Путь домой: хроники простого героя

Максим Орлов

Путь домой: хроники простого героя

Часть 1. Спокойная жизнь (главы 1–3)

«Великие судьбы выбирают великих – а я выбираю тихий вечер у камина».

Из неизданных мемуаров Эгберта Мягкоступа

Глава 1. Обыденный день

«Счастье – это когда знаешь, где лежит твоя ложка».

Народная мудрость Плёса‑на‑Болоте

«Рынок – это театр, где каждый играет свою роль: торговец – короля, покупатель – мудреца, а случайный прохожий – шута».

Из записок странствующего философа

«Иногда судьба – это просто толпа людей, которые решили, что ты герой. А ты даже не успел сказать „нет“».

Из дневника неизвестного скептика 1. Утро в Плёсе‑на‑Болоте

Рассвет подкрался незаметно – бледной полоской света между ставнями, будто робкий гость, не решающийся войти без приглашения. Эгберт Мягкоступ приоткрыл один глаз, прислушался: за окном тихо шелестел дождь, постукивая по старым доскам крыши. Тук‑тук… тук‑тук… Ритмично, успокаивающе – словно сама природа отбивала такт его размеренной жизни.

Он потянулся, хрустнув суставами, и тут же одёрнул себя: «Не время нежиться. Время – как вода в решете: упустишь момент – и не соберёшь обратно». В этом доме каждая минута на счету, каждая вещь – на своём месте. Порядок был его тихой манией, его щитом от хаоса мира.

В полумраке комнаты Эгберт двигался привычно, почти механически – как часы, что идут веками, не сбиваясь с ритма:

сложил одеяло в ровный прямоугольник, будто готовил поле для шахматной партии;

протёр влажной тряпкой полку с глиняными фигурками – мамины сокровища, бережно хранимые, словно осколки утраченного рая;

разжёг очаг, подбросив сухих щепок, чтобы прогнал утреннюю сырость, – огонь всегда был его маленьким союзником в борьбе с унынием.

Чайник запел тонким голосом, выпуская струйки пара, будто дышал в такт утренней тишине. Эгберт насыпал в чашку сушёную малину и листья мяты – простой, но любимый напиток, вкус которого напоминал ему о лете, даже когда за окном моросил ноябрьский дождь. На столе уже лежал ломоть ржаного хлеба, кусок сыра в льняной тряпице – завтрак без изысков, зато свой, домашний, как старый друг, всегда готовый поддержать.

«Всё на месте. Всё как всегда», – подумал он, откусывая хлеб. Хрустнул корочкой, зажмурился от удовольствия. В этом ритме – в каждом движении, в каждом звуке – была особая магия. Магия обыденности, которая, как тихий ручей, питала его душу, не требуя взамен подвигов и жертв.

2. Прогулка по городу

Дождь к утру стих, оставив после себя влажный блеск на мостовых и запах свежей земли – терпкий, живой, будто сама природа вздохнула с облегчением. Эгберт накинул плащ, проверил, крепко ли завязан узел на поясе (привычка, выработанная годами: «Если узел держится – и ты держишься»), и вышел за порог.

Плёс‑на‑Болоте просыпался неспешно, как старый мудрец, не желающий торопить время. Из труб поднимался сизый дым, смешиваясь с туманной дымкой, будто рисовал на небе причудливые узоры. Где‑то за забором квохтали куры, а из пекарни доносился аромат свежевыпеченного хлеба – густой, тёплый, обволакивающий, словно объятия матери.

Эгберт шёл по узким улочкам, кивая знакомым, – каждый жест был частью давно заученного танца:

У трактира Борха, где на крыльце уже сидел хозяин, протирая кружку с таким усердием, будто от этого зависела судьба королевства:– Опять за солью? – хмыкнул Борх, не отрываясь от дела. – В твоём доме и так полно запасов!– Зато в этом мешке – самый мелкий помол, – парировал Эгберт, улыбаясь. – Для особых случаев.– А особые случаи у тебя каждый день, что ли? – Борх поднял бровь, но в глазах мелькнула улыбка. – Ладно, иди уже. Только не вздумай героически погибнуть по дороге – у меня завтра пироги, будешь дегустатором.– Героически погибнуть? – Эгберт притворно ужаснулся. – Да я скорее героически усну на лавке у колодца!

У колодца старуха Гримхильда, возившаяся с корзиной трав, будто колдовала над зельем:– Смотри, чтоб дождь не намочил твои планы! – проскрипела она, не поднимая головы.– Уже прошёл, – ответил Эгберт. – И планы сухие. Как мои носки после вчерашней стирки.Старуха лишь покачала головой, бормоча что‑то про «молодёжь, которая не ценит предупреждения», но в её голосе не было злости – лишь привычная ворчливость, как скрип старых дверей.

Возле кузницы дети играли в догонялки, брызгаясь в лужи, будто маленькие водяные духи. Увидев Эгберта, один мальчонка захихикал:– Дядя Эгберт, вы опять обходите лужи?– А ты бы хотел промочить ноги в холодный день? – приподнял бровь Эгберт. – Лужи – как неприятности: лучше обойти, чем потом сушить носки и нервы.Дети засмеялись, а он улыбнулся в ответ. В их смехе не было злобы – только чистое, беззаботное веселье, как звон колокольчиков на ветру.

Он шёл, вдыхая влажный воздух, слушая шорох листьев и далёкие голоса. Всё знакомо. Всё привычно. Здесь, в этом маленьком мире, он знал каждое дерево, каждый камень, каждый скрип половицы в своём доме. И это знание дарило покой, как старый плед в холодный вечер.

«Здесь всё знакомо. Здесь безопасно», – подумал Эгберт, поправляя плащ. – «И пусть мир за пределами Плёса бурлит, как котёл с перекипевшим супом, – мой мир в порядке. Пока я знаю, где лежит моя ложка».

3. Рынок и странные предзнаменования

Рыночная площадь жила своей шумной жизнью – как огромный улей, где каждый знал своё дело. Торговцы расхваливали товар с таким пылом, будто продавали не капусту и соль, а секреты бессмертия. Гуси гоготали, свиньи хрюкали в загонах, а старушки спорили из‑за пучка петрушки так яростно, будто решали судьбу королевства.

Эгберт пробрался к ряду с солью. Мешки стояли ровными рядами, пахли морем и древними пещерами, будто хранили в себе тайны забытых времён. Он присел на корточки, запустил пальцы в один из мешков, перетирая кристаллы между пальцами.– Мелкий помол, – пробормотал он. – То, что нужно. Как песок на часах моей жизни – мелкий, но бесценный.

И тут небо потемнело.

Не постепенно, не как перед грозой – а резко, будто кто‑то задёрнул чёрную штору, скрывая солнце от мира. Ветер взвыл, поднимая пыль, срывая шапки с торговцев, разбрасывая листья и обрывки бумаги, словно сам воздух взбунтовался против порядка.

А потом…

Чих!

Звук был оглушительным, словно гора вздохнула, или небо треснуло по шву. Эгберт прижал ладони к ушам, но эхо всё равно звенело в голове, будто колокол, бьющий в пустоту.

Тишина.

Люди замерли. Птицы перестали кричать. Даже гуси притихли, будто забыли, как гоготать. Время остановилось, как сломанные часы.

Кто‑то прошептал:– Это знак…

Эгберт моргнул. Небо уже светлело, ветер стихал, будто раскаялся за свою выходку. Он хотел сказать: «Просто ветер. Или кто‑то простудился», – но слова застряли в горле, как непрожёванный кусок хлеба.

4. Первая тень пророчества

У колодца, где ещё минуту назад старуха Гримхильда перебирала травы, теперь стояла другая женщина. Худая, с мутными глазами, в потрёпанном плаще, будто сама судьба накинула на неё лохмотья. Она смотрела на Эгберта, и её палец, костлявый и дрожащий, медленно поднялся, указывая прямо на него, как стрелка компаса, нашедшая север.

– Вот он! – её голос прозвучал неожиданно громко, прорезая тишину, как нож масло. – Тот, кто придёт из ниоткуда и спасёт нас всех!

Толпа обернулась.

Эгберт почувствовал, как внутри всё сжалось, будто его душу скрутили в узел. Он попытался улыбнуться, отшутиться:– Я просто за солью… – но голос прозвучал тихо, как шёпот в бурю.

Но слова потонули в нарастающем шёпоте, который, словно волна, прокатился по толпе:

– Избранный!– Он был среди нас всё это время!– Смотрите, как светятся его глаза!

«Они не светятся», – хотел сказать Эгберт, но вместо этого лишь сглотнул. Его руки невольно сжались в кулаки, а ноги будто приросли к земле, словно корни старого дуба, которого пытаются вырвать из почвы.

– Да вы посмотрите на него! – продолжала прорицательница, размахивая руками, как ветряная мельница в бурю. – Его плащ – как тень тайны! Его взгляд – как молния предзнаменования! А эта ложка в кармане – не просто ложка, а ключ к спасению мира!

Эгберт машинально потрогал карман. Ложка действительно лежала там – обычная деревянная ложка, которой он ел вчерашний суп.

– Это просто ложка… – попытался он возразить, но его голос утонул в новом взрыве возгласов:– Он говорит загадками!– Это пророчество!– Он знает больше, чем показывает!

Одна женщина бросилась вперёд и упала перед ним на колени:– Спаси нас, о великий! Моего поросёнка вчера утащили воры, а муж третий день пьёт в трактире!– Я… я не могу вернуть поросёнка… – пролепетал Эгберт.– Видите! – взвизгнула прорицательница. – Он не говорит «нет»! Это знак согласия!

Мужчина с бородой, похожей на гнездо воробья, протиснулся вперёд:– А моя корова перестала давать молоко! Ты должен помочь!– Я не ветеринар… – начал Эгберт, но толпа уже гудела, как растревоженный улей.

Дети тащили к нему поломанные игрушки, старушки протягивали больные суставы, кузнец сунул под нос погнутый молот:– Исцели! Ты же Избранный!

Эгберт почувствовал, как паника сжимает грудь, будто железные обручи. Он попытался отступить, но люди смыкались вокруг него, как стены темницы.

– Я просто хотел купить соль… – прошептал он, но даже сам не услышал своих слов в этом хаосе.

5. Возвращение домой – и первые последствия

Путь домой превратился в настоящий квест – если бы квесты измерялись не подвигами, а количеством попыток избежать судьбы.

На него смотрели.

Кто‑то кланялся, едва завидев, будто он был не Эгбертом Мягкоступом, а самим королём в изгнании. Кто‑то шептал: «Он идёт!» – так благоговейно, что хотелось спрятаться под ближайший забор. Дети бежали следом, тыкали пальцами, смеялись. Одна девочка протянула ему цветок – дикий колокольчик, хрупкий и синий, как капля неба. Эгберт взял его, не зная, что сказать, а она уже убежала, крича:– Он спасёт мир!

Он ускорил шаг, но толпа не отставала – прилипала, как репейник к плащу путника. Кто‑то пытался задать вопрос, кто‑то тянул руку, будто хотел коснуться, убедиться, что он настоящий. Один старик даже попытался поцеловать край его плаща, но споткнулся и чуть не упал.

Наконец, дверь его дома захлопнулась, отрезая шум, как нож отрезает кусок хлеба. Эгберт прижался спиной к дереву, тяжело дыша. В тишине дома его сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно на всю улицу.

Он поставил чайник на огонь, налил воды в чашку, но руки дрожали. Чай расплескался по столу, образуя лужицу, похожую на карту неведомых земель.

«Завтра всё уляжется. Это просто… недоразумение», – повторил он про себя, словно заклинание.

Но за окном уже собирались люди. Факелы мерцали в сумерках, отбрасывая длинные тени на стены его дома – тени, похожие на молчаливых стражников. Кто‑то пел – тихо, нараспев, будто молитву. Другие переговаривались, голоса сливались в гул, напоминающий шёпот океана перед бурей.

Эгберт подошёл к окну. Прижался лбом к холодному стеклу.

Толпа росла.

Ключевые детали главы:

Характер Эгберта: прагматизм («Нужно починить забор»), страх перемен («Я не герой»), самоирония («Я скорее героически усну на лавке у колодца!»), стремление к порядку («Если узел держится – и ты держишься»).

Атмосфера: уют обыденности, нарушенный внезапным хаосом; контраст между тихим утром и нарастающим безумием; гротескность ситуации, усиленная гиперболами и метафорами.

Завязка: чих бога Мелхиора запускает цепь событий, а пьяная прорицательница создаёт миф, используя абсурдные «доказательства» (ложка как ключ к спасению мира).

Конфликт: Эгберт хочет тишины, но мир уже видит в нём героя; его попытки объясниться только усугубляют ситуацию.

Финал главы

Эгберт смотрит в окно на толпу с факелами и вздыхает:

– Ну почему я не остался в постели?.. Может, тогда они выбрали бы кого‑то другого. Хотя… кто я такой, чтобы жаловаться? По крайней мере, моя ложка теперь – легендарный артефакт.

Он горько усмехнулся, глядя на деревянную ложку, лежащую на столе, и подумал: «Если это и есть героизм, то я точно не хочу в нём участвовать».

Глава 2. Нежданная слава

«Слава похожа на ливень в пустыне: сначала все радуются, потом понимают – это просто вода, а ты всё ещё в пустыне».

Из «Размышлений о суетности» анонимного философа

«Герой – это тот, кто не может сказать „нет“ так, чтобы его услышали».

Из «Заметок о природе славы» неизвестного автора 1. Осколки пророчества

Утро выдалось таким же тихим, как вчерашнее, но с одним существенным отличием: тишина теперь напоминала натянутую струну – вот‑вот лопнет от напряжения.

Эгберт приоткрыл ставни и невольно зажмурился: на улице толпились люди, будто это не Плёс‑на‑Болоте, а столичный ипподром в день скачек. Факелы, несмотря на ясное небо, пылали, отбрасывая причудливые тени – те танцевали на стенах, словно молчаливые актёры в театре абсурда.

– Он вышел! – вскрикнула какая‑то женщина, указывая на него так энергично, что её зонтик описал в воздухе замысловатую дугу.– Смотрите, как светятся его окна! – подхватил мужчина с корзиной репы, будто репа сама по себе не была достаточным чудом.– Это знак! – завопила старуха с клюкой, потрясая ею, как древним жезлом власти. – Вчера был чих, сегодня – свет! Завтра, глядишь, дождь из золотых монет пойдёт!

Эгберт потёр глаза, надеясь, что мираж исчезнет. Не исчез. «Может, я ещё сплю?» – подумал он, но щипок за руку больно напомнил: нет, это реальность. Хуже – гиперреальность, где логика сдалась без боя.

Из толпы выступила та самая прорицательница – вчерашняя пьяная тень у колодца. Сегодня она выглядела… почти трезвой. Или просто лучше загримированной: глаза блестели, плащ был аккуратно застёгнут, а в руке – свиток, будто только что из королевской канцелярии.

– О, избранный! – её голос звенел, как разбитое стекло, но с благородным перезвоном. – Ты явился, чтобы спасти нас!– Я… – Эгберт запнулся, подбирая слова, как слепой – бусины на рассыпавшемся ожерелье. – Я просто хотел позавтракать.– Его слова – как мёд мудрости! – воскликнула прорицательница, оборачиваясь к толпе с видом триумфатора. – Он говорит: «Я хочу спасти мир за завтраком!»– Нет! – попытался возразить Эгберт, но его голос утонул в одобрительных возгласах:– Он скромничает!– Настоящий герой всегда скрывает силу!– А у него есть ложка? – вдруг спросил мальчик из задних рядов, выглядывая из‑за корзины с яблоками.– Есть! – радостно подтвердила прорицательница, будто ждала этого вопроса всю жизнь. – И эта ложка – ключ к спасению!Эгберт машинально потрогал карман. Ложка лежала там, холодная и бесполезная. «Если это ключ, то от замка, которого никто не видел, – подумал он с тоской. – Или от консервной банки, но это вряд ли кого‑то впечатлит».

2. Соль, ложь и метеориты

Пытаясь восстановить хоть каплю здравого смысла, Эгберт вышел на улицу. Толпа расступилась, как море перед пророком (или как капуста перед ножом), образуя живой коридор.

– Слушайте, – начал он, поднимая руки, словно пытался остановить несущийся на него обоз. – Всё это недоразумение. Я просто…

Но тут небо разорвал огненный след.

Метеорит – или просто горящая ветка, сорвавшаяся с чьей‑то крыши – пронёсся над городом и упал где‑то за огородами. В воздухе запахло палёным, а кто‑то из толпы вскрикнул: «О, пламя небесное!»

– Знак! – взвизгнула прорицательница, воздевая руки к небу с таким рвением, что свиток в её пальцах затрепетал, будто пойманная птица. – Небо подтверждает его избранность!– Это просто… – Эгберт оглянулся, пытаясь найти хоть одно разумное лицо. – Это просто случайность!

В этот момент тень от облака легла на его плащ, образовав причудливый узор – нечто среднее между картой звёздного неба и кляксой на школьном диктанте.

– Смотрите! – закричал кто‑то, тыча пальцем так энергично, что чуть не проткнул собственное веко. – На его одежде – символ древнего пророчества!– Это пятно от супа… – пробормотал Эгберт, вспоминая вчерашний ужин.– Он говорит загадками! – торжествовала прорицательница. – Его мудрость – как глубина океана! Или как бочка с квашеной капустой – никто не знает, что там на дне!

Толпа загудела, как улей, в который бросили камень. Кто‑то протянул ему корзину с хлебом («Для пути!»), кто‑то – сломанный меч («Для битвы!»), а одна старушка попыталась надеть на него вязаный колпак («Чтобы голова не замёрзла в час славы!»).

«Я просто хотел купить соль», – мысленно повторил Эгберт, чувствуя, как мир вокруг него превращается в абсурдный спектакль, где он – главный актёр, не знающий текста. «Если это героизм, то я хочу обратно в свой огород. Там хотя бы понятно, где сорняки, а где – полезные растения».

3. Появление леди Мелиандры Ослепительной

Когда Эгберт уже готов был сдаться и спрятаться в погребе (где, кстати, хранилась та самая соль, из‑за которой всё началось), из толпы выступила она.

Леди Мелиандра Ослепительная.

Её появление было как вспышка молнии в пасмурный день – яркая, внезапная, заставляющая всех зажмуриться:

платье из алого шёлка, переливающееся, будто пламя, в котором тонули звёзды;

волосы, уложенные в сложную причёску, украшенную перьями и драгоценными камнями – будто миниатюрная крепость на голове;

взгляд – гордый, уверенный, словно она уже победила всех врагов, а теперь пришла подписать мирный договор.

Она остановилась перед Эгбертом, окинула его взглядом – от стоптанных сапог до растрёпанных волос – и улыбнулась. Улыбка была как меч: острая, блестящая, но пока в ножнах.

– Вот ты и нашёлся, – произнесла она голосом, которым обычно объявляют начало турнира или конец света. – Мой предначертанный спутник.– Я? – Эгберт моргнул, надеясь, что это очередной сон. – Мы даже не знакомы…– Судьба не нуждается в знакомствах, – отрезала Мелиандра, словно рубила верёвку, связывающую его с прошлой жизнью. – Я видела твоё имя в звёздах. Твою тень в пророчествах. Твой след в песках времени.– Это, наверное, был след от сапога… – попытался пошутить Эгберт, но шутка утонула в океане её уверенности.– Твои слова полны мудрости! – Мелиандра взяла его за руку. Её пальцы были холодными, как сталь меча, и твёрдыми, как решение судьи. – Ты пойдёшь со мной.– Куда?! – вырвалось у Эгберта, словно пробка из бутылки с шипучим вином.– Спасать мир, конечно! – она рассмеялась, будто он сказал что‑то невероятно остроумное. – Разве не для этого ты здесь?

Вокруг зааплодировали. Кто‑то бросил в воздух шляпу (та приземлилась на голову свинье, вызвав новый всплеск восторга), кто‑то запел гимн (неизвестный, но торжественный, с припевом «О‑о‑о, избранный!»).

4. Бегство, которого не случилось

Эгберт понимал: нужно бежать. Прямо сейчас. Пока толпа не начала петь его имя хором, а Мелиандра не вручила ему меч (или вязаный колпак).

Он сделал шаг назад.Ещё один.Развернулся.

И тут же наткнулся на стену из людей.

– Он уходит! – закричала прорицательница, поднимая свиток, как знамя. – Смотрите, как смело он шагает в неизвестность!– Это не неизвестность, – прошептал Эгберт. – Это огород соседа. Там репа. И тишина.– Его путь – как река, несущая нас к спасению! – продолжала прорицательница, вдохновенно размахивая свитком.– Его путь – к моей солянке! – выкрикнул кто‑то из толпы, и все засмеялись, будто услышали лучшую шутку года.

Мелиандра взяла его под руку, её хватка была крепче, чем у клеща на любимом дереве:– Не бойся, избранный. Я буду твоей опорой.

– Я не боюсь, – вздохнул Эгберт. – Я в шоке. Как рыба, которую вытащили из пруда и спрашивают: «Ну что, полетели?»

– Твоя скромность – как щит! – провозгласила Мелиандра. – Она защитит нас от коварства врагов и ослепит их блеском истинной добродетели!

– Если это щит, то из папье‑маше, – пробормотал Эгберт, косясь на толпу, которая всё плотнее смыкалась вокруг. – И проткнётся от первого чиха.

– О, ты цитируешь древние тексты! – воскликнула Мелиандра, сжимая его руку ещё крепче. – «Щит из папье‑маше побеждает там, где бессилен булатный меч»! Это из пророчества Третьего Цикла!

– Это из моего детства, – вздохнул Эгберт. – Мама так называла мои поделки. Особенно тот замок из коробок, который развалился, когда кот прыгнул на стол.

Но его слова уже никто не слышал. Прорицательница взмахнула свитком, будто дирижёрской палочкой, и толпа подхватила:

– Слава избранному!– Да здравствует спаситель!– А соль он всё‑таки купит? – крикнул кто‑то из задних рядов.

– Конечно! – торжественно объявила Мелиандра. – Но не простую соль, а соль судьбы! Та, что раскроет его истинный потенциал!

– Это просто приправа к картошке, – попробовал возразить Эгберт.

– Его слова – как загадки мудреца! – перебила прорицательница. – «Соль судьбы» – это метафора! Она означает… означает…

Она замялась, лихорадочно перебирая в уме подходящие толкования.

– Означает, что нам пора в путь! – решительно перехватла инициативу Мелиандра. – Час спасения мира не ждёт!

– А мой завтрак ждёт, – тихо сказал Эгберт, но его голос утонул в общем гуле.

5. Неизбежность, приправленная солью

Толпа двинулась вперёд, увлекая Эгберта, как бурный поток уносит листок. Он пытался цепляться за знакомые ориентиры: вон тот колодец, где он набирал воду каждое утро; вон лавка торговца солью, к которой он так и не дошёл; вон его дом, теперь казавшийся далёким и недостижимым островом спокойствия.

– Постойте, – он сделал последнюю попытку. – Давайте хотя бы уточним: куда именно мы идём спасать мир?

Мелиандра остановилась, развернулась к нему с сияющей улыбкой:– О, это прекрасный вопрос! Мы отправимся туда, где нас ждут великие свершения!

– То есть никуда конкретно? – уточнил Эгберт.

– Это называется «путь героя»! – воодушевлённо объяснила Мелиандра. – Ты идёшь, и по мере движения судьба раскрывает тебе свои тайны. Как карта, которая рисуется сама, пока ты по ней шагаешь!

– Как карта, которую я забыл дома? – попытался пошутить Эгберт.

– Именно так! – восторженно согласилась Мелиандра. – Твоя интуиция ведёт нас!

Прорицательница, не желая терять инициативу, подняла свиток:– Знамения подтверждают: путь лежит на восток! Там, где восходит солнце, там, где ждёт нас…

– Рынок? – предположил Эгберт. – Там по вторникам свежая рыба и хорошая соль.

Толпа замерла. На лицах отразилось смятение – слишком уж правдоподобной показалась эта версия.

Но Мелиандра звонко рассмеялась: – О, как тонко ты играешь словами! «Рынок» – это метафора изобилия, куда мы принесём спасение!

– Или соль, – не удержался Эгберт.

– Соль судьбы! – торжественно повторила Мелиандра.

И толпа снова заревела:

– В путь! К спасению мира!

– К рынку! – крикнул кто‑то.

– К соли судьбы! – подхватили остальные.

Эгберт посмотрел на своё отражение в луже – растрёпанный, с ложкой в кармане, в окружении восторженных лиц. «Если это и есть героизм, – подумал он, – то я хочу обратно к своему завтраку».

Эпиграф к финалу главы:

Ключевые детали главы:

Абсурдность ситуации усиливается: случайные события (метеорит, пятно на плаще) превращаются в «знамения», а слова Эгберта искажаются до неузнаваемости.

Контраст персонажей: восторженная, театральная Мелиандра против прагматичного, ироничного Эгберта создаёт комический эффект.

Метафоры и гиперболы: «соль судьбы», «щит из папье‑маше», «карта, которая рисуется сама» – всё это подчёркивает разрыв между реальностью и тем, как её видит толпа.

Юмор:

гротескные реакции толпы;

ироничные реплики Эгберта;

гиперболизированные трактовки его слов;

бытовые детали (вязаный колпак, сломанный меч), контрастирующие с «великой миссией».

Финал главы.

Эгберт смотрит на удаляющийся Плёс‑на‑Болоте и думает:

– Если это и есть приключение, то я хочу обменять его на мешок соли и тихий вечер у камина.

Но вслух говорит только:– Ладно. Только давайте сначала найдём трактир. Я голоден.

Мелиандра сияет:– О, это часть пути! Трактир – это перевалочный пункт героя!

Эгберт вздыхает:– Или просто место, где можно поесть…

Глава 3. Начало «великого пути»

«Герой не выбирает дорогу – дорога выбирает героя. А иногда просто тащит его за шкирку».

Из «Афоризмов о нежеланной славе», приписываемых Эгберту Мягкоступу

«Иногда побег – это просто другой способ начать путь. Особенно если тебя везут в телеге с капустой».

Из «Заметок о непрямых маршрутах» Эгберта Мягкоступа 1. Под давлением обстоятельств (и одной очень решительной дамы)

Рассвет раскрасил окраину Плёса‑на‑Болоте в бледные тона – будто художник, уставший от ярких красок, решил поработать акварелью. Эгберт стоял на границе своего привычного мира, чувствуя, как земля под ногами становится всё менее надёжной. Она уже не была твёрдой почвой родного огорода – теперь это была зыбкая грань между «до» и «после».