скачать книгу бесплатно
Цирк чудес
Элизабет Макнил
Страсть и искусство. Романы Элизабет Макнил
Новый роман от автора «Мастерской кукол»!
1866 год. В приморский английский поселок приезжает цирк – Балаган Чудес Джаспера Джупитера. Для местной девушки Нелл, зарабатывающей на жизнь сбором цветов и имеющей родимые пятна по всему телу, это событие становится настоящим ударом.
Собственный отец продает Нелл Джасперу, чтобы она стала еще одной артисткой цирка, так называемой «леопардовой девушкой». Но с величайшим предательством в ее жизнь приходит и слава, и дружба с братом Джаспера Тоби, который помогает ей раскрыть свои истинные таланты.
Цирк – лучшее, что происходило с Нелл? Но разве участие в шоу «человеческих курьезов» – это достойная судьба? Сколько боли скрывается за яркими афишами?
«Атмосферная викторианская история с отсылками к классическим произведениям. «Франкенштейн» – фаворит манипулятора Джаспера, владеющего цирком. «Русалочка» – пример жуткой судьбы, в отголосках которой видит себя главная героиня Нэлл». – The Guardian
«Чувство тревоги пронизывает роман… Когда Нелл раскачивается в воздухе, ее чувства – это эскстаз, но и мрачные размышления об артистах, которые погибли в результате несчастного случая. Мои персонажи… их жизнь – отголосок историй реальных людей прошлого». – Элизабет Макнил, интервью для Waterstones.com
«Блестяще… Абсолютно завораживающе». – Daily Mail
Элизабет Макнил
Цирк чудес
Elizabeth Macneal
Circus of Wonders
© Савельев К., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Папе и маме, с любовью
Часть I. Май 1866
Невозможно дважды войти в одну и ту же реку.
Гераклит, «Фрагменты»
Мы незавершенные, наполовину собранные существа.
Мэри Шелли, «Франкенштейн», 1823
Нелл
Все начинается с рекламной афиши, прибитой гвоздем к дубовому стволу.
– Балаган Чудес Джаспера Джупитера!
– Что это такое?
– Лучшее представление на свете!
Все проталкиваются вперед, кричат и цыкают друг на друга. Какая-то женщина вопит: «Поосторожнее с локтями!»
Через просветы между подмышками Нелл видит кусочек афиши. Буйство красок, ярко-красный цвет с золотой каймой. Изображение бородатой женщины в красном камзоле и с золотыми крылышками, прикрепленными к башмакам.
«Стелла Певчая Птичка, бородатая, как медведь!»
Нелл наклоняется ближе, пытаясь увидеть афишу целиком, разобрать слова, украшенные затейливыми завитушками.
«Знаменитая слониха Минни!» – огромное серое существо с длинным хоботом.
«Валлийская великанша Брунетт. Самый маленький в мире музей курьезных предметов», – набросок белого крокодила в стеклянной банке, сброшенная змеиная кожа.
В верхней части афиши – лицо мужчины, в три раза превосходящее по размеру другие иллюстрации. Лихо закрученные усы, трость наискосок, в виде молнии.
«Антрепренер Джаспер Джупитер представляет поразительную труппу живых курьезов», – читает она.
– Что такое «живой курьез»? – спрашивает Нелл у своего брата.
Тот не отвечает.
Стоя там, она забывает о бесконечной срезке и плетении нарциссов и фиалок, о многочисленных пчелиных укусах на распухших руках, о весеннем солнце, которое припекает кожу, пока она не кажется обваренной кипятком. В ней зарождается предчувствие чуда. Сюда, в их маленький поселок, приехал цирк. Он раскинет шатер на выбеленных солью полях за деревней, раскрасит небо сполохами изысканных красок, привезет жонглеров с кинжалами, экзотических животных и девушек, которые будут прогуливаться по улицам с видом надменных собственниц. Она прижимается к брату и слушает вереницу вопросов, аханья и восклицаний.
– Как они заставляют пуделей танцевать?
– Обезьяна, наряженная светским щеголем!
– Это и впрямь бородатая женщина?
– Мышиные шкурки. Это приклеенные мышиные шкурки.
Нелл смотрит на афишу – на завернутые края, яркие цвета, переливающийся шрифт – и пытается навсегда запечатлеть ее в памяти. Ей хочется сохранить эту афишу. Ей хочется тайком вернуться под покровом ночи и сорвать ее с гвоздей – аккуратно, чтобы не порвать бумагу, – и рассматривать ее, когда захочется, изучать этих курьезных людей так же внимательно, как она корпит над библейскими гравюрами.
Шатровые представления часто проходили в соседних городках, но еще никогда в их поселке. Ее отец даже посетил цирк Сэнджера, когда тот устраивал представления в Гастингсе. Он рассказывал истории о мальчиках с накрашенными губами, скачущих на лошадях вверх тормашками и стреляющих в пинтовые горшки. «Ты не поверишь, какие чудеса. А что вытворяют гимнастки – ох, они на голову выше девочек из Брайтона!» В провинции слухи о цирковых катастрофах жадно передавались из уст в уста. Укротители, съеденные львами, эквилибристки, расхаживавшие на цыпочках по натянутой проволоке и разбивавшиеся насмерть, внезапные пожары, целиком пожиравшие цирковые шатры и варившие китов прямо в аквариуме.
Крики ненадолго затихли, и тишину разорвал голос:
– Ты тоже участвуешь в представлении?
Это корзинщик Ленни; рыжие волосы падают ему на глаза. Он ухмыляется, ждет, что прочие к нему присоединятся. Люди вокруг замолкают. Воодушевленный их молчанием, он восклицает:
– Покажи нам стойку на руках, пока не появились другие чудеса!
Брат Нелл кривится, и сначала она думает, что Ленни обратился к нему. Но это невозможно, потому что Чарли обычный, ничем не примечательный парень. Это на нее смотрит Ленни, его взгляд скользит по ее лицу и рукам.
Тишина прерывается возбужденными шепотками.
– Что он сказал?
– Я не расслышала!
Шарканье ног, нервозный ропот.
Нелл ощущает на себе знакомые жгучие взгляды. Когда она вскидывает голову, все слишком быстро отворачиваются и начинают рассматривать свои ногти или окрестные камни. Она понимает, что они хотят быть великодушными, избавить ее от унижения. Два года назад, когда шторм залил фиалки соленой водой и они засохли, отец указал на нее дрожащим пальцем. «Это дурное знамение, как я и сказал в тот день, когда она родилась». Она замечает, как Мэри, возлюбленная его брата, старается не задеть случайно ее руку. Это заразно? Откровенные взгляды путников и лекарей-шарлатанов, которые пытаются продать ей пилюли, порошки и притирания. Ее жизнь одновременно словно бы и скрыта от окружающих, и выставлена на всеобщее обозрение.
– Что ты сказал, Ленни? – грозно спрашивает брат и принимает стойку, словно терьер перед охотой на крыс.
– Оставь его в покое, – шепчет она. – Пожалуйста.
Она не ребенок и не кусок мяса для собачьей драки. Это не их противостояние, а ее борьба. Она ощущает это как удар кулаком в живот. Прикрывается руками, словно обнаженная.
Толпа подается назад и в стороны, когда Чарли бросается в атаку. Его кулак молотит, как машинный поршень по наковальне, пригвожденного к земле Ленни. Кто-то пытается оттащить его, но он превращается в лягающегося, размахивающего руками монстра.
– Пожалуйста, – умоляет она, цепляясь за его рубашку. – Прекрати, Чарли.
Нелл поднимает голову. Люди вокруг нее расступились. Она стоит одна, перебирая оборки своего чепца. В пыли блестят крупные капли крови. Под мышками ее платья серпами выступает пот. Священник заносит руку, как будто хочет похлопать ее по плечу.
Пчелиные укусы болезненно пульсируют, ее руки побагровели от цветочного сока.
Нелл пробивается через толпу. За спиной раздаются кряхтение, удары, звук рвущейся ткани. Она направляется к утесам. Ей как никогда хочется поплавать, ощутить невыносимый напор течения, ту тянущую боль в мышцах от борьбы с ним. Она внушает себе, что не собирается убегать, но ее ноги все быстрее ударяют о землю, а дыхание раскаляет горло.
Тоби
Тоби пора возвращаться в лагерь, на полном карьере преодолеть лабиринты живой изгороди, прежде чем стемнеет. Но он не может противиться искушению человеческого любопытства к нему, когда он развешивает рекламные афиши, зажав гвозди во рту. Он специально опаздывает, как будто это часть представления. Его брат только посмеялся бы над театральным замахом молотка, над тем, как он отступает в сторону, словно отбрасывая плащ. Та-дам! Но эти селяне смотрят на него как на важного господина, словно он был кем-то особенным, и он расправляет плечи и поправляет венок из одуванчиков, сплетенный для его лошади.
Как только он возвращается в лагерь, то отступает на задний план. Он всего лишь посредник, а его физическая сила – единственный способ оплатить долг перед братом. Он сгребает сено, укрепляет стойки и смазывает храповики. Он высокий, но не высоченный. Он плотно сбит, но недостаточно толстый. Его сила полезна, но она ничто по сравнению с тем, кто зарабатывает ею на жизнь, – как Виоланте по прозвищу Испанский Геркулес, который может поднять железную пушку весом четыреста футов, привязанную к его волосам.
Когда он стоит возле гостиницы и люди посматривают на рулон афиш, выглядывающих из седельной сумки, его воротничок мокнет от пота. Этот день слишком ясный, слишком жаркий, почти ненастоящий. Все вокруг неподвижно, безупречно и похоже на стеклянный пузырь, который вот-вот разобьется.
Он смотрит на светловолосую девушку, которая бежит к морю, поднимая пыльный след. Веснушчатый паренек выходит из-за угла, утирая кровь из носа и с губ. Они так разволновались из-за представления, что началась драка. Вот что он скажет вечером своему брату Джасперу. По крайней мере, новость о таком лихорадочном предвкушении как-то смягчит необузданный нрав Джаспера, когда он узнает об этом; даже крестьяне могут быть щедрыми. Деревянные домики теснятся, как престарелые вдовы, как тощие псы с выпирающими ребрами. Он думает о Севастополе и о сгоревших скорлупках жилищ, о липком цветочном запахе. Его пальцы дрожат, поводья звякают. Пронзительные крики чаек похожи на залпы мортир. Вонь немытых тел и сухого навоза. Он потирает щеку.
Тоби садится на коня (Гримальди, названный в честь клоуна), пришпоривает его бока и направляется в сторону нынешнего лагеря, что примерно в часе езды верхом. Сегодня вечером они соберут повозки, запрягут зебр и медленной процессией двинутся к этому поселку. Он договорился насчет поля, где они поставят шатер, и велел зеленщику обеспечить животных капустой и старыми овощами.
Сразу после дорожной заставы Тоби решает направиться в обход по более длинной прибрежной тропе, где бежала девушка. Приближаясь к утесам, он проезжает мимо крошечных огороженных садов с фиалковыми клумбами, и до него доходит, что в деревне есть цветочная ферма. Он слышит первую кукушку в этом году, легким галопом минует каменку[1 - Каменка – птица из семейства мухоловковых. (Здесь и далее прим. пер.)], которая прихорашивается на ветке.
Море прозрачное, как голубой джин, скалы будто острые штыки. Небо смыкается с морем в бледной дымке. Он останавливается и складывает пальцы в грубое подобие квадрата, как будто запечатлевая эту сцену своим громоздким фотографическим аппаратом. Потом опускает руки. Девственные пейзажи утратили привлекательность для него после Крымской войны. Вместо этого он достает сигару и коробок шведских спичек.
В тот момент, когда Тоби чиркает спичкой и вдыхает ее камфарно-серный запах, он видит девушку, стоящую на скале, как будто она собирается выйти на сцену. Отвесный обрыв до воды составляет от шести до десяти футов. Он кричит «Нет!», когда она бросается вперед и прыгает ласточкой: руки раскинуты в стороны, светлые волосы развеваются, как языки пламени. Море с бульканьем поглощает ее. На короткий момент она поднимается на поверхность и вскидывает руки, борясь с приливным течением, потом он теряет ее из виду. У берега грохочут волны.
Тоби совершенно уверен, что она утонула. Она уже слишком долго пробыла под водой. Он спрыгивает с коня и бежит вперед, потом вниз по крутой прибрежной тропинке. Поскальзывается на гальке и подворачивает лодыжку. Боль пронзает как клинок. Гримальди ковыляет позади. Сначала Тоби ничего не видит, потом рука девушки поднимается, как будто вырастая из моря. Он дергает рубашку и заходит на мелководье. Вода холодная, но ему наплевать.
А потом она всплывает и ее руки начинают рассекать воду. Она качается вместе с морем, непринужденно плещется, как тюлень. Взбивает пену ногами, ныряет и выныривает с мокрыми волосами, облепившими лицо. Эта сцена выглядит интимной, и Тоби чувствует, как будто он подглядывает за ней, – но он заворожен тихой радостью и грацией ее движений. Она разрезает воду так же уверенно, как горячий нож сливочное масло. Срезает путь к тому месту, откуда прыгнула, и ждет прибоя, а потом оседлывает волну. Он почти ожидает увидеть чешуйчатый хвост, а не ноги.
Когда она выбирается на берег, то видит его, а он видит себя ее глазами: мокрые штаны, безрукавка из телячьей кожи наполовину снята. Рубашка распахнута, бледный живот торчит наружу. Неуклюжий как медведь. Он вспыхивает, и краснота сползает на шею.
– Я… Я думал, что ты тонешь, – говорит он.
– Нет.
Она обхватывает ладонью подбородок и бросает на Тоби резкий взгляд; ее лицо почти скрыто от него. Но он чувствует за ее гневом что-то большее: скрытое томление, как будто ей слишком тесно в этом месте и она хочет вырваться на простор. Он ощущает схожую тягу.
Она отворачивается и смотрит на горизонт. В ней есть что-то такое, чего он не может объяснить. Он замечает, что тень падает не на ту щеку, и по его спине пробегает холодок. Он шагает вперед, не обращая внимания на волны, бурлящие у коленей.
Со стороны кажется, будто кто-то взял кисть и провел от ее скулы до подбородка, разбросав крошечные коричневые веснушки по остальной части ее лица и шеи. Он хочет отвернуться, но не может. Не может поверить, что в этой крошечной деревушке есть нечто столь необыкновенное. Здесь, среди грязи, крапивы и скособоченных домиков.
– Ну что, насмотрелся? – спрашивает она. В ее глазах горит вызов, как будто она ждет его смятения.
Ее слова больно ранят его. Он снова краснеет.
– Я… – мямлит он. – Я не…
Наступает молчание. Волны плюются гребнями пены и разбиваются на берегу. Море разделяет их и словно защищает ее. Пора уходить. Солнце уже клонится к закату, а ему придется скакать еще час до наступления темноты. Он не знаком с этой местностью. Он прикасается к ножу на бедре, готовый воткнуть сталь в любого разбойника, который прыгнет на него с дерева.
С утесов раздается мужской крик.
– Нелли! Нел-ли!
Она скрывается за валуном.
Должно быть, это ее муж; она выглядит достаточно взрослой, чтобы быть замужней женщиной. Он гадает, не поссорились ли они и не поэтому ли она оказалась здесь.
– Ладно, пока, – говорит он, но она не отвечает.
Тоби бредет по берегу. Морские анемоны выставляют себя напоказ в приливных каменных бассейнах. Он забирается на спину Гримальди и, когда переходит тропу, встречается с мужчиной, выкликавшим ее имя. Он поднимает кепку.
– Ты видел девушку там, внизу? – спрашивает парень.
– Нет, – почти без заминки отвечает Тоби. Ложь дается легко.
Как только он оказывается наверху, то оглядывается, но ее уже нет. Может быть, вернулась в воду или до сих пор прячется за валуном. Он трясет головой и пускает коня в галоп.
Тоби скачет так, словно за ним гонятся. Как будто он пытается обогнать себя и собственные мысли, увеличить расстояние между ней и собой. Мушки залетают ему в горло. Скрипит седло. Он хочет оставить ее там, словно ребенок, который поднимает камень и кладет его обратно, не убивая мокрицу на влажной почве. Он хочет забыть о ней, но воспоминание льнет к нему и не собирается отставать.
Ну что, насмотрелся?
Он моргает и скачет еще быстрее. Внезапно в нем просыпается острая тоска по брату. Тоби хочет быть с ним, вернуться на свое место, быть уверенным в его защите и молчании.
Скутари, Скутари, Скутари.
Те холодные ночи и посвист пуль. Солдаты, дрожащие под рваным брезентом.
Это в прошлом, внушает он себе. Никто не знает, что он сделал, кроме Джаспера. Никто не знает. Но его сердце колотится в грудной клетке, и он льнет к холке своего скакуна, боясь свалиться с седла. Чайка кружит над ним и пронзительно кричит: Я знаю – Я знаю – Я знаю…
Он трус и лжец, погубивший человека. Из-за него могли погибнуть тысячи других людей.
С низких ветвей взлетает стайка ласточек. Он опережает небольшую повозку. Заяц едва не попадает под копыта Гримальди. Тоби, обычно такой осторожный, никогда в жизни не скакал так быстро.
