностей. А вы занятой человек, которому всё это мешает, в тягость. Тогда ради чего? Мы ведь не трогали вас, я ничего не просила и не предъявляла. Та ночь… вышла случайно, и я никаких претензий к вам не имела и не собиралась иметь.
Последние два дня, как Нажинский появился в нашем городе, я задавалась этим вопросом. Что ему надо от нас? Зачем ему Рома? Но, кажется, он и сейчас мне не собирается давать ответ.
– Садись в машину, София, мы и так уже потеряли много времени, – отрезает он после пары секунд молчаливого созерцания меня, и сам садится снова за руль.
Ну а мне ничего не остаётся, как тоже забраться в салон.
Я даю Ромке сушку и прошу есть аккуратно. Мощусь поудобнее рядом с детским креслом, наблюдая через лобовое, как впереди бежит лентой дорога среди заснеженных обочин. Редкие жёлтые фонари тускло подсвечивают мягко и бесшумно падающие лапастые хлопья снега.
Меня начинает клонить в сон. Эмоционально тяжёлые два дня и прошлая ночь почти без сна дают о себе знать. Ехать долго, в интернете пишут, что около пятнадцати часов, и мне, честно говоря, немного тревожно. Дорога длинная, однообразная, и уснуть за рулём может любой, даже такой робот, как Нажинский. И проехали мы только около четырёх.
