banner banner banner
Цирк чудес
Цирк чудес
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Цирк чудес

скачать книгу бесплатно


– Потанцуй со мной, – говорит он и тянет ее за руку.

Его глаза ярко блестят в свете костра. Нелл качает головой; ей уже кажется, что все смотрят на нее. Она замечает косой взгляд Ленни и ощущает другие взгляды, которые могут выражать лишь презрение.

– Пошли, – уговаривает Мэри. – Вот, выпей-ка.

Мэри протягивает бутылку джина. Нелл хватает ее и делает глоток, потом другой, пока не выпивает полбутылки. Она чувствует действие спиртного как резкий шлепок по затылку. Деревья размываются по краям, но ей нравится внезапная храбрость, как будто она стала совершенно другим человеком.

– Аккуратнее, – предостерегает Чарли и придерживает ее за плечо.

– Иди потанцуй, – говорит Мэри. – Чего ты боишься?

– Давай, – присоединяется Люси, поглаживая своего малыша. Кто-то еще толкает ее вперед.

Нелл прикасается к лентам в волосах. Тепло от выпивки начинает распространяться наружу из ее живота, и она позволяет брату увлечь ее в круг танцующих.

Чарли берет ее за руку, крутит перед собой раз, другой, и она начинает улыбаться. Сначала она скованна и ее ноги механически переступают по земле. Она уверена, что люди будут смеяться над ней, что она неуклюжая, как неоперившийся птенец. Кто-то передает ей чашку, она залпом выпивает содержимое, морщится и вытирает рот ладонью.

– Быстрее! – говорит Чарли. Они откидываются назад, и мир проносится мимо нее. Ее суставы разогреваются, и, когда Чарли отпускает ее, она начинает работать руками в такт барабанам.

– Да! – кричит Мэри и встает сбоку.

Чарли ловит ее взгляд и пускается в бешеный пляс – так же, как они делали с Нелл, когда оставались дома одни. Она присоединяется к нему: голова запрокинута, руки подняты в воздух, ноги топают по земле. Все ее страхи уносятся прочь. Почему она раньше не могла как следует танцевать под скрипку и барабанный бой? Почему всегда сидела с краю и пряталась? Музыка гудит внутри нее и содрогается, как второе сердце.

Нелл отрывается от остальных, качает бедрами, раскидывает руки и снова начинает кружиться под общее гиканье, прыгая с носка на носок. Боль в плечах прошла. Она знает, что все пялятся на нее, но это не имеет значения. Когда ее косы обвиваются вокруг шеи, она танцует точно так же, как и остальные девушки, захваченные восторгом бездумного кружения, пока они не начинают спотыкаться. Хриплый смех вырывается из ее горла. Свободна, она наконец свободна. Ее рука снова в руке брата, и он ведет ее в центр круга. Кто-то восклицает: «Нелл!» – то ли с восторгом, то ли с удивлением. Ее ладони вспотели, волосы липнут к лицу. Она потеряла ленту, но ей все равно, она ничего не замечает. Пока Нелл кружится, переходя из рук Чарли в руки Мэри, она одна из них.

Джаспер

Когда Джасперу было четырнадцать, а Тоби – двенадцать лет, отец вручил им подарки на Рождество. Он привел их в гостиную и объяснил:

– Это микроскоп и фотографический аппарат. Два разных способа изучения мира.

Джаспер приставил глаз к холодному цилиндру, но увидел только серую мглу. Тогда его отец положил под микроскоп луковую кожицу, покрутил регуляторы настройки и сказал:

– Вот, смотри.

Перед ним распустилась целая вселенная. Там, в десятикратном увеличении, Джаспер увидел идеальную кирпичную стенку, не видимую для невооруженного глаза.

– А как работает мой аппарат? – тихо спросил Тоби. Джаспер заметил его завистливый взгляд в сторону микроскопа.

Когда Джаспер раздавил маленького жука и поместил его на предметное стекло, он подумал, что его отец понимал разницу между своими сыновьями. Тоби был зрителем, который довольствовался внешним наблюдением за жизнью и редко принимал в чем-то активное участие. Джаспер был любознательным и стремился распознать внутреннее устройство вещей, разоблачать иллюзии, чтобы видеть истинное устройство мира.

Для Джаспера микроскоп был порталом в неведомое, средством познания тайн природы и причин ее удивительной точности и согласованности. Он понимал тщательный замысел любого организма. Он выкладывал на предметное стекло мертвых муравьев (чудовищных драконоподобных существ с устрашающими лакированными жвалами), блох, мух и пауков. Иногда он разрешал Тоби заглянуть в холодный окуляр и разделить свой восторг исследователя и организатора. Они изображали Джаспера видным ученым, а Тоби – его фотографом-ассистентом. Они только что вернулись из джунглей Борнео, где выслеживали орангутангов и редких мотыльков.

– Ты фотографируй, а я буду разгадывать загадки, – говорил Джаспер. Ему доставляло удовольствие думать о себе как о властелине этих царств, о человеке, который находит во всем смысл и предназначение. Весь мир можно было разложить на предметном стекле и овладеть им.

Теперь Джаспер испытывает сходное чувство, пока наблюдает за Нелл. Когда он видит ее сидящей на стожке сена, то испытывает острое разочарование. Она выглядит такой обыкновенной, такой незаметной… Просто девушка, испещренная родимыми пятнами и робкая, как котенок. Он сделал себе имя, потому что его «чудеса» сами по себе являются одаренными актерами. Сочетание таланта и умелого руководства возвышает его представление над тысячами человеческих курьезов, выставленных в витринах уличных лавок и в Египетском музее, где уроды неподвижно стоят на подставках. Он научил свою великаншу жонглировать, а ходячий скелет – прыгать через обручи. Стелла чирикает по-птичьи и летает на трапеции. Но эта девчонка выглядит совсем бесталанной.

В глубине души он понимает, что главный смысл имеет не само представление, а история, которую вы рассказываете. Он видел, как антрепренеры вкладывают тысячи фунтов в посредственные шоу. Дженни Линд по прозвищу Шведский Соловей умела проквакать оперную арию не лучше, чем любая нищенка с Друри-Лейн, но Барнум раздул ее славу до таких размеров, что она шествовала по улицам Нью-Йорка с эскортом из трехсот огнеборцев с пылающими факелами. Тем не менее полезно, если в исходном материале есть нечто, с чем можно поработать, крупица исполнительского таланта. Слава Чарльза Страттона отчасти была результатом его умения показать себя с лучшей стороны, даже если все трюки были отрепетированы заранее.

Но потом девушка начинает танцевать.

Сначала она делает это робко и неуверенно, и Джаспер закуривает сигару. Женщины вокруг нее одеты в штопаные платья, в основном вышедшие из моды в столице еще тридцать или сорок лет назад. Девушки выглядят такими же юными, как воспитанницы детского дома. Он зевает и не заботится о том, чтобы прикрыть рот ладонью.

Но когда он снова глядит на нее, то налегает на ручку трости и выпрямляется. Ее волосы взлетают и опадают за спиной. Она неистовая, но грациозная; ее руки гибкие и проворные, как у акробата. Она притягательно живая, как мотылек перед пламенем свечи, она испускает радостные эманации. Он видит, как другие селяне начинают перешептываться, глядя на нее. Если он прищуривается, то может вообразить ряд газовых фонарей вокруг танцевального круга, скрипки и барабаны собственного оркестра. Грязь под ее ногами превращается в цирковые опилки.

Я представляю Лондону дивное зрелище…

Да, думает Джаспер. Вот его пропуск в большую игру. Она будет блестящей, новой и завораживающей. Он тщательно планировал свою атаку на Лондон – это займет не менее года, если ему удастся обеспечить хорошие сборы в более крупных городах, таких как Брайтон и Гастингс, – но с этой девушкой в составе труппы он может накопить достаточный капитал за девять месяцев.

– Ты будешь добрым к ней? – спрашивает ее отец. – Ты обещаешь, что она будет счастливее, чем здесь?

– Разумеется, – отвечает он.

Ты лучше, чем они?

Чушь, думает Джаспер. Это шоу-бизнес. Именно так делают состояния, завоевывают аудитории. Он возвысит ее.

Джаспер провел целый день, занимаясь меблировкой и обустройством для нового члена труппы, – только из-за желания доказать Тоби, что он не такой монстр, каким его представляют некоторые люди. Он распорядился вычистить, вымыть и заново покрасить фургон для зебры и даже велел человеку-бабочке взять турецкие покрывала с его собственной кровати. Воспользовавшись клеевой ванной для этикеток, он приклеил к стене павлиньи перья.

– Даже Командор Натт[7 - Джордж Вашингтон Моррисон Натт (1848–1881), более известный под псевдонимом Командор Натт, – американский карлик и артист. В 1861 году Натт гастролировал по Новой Англии с цирком, когда Барнум нанял его для показа в Американском музее в Нью-Йорке.] с его состоянием в тридцать тысяч долларов был бы доволен таким жильем, – громко сказал Джаспер в надежде, что Тоби услышит его.

Он аккуратно выбрал для нее три книги, памятуя о том, как высоко ценит Тоби их позолоченные переплеты, редко осмеливаясь хотя бы разрезать страницы. Даже если она не умеет читать, ей понравятся гравюры и типографские рисунки. Перевод «Метаморфоз» Овидия, «Франкенштейн» Мэри Шелли и «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте. Он положил книги в верхний ящик ее туалетного комода.

Когда его брат ускакал развешивать афиши в следующем городке, Джаспер проверил металлические задвижки на ее фургоне и потряс их, пока не убедился, что они держатся прочно. Пока он стоял внутри и напирал на стены, то понимал, что сначала она испугается. Честно говоря, у него самого дрожали запястья, а рот словно прополоскали с мылом. Но другие циркачи купили бы ее без всяких церемоний и обращались бы с ней как с собакой. Ей еще повезло, что он первым обнаружил ее.

Теперь этот самый фургон был готов и ожидал немного позади. Лошади мотали головами и звякали поводьями. Один из его грумов сидел на козлах и курил индийскую травку; Джаспер собирался усесться рядом с ним перед отъездом.

– Раньше она никогда не танцевала, – говорит ее отец и подается вперед, упираясь подбородком в клюку. – Обычно она уходила первой. Не знаю… если она ждет своего брата, тогда… – Он наклоняет голову и кашляет. – Уверен, она скоро придет.

Но она продолжает танцевать, все быстрее и быстрее, в хлещущем вихре светлых волос, с широко раскинутыми руками и неутомимыми ногами. Джаспер не может оторвать глаз от нее. Она умеет двигаться. Он мимолетно думает, сознает ли она, что все восхищенно смотрят на нее, что она неотразимо привлекательна. Не стоит удивляться, что Тоби ревниво охранял свой секрет.

Я представляю чудо из чудес, леопардовую девушку…

Он бы заплатил ее отцу в двадцать раз больше того, что у него запросили.

Ее лицо пылает, почти светится от жара. А потом, с последним прыжком, она наконец отделяется от других танцовщиков.

Пульс Джаспера колотится у него в глотке. Скоро она будет принадлежать ему. Скоро он изменит ее жизнь и она станет необыкновенной актрисой.

Нелл

Ленни тянет ее к себе. Его руки хватают ее за талию. Нелл отшатывается так быстро, что у нее в локте что-то щелкает. Она не позволит шутить над собой и лапать себя только потому, что другие подзуживают его к этому.

– Что не так? – спрашивает он. Она замечает, что разговоры вокруг прекратились, кружки замерли на полпути ко рту и остальные смотрят на них.

– Оставь меня в покое, – говорит она.

Она отступает и с размаху садится на сено. Ленни не преследует ее. Сухие травинки впиваются в ноги. Ее конечности как будто отказываются служить ей. Вот что: она слишком много выпила. Нужно было вовремя остановиться.

Она уверена, что слышит сдавленное хихиканье. Люси, которая сидит со своим малышом, быстро умолкает, наблюдая за ней краешком глаза.

– В чем дело? – насмешливо спрашивает Люси.

– Ни в чем, – угрюмо отвечает Нелл.

– Ну и ладно, – девушка привлекает ребенка ближе к себе.

Поднимается ветер, раскачивающий кроны деревьев вокруг них. Барабанный бой становится все быстрее. Музыка изменяется, становится более резкой и пронзительной. Скрипка визжит, трава колется.

Селяне кружатся, сходятся и расходятся, гулко топая по земле. Мужские предплечья похожи на толстые окорока. Девушки, которые танцевали как стайка мотыльков, куда-то пропали. Нелл кашляет и придвигается к огню. Даже пламя поднимается слишком высоко, в его языках мелькают глумливые лица.

– Кого мы принесем в жертву гневным богам? – кричит какой-то рыбак и делает вид, будто толкает свою подружку в костер. – Жертва! Наша жертва!

Она слышит разговор между дочерями миссис Паули.

– Они начинают с цепи, когда он еще маленький, совсем крошка. Так мне говорили.

– А что потом?

– Когда он прекращает сопротивляться, они заменяют цепь на веревку. Но слон уже не знает, как легко он может освободиться.

– Вроде приручения норовистых лошадей?

Нелл видит Чарли, который стоит в углу вместе с Мэри и тискает ее за талию и ягодицы. Скоро они отойдут и улягутся где-нибудь в высокой траве. Других девушек уводят от костра; парни выказывают нежность, бережно обнимая их и целуя в щеку. Она облизывает губы и чувствует, что они холодные, как земля.

Ленни кивает ей и подносит кружку ко рту. Она хочет покачать головой и дать ему понять, что она не нуждается в его обществе, но он уже спешит к ней, по пути спотыкаясь о собаку, пригревшуюся у костра.

Он хохочет от своей неловкости и садится близко, слишком близко к ней.

– Я кое-что тебе принес, – говорит он.

Она хочет отодвинуться, но и так уже сидит на краю. Она беспомощна, как рыбка, которая едва шевелит плавниками, когда ее со всех сторон оплетают щупальца кальмара. Он сует руку в карман и достает сложенный лист бумаги. Потом разворачивает: это цирковая афиша с оторванными уголками на месте прибитых гвоздей.

– Я забрал ее для тебя, – сказал он. – Думал, тебе понравится.

Покажи нам стойку на руках, пока не появились другие чудеса!

Он улыбается во весь рот. Афиша – это подначка, напоминание о том, что она отличается от остальных.

– Оставь меня в покое, Ленни, – повторяет она. Ей хочется найти более весомые и обидные слова, которые способны ранить, но она не смеет или не может. Выпивка туманит ей голову. Ей нужно уйти; она должна быть дома и лежать под теплым одеялом.

– Да что с тобой такое? – спрашивает он и тянется к ее руке. Она отдергивает руку с яростью, которая изумляет ее саму, и резко встает. – Я просто хотел посидеть с тобой…

Она не оглядывается на него. В поле, вдали от музыки, ее глаза начинают приспосабливаться к полумраку. Она спотыкается, но видит свой дом в конце улицы. Он выглядит еще более убого, чем раньше, из-за провалившейся крыши в центральной части.

Деревья шелестят, как юбки. Скрипка заводит веселый мотив.

Один последний танец!

Нелл внезапно передумывает. Ей невыносимо находиться в одиночестве. Она помешает нежностям Чарли и попросит его вернуться домой вместе с ней или еще немного посидит с Люси.

Она готова вернуться к костру, когда кто-то вдруг берет ее за руку.

– Я же сказала, оставь меня…

Ее слова замирают на губах. Это не Ленни, а ее отец, и он улыбается, растягивая губы над почерневшими деснами.

– Мы не причиним тебе никакого вреда, – говорит другой, незнакомый мужчина. – У нас есть замечательная возможность для тебя.

Все теряет смысл. Зачем отец хватает ее за руку? Кто этот мужчина? Ее охватывает страх, и она пытается бежать, но едва успевает сделать шаг, как ее тянут назад и широкая ладонь зажимает ей рот. От руки пахнет древесным дымом и апельсиновой коркой.

– Отпусти меня! – она пытается кричать, но издает лишь невнятный шум. Она сопротивляется, начинает лягаться. Там, едва в двадцати футах, стоит ее брат. Она видит, как он наклонил голову и целует Мэри в шею. Ему нужно лишь увидеть ее, понять ее страх, хотя бы на мгновение.

– Я не хочу, чтобы она боялась. Не буду делать ей больно, – говорит мужчина.

Она замечает перевернутые усы и все понимает; она знает, что происходит, что они собираются сделать. Это Джаспер Джупитер. Она ощущает его присутствие как яд, распространяющийся по ее руке, по ее телу.

– Прости, Нелл, – говорит ее отец. Он начинает всхлипывать, но ей только хуже от этого. Она бы расколошматила его, если бы могла, переломала бы ему все кости. Она убила бы его с такой же легкостью, как заколола свинью. Она наступает ему на ногу, старается зацепить ногтями. Ее отец. Потом в голове остается только звон от удара. Она съеживается и приседает. Весь мир звенит и раскачивается.

Но она не собирается сдаваться. Быстро метнувшись вбок, Нелл высвобождает голову и кричит. Крик выходит сдавленным, но этого должно хватить. Должно хватить для того, чтобы ее брат хотя бы на мгновение поднял голову.

И он поднимает голову; она видит это.

Он смотрит в сторону шума, но он стоит в круге света, а она находится в темноте. Ее сердце пиликает быстрее, чем смычок по струнам.

Заметь меня, умоляет она.

Впервые в жизни ей хочется стать заметной, чтобы десятки глаз были устремлены на нее. Но Мэри хлопает его по ноге, и он отворачивается.

– Прости, прости меня, – снова говорит ее отец, пока ее волокут по улице и ее ноги скребут по земле. – Тебе там будет лучше, чем здесь, Нелли. Здесь для тебя ничего нет.

Молотильная машина, думает она, когда ее поднимают выше, когда руки обхватывают ее пояс, бедра и лодыжки, пока она извивается, лягается и царапается. Ярость приносит облегчение, в котором он может раствориться и стать тем, чего они ожидают от нее. Она представляет металлические молоты, стучащие по наковальням, струйки жгучего пара. Она прикусывает язык, так что чувствует во рту вкус крови.

– Мы не хотим делать тебе больно, – повторяет мужчина, и она рычит на него.

– Ты дашь мне те двадцать фунтов, правда? – шепчет ее отец. Наверное, он думает, что она не слышит его. – Видишь, какая она настоящая?

Двадцать фунтов?

Она успевает оглянуться, прежде чем ее заталкивают в фургон и захлопывают дверь. Она скребет дерево пальцами, ощущает жалящее проникновение заноз. Там был ее брат, весь желтый в свете костра. Он положил голову на плечо Мэри, как когда-то делал с сестрой, и их лица светились таким же неземным светом, как лики волшебного народа фейри.

Часть II

Фотограф становится фотографом не более случайно, чем укротитель львов становится укротителем львов.

    Доротея Лэнг, цитата из книги Сьюзен Зонтаг «О фотографии», 1971

Тоби