скачать книгу бесплатно
К вечерней проверке в пять часов эта троица уже была достаточно пьяна, чтобы беспроблемно пересекать контроль на вахте. Поэтому Космос выловил дежурного, обходящего цеха на промке, перед всеобщим построением, и попросил записать их веселую компанию как прошедших проверку в котельной. Около шести часов вечера, когда все проверяющие окончательно покинули промышленную зону, Дима предложил переместиться на поле с высокой травой рядом с их помещением, где у него были заготовлены три лежанки. Расположившись поудобнее, Гриша решил позагорать под ласковым августовским солнцем и заснул. Вскоре легкий храп и сопение уже раздавались с трех сторон.
Баженов проснулся первым и посмотрел на часы. Было почти восемь, и он разбудил остальных словами «Пацаны! Пора вставать и возвращаться в лагерь, а то нас скоро кинутся искать». С проходом через вахту проблем не было, хотя невооруженным глазом было заметно, что Коля и Гриша явно нетрезвы, да и перегар не успел выветриться. Космос проводил Тополева до отряда и посоветовал сегодня больше никуда не ходить, чтобы по глупости не попасться сотрудникам администрации.
Утром, сразу после проверки, Косенко появился в отряде, зашел к Соболеву в каптерку и демонстративно объявил ему, что с сегодняшнего дня Тополев работает в медсанчасти и все проверки будет проходить по месту работы. Евгений спорить и возражать не стал, но немного расстроился от такого поворота событий: мысли о грядущем ремонте крыши его не покидали.
Когда Гриша с Космосом зашли в здание медсанчасти, Коля подозвал дежурного офицера и почти скомандовал ему:
– Открывай! Этот со мной.
Они проникли внутрь, и Гриша снова оказался в прохладном темном коридоре с большими дверями по обе стороны, за которыми находились врачебные кабинеты и перевязочные. Дошли по прямой до конца и уперлись еще в одну дверь. Коля тихо постучал, и проход немедленно открылся. Там было такое же помещение с коридором и дверями по левой и правой стенам, но размером поменьше. Стоящий на фишке[9 - Место дежурного наблюдателя за действиями сотрудников ФСИН.] подчиненный Космоса тут же закрыл за ними проход на ключ.
– Познакомься, Гриша, это Сережа Подкапотник – мой сотрудник. Только руки ему не протягивай – он обиженный.
Сережа был молодым, не старше двадцати пяти, высоким и худым парнем с почти наголо бритым черепом и лицом, испещренным оспинками. Его добрая и открытая улыбка контрастировала с большими испуганными глазами, которые он старательно пытался прятать при начальнике, дабы не спровоцировать его гнев и последующее избиение палкой от швабры.
– Почему Подкапотник? – поинтересовался у Коли Тополев.
– О-о-о! Это он тебе расскажет в подробностях, – с безразличием ответил Николай и направился вглубь своих владений. – Смотри! – обратился он к Грише. – Здесь у нас две палаты по правой стороне: одна побольше, другая поменьше. Можешь выбрать себе койку для отдыха.
Дальше была душевая комната с напольным электрическим бойлером, сушкой для одежды, стиральной машинкой и небольшим складом с матрасами и подушками в самом дальнем углу. Это сантехническое помещение выглядело лучше, чем любые другие, которые за последние девять месяцев своих тюремных скитаний мог видеть Гриша: настоящая современная душевая кабина с новенькой лейкой, хорошим напором воды и без перепадов давления и скачков температур. В такой хотелось мыться часами, потому что, задвигая за собой дверцу, ты как будто оказывался на свободе, ибо такие удобства могут быть только там.
Рядом с душевой в торце здания располагался туалет – довольно просторная комната с унитазом, раковиной-тюльпаном и большим зеркалом. Вся сантехника блестела чистотой и пахла свежестью. Было видно, что обиженный Сережа работает как надо. Мягкая туалетная бумага на красивом кронштейне и дезодорант на полочке над унитазом придавали дополнительный комфорт и уют. В правом крайнем углу был проход на кормокухню, а далее – выход во внутренний двор.
Николай подошел к высокому холодильнику и, открыв его, стал изучать содержимое.
– Предлагаю сегодня на обед пожарить картошку на сале с луком и сосисками. А также сделаем овощной салат со сметаной. Возражений нет?
– Просто супер! – не веря своему счастью, с воодушевлением согласился Гриша.
– Я тогда схожу в столовку за картошкой с луком, а заодно посмотрю, что у них там еще появилось интересного. А вы тут пока пообщайтесь.
Николай взял большой полиэтиленовый пакет, сложив его, убрал в карман брюк и быстрым шагом дошел до двери, где его ждал Сережа.
– Можешь на фишке пока не сидеть, – скомандовал Космос подчиненному. – Запретов на руках нет, поэтому отдай мне ключи, а сами идите во внутренний двор и там загорайте. Я вернусь и сам открою. Будут стучать в дверь – не открывайте: вас тут нет никого. А если мусора войдут, то скажете, что не слышали с улицы стука. Понятно?
Сережа затряс головой и позвал Гришу за собой. На траве под березой стоял шезлонг, на который Тополев с удовольствием улегся, подставив лицо солнцу. Обиженный присел на корточки в тенечке.
– Так почему Подкапотник? – снова поинтересовался Гриша, обращаясь к Сергею.
– Под капот люблю лазить! – грустно улыбнувшись, ответил тот. – Ну, а если серьезно, то лизать женские письки.
– Куннилингус уважаешь? – поинтересовался Григорий.
– Чего? – переспросил Сережа.
– Куннилингус. Знаешь такое слово?
– Нет, не слышал. Звучит красиво!
– «Подкапотник» – тоже ничего… – подмигнув Сергею, продолжил опрос Гриша. – А в обиженку-то ты как попал?
– Развели в камере на разговор о личном и нахлобучили, – как-то очень грустно ответил Сережа.
– Это как? – не отставал Григорий.
– У меня статья 228, часть вторая. До суда был под подпиской, а после приговора привезли в Медведково на централ. Там на карантине попал в одну хату с блатными. Они стали расспрашивать про статью, про делюгу: пытались выяснить, барыга я или наркоша. Я просто на закладке попался. Заказал через интернет гашиш, оплатил на киви, мне на телефон пришла геолокация и фотка контейнера в виде пачки сигарет. Я приехал на место, стал искать, а как поднял пачку, ко мне сразу два опера и подлетели. Оказалось, что барыга с ментами в одной связке работал и поставлял им наркоманов для отчетности. С меня сразу сто тысяч запросили за закрытие дела. Дали маме позвонить. Она собрала деньги и привезла им в ментовку. Меня отпустили под подписку о невыезде. Обещали, что дело возбуждать не будут, но обманули. Потом еще триста просили за условный срок, но мы им не поверили и не дали денег. Так мне трешку и впаяли. А когда в СИЗО привезли, я ж не знал все эти законы тюремные: о чем можно говорить, а о чем нельзя. Вот и попался.
– Так как попался-то? – не утолив любопытство, продолжал настаивать на продолжении рассказа Гриша.
– Сперва про делюгу подробно расспрашивали, – после короткой паузы продолжил Сережа. – Когда поняли, что я не барыга и за это предъявить мне нет возможности, то перешли к хитрым заходам о личном. Это я теперь такой умный и вкуриваю[10 - Понимаю.], что они пытались меня на деньги развести. А тогда, в первый день после ареста, я не то что не понимал, где нахожусь, а вообще был в полном ауте. Так вот, короче, заварили мы чифирь, выпили по кругу по несколько глотков – меня и развезло с голодухи и по неопытности. Видят они, что я поплыл, и начали подкатывать ко мне с вопросцами разными. Один спрашивает: «Вот, мол, ты женатый человек, а своей жене любишь удовольствие доставлять?» Я отвечаю: «Конечно, ведь я ее люблю!» Тогда второй говорит: «А ты ей лижешь мохнатку во время секса?» Я, ничего не подозревая, отвечаю, что, конечно, да, что мы с ней очень изобретательны в сексе. Тогда первый еще раз переспрашивает меня: «Прям языком клитор ей вылизываешь?» Я в ответ: «Конечно, да! Это же так приятно и ей, и мне». После этих слов меня объявили петухом, избили сильно руками и ногами и загнали под шконку. С тех пор я в обиженке. Это теперь я знаю, что на такие вопросы о личном можно не отвечать, а если будут настаивать на ответе, посылать куда подальше или врать, что никогда и ни с кем. Хотя у нас в шерстяной хате в СИЗО был случай, когда в обиженку загнали парнишку, на которого его девушка настучала, что он ей лизал. Правда, потом вор отменил это решение, аргументировав, что пилотке[11 - Человек женского рода.] веры нет и ее слово против слова мужчины не канает, но было уже поздно. Он уже был в камере с обиженными и зашкварился по полной; несмотря на решение вора, оставили его обиженным.
– Слушай, Сереж, а вот к нам на днях в отряд распределили с карантина молоденького парнишку Диму. Он подвопросник[12 - Заключенный, судьба которого еще не решена (пока не мужик и не обиженный).]. Знаешь о нем что-нибудь?
– Конечно, знаю. Мы, обиженные, друг о друге все знаем. О его приезде заранее сообщили. У него статья веселая – распространение детской порнографии, но он не распространял, а в интернете сам смотрел. Потом знакомому отправил ссылку на сайт, а знакомый с ментами сотрудничал и сдал его. Ему пятерку и впаяли. В СИЗО его вопросом положенец занимался и без решения вора не стал брать на себя ответственность – объявлять его петухом. Поэтому его статус остается под вопросом до тех пор, пока кто-нибудь из воров не решит, куда его девать: в рай или в ад.
– И долго он так будет под вопросом? Есть какие-то временны?е рамки по решению таких задач?
– Нет, конечно! Он так может до конца срока ходить, если сам инициативу проявлять не станет.
– А зачем ему эту тему вообще педалировать? Он же не в обиженке. А так, глядишь, решение будет не в его пользу!
– Не скажи, – задумчиво произнес Сережа. – Статус подвопросника – он самый тяжелый на зоне. Человек находится между небом и землей. Ему и к мужикам нельзя, чтобы их не скомпрометировать, если вдруг его обзовут петухом, и с обиженными не стоит вошкаться, чтобы не зашквариться. Поэтому ему на кормокухню ход закрыт и к нам за столик в туалете – тоже. Он есть может только у себя на кровати. И шконка у него не в петушином углу и не на мужицкой половине, а посередине. Мыться его ни в баню, ни в душевую мужицкую не пустят, а к нам в бендегу на промке он сам не пойдет. Вот и моется на улице в дальнем углу из бутылки пятилитровой, там же и зубы чистит.
– А что, Феруз, положенец наш, не может его вопрос решить?
– Феруз к нему в карантин ходил лично сам на разговор. Расспрашивал его, зачем он это делал – видео с малолетками смотрел. Дима ничего умного не нашел, чем ответить «Дрочил на них». Феруз ему чеполахов[13 - Болезненных подзатыльников.] навешал вдоволь и сказал, чтобы на сестру свою в следующий раз дрочил. Запросил с него пятьсот тысяч на общее за положительное решение его вопроса. Космос к нему тоже на днях подходил и за триста тысяч обещал его вопрос решить. Но Дима, как я понимаю, не из богатой семьи, поэтому взял паузу для ответа. Он брал мобилу у Феди Уголька и звонил родителям, рассказывал об этих предложениях, но они, как видно, отказали.
– Как думаешь, долго он еще в этом статусе проходит?
– Думаю, до зимы дотянет, а как на улице мыться станет уже невозможно, да и усталость накопится от этого подвешенного состояния, то к нам и переметнется. Это быстро делается.
– А расскажи еще, пожалуйста, про обиженных из нашего отряда, – заинтересовавшись темой, попросил Григорий.
– А кто конкретно тебя интересует? – поддерживая интерес собеседника, переспросил Сережа.
– Про себя ты мне все рассказал, про Уголька мне Космос многое поведал. Кто там у нас еще остался?
– Пузин, Никита и Стас. С кого начать?
– Давай с Пузина. Он случайно не родственник нашего замполита?
– Нет, не родственник, но сравнение веселое. Пузик, как мы его называем, – абсолютно безобидное существо. У него то ли три, то ли четыре класса образования. Он местный, из какой-то дальней деревеньки. Его родители алкаши. Когда он немного подрос, перестали пускать его в школу и отправили на заработки в Тамбов, где он попрошайничал и воровал по мелочи. Когда ему исполнилось четырнадцать, «хозяева» заставили его предоставлять сексуальные услуги. Как он сам нам рассказывал, поначалу было очень больно, а потом даже понравилось. Он любитель пососать – миньетчик то бишь. Два года назад его поймали за воровство мелкое, а потом, чутка помяв, выбили из него признания по всем висякам в Тамбовском отделе полиции. Так он и загремел к нам с пятеркой срока. Естественно, сразу был объявлен петухом. Частенько ходит на черную сторону и за еду и курево сосет у тамошних мужиков, а блатные его и в жопу чпокают нередко.
– Никогда не мог понять разницы между тем, кого имеют в жопу, и тем, кто это делает. По идее оба пидоры, только почему-то один обиженный, а второй блатной. Хотя по правильному оба должны в петушином углу жить, – возмущенно заключил Гриша и внимательно посмотрел на Сергея в поисках понимания.
Но Сергей молчал, не рискуя влезать в полемику по столь щекотливому и опасному для него вопросу.
– Еще у нас есть Никита, – продолжил, сидя на кортах, Сережа. – Он тоже давалка и сосун, но делает это с большой неохотой и за деньги или услуги. В основном его пользует Дэнчик – наш соотрядник, завхоз школы и ПТУ.
– Денис? – с удивлением переспросил Григорий, вспоминая образ молодого, высокого и очень крепкого парня из их отряда.
– Да! Именно он. Тут как раз ситуация, о которой ты только что говорил. И у Никиты, и у Дэна статьи за изнасилование. Никита снасильничал свою малолетнюю сестру. За это его в СИЗО в первую же ночь опустили всей хатой и загнали под шконку. Теперь ему семь лет топтать зону в обиженке. А Денис избил и изнасиловал молоденького мальчика и тоже получил семерик. Но он бывший боксер, чемпион области и весит под сотку, поэтому с ним никто связываться не стал – ни в изоляторе, ни на зоне. Когда он заехал в лагерь, его, естественно, на красную сторону определили, чтобы на черной число трупов не увеличивать. Так вот они с Никитой как будто нашли друг друга. Дэнчик его сначала бьет, а потом трахает, а Никита сперва рыдает от боли, а потом получает от Дениса дорогой подарок и снова к нему приходит.
– Гадость какая! – с омерзением произнес Гриша. – Ты меня прямо расстроил… Я же теперь ему руки не подам.
– Ты только не говори ему, что это я тебе рассказал, а то он и меня изобьет, – взволнованно попросил Сережа.
– Не переживай! Не расскажу, – успокоил его Тополев. – А тебя он или кто другой трахнуть не пытались?
– Нет! – быстро ответил обиженный. – Без согласия секс с обиженным не разрешается. За это могут спросить и самого в обиженку загнать.
– А как же история с Никитой, когда его всей хатой трахнули, а теперь еще и этот боров из ПТУ насилует, когда захочет?
– Никиту наказали за насилие над малолетней девочкой – это судьба практически всех по этой статье. А после того, как он свою жопу подставил, больше его согласия спрашивать уже не надо. Он стал давалкой, и теперь с ним может быть кто захочет. Вопрос, зависящий только от него, – по любви это или за оплату.
– Ну, а Стас-то как к вам попал? – вспоминая образ высокого молодого парнишки с ярко выраженной мускулатурой, больше похожего на каратиста или спецназовца, чем на обиженного, спросил с любопытством Гриша.
– Стас к нам с малолетки[14 - Из лагеря для малолетних преступников.] уже обиженным перевелся. Его посадили, когда ему еще тринадцати лет было. Про банду подростков из Тамбовской области слышал?
– Нет.
– Их человек десять было. Всем от одиннадцати до четырнадцати лет. Они орудовали в Жердевском районе. Сколотили банду. Заходили в деревенские дома и убивали всех от мала до велика. Затем забирали ценные вещи, продукты, одежду и уходили. Шестьдесят четыре человека убили. Их год поймать не удавалось. Никак не могли поверить, что это дети делают. Целая операция была по их захвату. Они к моменту поимки уже разбогатели оружием – пистолетами и автоматами. Одним из эпизодов было ограбление банка и машины инкассаторов. Четырех застрелили при задержании, двоих ранили – они потом от полученных ран померли в тюремной больничке. Или им помогли помереть… Остальных повязали, в том числе и Стаса. По российским законам несовершеннолетним больше десятки давать нельзя, вот всем оставшимся по червонцу и влепили. Стас пару лет на малолетке продержался, а потом его там спецом зашкварили и объявили обиженным. Так он в ИК-3 и приехал после того, как восемнадцать лет отпраздновал.
– Офигеть! А по нему и не скажешь, что он душегуб, – пребывая в шоковом состоянии, заключил Григорий, у которого перед лицом стояло приятное, симпатичное лицо Стаса с большими прозрачными голубыми глазами и доброй широкой улыбкой. – Если бы я его встретил на свободе, то подумал бы, что он киноактер известный или жигало какой-то богатенький, но никак не массовый убийца.
– Еще есть на черной стороне пять обиженных, но я о них мало что знаю. Мы с ними почти не общаемся. Федя их за людей не держит и к нам в бендегу на промке не пускает.
– Почему?
– Они совсем опущенные. В них уже ничего человеческого не осталось. Спят под шконкой, питаются падалью из мусорных бочков. Не моются месяцами, чтобы на них смотреть было противно, а не то чтоб трахать. В общем, вошкосборники. Тут одного вообще на улицу выгнали жить рядом с бараком, потому что от него уже клещи и вши по помещению начали разбегаться. Смотрящий даже постановил помыть его насильно. Его привязали за руки и за ноги к спортивным брусьям и из пожарного крана холодной водой под напором помыли, а голову наголо обрили заточкой. Остальные обиженные обосрались и стали больше за собой следить.
– Я слышал, что на черной стороне в обиженку в основном попадают фуфлыжники, проигравшие в карты. Это правда?
– Бывают и такие, но в основном – насильники и педофилы. За долги в петушарню загнать нельзя, если только ты жопой не расплатился. В основном должников «на тряпку» бросают – в вечные уборщики помещений – или, в лучшем случае, в шестерки – мальчиками на побегушках при блатных.
Вскоре пришел Коля с целым мешком продуктов и отправил Сережу чистить картошку. Сам снял с себя зоновский клифт[15 - Форменная одежда отбывающего наказание.], надел шорты и лег на соседний шезлонг рядом с Гришей – загорать. Тополев последовал его примеру: тоже, оставшись в одних трусах, лег на живот и подставил спину жаркому солнышку.
– О чем болтали? – спросил Косенко, зная за своим подчиненным любовь к трепу.
– Мне лекцию об обиженных прочитали.
– Интересная тема. Непростая, – очень серьезно начал Николай. – Зона – это как срез общества. Здесь есть своя элита, свои работяги, то бишь пролетариат, свои бойцы – или армия, ну и, конечно же, свои люмпены, бомжи или, проще говоря, сброд. Без каждой из этих составляющих невозможно существование общества. У всех свои задачи, цели, обязанности и права. К примеру, кто, если не обиженные, будет мыть отхожие места? Кто будет залезать с головой в канализационный колодец и прочищать его от говна? Кто будет делать всю грязную работу на зоне, если не они? Или наоборот: кто имеет право решать судьбу человека в тюрьме, как не вор или очень авторитетный человек? Все, как и на воле, только в гипертрофированном виде.
– Слушай, а это правда, что Стас вместе с бандой малолетних убийц больше шестидесяти человек порешил?
– Конечно! У нас в девятом отряде есть такой персонаж по кличке Ушастый. Ты ему еще свои вещи давал стирать в их стиральной машине за пачку сигарет.
– За две пачки, – поправил Космоса Гриша.
– Вот гнида! Есть же расценки! Стирка стоит одну пачку «Явы». А он с тебя, небось, еще и «Парламент» брал?
– Точно!
– Я ему устрою! Он тебе вернет сигареты. А стираться сюда носи. Видел, какая у меня стиралка? Новая совсем! В июне только купил.
– Спасибо, – поблагодарил Гриша. – Так что там с Ушастым?
– Он тоже с малолетки к нам заехал с червонцем. На нем убийство двух журналистов висит. Но он не убивал. Этих писак завалил один тамбовский авторитет очень известный – ему еще старинная баня в центре Москвы принадлежит. Так вот, чтобы самому в тюрьму не садиться и вопрос раз и навсегда закрыть, он договорился с Лешей Ушастым, чтобы тот признался в их убийстве. Ему как несовершеннолетнему больше десятки не дали, а авторитет его семье денег отвалил нехило и еще греет Лешу на зоне щедро. Блатные в курсе и не трогают его, мусора тоже многое позволяют и особо не придираются. У Ушастого всегда хорошая мобила на руках, жратвы от пуза, да еще и от девок отбоя нет.
– Это как? – встрепенулся Гриша и даже приподнялся на руках с лежака.
– Ушастый клеит через интернет женщин старше него на разных сайтах знакомств. Он парень смазливый, биография у него неординарная, вот они его все и жалеют. Приезжают к нему на свиданки короткие, а там уж он их убалтывает на свадьбу.
– Да ладно?! – с восторгом воскликнул Григорий.
– Вот тебе и ладно! Он в лагере года четыре, как с малолетки перевелся, так у него уже пять жен было! Последняя вообще генеральный директор тамбовской радиостанции. Правда, она оказалась старше его лет так на пятнадцать и любила его как ребенка. Ездила к нему постоянно на длительные свиданки трахаться, передачки отправляла богатые, деньги на телефон клала помногу… Ушастый – как последний мудак – все их проигрывал у букмекеров, но жил красиво.
– Ты говоришь «была». А почему развелись?
– Так Алеша учудил на последней длительной! Ты еще не был в корпусе свиданий?
– Нет еще.
– Так вот, там на втором этаже десять комнат и общий коридор, сортир, ванная и кухня. Комнатки маленькие – метров по десять, не больше. В общем, трахательные. Поэтому после секса все высыпают в места общего пользования и там тусуются. Короче, Ушастый, накувыркавшись со своей престарелой женой, решил пойти покурить. В курилке познакомился с молоденькой девахой – сестрой какого-то зека с черной стороны – и раскрутил ее на секс в комнате матери и ребенка. Супруга Ушастого, волнуясь за своего малыша, пошла его искать и застала в неоднозначной позе соития с юной разлучницей. Естественно, она психанула, собрала вещи и покинула здание. После чего подала на развод и еще во всех соцсетях и на всех сайтах знакомств ославила Лешу по полной программе. Так что он теперь как жених несостоятелен, живет в одиночестве и очень грустит.
– Вот идиот! Таких дам держаться надо! Как говорит мой отчим: «Жениться надо только по расчету: либо на состоятельной женщине, либо на женщине с могущественными родственниками».
– Это точно! Он ей звонил и писал много раз, но без толку. Так обосраться мог только Ушастый.
– Я всю картошку почистил! – крикнул с кормокухни Сережа.
– Неси плитку, сковородку, кастрюлю и еще один нож! – скомандовал Космос, вставая с лежанки.
Обиженный умчался вглубь двора, где в густой тени яблонь и груш стоял небольшой сарайчик, который использовался как складское помещение. Там хранились остовы кроватей, старые стулья и столы, остатки стройматериалов, инструменты и прочее нужное в лагере барахло. Среди всего этого богатства легко было спрятать любой запрет, начиная от телефона и заканчивая кухонной утварью. Сергей прорылся с минуту внутри сарая и принес то, что требовалось. Большая чугунная сковородка с ручкой и средних размеров тесачок были переданы Коле из рук в руки. То, что Николай называл плиткой, оказалось обычной электрической спиралью, видимо, от старой духовки или от печки, с торчащими длинными оголенными проводами. Обиженный ловко вытащил из разных углов двора с пяток кирпичей и соорудил из них две стенки, на которые сверху положил спираль. Провода воткнул в электророзетку, и металл быстро начал краснеть. На раскаленную плиту Космос поставил сковороду и богато накрошил туда сала. Оно зашкворчало и запрыгало по поверхности. Как профессиональный повар, Николай высыпал порезанный правильной соломкой картофель и от удовольствия причмокнул. Рядом со сковородкой на раскаленной спирали появилась небольшая алюминиевая кастрюлька с водой, в которой плавали десять сосисок.
– Пошли салат делать! – позвал Николай Тополева на кухню. – Бери второй нож и режь огурцы с перцем. Помидоры я сам всегда режу – не доверяю никому.
Во время застолья Косенко подозвал обиженного и наказал ему принести из курка бутылку самогонки. Сережа быстро справился с поставленной задачей.
– Давай по-маленькой для аппетита? – предложил Григорию Коля и разлил алкоголь в два пластиковых стакана.
– А мне тоже можно? – поинтересовался у хозяина обиженный.
– На, из моего глотни, если хочешь, – предложил Гриша.
– Ты совсем о других людях не думаешь? – разозлившись, отреагировал Космос. – Ты хоть понимаешь, в какой жир ногами ты только что нас всех тут присутствующих мог втащить? Если себя не жалеешь, то пожалей хотя бы этого несчастного обиженного, которому за то, что он из твоего стакана попил, голову в пятом отряде отобьют! И меня пожалей, потому что ко мне тоже вопросы будут, почему не разъяснил и не донес.
– Космос, да херня это все с вашими играми в обиженных и блатных! – стараясь перевести разговор в шутку, начал Тополев. – Мы тут одни, и давайте хотя бы втроем не будем в эти игры тюремные играть?
