скачать книгу бесплатно
Чемпион
Сергей Майоров
Любимый детектив
Первый роман криминальной саги известного петербургского писателя и сценариста Сергея Майорова о судьбе Константина Ордынского по прозвищу Чемпион, который привык смотреть противнику прямо в глаза – ведь всю жизнь занимался самбо. Однако после липового обвинения в убийстве и череды предательств он понимает, что в жизни честный поединок невозможен. Но настоящего спортсмена не сломишь, тюрьма его только закалила. Теперь его спортивная карьера сломана, но надо как-то жить дальше. Ордынский сколачивает вокруг себя «бригаду» крепких ребят и всецело доверяет друзьям. Он верит, что пришло их время – время настоящих Бойцов.
Сергей Майоров
Чемпион
– Дошел я до перекрестка и не знаю, куда мне идти. С полчаса я раздумывал, как мне быть, потом повернул налево… Я часто думаю, что было бы со мной, выбери я другую дорогу.
– По-моему, было бы то же самое… Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.
О. Генри
«Дороги, которые мы выбираем».
1910 г.
Часть первая. «Сказочный» принц
Ленинград, 1987 год
Глава первая. Сто вторая мокрая статья
1
Погода соответствовала настроению: легко, солнечно, весело. Несмотря на оставшиеся во дворе островки почерневшего снега чувствовалось, что наступила весна.
Я возвращался с утренней пробежки. Встряхивая руками, шел вдоль дома и собирался повернуть к подъезду, когда услышал, как за спиной хлопнули двери машины. Что-то заставило меня обернуться и сбавить шаг. Около темной «Волги» стояли двое мужчин в серых костюмах.
– Гражданин Ордынский? – утвердительным тоном спросил седоволосый здоровяк с обветренным лицом.
Я остановился и кивнул. Во рту, и без того сухом после десятикилометрового кросса, стало совсем, как в пустыне.
Можно было не представляться, я и так сразу понял, что они из милиции или из Комитета, но второй, выглядевший интеллигентнее и доброжелательнее амбала-напарника, раскрыл красную книжечку:
– Управление уголовного розыска. Старший оперуполномоченный Цыганков. Нам необходимо побеседовать с вами.
Я подумал, что они собираются увезти меня в отделение и, оттянув на груди мокрую «олимпийку», задал дурацкий вопрос:
– Мне можно помыться?
– Потом, – усмехнулся амбал, подходя ко мне ближе.
Цыганков достал из машины картонную папку с болтающимися тесемками, вытащил из нее какой-то бланк с печатью в верхнем углу:
– Вот постановление на обыск. Ознакомьтесь, пожалуйста.
– Обыск? Какой обыск?
– В вашей квартире. Читайте, там все написано.
Строчки прыгали перед моими глазами, и потребовалось несколько минут, чтобы я уяснил содержание лаконичного текста: «Следователь прокуратуры… рассмотрев материалы уголовного дела № … возбужденного по факту обнаружения трупа гр-на Добрынина Н.Е. с признаками насильственной смерти, постановил… произвести по месту жительства гр-на Ордынского К.А. обыск и выемку…»
В первый момент я почувствовал облегчение: приезд ментов явно не был связан с обучением восточным единоборствам в секции Мастера. А потом до меня дошло, что речь идет об убийстве, и я ощутил предательскую слабость в коленях.
– Вам все понятно, Константин Андреич? – спросил Цыганков.
– Н-нет…Кто такой этот Добрынин?
– Я думаю, вы нам сами об этом расскажете. – Цыганков протянул авторучку: – Распишитесь внизу, что ознакомлены с постановлением, и пойдемте.
«Хорошо, что матери дома нет», – думал я, поднимаясь по лестнице.
Перед дверью квартиры мы остановились.
– Петр Сергеич, обеспечь, пожалуйста, понятых, – обратился Цыганков к напарнику и, когда тот отошел, повернулся ко мне: – Антонина Ивановна, кажется, у сестры в Новгородской?
– Откуда вы знаете?
– Мы про вас очень многое знаем… Кстати, а почему вы не в армии? Двадцать один год, уже водку покупать можно, а еще не служили…
– Я в институт собираюсь поступать. В Лесгафта.
– Ну и что?
Я отвел взгляд и, черт возьми, покраснел: сначала у меня имелась отсрочка, полученная не совсем законными способами, а потом обо мне просто забыли. Стоит им связаться с военкоматом, и через день я буду маршировать на плацу.
Понятыми согласились выступить две пенсионерки из соседних квартир. Они смотрели на меня с жалостью и боязнью.
– Здравствуйте, – сказал я, снимая с шеи ключ на резинке.
– А разве так можно? – робко спросила одна из пенсионерок. – Надо ж мать подождать.
– Можно, он уже взрослый, – ответил Цыганков. – Ну, Константин Андреич, открывай, не держи нас на пороге!
Мы зашли в коридор: я, потом Цыганков, за ним пенсионерки и второй мент. Я включил свет, и мне стало неловко за бросающийся в глаза беспорядок: в отсутствие матери я не слишком обременял себя уборкой, да и после нашего переезда еще не все было расставлено по местам.
– Пожалуйста, ищите, что вам нужно. – Я прислонился к стене и скрестил на груди руки.
– Найдем, не сомневайтесь. Но перед началом обыска я предлагаю вам добровольно выдать предметы и вещи, добытые преступным путем, запрещенные к гражданскому обороту или не принадлежащие вам.
– Как это?
– Оружие, наркотические вещества, порнография… Ничего нет?
Я отрицательно покачал головой.
Через десять минут в моей комнате Петр Сергеевич отыскал два журнала «Плэйбой» и американскую книжку о Брюсе Ли, с фотографиями приемов. Все это было торжественно продемонстрировано пенсионеркам. При виде обнаженных красоток они залились густой краской и принялись синхронно кивать. Я отвернулся.
– Считай, две статьи у тебя уже есть, – негромко, глядя мимо меня, сказал Петр Сергеевич. – Откуда эта дрянь?
– В подъезде нашел.
– Ну-ну… – Он передал находки Цыганкову, устроившемуся за столом писать протокол.
– Книжка-то вам зачем?
– Пригодится. Забыл, что обучение карате уже три года запрещено?
– Это не карате…
– Все равно пропаганда жестокости.
Кроме этого, они изъяли мою записную книжку, нунчаки и оставшийся от отца охотничий нож. Соседки расписались в протоколе и тихо ушли. Краснолицый мент, уперев руки в бока, грозно посмотрел на меня:
– Ну что, чемпион, доигрался?!
Цыганков закрыл свою папку. Один лист остался лежать на столе и, привлекая мое внимание, Цыганков постучал по нему авторучкой:
– Это твой экземпляр протокола.
Я подавленно кивнул. Больше всего мне хотелось проснуться. Неужели за картинки с голыми бабами можно сесть? А еще незарегистрированный нож. И убийство Добрынина. Я вытер взмокшее лицо:
– Мне можно помыться?
– Времени нет. – Цыганков поднялся из-за стола. – Если хочешь, переоденься.
А его напарник, не спуская с меня тяжелого взгляда, мрачно пообещал:
– В тюрьме сполоснешься. Там баня хорошая. По субботам.
Я сбросил влажный тренировочный костюм и футболку, надел джинсы, долго застегивал пуговицы рубашки.
– Не забудь паспорт, – голос Цыганкова прозвучал с оттенком доброжелательности, и я подумал, что буду иметь дело только с ним, а краснорожий дуболом пусть идет к черту. Может, мне удастся объяснить Цыганкову, что ни к какому убийству я отношения не имею?
Меня отвезли в Большой Дом на Литейном. Я много слышал о нем, но увидел впервые. Когда Цыганков, кивнув на меня, сказал постовому на входе:
– Это с нами, подозреваемый, – я по-настоящему осознал, что дела мои плохи.
2
Кабинет был залит ярким солнцем. В воздухе кружились пылинки, пахло окурками. Со стены на меня сурово смотрел Горбачев.
– Садись, – сказал Петр Сергеич, и я занял жесткий стул перед одним из двух имевшихся в кабинете столов, после чего они с Цыганковым насмешливо переглянулись.
Начинать допрос они не спешили. Петр Сергеич достал «Беломор», Цыганков – «Стюардессу». Отошли к окну, открыли форточку и дымили в нее, искоса поглядывая на меня. О чем они говорили, я расслышать не мог, как ни напрягал слух. Потом Цыганков посмотрел на часы, озабоченно покачал головой и сказал:
– Пойду, доложу прокурору.
– Пусть сразу следака высылает, надо оформлять парня.
Цыганков что-то очень тихо ответил, взял со стола свою папку с разлохмаченными тесемками и ушел, а Петр Сергеич засмолил очередную папиросу и прислонился к окну. Он так и говорил со мной все время, не выпуская «беломорину» изо рта, роняя пепел на грудь и время от времени чиркая спичкой, чтобы запалить потухший окурок.
– Ты, парень, вляпался по самое «не могу». Журнальчики, палки твои и ножик охотничий – это так, семечки. Честно скажу, на приговор они влияния не окажут. У нас ведь срока не складываются, а поглощаются. Более тяжкая статья поглощает те, что помельче. Ты Кодекс смотрел? Знаешь, какие санкции по «сто второй» предусмотрены?
Я отрицательно покачал головой.
Петр Сергеевич отклеился от окна, сел за стол напротив меня и с ходу раскрыл лежавшую на нем затертую книжку на нужной странице:
– Смотри: от восьми до пятнадцати или смертная казнь. Это если «сто вторая» пойдет…
Пальцем с пожелтевшим ногтем он подчеркнул заголовок статьи: «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах».
– А может быть, и «сто третья», – он перевернул страницу. На бумагу упал комок пепла. Я прочитал: «Умышленное убийство… без отягчающих обстоятельств… от трех до десяти…»
Петр Сергеевич навалился локтями на стол, выдохнул папиросный дым мне в лицо:
– От трех до десяти, а не вышка! Соображаешь? Конечно, есть объективные признаки, но многое будет зависеть от того, как ты сам объяснишь свои действия. Никто ведь, кроме тебя, не знает, что там в твоей дурьей башке коротнуло. Проще говоря, сможешь как-то объяснить свои действия – глядишь, суд и поимеет к тебе снисхождение, с учетом возраста, незапятнанной биографии и спортивных заслуг… Кстати, биографию мы твою еще как следует не проверяли… А станешь молчать – на всю катушку получишь. На всю, вплоть до вышки, это я тебе могу точно пообещать!
– Да я вообще не пойму, о чем речь!
Петр Сергеевич пренебрежительно усмехнулся:
– О Никите.
– О ком?!
– О покойнике. Добрынин его фамилия. Или ты его фамилии не знал?
– Да я вообще о нем первый раз слышу!
– Он, между прочим, только полгода, как оттуда вернулся, – Петр Сергеевич кивнул на окно.
Я повернул голову и сквозь грязное стекло посмотрел на широкий колодец внутреннего двора:
– Сидел, что ли?
– Это ты у нас сядешь. А он воевал. Танкист, две боевые медали. Они, кстати, пропали. Так что тебе придется здорово потрудиться, чтобы со «сто второй» на «сто третью» перескочить. Я уже говорил, что все объективные признаки против тебя…
– Ну не знаю я никакого Добрынина! Отпечатки пальцев мои, что ли, проверьте! – я посмотрел на свои руки, они заметно подрагивали, и я поспешил сцепить их в замок.
– Проверим, – кивнул Петр Сергеевич. – А может, уже проверили, я же тебе не обо всем говорю, что у нас есть на тебя. Вот только ответь мне, – он еще больше навалился на стол, заскрипевший под тяжестью его тела, – откуда ты знаешь, что Добрынина убили в квартире? Тебя ведь там якобы не было!
– Да ничего я не знаю!
– Чего ж тогда про отпечатки заговорил? Они ведь на асфальте не остаются!
Некоторое время мы молчали. Я смотрел на пожелтевшие страницы раскрытого Кодекса. В голове у меня была полная каша. Как себя вести, я не знал. Понятно, что, раз я ничего не совершал, то надо говорить правду. Но что делать, если не верят? В милиции я бывал всего дважды: на Дальнем Востоке, когда получал паспорт, и здесь, в Ленинграде, когда прописывался в октябре прошлого года. Мент правильно сказал, что биография у меня незапятнанная… Была до сегодняшнего момента! С Мастером бы посоветоваться, он бы подсказал, как себя нужно вести. Или ответил бы: я тебя достаточно научил, чтобы ты сам мог сориентироваться? Эх, не тому я учился! Оказывается, иногда привод в милицию бывает полезнее дюжины тренировок. Если бы я рос нормальным уличным пацаном, то не растерялся бы так, как сейчас. Но мое детство прошло в обособленных от внешнего мира городках для военных и на матах спортзала.
