скачать книгу бесплатно
Следователь недовольно оглянулся к Зое и сторожу.
– Пожалуйста, повторите свои показания моему оперу, я сейчас пришлю его. Он должен все записать. Если что-то еще вспомните, подойдите ко мне, или позвоните.
Он медленно зашагал к воротам. Оглянулся.
– А вы не уходите, – обратился он вдруг к сторожу. – Вы мне понадобитесь немного попозже. Обойдем тут места возможного проникновения.
Даша и следователь вошли в открытую железную калитку. Густой кустарник наполовину перекрыл проход. Огромные стебли злотого шара были аккуратно связаны бечевкой и стояли коричневым засохшим тростником. У самого входа, прямо за воротами, возвышалась заросшая травой куча песка. Тут же были навалены ветки на остатки кострища. Тропинка не была выложена ни плитками, ни засыпана гравием. Следователь и Дарья шли по мокрому размякшему грунту, утопая в воде. Участок был не ухожен. Тут не было красиво подстриженного газончика, цветущих осенних клумб и каменных экибано. Небольшой кусок вскопанной земли – видимо тут сидела картошка – и опавший, зацветший, не выкопанный лук – вот все, что говорило, что земля не заброшена.
Старые, заросшие серым лишаем яблони делали сад похожим на декорацию к фильму ужасов. На полностью голых деревьях то – тут, то – там висели забытые яблоки, или же это было все, что народилось. Слева от тропинки стоял полусгнивший деревянный остов маленького парника. На горизонтальной перекладине все еще болтались обрывки грязного полиэтилена. Чуть подальше, ближе к соседскому домику, прямо у большого куста красной смородины, на котором в полном составе висели засохшие ягоды, наклонилось пугало, вернее то, что от него осталось – пестрый халат и ведро, надетые на перекрестие.
Забор между соседскими участками частично обвалился, хотя и болтался местами серым самодельным штакетником на ржавых железных столбах. Вместо забора густой стеной стоял бурьян. По участку вокруг дома медленно и сосредоточенно ходили оперативники. Дверь была на распашку. Трупу не было холодно. Потапенко вошел вслед за Дашей. Она сразу же пошла в следующую дверь и застыла на пороге.
При дневном свете покойница выглядела еще более страшно и нереально. Часть лица была сметена, оставшаяся вся была залита кровью, уже потемневшей и засохшей. Остановившийся глаз был выпученным и мутным. Даша вскрикнула и отвернулась.
– Почему у нее глаз такой мутный? – испуганно пробормотал она.
– Открытые глаза высыхают через час после смерти, – спокойно произнес стоящий позади нее Потапенко. – Вы узнаете сестру?
– Да, да, – пойдемте отсюда. – Даша сделал шаг в сторону, назад, вон из этой комнаты.
– Еще один момент на сегодня. Давайте вместе обойдем дом, и вы внимательно посмотрите и проверите, не пропало ли чего.
Даша презрительно посмотрела на маленького следователя.
– Да что тут могло пропасть?! Тут нет даже телевизора!
– Ну хорошо. Может, что-то поменяло свои места, сдвинуто, лежит не в том порядке.
Даша, повинуясь, вошла в большую комнату.
– Да тут всегда был бардак, – прошептала она.
Большая комната была и правда большой. Тут стоял диван, большой полированный стол в углу, журнальный столик и несколько стульев. Поверх шоколадного линолеума лежал старенький ковер зеленовато бежевых тонов.
– А это что за древность? – Потапенко кивнул на стенку.
Там висело колесо, черное, местами проржавевшее, очевидно выпиленное от чего-то более целого.
– Это часть от швейной машинки прадеда. Антиквариат.
На диване грудой были свалены журналы и книги.
– А это что такое?
Потапенко подошел к журнальному столику. На нем стояли пустые пластиковые коробочки и два бокала.
– А это из-под салатов. Мы в Истре покупаем готовые, – Даша даже не посмотрела в сторону стола.
– Да нет же. Бокалы. Их два. С кем ваша сестра поехала на дачу два дня назад?
Даша посмотрела на бокалы и расплакалась.
– Я не знаю, она ничего мне не сказала. Тут все как было. Ничего не изменилось. Что вы от меня хотите?
– А это что?
Следователь указал на растерзанную игрушку на полу.
– Доберман. А где собака? – ее голос впервые оживился.
– Как так получилось, что собака не залаяла на чужого? – Потапенко и не собирался отвечать на вопросы.
– Не знаю я, не знаю!
Даша устало опустилась на диван.
– Давайте осмотрим тут все до конца, а потом оперативники вас отвезут домой. А погорим уже потом. Позже.
– Это комната Шевчука, – она махнула головой на дверь, обтянутую черным бархатом. Встала. – Это бывший муж Аньки. Он приезжает иногда. А нам что, мы не против.
Комната была особенной, холодной. Большое окно выходило на север. Огромный, когда-то обеденный стол опять же был завален книгами, вдоль стен были сооружены полки для книг и альбомов.
– Тут все равно никто спать не мог. Холодно.
Свободные участки стен были обклеены картинками из плейбоя вперемежку с классической живописью и иконами. Диван в углу явно использовался как плацдарм для лишних одеял и матрасов.
– И он спит тут? – в голосе Потапенко зазвучали сомнения.
– Редко. Обычно идет спать наверх, в мансарду.
– А что там у вас наверху?
– Там моя комната, в которой я сплю, и танцевальный класс. Анька очень любила танцевать перед зеркалами. Она там себе балетную комнату сделала.
– Что значит сделала?
Девушка медленно поднималась по крутой лестнице на второй этаж. Тут был маленький коридорчик с двумя дверями.
– Вот. Смотрите!
Стену, противоположную двери, занимало большое окно. Оно не было занавешено шторами или ставнями. Противоположные стены были зеркальными. В углу, на двух брусках держалось круглое древко от лопаты. По всей видимости, это был балетный станок. Тут же, с потолка свешивалась синяя боксерская груша. На полу, валялись красные боксерские перчатки. Они отлично сочетались с красным ковром.
– А это кто дубасит? Бывший муж?
– Мы все понемногу.
Следователь посмотрел на тонкую и хрупкую девичью фигурку и первый раз улыбнулся.
– Вот тут он спит, – она показала на квадратуру матраса, лежащего в углу комнаты и накрытого голубым покрывалом.
Даша прошла в глубь комнаты к окну. Сверху были видны два соседних участка и проход в лес.
– Дааа…, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, – следователь поправил очки.
– Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые – старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.
Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались, по меньшей мере, три кучи мусора, не считая то тут, то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван – вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.
– У вас всегда все так было запущено? И кто занимался вообще участком?
– Шевчук весной копал. Немного. Картошку сажал. Чеснок и лук зеленый. Как бабушка умерла пять лет назад, так все и накрылось, и клубника, и вообще.
– А участок чей?
– Ничей. Земля и вода принадлежат только небу.
Даша отвернулась от окна и посмотрела на молодого, невысокого и хлипкого следователя. Он разглядывал качающиеся верхушки сосен.
– Да ну?!!! Поэтому люди и убивают друг друга за все это? Может вы не знаете истории?
– А вы знаете! – она фыркнула. – Настоящей истории не знает никто. Как можно знать настоящие причины того, что было тысячи лет назад?
– Я закончил юридический факультет МГУ. Мы изучали.
– А моя сестра просто разговаривала. И знает пять языков как русский.
– Хорошо, давайте закончим осмотр дома. Кстати, меня зовут Сергей Леонидович.
Сергей Леонидович отвернулся, наконец, от окна и пошел в соседнюю комнату. Дашина комната была чуть-чуть меньше танцевального зала и темнее. Тут было совсем пусто. Матрас на ножках с грудой одеял, кресло-качалка, и кресло-кровать. Все тут было в беспорядке. На креслах валялись вещи, брюки и куртки. Книги и журналы были не только на тумбочке, но и на полу. Смешные фигурки из киндер-сюрпризов попадались прямо под ногами, хотя место им было отведено на подоконнике. Лишь большие репродукции картин Дали вносили ноту порядка и органности в детский кавардак.
– А чашка чья? Это вы пили чай? – Потапенко показал на опрокинутую чашку на тумбе.
– Да не знаю я! Я ничего не знаю, – Дарья заплакала.
– Ну, хорошо. Хорошо, успокойтесь. Я это и без вас выясню. Идите к машинам, вас отвезут домой.
– Ну что тут, ребята? Хоть что-нибудь можно сказать? – Потапенко нацелил свои очки на место возлежания трупа.
У постели колдовал серенький, невзрачный, пухленький и маленький мужичонка. Он обернулся и перестал суетиться.
– Выстрел в упор. Мгновенная смерть, точнее смогу сказать как всегда, после вскрытия.
– По-моему, – следователь поправил очки, – самое главное тут вскрыто.
– Торопыга ты, очкарик, торопыга…
– А что, Николаевич, а может быть это самоубийство? – Потапенко плюхнулся в кресло у входа. Может мы просто записку не там ищем? Может дома есть записка?
Николаич захихикал старой шутке.
– Ну да. Ну да. Голова лежала на записке. Тело отсутствовало. А если ты серьезно, то оружия-то нет.
– Да, мало ли, унес кто угодно. Тут проходной двор какой-то, свалка, мусорка, помойка какая-то. Ходи и бери что хочешь!
– Да нет же, смотри, на столике перед зеркалом, чашка чая. Печенье лежит. Вазочка с медом. Ну кто будет гурманичать и пить чай с медом, чтоб потом разнести себе пол черепа, или собеседнику.
– Николаич, ты только глянь, – Потапенко рассматривал фотографии над креслом, – В комнате молодой девки фотки какие-то военного времени, а внизу, ты посмотри, нет, ты только посмотри, откуда это? Глянь, тут на фотке человек тысяча, и все голые. А тут рокерша какая-то, вряд ли наша.
Николаич подошел к креслу и нагнулся, чтобы получше рассмотреть.
– Дурак ты, Потапенко, во-первых, это не фотография, – он отогнул карточку от стены. – Вот смотри, это художественное фото – видишь? – Женевская галерея. Может она была там на выставке этого фотографа. Девка-то – художница. А во-вторых – если бы ты хоть немного умел строить временную цепочку, а не думал бы о… Бабка-то – старая была! Небось, это ее фотографии.
– Зато девки – молодые! Бабка умерла. А они сюда компании возили. А с кем, скажи, она тут коньяк пила? Тоже с ветераном войны?
Николаич выпрямился. Он посмотрел вверх. Над дверью висели денежные купюры кануна революции 1905 года.
– Вот, посмотри, это подлинные деньги. Наверняка из музея какого-нибудь. Старинные.
– Еще скажи ее из-за этих монеток убили, тоже старинные. Сантимы и еще что-то, песеты, кажется. – Петренко ткнул пальцем в обклеенный монетками голубой бархат.
Потапенко встал и сделал шаг к дивану.
– Не похоже, что рядом кто-то спал. Что скажешь? Она прямо посредине кровати лежит. Да и подушки все у нее под головой. Тело двигали?
Николаич застыл рядом и промолчал.
– Это получается, – Потапенко продолжил свои рассуждения. – Что кто-то вошел в дом, открыл дверь своим ключом, подошел тихо к ней пока она спала, и в упор выстрелил. Даже собака не гавкнула.
– Либо он приехал с ней, выпил коньяка, может даже усыпил ее, и пристрелил среди ночи. Спокойненько ушел и дверь закрыл. И опять собака не гавкнула.
Потапенко распирало. Он вышел в коридор и обернулся.
– В любом случае, это был знакомый человек! Которого знала собака!
Следователь вошел в большую комнату и застыл у стола. Николаич последовал за ним.
– Второй бокал – чистый. Видишь?
– Тогда она ждала кого-то. И поставила бокал. И собака его не растерзала.
– Ты лучше сюда посмотри, – Николаич был уже у окна. Он нагнулся и выдвинул из-под стола вместительный таз. Половину ёмкости занимал сухой корм для собак.
– Ну и что? Корм для добермана. Собака же была.
– Дело в том, что в мусорном пакете у входа, мы нашли три больших упаковки собачьего сухого корма. Все пустые. И посмотри, тут, – он показал под тазом. – Видишь? Ровный ободок пересыпанного корма. Значит, весь этот огромный таз до верху насыпали кормом.
– Так, погоди-ка, погоди-ка. Значит это не доберман слопал полголовы, – Потапенко засмеялся и присел перед столом. – Это же подтверждает как раз то, что я говорю. Убийца был знакомым. Пришел вместе, либо сам открыл дверь. Он не просто не испугал собаку, он ее прекрасно знал, и даже насыпал корма! Это либо сестренка – паинька, либо бывший муж, кто еще так мог заботиться о псе?
