banner banner banner
Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман
Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман

скачать книгу бесплатно


– А кто ж его знает? Не видно ведь ни черта! Кто рискнет не отравиться?

Заранее уверенный в результате, Эдуард Андреевич храбро протянул свою кружку, и через несколько минут, отметив, что Журавский все еще жив, его примеру последовали и все остальные. Отведав «зелененького», туристы расселись вокруг костра, стараясь отогнать предутреннюю дремоту анекдотами.

Фольклор интересовал Виктора меньше всего, поэтому он увлек Лизу на бревнышко к самому краю поляны. В последнее время его стали раздражать косые взгляды и смешки одноклассников, которые с подачи Золотова и Белянской вовсю обсуждали их отношения, не забывая посматривать в сторону Задорина.

– Может быть пойдем, прогуляемся? – предложил Гордеев, мечтая очутиться с нею где-нибудь подальше отсюда: например, на необитаемом острове.

Лиза поежилась.

– А ты не боишься светящегося геолога? – страшным шепотом поинтересовалась она, вспомнив о герое последней байки, рассказанной Эдуардом Андреевичем.

Он не поверил своим ушам:

– Лиза, ты серьезно?

– Конечно, – попыталась отшутиться Лучинская. – Возьмет и выскочит вон из-за той елки!

Все еще не понимая, дурачится она или вправду боится, Гордеев, поморщился.

– Этот тот геолог, который заблудился и наелся мухоморов?

– Нет, тот, который искал клад и провалился в фосфорицирующее болото!

Ее глаза расширились – и Виктор поверил в ее испуг. Точно: детский сад!

– Ну ты даешь! – смеясь, он легонько толкнул ее в плечо. – Струсила из-за детской страшилки!

– И совсем я не струсила! – задиристо возразила она и толкнула его в ответ.

– Струсила-струсила!

Он стал тормошить ее, она отбивалась и хохотала:

– Да ни капельки! Нисколечко! Совсем!

Руки сами переплелись в объятия, смеющиеся губы соприкоснулись. Гордеев бросил быстрый взгляд в сторону костра. Там тоже хохотали: Эдуард Андреевич изображал Жванецкого, одноклассникам не было до них никакого дела.

Потеряв его поцелуй, Лиза открыла глаза, но Виктор уже вернулся и снова прильнул к ней. Дремавшие в глубине мурашки зашевелились и стали гоняться друг за другом. Она улыбнулась мокрыми губами:

– Щекотно!

Он подавился смешком:

– Слушай, я так не могу! Ты когда-нибудь бываешь серьезной?

Она кокетливо прикрыла глаза ресницами и с трогательной покорностью подставила губы. Кротость, так не свойственная Лизе, вызвала у него эмоциональное цунами! Смеяться расхотелось. В горло будто влили рюмку алкоголя, и Виктор, опьяненный страстным желанием целовать ее совсем по-другому, раздвинул створки ее рта, проникая внутрь.

Лиза задохнулась. Ничего себе! Она и не предполагала, что так бывает. Кислород быстро закончился, и она отвернулась, чтобы сделать глоток. По его щеке скользнули каштановые кудри. Два учащенных дыхания. Тонкий аромат весны от ее локонов – и Виктор нырнул в них лицом. Что же это за запах? Что-то цветочное… Похоже на…

– Знаешь, чем ты пахнешь? – прошептал он ей на ухо.

– Дымом от костра? – попробовала предположить Лиза все еще неверным от волнения голосом.

– Нет. Ты пахнешь ландышами.

Она улыбнулась и, опасаясь снова встретиться с его требовательным ртом, спрятала лицо у него на шее. Губы нашли биение его пульса.

«Какая же ты классная, Лиза!» – чуть не сорвалось у него с языка. Он хотел прижать ее к себе еще теснее, но рука, обвившая ее стан, неосторожно взяла выше, и вместо талии его пальцы сдавили упругую мягкость… ее груди. Виктор отпрянул. Сейчас она влепит ему пощечину – и на этом закончится все: ландыши, смех, поцелуи… Он подавил в себе желание зажмуриться.

– Лиза, я… э-э-э… Я нечаянно!

Черт, куда же теперь девать руки?

Она удивленно подняла брови, секунду вглядывалась в его зрачки и спокойно кивнула:

– Я поняла. Ты не хотел.

«Ну, не то, чтобы совсем не хотел», – рождающей электричество молнией пронеслось у него в голове.

Клубника в бейсболке Тимура начала давать сок, и он сокрушенно прицокнул языком:

– От Вари попадет. Не отстирать теперь.

Федор Борисович Лихаманов держал свое слово и ягод за работу в теплицах не жалел. Сегодня была суббота, выходной, но Виктору и Тимуру захотелось побаловать девчонок клубникой. В ожидании назначенных свиданий парни сидели на скамейке возле деревенской школы. Фролов курил, а Виктор загорал, подставив лицо вечернему солнцу.

– Не боишься, что вы с Лучинской можете не доучиться до выпускного? – вдруг задал вопрос Тимур, выпустив вверх струйку дыма. – Тогда не видать вам золотых медалей, как своих ушей.

– С чего бы это? – лениво поинтересовался Гордеев, не размыкая век.

– Залетите – и привет учебе! – Фролов улыбнулся во все тридцать два зуба и жестом показал очнувшемуся от дремоты другу огромный беременный живот. – Я видел, как вы вчера целовались!

Гордеев фыркнул:

– От поцелуев дети не рождаются!

– Ты хочешь сказать, что еще не спал с ней? – На лице Тимура отразилась крайняя степень удивления, сигарета зависла на полпути. – Ну, Витька, ты даешь! Будь Лучинская моей девчонкой – уж я бы такого случая не упустил!

– Значит, счастье, что она не твоя! – довольно усмехнулся Гордеев, надеясь поставить на этом точку, но Тимур тему еще не исчерпал.

– Так ведь и не твоя еще! – Он притушил сигарету и, выбрав из кучи ягод довольно крупную клубнику, показал на нее глазами. – Ты хоть знаешь, что надо делать, чтобы девчонка не забеременела? Да и вообще…

– Читал, – хмыкнул Виктор, не собираясь играть в плейбоя.

– Читал! – передразнил его Фролов и добродушно толкнул друга плечом в плечо. – Дурак ты, Витька! Не соображаешь, в чем себе отказываешь. Это же… м-м-м… – Он отправил клубнику в рот и раздавил ее языком, сравнивая ощущения. – Мы с Варюхой уже давно не играем в детские игры, у нас все по-настоящему. Риск, конечно, есть… Говорят, что способы типа «вовремя остановиться» не всегда срабатывают, но, кто не рискует… Поверь мне, эта игра стоит свеч!

Гордееву вдруг стало интересно.

– Слушай, а если у вас «не сработает», что станешь делать?

– Женюсь, – коротко пожал плечами Тимур. – У нас в семье все браки ранние, никто и не ждет, чтобы я стал исключением. По мне – так хоть сейчас в ЗАГС!

– А учиться? – опешил Виктор, его жизненный сценарий был несколько иным.

– Пф-ф! – скривился Фролов и вытащил застрявшее между зубами клубничное зернышко. – А на чёрта мне эта учеба? Достало ведь уже всё: формулы, графики – скучища! Я всё равно к отцу пойду работать, в ресторан, так что все его мечты запихнуть меня в институт – пустая трата времени. А Варя пусть учится… Если успеет. – Он покачал головой. – Только вот ее одну отпускать в институт страшновато. За девчонками в оба глаза смотреть надо: кто этого попробует, потом уже не остановишь! Главное – вовремя уздечку накинуть.

Фролов задумчиво повертел в руках еще одну клубнику и, так и не надкусив, положил ее на место.

– Да-а, Тимка, ты – философ! – посмеиваясь, оценил его теорию Гордеев, но Тимур своей серьезности не изменил.

– Советую и тебе быстрей начать «философствовать», а то Лучинскую не удержишь! У нее же не взгляд – огонь! Уведи ее куда-нибудь погулять. Здесь же простор! Природа! – Он понизил голос и пристально посмотрел на друга. – Подумай сам: если не ты – то Задорин!

Виктор резко поднял глаза, и его сжавшиеся в ниточку губы ясно показали, что подобная мысль его уже посещала.

Солнце стояло высоко над горизонтом. Ласковый летний ветер играл длинной густой шерстью огромного луга, который простирался от деревни до леса. Волны изумрудного цвета, пробегающие по высокой сочной траве, были настолько похожи на морскую зыбь, что у Лизы возникло ощущение, что она находится на берегу залива, а не на опушке ореховой рощи.

Гордеев на луг не смотрел. Портреты ему нравились гораздо больше, чем пейзажи. Растянувшись на траве в полный рост, он наблюдал за Лизой, которая, поджав ноги, сидела среди вороха ромашек и сосредоточенно плела венок. Первый из них уже украшал ее макушку, второй, очевидно, был предназначен для него. Цветы Лиза нарвала по дороге сюда, во время которой не проронила ни слова, да и сейчас разговорами его не баловала.

Виктор знал, почему она дулась. Сегодня утром он отчитал Лизу за то, что она позволила Задорину донести свое ведро с водой. Когда он увидел их снова вместе – ну, просто не сдержался! Да и, скажите, пожалуйста, кому понравится, когда твою девушку на твоих же собственных глазах обхаживает другой?

– Лиза, не сердись! – попробовал Гордеев заключить «мировую» и потянул ее за подол зеленого сарафана, застегнутого спереди на маленькие белые пуговички. Как ромашковый луг!

Ответа не последовало. Лиза взяла с травы еще один цветок.

– Лиза!

– Что?

Односложно. Бесцветно. Взгляда нет. Она так и будет изводить его капризами? Ладно, будем выяснять отношения.

– Почему ты попросила Задорина?

Дурацкий вопрос!

– В умывальнике закончилась вода, – логично объяснила Лиза, вплетая в венок очередную ромашку. – Было жарко, мне захотелось умыться.

Что жарко – так это уж точно. Гордеев расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. Сколько же терпения нужно, чтобы с ней разговаривать!

– Ты же понимаешь, что я не об этом. Почему ты не попросила меня?

Она пожала плечами:

– Ты был далеко, Сашка проходил мимо. Вот и все.

В следующий раз она, может быть, попросит Задорина помочь ей умыться? Разумеется, если он снова будет «проходить мимо»? Виктор сел.

– Лиза, ты понимаешь, что ставишь меня в дурацкое положение? Как я выгляжу в глазах всех остальных, когда Задорин демонстративно увивается за тобой, а ты его поощряешь?

Озабоченный серебристый взгляд взметнулся к его глазам.

– Всех остальных? Витя, кого это – всех? Есть ты, есть я, а кто это «все остальные»?

– А есть Задорин, – напомнил он ей, так и не ответив на вопрос.

Лиза повысила голос:

– Витя, ну, послушай же! Сашка, он… ну, он мне, как брат, понимаешь? Мы вместе выросли, и я…

Да за кого она его принимает? За безмозглого слепого кретина? Гордеев поднялся на ноги.

– Ты что, смеешься? С кем это «вы выросли»? Ты знакома с ним всего три года!

– Пожалуйста, не проси меня! – Ее лицо исказилось. – Я не могу перестать общаться с Сашкой, но я обещаю тебе…

Он перебил:

– Неужели тебе безразлично, что о нас говорят?

– Да абсолютно! – с досадой фыркнула Лиза. – Мне это совершенно, абсолютно, стопроцентно фи-о-ле-то-во!

Внутри у нее начало расти раздражение. Почему он все время заставляет ее отчитываться? Какая, к дьяволу, разница, кто принес ей это дурацкое ведро? И почему она должна думать, как бы так пообщаться с друзьями, чтобы это не вызвало пересудов? Не в силах достучаться до Гордеева, Лиза выместила свою злость на несчастном ромашковом венке. Скрепляя его концы, она резко затянула узел и стала по одному обрывать лишние стебли.

От ее вызывающего вида Виктор окончательно сорвался:

– Чего ты добиваешься? Чтобы надо мной потешался весь класс? Или весь город? – закричал он на нее сверху вниз.

Черт побери, да как же ему надоело с ней ругаться! Неужели так трудно признать его правоту? Ведь он прав!!!

Лиза вскочила. Позволить орать на себя – вот этого она уж точно не могла. Серебро в глазах гневно сверкнуло.

– Если для тебя так важно, что подумает о тебе Золотов, то почему ты еще здесь? Беги, спроси у него, у Белянской, можно ли тебе гулять со мной по лесу или лучше посидеть у них на виду, чтобы им было, о чем потом болтать?

Нет, она переходит все границы!

– Ты переворачиваешь все с ног на голову!

– Ничего подобного! – Теперь она кричала в полный голос. – Конечно, если ты хочешь, то мы с тобой станем спрашивать у «всех остальных» разрешения на каждый твой поцелуй…

Она собиралась нахлобучить на него многострадальный венок, но он поймал ее за обе руки. Лизе стало больно. Его венок упал, она попыталась вырваться, но Виктор был сильнее.

– Нет, разрешения на поцелуи спрашивать мы не станем.

Ледяной голос. Взгляд – клинковая сталь.

Он что, решил наказать ее за дерзость? Виктор наклонился к Лизе, но ей совсем не хотелось целоваться! Она все еще чувствовала… много чего, даже не перечесть!

– Отпусти! – дернулась она.

Еще не успевший сойти гневный румянец, каштановые локоны пополам с ромашками, испуг в самой глубине ее зрачков… Все это вдруг вызвало такой острый приступ желания, что Гордеев на секунду замер. Вот он, момент «сейчас или никогда»! «Подумай сам: или ты – или…» Про другое «или» думать было невозможно, тем более, что голова уже не работала.