скачать книгу бесплатно
– Вы говорили, что Добрынин вел какие-то записи о наших делах…
Сказал, и сразу пожалел. Я интуитивно почувствовал, что моя инициатива ничего хорошего не принесет. Так бывает в бою, когда понимаешь, что сделал ошибку, которой противник не замедлит воспользоваться, а ты исправить уже ничего не успеешь.
Цыганков кивнул:
– Ты хочешь узнать, что именно он записал? Я тебе отвечу. Но только в том случае, если ты перед этим ответишь на один мой вопрос. И ответишь честно. Годится?
Я отвел взгляд и кивнул.
– Отлично! Ты ведь в «Сказке» на воротах халтурил, а не просто так пиво пил. Правильно?
– Нет, – ответил я, глядя в пол. Мне почему-то было очень противно врать ему в этом вопросе, хотя и правды сказать я, понятное дело, не мог.
– Вот и поговорили, – вздохнул Цыганков. – Только ты забыл одну вещь, а ведь тебя о ней предупреждали. Если мы что-то спрашиваем, это не значит, что не знаем ответов. Иногда вопросы задаются только для того, чтобы проверить искренность собеседника. Все очень просто: раз ты соврал в малом, значит, нет тебе доверия и в большом. И про «Сказку», и про клуб ваш спортивный у нас была своя информация. Клуб, скажу честно, пока трогать не стали. А вот в кабаке вашем провели обыск и персонал допросили, как следует. Можешь поверить, нам рассказали много интересных вещей, не все ведь такие упертые… У Светланы Молчановой валюту нашли. Пятьдесят финских марок и двадцать долларов. Конечно, не особо крупный размер, но, с учетом ее прежней судимости, неприятности могут получиться серьезными…
Светка как-то рассказывала, что лет десять назад влетела за обман покупателей и получила два года условно. Смеялась, что с тех пор чувствует ментов за версту и предпочитает с ними дружить, а не обострять отношения. Вот и додружилась…
– И все это из-за тебя, – вкрадчиво сказал Цыганков. – Может, у нее когда-нибудь представится шанс сказать тебе за это спасибо.
Я поднял голову и непроизвольно сжал кулаки.
– Не надо на меня глазами сверкать. – Цыганков усмехнулся. – Таких, как ты, я не один десяток видал. И не одну сотню еще увидеть придется, так что не тужься, не испугаешь. А ведь мог бы не только себе, но и девчонке помочь!
– Как вы сказали, Молчанова? Не знаю такой. Я в «Сказке» с официантками не знаком.
– Она не официантка, а бармен… Последний раз предлагаю: будет у нас разговор? Хотя бы без протокола.
Я отрицательно покачал головой. Потом сглотнул застрявший в горле комок:
– Мне нечего больше сказать.
Цыганков встал:
– Тогда отдыхай дальше. А я, пожалуй, как следует займусь вашим клубом. Может, прямо сегодня там шороху наведу. Вечерком, когда у вас запрещенные тренировки начнутся.
2
Больше всего я переживал, что подведу Мастера. Он тренировал меня с девяти лет, а когда умер отец, фактически его заменил. Всем, чего я в жизни добился, я был обязан Мастеру. Я был готов сесть на любой срок, лишь бы не подвести его. Наверное, если бы мне твердо пообещали: сознайся в убийстве Добрынина и от клуба отстанут – я согласился бы, не раздумывая. Цыганков не дожал меня буквально чуть-чуть.
Меня отвели в камеру, и несколько часов я провел в одиночестве, мучаясь чувством вины. Я почти созрел для того, чтобы сообщить Цыганкову о готовности сделать явку с повинной. Остановила наивная вера в торжество справедливости. Должны же они разобраться! А потом я сообразил, что раз в «Сказке» уже провели обыск, то Серый, а от него и Мастер, знают о постигших меня неприятностях и к сюрпризам готовы. Во всяком случае, временно прекратили незаконные тренировки по восточным единоборствам.
Лишь бы потом их удалось возобновить. Иначе я никогда себе этого не прощу…
Вернулся мой сокамерник. С мрачным видом сел в угол и сообщил, что сознался в убийстве сожительницы. Криво усмехнувшись, я поздравил его.
– Зря скалишься! У этих козлов на меня оказалось столько накопано! Если б я и дальше шел в несознанку – точно дело труба. Получил бы срок по верхнему пределу, без всякого снисхождения. Представляешь, они старые эпизоды наковыряли?! Я про них сам давно думать забыл, а они знают откуда-то. Падла какая-то настучала…
– Теперь, с твоей помощью, они к старым эпизодам новый привесят. Тут уж точно получишь по полной…
– Дурак-человек! На фига им это старье? За него наград не дадут. Тем более, я с ними договорился. Они занимаются только Нинкой, а на остальное закрывают глаза. Между прочим, у меня там… – сокамерник понизил голос и заговорил о своих старых подвигах, среди которых были случаи посерьезней, чем расправа над подвернувшейся под горячую руку гражданской женой.
Я перестал его слушать. Я вдруг пожалел, что сам наговорил ему много лишнего. Ничего опасного я, кажется, не сказал, но все равно…
– Слышь, заткнись! Надоел тут трендеть.
– Ты чего, парень? Ты на кого гонишь?!
Сокамерник встал, и я подумал, что с удовольствием засажу ему в башню. Пусть только кинется! Мне очень хотелось подраться. И плевать на последствия.
Но в глазах его плескался страх, и я понял, что драки не будет. Плюнув ему под ноги, я отвернулся.
Так, молча, мы и просидели до шести часов вечера. А потом меня отвели к следователю. Он уже ждал в комнате для допросов, разложив на столе открытый портфель и какие-то протоколы.
– Здравствуйте, Константин Андреевич, – не поднимая голову от бумаг, следователь указал мне на стул и, как только я сел, протянул мне какие-то документы: – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Я прочитал и не сразу врубился.
– Что это?
– Постановление о вашем освобождении.
– То есть… как это? – У меня дрогнул голос.
– Предъявлять обвинение мы вам не будем. Распишитесь внизу…А эта копия – вам.
Вместо обычной подписи у меня получилась невзрачная закорючка. Следователь протянул чистый лист:
– Обвинение мы вам не предъявляем, но некоторые вопросы остались. Поэтому я попрошу вас пределы города не покидать и являться по первому вызову. А если вам станет известно что-либо, представляющее для следствия интерес, вы должны немедленно сообщить. В милицию или нам, в прокуратуру. Понятно? Напишите обязательство, что будете выполнять эти условия.
Под его диктовку я нацарапал нужный текст. Следователь начал убирать документы в портфель. На меня он по-прежнему не глядел.
– И когда меня?..
– Прямо сейчас. Не забудьте получить все вещи, которые у вас изымали.
Я до конца не мог поверить, что свободен. Еще четверть часа назад я мысленно видел себя в «Крестах» и представлял, как окажусь в камере, битком набитой насильниками и убийцами. Настоящими насильниками и убийцами. Может, это какая-то хитрость? Этот следователь меня освободил, но сейчас появится новый, который отправит в тюрьму? Допустим, они отказались от обвинения в убийстве Добрынина. Но ведь на обыске краснорожий Петр Сергеевич говорил, что у меня уже есть пара статей…
– А как же нунчаки?
Следователь впервые посмотрел на меня. Взгляд у него был непонятный, какая-то смесь безразличия, тоски и брезгливости.
– Нунчаки не признали холодным оружием. Соединительная цепочка не выдержала испытаний на прочность, да и вес у них слишком легкий.
– Мне их вернут?
– Не борзейте, Константин Андреич! – Следователь щелкнул замками портфеля и встал. – Нунчаки, журналы и нож вам никто не вернет. Вас не станут за это наказывать, но к свободному обороту такие предметы запрещены. Радуйтесь, что все обошлось. И поблагодарите своих друзей из Спорткомитета…
Последние слова он произнес, уже выходя в коридор.
Как только он вышел, заглянул надзиратель.
– Пошли, – сказал он, подбрасывая на ладони связку ключей. – В камере вещи остались?
– Не было у меня ничего.
– Тогда вперед.
Я покидал КПЗ в большем недоумении, чем вселялся в него трое суток назад.
На улице было прохладно, солнце уже опустилось за крыши домов. Я постоял, вдыхая загаженный выхлопными газами воздух, и поспешил к остановке трамвая, чтобы «зайцем», с несколькими пересадками, добраться до дома.
3
Я позвонил в клуб. Ни Мастера, ни Серого не было, только один младший тренер.
– К вам милиция приезжала?
– Когда? – он явно был не в курсе событий, и я не стал вдаваться в подробности.
– Я скоро приеду. Если Серый появится, скажи, чтоб дождался меня.
После этого я напустил полную ванну горячей воды и полчаса отмокал, избавляясь от запахов камеры. Казалось, я был насквозь ими пропитан и окружающие до конца жизни будут подозрительно на меня коситься, как это делали пассажиры трамвая.
Ледяной душ, которым я закончил принятие ванны, взбодрил меня окончательно. Я растерся махровым полотенцем так, что защипало шею и плечи, надел свежее белье и прошел к телефону. Не успел я взяться за трубку, как аппарат зазвонил. Звонки были длинные, междугородние.
– Привет, мам!
– Господи, Костя, где ты был?! Второй день никто не отвечает…
Мне пришлось выслушать легкую проповедь. Несмотря на все свои спортивные достижения, для мамы я продолжал оставаться несмышленым ребенком, за которым нужен постоянный пригляд. А как она переживала, когда мы из военного городка переехали в Ленинград! По-моему, она года три оттягивала переезд, опасаясь, что в большом городе я попаду в плохую компанию. Если бы не мое настойчивое желание поступить в Институт Лесгафта, мы бы, наверное, до сих пор жили на берегу Татарского пролива, в городке с населением в полтысячи офицерских семей, где единственными развлечениями были спортзал и затертые индийские фильмы в клубе по выходным.
Я отвлекся и прослушал что-то существенное. Пришлось извиниться и попросить повторить. Оказалось, что сестра основательно заболела и мать хочет задержаться на месяц, чтобы за ней поухаживать.
– Ты справишься без меня? – с тревогой спросила она.
– Конечно, мам, справлюсь! Я ведь взрослый уже.
– И все-таки где ты был вчера и позавчера? Я до двух часов ночи звонила…
Я как-то выкрутился, не сказав, естественно, ни слова о своем задержании. Мы попрощались, и я тут же перезвонил Инге. Ответила ее тетя. Мне ее видеть не приходилось, мы только однажды разговаривали по телефону, но я был уверен, что она выглядит, как фрекен Бокк из мультфильма про Карлсона. Звали ее тетя Ингрид.
– Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, Ингу.
– Ее нет дома, молодой человек. А кто ее спрашивает?
– Это Костя. А когда она будет?
После заметной паузы тетя Ингрид ответила:
– Она будет позже.
– Я позвоню…
– Звоните в любое время. Только не очень поздно. До свиданья, Костя.
Только я нажал рычажок, как телефон неуверенно тренькнул.
– Да! Алло!
Из трубки доносилось прерывистое дыхание, и ничего больше.
– Вы будете говорить? Кто вам нужен?
Ответом было молчание. Вместо того чтобы бросить трубку, я чего-то ждал. И несколько раз оглянулся на дверь: мне почему-то показалось, что за дверью, на лестнице, кто-то стоит. От хорошего настроения не осталось и следа. Я вдруг понял, что мои неприятности не закончились и три дня, проведенные в камере – это только начало.
Я вздрогнул, когда в ухо ударили короткие гудки. Осторожно положил трубку и на цыпочках подошел к двери. Прислушался: тишина. Я бесшумно открыл замок и, встав поудобнее, распахнул дверь.
За ней никого не было. Где-то высоко гудел лифт. Когда он остановился, я услышал шаги на площадке первого этажа. Сперва они были тихими, как если бы человек крался вдоль стенки, потом резко ускорились. Я бросился в кухню и встал у окна.
Из дома вышел черноволосый парень в коричневой куртке. Двигался он как-то напряженно, как будто чувствовал спиной мой пристальный взгляд. Руки он держал необычно: сунув выпрямленные ладони в задние карманы синих джинс.
Он пересек детскую площадку и скрылся за деревьями, ни разу не обернувшись.
Глава третья. Как обретают друзей и подруг
1
Я отправился в клуб, по пути решив завернуть в «Сказку». Мне очень не хотелось этого делать. Воображение рисовало разные картины, одна другой неприятнее. То опечатанные двери, то новенькую испуганную барменшу вместо Светки, то директрису Ольгу Васильевну, с презрением кривящую тонкие губы:
– Спасибо тебе, дорогой!
Заходить не хотелось, но именно поэтому я и решил зайти туда в первую очередь. Ожидание казни хуже, чем сама казнь. Лучше быстрее узнать, что я натворил, какими это обернулось последствиями и можно ли что-то исправить.
Ольгу Васильевну я встретил на улице. Она как раз спустилась с крыльца, когда я подходил. Высокая, красивая, всегда дорого и модно одетая. Ей бы «Пассажем» руководить, а не кабаком. Она была, наверное, вдвое старше меня, но я бы не посмотрел на разницу в возрасте, представься возможность лечь с ней в постель. Жаль, что об этом приходилось только мечтать…
Ольга Васильевна привычно кивнула мне и прошла мимо, еле заметно улыбнувшись и оставив после себя тонкий аромат французских духов. Я посмотрел, как она садится за руль белой «восьмерки» и уезжает, а потом, ободренный, поднялся в кафе.
Двери опечатаны не были. Швейцар дядя Вася, как всегда, бдил в вестибюле, а его жена-гардеробщица вязала очередные носки. Я даже подумал что Цыганков мне наврал про обыск, но дядя Вася, крепко пожав мою руку, наклонился и зашептал в ухо:
– Третьего дня приезжали… Культурные такие, все в галстуках. Про тебя спрашивали…
Как мне говорили, дядя Вася работал швейцаром уже добрых лет десять, а до этого был вертухаем на зоне под Карагандой. Его прошлое меня не волновало, разве что вызывало некоторое сочувствие: не хотел бы я заканчивать жизнь, стоя в дурацкой фуражке у дверей кабака. Сейчас, когда он принялся стучать мне на своих бывших коллег, я почувствовал сильное раздражение. Не дослушав, я выдернул свою руку из его влажной ладони и поднялся на второй этаж.
Зал был наполовину заполнен. Я машинально отметил, что конфликтных компаний и сомнительных личностей нет…
– Привет!
Я обернулся на голос. Со своего рабочего места мне улыбалась Светка. В ее взгляде не было ни капли недовольства. Чувствуя, как на душе становится легче, я направился к ней.
