Философия освобождения

Чем более похоже то, что обобщено, тем ближе понятие к осязаемому и тем легче перейти к его осязаемому представителю.

Если же количество характеристик объединенных объектов становится все меньше и меньше, а понятие, таким образом, все шире и шире, то оно тем более отдаляется от взгляда. Однако даже самое широкое понятие не полностью отрывается от своей материнской почвы, даже если его удерживает лишь тонкая и очень длинная нить.

Подобно тому, как разум отражает видимые объекты в понятиях, он также формирует с помощью памяти понятия из всех других наших восприятий, о которых я буду говорить далее.

Очевидно, что понятия, почерпнутые из визуальных идей, реализуются легче и быстрее, чем те, которые берут начало в невизуальных; ведь как глаз является самым совершенным органом чувств, так и воображение является самой мощной вспомогательной способностью разума.

Изучая язык, т.е. усваивая готовые понятия, ребенок должен проделать ту же операцию,

которая была необходима в первую очередь для формирования понятий. Это облегчается только благодаря готовой концепции. Когда он видит объект, он сравнивает его с известными ему объектами и складывает то, что похоже. Таким образом, оно не формирует понятие, а лишь подводит его под понятие. Если объект ему неизвестен, он находится в растерянности, и ему необходимо дать правильное понятие.

Затем разум объединяет сами понятия в суждения, т.е. объединяет понятия, которые сила суждения собрала вместе. Более того, он объединяет суждения в предпосылки, из которых выводится новое суждение. Его процедура руководствуется известными четырьмя законами мышления, на которых строится логика.

Разум мыслит абстрактно и, кроме того, в точке настоящего, а не во времени. К этому, однако, мы должны перейти. При этом мы вступаем в чрезвычайно важную область, а именно в область связей разума на основе априорных форм и функций когнитивного факультета. Все связи, которые мы узнаем, возникли из опыта, то есть апостериорно.

13.

Время – это связь разума, а не, как обычно предполагается, априорная форма способности познания. Разум ребенка осуществляет эту связь как в царстве воображения, так и на пути к внутреннему миру. Сейчас мы хотим позволить времени появиться в свете сознания и выбираем последний путь, поскольку он наиболее подходит для философского исследования, хотя мы еще не имели дело с внутренним источником опыта.

Если мы отстранимся от внешнего мира и погрузимся в свое внутреннее существо, то окажемся в непрерывном подъеме и опускании, короче говоря, в непрекращающемся движении. Место, где это движение касается нашего сознания, я буду называть точкой движения. На нем плавает (или сидит, как бы привинченная) форма разума, то есть точка настоящего. Там, где находится точка движения, есть и точка настоящего, и она всегда находится точно над ним. Она не может предшествовать ему и не может отставать от него: И то и другое неразрывно связано.

Если мы теперь внимательно изучим этот процесс, то обнаружим, что мы всегда находимся в настоящем, но всегда за счет или через смерть настоящего; другими словами, мы переходим от настоящего к настоящему.

Когда разум осознает этот переход, он позволяет воображению удержать исчезающее настоящее и соединить его с появляющимся. Она как бы подталкивает под продолжающиеся, текучие, тесно связанные точки движения и настоящего, твердую поверхность, на которой она считывает пройденный путь и обретает серию осуществленных моментов, то есть серию осуществленных переходов от настоящего к настоящему.

Таким образом, он приобретает сущность и понятие прошлого. Если оно затем поспешит опередить движение, оставаясь в настоящем – ибо оно не может оторваться и продвинуться вперед от точки движения – и соединит наступающее настоящее с последующим, то получит ряд моментов, которые будут исполнены, т.е. получит сущность и понятие будущего. Если он сейчас соединяет прошлое |с будущим, образуя идеальную фиксированную линию неопределенной длины, по которой катится точка настоящего, то у него есть время.

Как настоящее ничто без точки движения, на которой оно плавает, так и время ничто без основы реального движения. Реальное движение совершенно не зависит от времени, или, другими словами: реальная преемственность имела бы место и без идеальной преемственности. Если бы в мире не было познающих существ, то существующие вещи, сами по себе лишенные познания, все равно находились бы в беспокойном движении. Если познание происходит, то время есть лишь условие возможности познания движения, или иначе: время есть субъективная мера движения.

Над точкой движения индивидуума стоит, в случае познающих существ, точка присутствия.

Точка индивидуального движения стоит рядом с точками всех других индивидуальных движений, т.е. все индивидуальные движения образуют общее движение равномерной последовательности. Присутствие субъекта всегда точно указывает на точку движения всего сущего в себе.

14.

Имея в руках важную апостериорную связь времени, мы возвращаемся к концепции.

Я уже говорил выше, что синтез частичных представлений не зависит от времени, поскольку разум осуществляет свои связи в движущейся точке настоящего, а воображение удерживает то, что связано. Но синтез может происходить и во времени, если субъект направляет на него свое

внимание. Это не отличается от изменений, которые могут быть восприняты в точке настоящего.

Существует два типа изменений. Первое – это смена места, а второе – внутренние изменения (стремление, развитие). И то, и другое объединяет более высокий термин: движение.

Теперь, если изменение места таково, что может быть воспринято как смещение движущегося объекта относительно неподвижных объектов, то его восприятие не зависит от времени., но воспринимается в точке присутствия, как движение ветки, полет птицы.

По рефлективной причине, однако, все без исключения изменения, как и само восприятие, выполняют определенное время; но, как и восприятие, восприятие таких изменений места не зависит от сознания времени, ибо субъект распознает их непосредственно в точке настоящего, что хорошо бы отметить. Время – это идеальная связь; оно не проходит, а является воображаемой фиксированной линией. Каждый прошедший момент как бы застыл и не может быть сдвинут ни на волосок. Точно так же каждый будущий момент имеет свое определенное фиксированное место на идеальной линии. Но то, что движется непрерывно, и есть смысл настоящего: оно проходит, а не время.

Было бы неверно также сказать, что само это прохождение настоящего и есть время; ведь если преследовать только точку настоящего, то никогда не придешь к идее времени: всегда остаешься в настоящем. Чтобы обрести идеальную связь времен, необходимо смотреть назад и вперед и тем самым иметь как бы неподвижные точки на берегу.

С другой стороны, изменения места, которые не могут быть восприняты непосредственно в точке настоящего, и все события распознаются только с помощью времени. Движение стрелок часов ускользает от нашего восприятия. Если я хочу понять, что одна и та же рука была сначала в 6, а потом в 7, я должен осознать последовательность, т.е. для того, чтобы иметь возможность приложить два противоречиво противоположных предиката к одному и тому же объекту, мне нужно время.

То же самое с изменениями места, которые я, оставаясь в настоящем, мог бы воспринять, но не воспринял (перемещение предмета за моей спиной), и с развитием событий. Наше дерево расцветает. Если теперь мы перенесемся в осень и дадим дереву плод, нам понадобится время, чтобы распознать цветущее и плодоносящее дерево как один и тот же объект. Один и тот же объект может быть твердым и мягким, красным и зеленым, но он всегда может иметь только один из двух предикатов в одном присутствии.

15.

Теперь мы прошли через все поле созерцания.

Является ли он, т.е. совокупность пространственно-материальных объектов, всем миром нашего опыта? Нет! Это лишь часть мира как концепции. У нас есть впечатления, причину которых разум, выполняя свою функцию, ищет, но которые он не может сформировать пространственно и материально. И все же у нас есть идея невидимых объектов, а значит, прежде всего, идея коллективного единства, Вселенной. Как мы к этому пришли?

Каждый вид воздействия вещи самой по себе, в той мере, в какой она воздействует на органы чувств для восприятия (зрение и осязание), объективируется формой понимания материи, т.е. становится для нас материальным. Исключение не происходит ни в коем случае, и поэтому материя – это идеальный субстрат всех видимых объектов, который сам по себе бескачественен, но на котором должны проявиться все качества, подобно тому, как пространство не имеет расширения, но очерчивает все сферы силы.

В результате этой бескачественности идеального субстрата всех видимых объектов разуму представляется аналогичное многообразие, которое он связывает с единством субстанции.

Субстанция, как и время, является, таким образом, соединением a posteriori разума на основе априорной формы. С помощью этой идеальной связи разум мыслит материю во всех тех сенсорных впечатлениях, которые не могут быть перелиты в формы понимания, и таким образом приходит к понятию бесплотных объектов. Эти и телесные объекты составляют единое целое с субстанциональными объектами. Только теперь воздух, бесцветные газы, запахи и звуки (вибрация воздуха) становятся для нас объектами, хотя мы не можем сформировать их пространственно и материально, и теперь предложение имеет безусловную силу: все, что производит впечатление на наши органы чувств, обязательно субстанционально.

Единству идеальной составной субстанции в реальной сфере противостоит Вселенная, коллективное единство сил, которое совершенно независимо от нее.

16.

Вкусовые ощущения остаются. Они ведут не к новым объектам, а к тем, которые уже возникли в результате впечатлений от других органов чувств. Разум ищет только причину, а остальное оставляет на усмотрение рассудка. Разум просто выполняет свою функцию и связывает эффект с уже существующим объектом, например, вкус груши с материальным кусочком ее во рту.

В целом, только разум может распознать различные эффекты, исходящие от объекта, как исходящие из единой сферы силы; ибо понимание не является синтетической способностью. – Если мы теперь подведем итог, то поймем, что воображение не является ни чувственным, ни интеллектуальным, ни рациональным, но духовным. Это работа духа, т.е. всех познавательных способностей.

17.

Как я показал выше, все чувственные впечатления ведут к объектам, которые в своей совокупности составляют объективный мир.

Разум отражает весь этот объективный мир в понятиях и тем самым приобретает, помимо мира непосредственного восприятия, мир абстракции.

Наконец, он достигает третьего мира, мира воспроизводства, который находится между первыми двумя.

Разум, отделенный от внешнего мира, воспроизводит все воспринятое с помощью памяти, причем он либо устанавливает совершенно новые связи, либо вновь точно представляет себе то, что исчезло, но блекло и слабо. Процесс происходит точно так же, как и при непосредственном впечатлении на органы чувств. Разум запоминает не целые образы, запахи, вкусы, слова, звуки, а только сенсорные впечатления. С помощью памяти он вызывает впечатление в сенсорных нервах (не на их кончиках, а там, где они впадают в ту часть мозга, которую мы должны считать пониманием), и понимание объективирует его. Если мы возьмем наше дерево, то разум формирует впечатления, которые сохранила память, в частичные идеи, а сила суждения собирает их воедино.

Сила суждения собирает их, разум объединяет собранные впечатления, воображение удерживает их на месте, и перед нами предстает бледный образ дерева. Необычайная быстрота процесса, как я уже говорил, не должна привести нас к ложному предположению, что воспоминания об объектах происходят мгновенно. Этот процесс так же сложен, как и появление объектов, благодаря реальному воздействию на органы чувств.

Сны возникают аналогичным образом. Они являются идеальными репродукциями. Своей объективностью они обязаны в целом покою спящего индивида и в частности полному бездействию окончаний сенсорных нервов.

18.

Теперь нам предстоит рассмотреть остальные важные связи, которые разум осуществляет на основе априорных функций и форм познавательной способности.

Функция понимания – это переход от следствия в органе чувств к причине. Он осуществляет его бессознательно, потому что понимание не думает. Он также не может осуществлять свою функцию в обратном направлении и идти от причины к следствию, поскольку только следствие приводит его в активность, и пока объект действует на него, то есть пока интеллект вообще находится в активности, он не может занимать себя ничем иным, кроме как найденной им причиной. Если бы он был способен мыслить и захотел перейти от причины к следствию, объект исчез бы в этот момент, и его можно было бы вновь обрести, только если бы интеллект снова искал причину для следствия.

Поэтому разум никак не может расширить свою функцию. Но разум может.

Во-первых, он признает саму функцию, то есть признает, что функция разума заключается в поиске причины изменений в органах чувств. Затем разум прослеживает путь от причины к следствию. Таким образом, он признает две причинно-следственные связи:

– закон причинности, т.е. закон, согласно которому каждое изменение в органах чувств субъекта должно иметь причину;

– что вещи сами по себе оказывают влияние на предмет.

На этом причинно-следственные связи, имеющие бесспорную достоверность, исчерпываются, поскольку познающий субъект не может знать, познают ли другие существа таким же образом или они подчиняются другим законам. Как бы ни была похвальна осторожная процедура критического разума, было бы предосудительно, если

бы он отказался здесь от дальнейшего проникновения в причинно-следственные связи. Она также не позволяет себе отвлекаться и сначала штампует тело познающего субъекта как объект среди объектов. Исходя из этого признания, он приходит к важной третьей причинно-следственной связи. Ибо он распространяет закон причинности (связь между вещью-в-себе и субъектом) на общую причинность, которую я привожу в следующей формуле:

Вещь-в-себе действует на вещь-в-себе, и каждое изменение в объекте должно иметь причину, которая предшествует следствию во времени. (Здесь я намеренно разделяю вещь-в- себе и объект, поскольку мы признаем, что вещь-в-себе действует на вещь-в-себе, но вещи-в- себе могут восприниматься субъектом только как объекты).

Посредством общей причинности разум связывает объект с объектом, т.е. общая причинность является условием возможности распознавания отношений, в которых вещи сами по себе находятся друг к другу.

Теперь здесь можно установить понятие причины. Поскольку вещи сами по себе действуют на вещи сами по себе, существуют только действенные причины (causae efficientes), которые можно разделить на:

– Механические причины (давление и удар),

– Стимулы,

– Мотивы.

Механические причины встречаются в основном в неорганическом царстве, стимулы – в растительном царстве, мотивы – только в животном царстве.

Поскольку, кроме того, человек, в силу времени, может заглядывать в будущее, он может ставить перед собой цели, то есть для человека и только для него существуют конечные причины (causae finales) или идеальные причины. Они, как и все другие причины, действуют, потому что они могут действовать только тогда, когда они стоят на точке настоящего.

Термин «причина возможности» должен быть ограничен тем, что он обозначает только ту причину, которую одна вещь сама по себе дает другой.

Термин «причина случая» следует ограничить тем, что он обозначает только причину, которую одна вещь сама по себе дает другой, чтобы действовать на третью. Если облако, закрывавшее солнце, отодвигается, и моя рука становится теплой, то отодвигание облака является причиной повода, а не самой причиной потепления моей руки.

19.

Разум, кроме того, расширяет общую причинность, связывающую две вещи (действующую и страдающую), до четвертой причинной связи, охватывающей действенность всех вещей самих по себе, до общности или взаимодействия. Она гласит, что каждая вещь оказывает непрерывное, прямое и косвенное воздействие на все другие вещи в мире, и что в то же время все другие вещи оказывают на нее непрерывное, прямое и косвенное воздействие, из чего следует, что ни одна вещь сама по себе не может иметь абсолютно независимого воздействия.

Как закон причинности привел к утверждению независимой от субъекта действенности, а общая причинность – к утверждению независимого от субъекта воздействия вещей самих по себе друг на друга, так и сообщество является лишь субъективной связью, посредством которой распознается реальная динамическая связь вселенной. Последняя существовала бы и без познающего субъекта; но субъект не мог бы ее познать, если бы не был способен вызвать в себе связь сообщества, или, другими словами: сообщество является условием возможности постижения динамической связи вселенной.

20.

Разум теперь имеет только одну связь: математическое пространство.

(Точка) пространство существенно отличается от настоящего тем, что оно полностью достаточно для возникновения восприятия, тогда как настоящее недостаточно для распознавания всех движений вещей.

Поэтому представляется бесполезным переходить к построению математического пространства, которое является связью a posteriori, как и время. Но это не так.

Ведь математическое пространство необходимо для человеческого знания, потому что математика основана на нем, и даже те, кто не является его другом, с готовностью признают его огромную ценность. Математика является не только незыблемой основой различных наук, особенно астрономии, которая так важна для культуры человеческого рода, но и краеугольным

камнем искусства (архитектуры) и фундаментом технологии, которая в своем дальнейшем развитии полностью преобразует социальные отношения человечества.

Математическое пространство возникает в том, что причина определяет точку-пространство для расхождения, а затем объединяет любые чистые пространственности в целое неопределенной протяженности. Здесь, как и при формировании целых объектов, он исходит из частичных представлений.

Математическое пространство – это единственная связь на априорном основании, которая не помогает определить вещь в себе. Соответственно, в реальной сфере нет ни вещи самой по себе, ни совокупности таких вещей, а есть абсолютное небытие, которое мы не можем представить иначе, чем через математическое пустое пространство.

21.

К многообразным отношениям, которые разум имеет к пониманию, добавляется, наконец, следующее: исправление видимости, т.е. ошибки понимания. Так, мы видим луну на горизонте больше, чем она есть на самом деле, палку, сломанную в воде, звезду, которая уже погасла, вообще все звезды там, где их на самом деле нет (потому что воздушная оболочка земли преломляет весь свет, и разум может искать причину чувственного впечатления только в направлении лучей, падающих на глаз); так, далее, мы думаем, что земля не движется, планеты иногда стоят на месте или движутся назад и т.д., и все это разум исправляет.

22.

Теперь давайте подведем итог вышесказанному. У человека есть способность к познанию:

– различные априорные функции и формы, а именно:

– закон причинности,

– (точечное) пространство,

– материя,

– синтез,

– присутствие,

которым в реальной сфере противопоставляются следующие детерминации вещи в себе, совершенно независимо:

– эффективность вообще,

– сфера действенности,

– чистая сила,

– единство каждой вещи в себе,

– точка движения.

Человека способен познавать через:

– различные идеальные связи, или связи, устанавливаемые разумом на основе априорных функций и форм:

– время,

– общая причинность,

– вещество,

– математическое пространство.

Четыре первых соответствуют следующим определениям вещей в себе в реальной сфере:

– настоящая преемственность,

– действие одной вещи самой по себе на другую,

– динамический контекст вселенной,

– коллективная единица вселенной.

Математическому пространству противостоит абсолютное небытие.

Далее мы выяснили, что объект – это внешний вид вещи самой по себе, и что только материя производит различие между ними.

23.

Вещь сама по себе, насколько мы ее до сих пор исследовали, является силой. Мир, совокупность вещей в себе, – это совокупность чистых сил, которые становятся объектами для субъекта. Объект – это видимость вещи-в-себе, и хотя он зависит от субъекта, мы видели, что он никоим образом не фальсифицирует вещь-в-себе. Поэтому мы можем доверять опыту. Что такое сила сама по себе, мы пока не можем обсуждать. Пока что мы останемся на почве мира как концепции и рассмотрим силу в целом, предвосхищая физику как можно меньше.

Закон причинности, функция интеллекта, всегда ищет только причину изменений в органах чувств. Если в них ничего не меняется, он полностью отдыхает. Если, с другой стороны, орган чувств изменяется в результате реального воздействия, интеллект немедленно активизируется и ищет причину воздействия. Когда он находит причину, закон причинности как бы отступает в сторону.

Разум, и это следует помнить, совсем не в том положении, чтобы применять закон причинности дальше и выяснять, например, причину причины, потому что он не мыслит. Поэтому он никогда не будет злоупотреблять законом причинности; также очевидно, что ни один другой вид познания не может этого сделать. Закон причинности лишь передает идею, то есть восприятие внешнего мира.

Если объект, который я нашел, меняется под моим взглядом, закон причинности служит только для поиска причины нового изменения в органе чувств, а не изменения в объекте: это как если бы совершенно новая вещь сама по себе оказала на меня воздействие.

Поэтому, исходя из закона причинности, мы никогда не сможем спросить, например, о причине движения ветки, которая до этого была неподвижна. Мы можем воспринимать движение только на основе этого закона и только потому, что мой орган чувств изменился в результате перехода ветви из состояния покоя в состояние движения.

Теперь мы можем вообще не задаваться вопросом о причине движения ветки? Конечно, можем, но только на основе общей причинности, связи разума a posteriori; ибо только с ее помощью мы можем распознать влияние объекта на объект, тогда как закон причинности, как правило, не имеет смысла, просто прядет нити между предметом и вещью в себе. Поэтому мы справедливо спрашиваем о причине движения ветви. Мы находим его в ветре. Если нам это нравится, мы можем продолжать спрашивать: сначала о причине ветра, затем о причине этой причины и так далее, то есть мы можем сформировать ряд причинности.

Но что произошло, когда я спросил о причине перемещения ветви и нашел ее? Я спрыгнул с дерева и ухватился за другой предмет – ветер. А что случилось, когда я нашел причину ветра? Я просто оставил ветер и встал с чем-то совершенно другим, например, с солнечным светом или теплом. Из этого очень ясно следует:

– что применение общей причинности всегда вытекает из вещей самих по себе,

– что ряды причинности всегда являются лишь связью действенности вещей самих по себе и, таким образом, никогда не содержат самих вещей как членов самих по себе.

Если мы и дальше попытаемся (каждый сам за себя) продолжить прерванный выше на жаре причинно-следственный ряд, то всем станет ясно, что:

– Формирование правильных каузальных рядов так же трудно, как и кажется легким вначале; более того, совершенно невозможно для субъекта, начиная с любого изменения, установить правильный каузальный ряд a parte ante, который имел бы беспрепятственное продолжение in indefinitum.

Поэтому вещи сами по себе никогда не лежат в ряду причинности, и я не могу спросить о причине бытия вещи самой по себе ни с помощью закона причинности, ни с помощью общей причинности; ибо если вещь сама по себе, которую я нашел как объект с помощью закона причинности, меняется, и если я спрашиваю о причине изменения с помощью общей причинности, общая причинность немедленно уводит меня от вещи самой по себе. Вопрос: что является причиной любой вещи самой по себе в мире, не только не должен быть задан, но и вообще не может быть задан.

Отсюда очевидно, что причинно-следственные связи никогда не могут привести нас в прошлое вещей как таковых, и человек проявляет невероятный недостаток рефлексии, если считает так называемый бесконечный причинный ряд лучшим оружием против известных трех доказательств существования Бога. Это самое тупое оружие, какое только может быть, более того, это вообще не оружие: это нож Лихтенберга. И странно! Именно то, что делает это оружие ничем, делает несостоятельными и задуманные доказательства, а именно – причинность. Противники доказательств в упор утверждают: цепь причинности бесконечна, при этом никогда даже не пытались составить ряд из пятидесяти правильных звеньев; а создатели доказательств с легкостью превратили вещи этого мира в звенья причинного ряда, а затем необычайно наивно спрашивают о причине мира. Обе стороны должны быть объяснены, как указано выше: Общая причинность никогда не ведет в прошлое вещей самих по себе.