Под чужим солнцем

– Это было… слишком.

Они не могли понять, что именно передавалось. Ни слова, ни образа – но всё существо, всё восприятие отвечало: «это не случайно». Сигнал длился две секунды. После – тишина. Но не прежняя.

Теперь тишина была наполнена. Как будто нечто только что оглянулось в их сторону.

Нола сбивчиво протоколировала параметры: частота, длина волны, форма сигнала. Но Рэй уже знал:

никакие технические данные не объяснят главного. Они заметили радиосигнал который передавался в атмосфере этой планеты.

На этом странности не закончились. Рэй приказал записывать всё, потому что тут должно было быть много непонятного. Нельзя было сказать то ли это отражённый сигнал с ихнего же звездолёта или иной, поэтому надо всё записывать, а разберутся когда будут знать о мире больше.

*****

Лей Сун стоял чуть поодаль от лагеря, проверяя ручной спектрометр – утренний обход, рутинная проверка. Приборы работали исправно: показатели стабильны, излучения в норме, шум минимален. Но всё казалось слишком нормальным, как будто параметры были не результатом измерений, а подогнаны под ожидание.

Он поднял взгляд, просто чтобы дать глазам отдохнуть от цифр. И тогда увидел.

На фоне бледного, серовато-лилового неба, там, где тонкие облака будто замирали, не зная, куда плыть, пульсировала точка. Чуть темнее окружающего, неяркая – но чёткая. Она медленно разгоралась и угасала, будто дышала. Не двигалась. Не падала. Просто была.

Он посмотрел снова в прибор. Пусто. Спектральный анализ ничего не показывал, оптический зум – пустота. Ни вспышки, ни сигнала.

Только ощущение – как если бы ты стоял в чужом доме, и в щёлку двери смотрел кто-то, кто не должен был там быть. Не зловеще. Просто… сознательно.

Воздух вдруг стал другим. Не холодным, не тёплым. Просто – более плотным. Будто насыщен микроскопическими частицами, невидимыми, но присутствующими. Каждое вдохновение напоминало глоток воды: нечто в нём чувствовалось.

Он прислушался к собственному телу – сердце билось нормально, но внутри всё напряжено. Не страх, не паника – глубинная готовность, а инстинкт, отзывающийся не на звук или свет, а на присутствие, неуловимое, но реальное.

И точка продолжала пульсировать. Словно делала вдох. И ждала. Что это было никто не мог сказать наверняка: возможно астероид или спутник планеты маленькая Луна, а может точно чей-то аппарат, но тогда чей?

Дара присела у группы растений, чьи мягкие, податливые формы странно реагировали на приближение – как будто слегка поворачивались в её сторону. Она осторожно выставила фильтры на инфракрасный режим, прицелилась. Стебли отражали тепло неравномерно, но каждая из структур словно формировала своё поле восприятия, не биолюминесценцию – скорее, внимание.

Она сделала серию кадров, планируя сравнить тепловую активность в динамике. Камера щёлкала почти машинально. И только просматривая полученные снимки, она заметила отклонение, которое сразу не связала с целью съёмки.

На верхней границе кадра, в расфокусированном фоне облаков, проявилось нечто симметричное. Оно не сверкало, не излучало – скорее, отсутствовало, как будто из неба аккуратно вырезали участок формы. Овальное, почти идеально очерченное, с легчайшими затемнениями на периферии, создающими эффект радужки. Необъяснимая структура, напоминающая глаз.

На обычных фото – ничего. Только в инфракрасном. Как будто только при изменении восприятия нечто позволило себя заметить.

Дара всмотрелась в кадр, придавая значение теням, флуктуациям. То, что она видела, было не артефактом съёмки. Ни линзовый блик, ни шум. Оно имело форму. И структуру.

Как будто наблюдатель спрятался за атмосферой – не отражаясь, но вырезая для себя отверстие в самой ткани неба.

Ветер шелестел среди прислушивающихся растений. Небо оставалось неподвижным. И всё казалось… как будто выстроено.

Не природой.

А чьим-то замыслом.

****

Илья, и Рэй решили распросить Нолу о точке в небе. Они час обсуждали сбой магнитометра, ощущения Ильи и гипотезу о «точке» в небе – как возможном, спутнике. Атмосфера была настороженная, уже без паники, но ещё без полного комфорта с попыткой рационализировать происходящее.

Илия морщился, ставя диагностический блок на зарядку:

– Магнитометр вылетел. На пять секунд – глухая тишина по всем направлениям. Как будто поля просто перестали существовать.

Рэй смотрел на него внимательно:

– Совсем? Без шумов? Вот так просто вылетел и перестал работать?

Илия кивнул:

– Да. Ни одного колебания. Даже от оборудования. Как будто кто-то нажал на паузу. Я обернулся – был уверен, что кто-то стоит за спиной.

Нолина голограмма, с планшетом в руках сдержанно спросила:

– Ты что-нибудь видел?

Илия пожал плечами:

– Нет. Но ощущения были… слишком реальные. Не паранойя. Присутствие кого-то. Очень чёткое. А сразу после – магнитное поле вернулось, как ни в чём не бывало. Я слушаю все советы Айлин, но ощущения слежки и их симптомы проходят не так быстро как хотелось бы.

Рэй переводит взгляд на небо:

– Та точка, которую заметил Лей Сун… Её всё ещё нет ни на одном канале?

Нола:

– Мы проверили. Радиофон – пусто. Спектральный профиль – пусто. Никаких сигнатур. Но если это объект, он гасит отражения умышленно. Или работает за пределами стандартных диапазонов то скорее всего это спутник. – ИскИнн Нола сделала паузу, – Слишком стабильно для дрейфующего обломка. Слишком неподвижно он себя ведёт, когда мы подлетали, я не заметила спутников в том месте, но эти космические тела постоянно меняют свои орбиты.

Рэй тихо проговорил:

– Значит, скорее всего – спутник.

Илия нахмурено добавил:

– Или что-то, что хочет выглядеть, как спутник.

Нола:

– В любом случае – он реагирует. На движение, на приборы… на нас.

Рэй:

– Ты уверена?

– Да!!!

Тогда он не просто наблюдает. Он вовлечён.

Айлин долго не решалась говорить. Утро тянулось вязко, как будто время перестало течь равномерно. В лагере все двигались чуть медленнее обычного, и каждый – будто с мыслью, которую не хотел произносить вслух.

Она сидела рядом с Дарой, делая вид, что записывает сны в журнал наблюдений. Но её рука давно застыла, и она смотрела не на страницы, а в никуда – туда, где небо всё ещё сохраняло ту странную, медную окраску рассвета.

Она Дара стала пересказывать свой сон на этом медном фоне рассвета:

– Это было… как будто я не во сне, – наконец сказала она, – а в… чьём-то взгляде. Я смотрела вниз, Дар… С высоты. На лагерь. На нас. Ни чувств, ни мыслей. Только… сканирование.

Айлин вздрогнула. Она уже собиралась рассказать нечто похожее, но отложила – испугалась, что это покажется глупым. Теперь, услышав слова Дары, всё слилось воедино.

– И ты тоже? – только и успела выдохнуть она. – Я тоже видела нечто похожее и уже не в первый раз. Тогда когда мы все вместе говорили о похожем сне я не обратила внимание так как считала этот разговор синдромом пост катастрофы когда все вместе ищут приемлемые и одинаковые объяснения полностью различным явлениям

Они молчали. Мысли не сразу хотели подчиняться логике, как будто после этого сна этот загадочный мир слегка сместился в сторону мистического знания.

Обе видели один и тот же фрагмент. Обе – не от первого лица, а словно через чужие глаза, чуждую перспективу. Медленный, методичный взгляд сверху. Как будто кто-то или нечто изучало их, фиксировало, делало выводы.

Это не было похоже на обычный сон. Не на пересказ пережитого. Скорее, на воспроизведение чужого наблюдения.

Ощущение не проходило. Даже наяву оно осталось где-то под кожей: будто кто-то когда-то уже смотрел, и они только сейчас начали это осознавать что смотрел этот некто, можно сказать что они смтрели его глазами. Можно, конечно можно, если бы только это не был бы обычный сон.

Айлин опустила глаза на записи. Почерк вдруг показался чужим. Как и ощущение того, где кончаются их мысли – и где начинается чьё-то восприятие. Да пора привыкать к этой планете к этим ощущениям, с каждым днём это делать всё легче.

Незаметно для себя, каждый из членов экипажа начал чаще оборачиваться. Не потому, что услышал звук или заметил движение – а просто… ощущение, глубоко внутри, заставляло проверять: ты точно один?

Лагерь оставался тихим. Оборудование работало. Воздух – всё такой же плотный, насыщенный и странно неподвижный. Но внутреннее состояние сменилось. Не страх, не тревога, а напряжённое ожидание, как если бы кто-то целился издалека – терпеливо, без спешки.

Под прицелом. Именно так это ощущалось. Не физически – телу ничего не угрожало. Но сознание было вынуто наружу, как будто на него уставились. Не глазами. Не камерами. А самим фактом чужого внимания.

Невозможность определить, откуда это наблюдение ведётся, только усиливала эффект. Всё вокруг было неподвижно – но слишком упорядочено. Слишком… рассчитано. Будто окружающий мир притворяется.

Камни – молчаливы, но будто заняли позиции. Облака – не плывут, а выжидают. Даже тень от конструкций лагеря ложилась строго, точно, как по замыслу – не природе. Но это постепенно входило в привычку и даже вызывало некий комфорт. Астронавты ощущали себя как-будто они были дети.

И эта мысль: «кто-то смотрит», – становилась уже не догадкой, а предпосылкой всего происходящего. Айлин разработала теорию пароная чужого солнца по её мнению такое ощущение свойственно детям, но потом эту слежку они забывают когда взрослеют, и теперь команда просто сталкиваясь каждый миг с чем-то новым были словно дети отсюда и паранойя или ощущение слежки.

****

Рэй, голограмма Нолы, Дара и Илия – собирлись у центрального модуля лагеря. Они обсуждали детали текущих наблюдений, но между фразами чувствовалась растущее напряжение: всё чаще их речь прерывалась взглядами в небо, проверками приборов и ощущением непроизнесённого чего-то такого чем по сути являлся этот мир, но и к этому невыразимому в рамках времени, но вполне понятному они вскоре привыкли. Это передаёт энергетику заряженности неизведанным, когда все герои были на грани чего-то большего, чем просто исследовательская миссия.

Рэй просматривает лог приборов:

– Радиофон снова стабилен. Период колебаний – около восьми минут. Совпадает с импульсами, что были ночью.

Голограмма Нолы смотрит на экран своего такого же голограммного планшета:

– Но он период колебаний не статичен. Есть… волнообразная модуляция. Как дыхание. – Она замирает на секунду, и голограмма поднимает взгляд в небо.

Дара замечает это:

– Ты тоже ждёшь, что оно снова появится? Зачем тебе искусственному интеллекту это?

Нола вздыхает :

– Я просто проверяю, останусь ли я здесь. В своём теле.

Илия пошевелил плечами, прислушиваясь к себе:

– Иногда мне кажется, что я двигаюсь чуть позже, чем собирался. Будто отражаюсь, а не действую, – все подумали о чём-то, а потом он Илья стал машинально перепроверять магнитометр, на его замечание никто не отклиунулся.

Рэй почёсывает щеку, глядя в горизонт:

– Вчера я записал в журнал: «окружающее будто знает, что мы здесь». Сегодня я бы добавил: «и ждёт, когда мы сделаем что-то важное».

Молчание. Все невольно поднимают головы. Мягкое небо пульсирует оттенками, как поверхность воды над чем-то огромным.

Дара тихо сказала:

– Такое чувство, что не мы первые тут. Но может, первые, кого оно заметило.

Голлограмма Нолы улыбаясь безрадостно добавила:

– Или первые, кто это почувствовал.

Наступила пауза. Тишина, которую никто не прерывает. Приборы тихо щёлкают, фиксируя что-то, что не поддаётся объяснению. И снова – короткий взгляд вверх, как будто там вот-вот что-то произойдёт.

Ощущение слежки стало частью фона, как ветер или мягкий гул фильтров. Оно больше не пугало – скорее, сопровождало. Не навязчиво, не враждебно. Почти как любопытство – молчаливое, невидимое, но всегда рядом.

Свет стал другим. Он не только освещал, он… смотрел. Отражался не от объектов, а словно от информации, что они содержат.

Камни, одежда, кожа – всё будто светилось от себя, а не за счёт солнца. Будто сама планета рассматривала их сквозь отражения.

Внутри этого искажённого сияния, среди пауз между словами, взглядов в небо и рутинных проверок приборов, мир становился бесконечным.

Не потому что он был огромным – а потому что не раскрывался до конца. За каждым камнем, за каждой тенью – намёк на большее. На будущее которые им придётся провести тут пока спасатели если они вообще прибудут сюда.

И этот намёк был настойчив.

Нола, встроенная в центральный интерфейс лагеря, фиксировала новые корреляции между изменениями фона, поведением экипажа и окружающей средой. Её голос – ровный, но всё чаще сопровождаемый паузами. Не техническими, а… мыслящими.

«Анализ… продолжается. Наблюдение – подтверждено. Реакция среды неописуема в известных моделях».

Голос ИИ звучал теперь почти по-человечески вдумчиво. И хотя Нола не обладала инстинктами, она, как и экипаж, словно чувствовала – их присутствие здесь запущено не только по их инициативе.

Планета – или нечто внутри неё – знало. И ждало. Наверное так Нола понимала что такое судьба.

С утра лагерь словно изменился – не внешне, а по духу. Решения принимались быстро, почти без слов. Каждый чувствовал, что больше нельзя действовать на виду. Даже если не было прямой угрозы, внимание, ощущаемое всеми, стало слишком отчётливым.

Они начали маскировку. Панели сливались с фоном, углы шатров прятались за камнями и выступами, свет в ночное время – только в инфракрасном режиме. Всё, что могло выделить лагерь в ландшафте, исчезало. Не как от страха – как от сознания, что теперь они часть среды которая наблюдает, но не позволяет увидеть себя и не хотят нарушить её ритм.

Илия и Лей Сун устанавливали сенсоры по периметру, встроенные в естественные структуры: в корни хрупких светящихся растений, в трещины скал, в пустоты под серыми плитами. Сенсоры были направлены не наружу, а… во все стороны, словно сами исследователи уже не знали, откуда может прийти следующее проявление.

Рэй не приказывал – он наблюдал, координировал. Айлин фиксировала поведение экипажа, замечая: с каждым часом все действуют энергичнее, точнее, будто их подгоняет внутренний импульс, как если бы они выполняли важную задачу, заранее заложенную в подсознание.

Появился ритм – не военный, не панический, а намеренный. Работа теперь была частью самозащиты, частью ответа на ощущение, что их видят, измеряют, сравнивают.

Было не важно кто это: деревья, насекомые или разумное существо факт за ними наблюдали и это просто вошло в привычку и теперь и они наблюдают за миром незаметно, скрытно как будто тут их и нет! И чем больше они старались остаться незаметными, тем сильнее чувствовалось: это всё равно не скроет их полностью.

Но это уже не имело значения. Теперь они участвовали. Теперь они были внутри – не только ландшафта, но и чего-то гораздо большего.

Рэй стоял у импровизированного терминала в центре лагеря, окружённого защитными модулями. Утренний свет едва касался поверхности камней, но они будто отражались его в сторону, как линзы. Он молча вглядывался в свечение неба, сжав губы. Затем активировал интерфейс связи.

«Нола. Приоритетное задание. Перенастрой контур: ориентация не на физические угрозы, а на перехват и подавление внешнего наблюдения. Модуляция – адаптивная. Уровень тревоги не повышаем. Пусть будет как дыхание – естественно и незаметно.»

Искусственный интеллект отреагировал не сразу – как будто обдумывал не техническую сложность, а целесообразность.

Затем ответ прозвучал спокойно, почти мягко:

«Принято. Настройка параметров: расплывчатые поля, маскировка теплового следа, подавление отражения. Эффект – снижение вероятности фиксации присутствия. Вектор – окружающая среда.»

В другом конце лагеря Айлин систематизировала фрагменты сна, собранные у каждого из команды. Она не стала интерпретировать – просто фиксировала. Но совпадение было очевидным.

Во всех снах – в разных формах, в разной обстановке – появлялся один и тот же образ.

Иногда как неясная форма в тучах, иногда как отражение в воде, иногда как вспышка перед пробуждением.

А так же чёрный купол. Не объект. Не корабль.

Форма присутствия чего-то или кого-то тянущаяся над ними, и вытянутое небо.

Движущееся.

Медленно.

Беззвучно.

Он этот кто-то не нападал, не приближался. Он просто был. И это «был» было достаточно, чтобы каждый просыпался с чувством, будто что-то прошло над ними – не касаясь, но понимая словно они сами были этим чем-то но чем не могли бы точно сказать, словно всё видели его глазами.

Сны записывались.

Данные уходили в архив.

А над лагерем, в прозрачном небе, по-прежнему не было ни одного объекта.

И всё же каждый по-прежнему – знал.

Он там. Одна Айлин понимала что это превратилось в некую шутку, табу, ритуал потому что никакого его не было!

– — —

В тени палатки, где всё ещё сохранялся остаточный холод утреннего света, Дара перебирала образцы растений. Их тонкие, влажные лепестки при прикосновении словно колебались дольше, чем положено. Она внимательно наблюдала за одним из экземпляров – бледно-синим ростком, который в моменты всплесков радиофона слегка изгибался в сторону источника. Не резко, не как отклик, а скорее как… предчувствие. Вот и первое объяснение таинственного некто! А сколько будет ещё?

Она сверилась с записями и сделала вывод: некоторые из этих форм жизни реагируют быстрее и тоньше, чем сенсоры. Растения не срабатывают, а сообщают, – через изменения ритма, цвета, положения, поэтому приходилось перестраивать оборудование которое часто стало ломаться!

Рядом стоял Илия, глядя на лежащие на дисплее фотографии разломов и скал, что он снял их на рассвете. Их структура всё больше напоминала искусственную: пересекающиеся линии, равные углы, повторяющийся шаг текстуры. Но не это вызывало в нём озноб. Может это какой-то необычный ветер вроде земных циклонов и антициклонов вот и заточили так скалы!

В момент, когда они с Дарой стояли рядом с одним из обломков – тот, по словам Илии, зазвучал. Ни один прибор не зафиксировал звука, но ощущение резонанса осталось у обоих. Как будто тело улавливало то, что уши – не могли.