скачать книгу бесплатно
– То, что ты называешь экстримом, толкает тебя к самому краю.
– Не говори ерунды. Я же не против того, что ты запираешься в своей комнате в попытках что-то написать. Вспомни, когда ты последний раз по-настоящему оттягивался. И вообще, ты хоть раз развлекался так, чтобы срывало крышу? Вокруг тебя кипит жизнь, а ты лишь за этим наблюдаешь и пишешь свои книжки, выдумывая всяких героев, вместо того, чтобы быть героем в приключенческом романе под названием «жизнь». Ты лишаешь себя жизни только для того, чтобы дать ее тем, кого не существует. Я говорю о твоих героях. Но запомни, они – всего лишь вымысел, а ты вполне реален.
– Я занимаюсь тем, что мне нравится!
– Так и я! Ты прав. Я ни о ком не думаю. Потому что незачем, – на лице Питера наметились морщинки от возмущения. – Я сам по себе, хоть и вращаюсь постоянно среди людей – среди очень даже милых девушек, которым, определенно, нравлюсь. А ты добровольно себя изолируешь, скрываешься от мира, прячешься. И судя по всему, тебе тоже никто не нужен, кроме этих твоих книжек… Ты закончил хотя бы одну из них?
– Об этом я и хотел поговорить до того, как сбился с мысли.
– Тогда с этого и стоило начинать, а не читать мне нотации про мою распущенную жизнь, – Питер расслабился и сбавил тон. – Что там с твоим остросюжетным романом?
– Помнишь, год назад я начал писать книгу о людях, которых загадочным образом сводит судьба? – спросил Уолт.
– Да, что-то припоминаю, – немного прищурившись, ответил ему друг.
– Не знаю почему, но книгу закончить я так и не смог.
– Может, ты просто выбрал неподходящий сюжет?
– Тогда я тоже так думал, что кончилось вдохновение, что нужно подождать, сделать перерыв и после мысли появятся сами по себе. Но ничего не вышло. Прошла неделя, другая, месяц, а идей никаких.
– И? – Питер не мог понять, что до него хочет донести Уолт.
– И я решил бросить эту идею. Хотя сам замысел книги мне очень нравился. Начал другую. Это роман о девушке, у которой вся жизнь складывается не так, как она хочет. И вот сейчас она стоит на крыше и думает о том, чтобы спрыгнуть.
– А дальше?
– А что дальше я сам не знаю.
– Так придумай что-нибудь!
– Вся сложность в том, что я не знаю, прыгнет она или нет. Ты видишь, я снова не могу закончить книгу, как и ту, за которую взялся в первый раз.
– А я-то чем помочь могу? Ты мне предлагаешь дописать за тебя книгу?
– Да нет же! Просто иногда мне кажется, что сюжеты рождаются не изнутри, не из воображения, по крайней мере, не из моего, это точно. Словно я выхватываю какие-то идеи из воздуха. Как будто не я пишу книгу, а книга пишет себя, а я лишь нажимаю на кнопки клавиатуры.
– Дружище, может быть, у тебя…Как там у писателей это называется, творческий кризис?
– Если бы…
– Слушай, а ты не думал о том, чтобы сменить занятие. Может, это не твое?
– Я должен закончить эту книгу. И я это сделаю, – с уверенностью сказал Уолт и добавил. – Но как я пока сам не знаю.
– Может, скинуть ее с крыши как-нибудь красиво в твоей книге? И будет яркий запоминающийся конец, – Питер не смог удержаться от желания пошутить, за что получил был одарен презрительным взглядом.
– Спасибо, но я думаю, она сама решит, прыгать ей или нет, – Уолт ответил другу шуткой в его же духе.
Так они закончили разговор и вспомнили, что хотели сыграть пару раз в бильярд, но Питер передумал и предпочел выпить пива и пощелкать каналы спутниковой антенны: ночной образ жизни не давал ему приблизиться к телевизору ближе, чем на два шага. Уолт не стал возражать. Они вернулись в гостиную, уселись на старый диван и стали переключать каналы.
В комнате был беспорядок, собственно такой, какой и должен быть в квартире двоих холостяков. Вещей, принадлежавших Питеру, было не много – так уж редко он бывал дома, а когда появлялся, то скорее напоминал гостя, чем хозяина. Зато кругом были разбросаны вещи, говорившие о том, что здесь живет кто-то, кто очень любит книги. В домашней библиотеке Уолта их было столько, что впору было открыть книжную лавку. Но что касается самого молодого писателя, то сам он чужие творения читать не любил: немного находилось романов, которые действительно могли его впечатлить, но все-таки были и такие.
Книги были повсюду: на стеллажах, в шкафах в гостиной, в кабинете, на чердаке. Ими был завален и журнальный столик. Ничто, по мнению Уолта, не могло придать уюта дому так, как они. Годами на полках скапливалась пыль, страницы бумажных романов желтели, но с каждым разом их становилось все больше. Среди всего множества произведений можно было найти сочинения и классиков, и современников. Одни и те же издания порой встречались несколько раз, но в разном переплете. А авторов многих книг Уолт даже и не знал. Иногда сам удивлялся, что в его огромной коллекции находились произведения неизвестных писателей. Во всем остальном их квартира напоминала сотни других ничем не приметных квартир: те же стены, та же мебель, семейные фото на тех полках, которых не касались книги…
Друзья не могли поделить пульт управления, и потому переключали канал за каналом в поисках чего-то, что удовлетворило бы обоих. Но слишком уж разными были их интересы… Потягивая пиво, Питер остановился на рекламе, в которой силиконовые красотки расхваливали на непонятном ему языке гель для увеличения груди. Уолт смотрел на друга и пытался угадать, что у него стекает по подбородку, образуя лужу под ногами: пена от пива или слюна от вида той искусственной блондинки, что уже пятнадцать минут убеждает зрителей, что ее прелести натуральны. Он понял, что если сейчас не переключит канал, уже через десять минут к нему прибегут соседи с жалобой, что он снова их протопили. Отняв у друга пульт, Уолт случайно нажал на кнопку, попав на специальный выпуск новостей. Взволнованный диктор говорил что-то по-французски, на экране мелькали странные непонятные картинки.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил друга Питер.
– Я не силен во французском. Давай дальше, – посоветовал Уолт.
Питер стал быстро нажимать на кнопки в поисках канала на знакомом им языке, но вместо изображения лишь появлялся серый экран, и шипели динамики, как будто что-то случилось с антенной. Половина телеканалов словно прекратила вещание. Он снова попал на франкоговорящего диктора и продолжил щелкать пультом. На везде мелькали одни и те же кадры, но понять в чем дело, братья так и не могли.
– Странно, – Уолт нарушил молчание. – Везде одно и то же.
– Чертова антенна! – выругался Питер. – Каждый месяц платим бешеные деньги за то, чтобы из сотни каналов смотреть от силы пять и то на китайском и французском языке.
Наконец они наткнулись на местный канал. Из того, что друзья услышали в выпуске новостей, они поняли мало, но даже это немногое действительно напугало.
* * *
Дождь становился все сильнее и сильнее. В небе сверкали молнии. От грома гудело в ушах. Но ей не было страшно. Своей судьбы она боялась куда больше, чем стихии.
Вокруг не было ничего. Только она. Она и дождь. Ничто не могло ей помешать сделать то, что она давно задумала. Но она продолжала сомневаться. Прыгнуть или нет?.. Она не подозревала, что шагнуть будет настолько сложно.
Где-то вдалеке небо растворялось в розовых бликах осеннего заката. Она вспоминала, как она любила осень и проливные дожди. В непогоду ее жизнь переставала казаться такой унылой, какой была на самом деле. Осенью все умирало. И каждый раз угасала и она, становясь по-настоящему счастливой.
– Может, ради того, чтобы еще не раз увидеть закат и стоит жить. Если никто не забирает у меня право дышать, значит, еще не произошло что-то важное и я не сделала все, что должна, – думала она. – Найти бы смысл…
* * *
Она пыталась найти смысл в жизни, которую считала бессмысленной. Вспоминала, как прошли двадцать шесть лет…
– Эй, Уолт! – крикнул Питер.
– Ну что?
– Я уже десять минут с тобой разговариваю, а ты меня не слушаешь.
– Извини… Ушел в себя, – Уолт тряхнул головой. – Так о чем ты говорил?
– О новостях. Тебе не кажется это странным?
– Что именно?
– Как может быть такое, что все часы показывают разное время?
– Хм, – абсолютно равнодушно произнес Уолт, его мысли были сейчас где-то очень далеко.
– Уолт! – Питер не выдержал.
– Давай обсудим это позже. Извини, но, кажется, у меня появились кое-какие мысли. Так что я пойду.
– Ты о чем?
– О Кэтрин.
– Прости…
– Ко мне пришла муза. Проснулось вдохновение. Называй как хочешь. Я пошел к себе.
– Ты оставляешь меня одного?
– Нет, как я могу так с тобой поступить, – Уолт переключил канал, где Бетти, так звали на вид пятьдесят пять килограмм силикона, уже перешла к рекламе гелей против целлюлита. – Вот она и составит тебе компанию!
– Ты смеешься? – не дожидаясь ответа, Питер вздохнул и добавил. – Не хотел, но, видимо, так придется пойти сегодня в клуб и обаять какую-нибудь милашку.
– Я уверен, что это вынужденная необходимость…
– Конечно, я ведь так боюсь темноты, – подхватил Питер. – А еще больше ночного одиночества!
Друзья залились смехом. Кто смеялся громче – понять было сложно. Наконец они оба устали и, пожав друг другу руки, попрощались. Уолт направился в кабинет, а Питер – прямиком к ночным приключениям.
Когда они увидятся снова – было не известно. Перед последней их встречей Питер отсутствовал дома почти четыре недели. Но Уолт никогда не спрашивал друга, почему тот не появлялся так долго, где он жил и чем занимался все это время. Ему было мало известно обо всех приключениях Питера, но он совершенно точно знал, что у него их было не мало. Но об этом, как и обо всем остальном, он никогда не спрашивал, но с удовольствием слушал, если Питер сам рассказывал сумасшедшие истории своей жизни.
Уолт был рад тому, что теперь тишины и спокойствия, которое ему было так нужно. Впервые за последнее время в его голове закрутилось столько мыслей, что понадобилось бы немало времени и усилий, чтобы собрать их воедино.
Когда он зашел в кабинет, было около пяти часов ночи. Самое время для творческих свершений. Кабинет был небольшой, но уютный. Мебель из красного дерева, запах старых книг – все это способствовало рабочему настрою Уолта. Он сел за стол, устроился поудобнее, зажег настольную лампу, свет от которой бил в глаза и приступил к работе. Он защелкал клавиатурой с такой скоростью, что в тексте то и дело мелькали одна за другой опечатки. Но это нисколько ему не мешало: исправлял он ошибки так же быстро, как и допускал их.
Кэтрин пыталась найти смысл жизни, которую считала бессмысленной. Она вспоминала, как каждый вечер возвращалась домой после работы, которую ненавидела ничуть не меньше, чем саму себя. Она никогда не торопилась. Дома ее никто не ждал. Лишь серые стены, в которых она жила уже девять лет. Вспоминала, как шла по безлюдным улицам. Как заглядывала в окна и подсматривала за незнакомыми людьми. Вспоминала, как каждый вечер осознавала, что мир меняется, а вместе с ним меняются и люди. Не менялась лишь она, неизменной оставалась и ее жизнь. Так каждый вечер она открывала дверь своей небольшой квартирки. Проходила в гостиную. Садилась в кресло. Закрывала глаза. И слушала тишину. У нее всегда было тихо. Тихо настолько, что иногда становилось страшно. И тишину эту нарушало лишь тиканье часов – единственное напоминание о том, что у дома есть хозяйка.
Она вспоминала, как наступало утро, и она снова не спеша шла на работу. Как наблюдала за прохожими и фантазировала… О том, что в этой толпе мимо нее, уже сотни раз проходит незнакомец, совершенно чужой человек, который мог стать для нее самым близким. Она представляла, как он наверняка не раз идет ей навстречу, но почему-то они проходят мимо друг друга. Словно сама судьба отказывается их сводить. Кэтрин мечтала о том, что этот самый незнакомец ищет ее и не может найти. И каждый раз, когда они сталкиваются с ним, он думает о том же, что и она. И с ужасом ей приходилось осознавать, что, возможно, они никогда так и не узнают друг друга.
А потом она возвращалась и вспоминала, как всего полчаса назад видела десятки людей в метро, совершенно разных, непохожих друг на друга. Смотрела на них и понимала, что у каждого своя судьба. Кто-то через несколько лет подарит жизнь гению. Кто-то эту жизнь отнимет. Кто-то выиграет. А кто-то проиграет победителю. Она понимала, что все эти люди незнакомы друг с другом, но жизни их взаимозависимы. И, возможно, те, кто стоят в двух шагах друг от друга, совсем не подозревают о том, что скоро судьбы их еще не раз пересекутся.
Она сравнивала себя с другими. Вот кто-то спешит домой к любимой семье, а кто-то, как и она сама, вернется туда, где никто его не ждет…
* * *
Всему приходит конец. Ничто не может быть вечным: не вечен человек, не вечен и мир, в котором он живет. Так мироздание подобно консервной банке или термической упаковке имеет свой срок годности, но какой – не знает никто так же, как никто не знает “дату изготовления” нашего мира. Прогнозы пытается сделать всякий, кого забавляет эта тема. Гипотез о гибели человечества, пожалуй, столько же, сколько и мнений по поводу возникновения жизни на Земле. Главный вопрос, которым стоит задаться: “Уничтожит человек себя сам или просто обратит против себя высшие, более мощные силы?” Сколько нам ещё осталось? Наши амбиции не позволяют представить себе, что завтра нас не будет, что уже и само завтра может не наступить. В поисках источника вечной молодости мы не задумываемся о том, что вечная жизнь и бессмертие могут нам никогда не пригодиться.
Мы настолько заняты своими повседневными заботами, насущными проблемами, что нам в голову не закрадывается мысль о том, что рано или поздно придет время отвечать за все. Наступит день, когда все, чего достигло человечество, исчезнет в одночасье. Тупик, из которого не будет выхода, – вот что ожидает нас, если мы будем жить, как жили раньше, не задумываясь о будущем, о грядущих переменах и последствиях, которые окажутся платой за все промахи и грехи человечества. Нам не удастся миновать кризиса, но если каждый задумается и сделает свой вклад, то мы сумеем отодвинуть рамки конца света на пару тысячелетий. Если же нет, то мы умрем, а вернее сказать, уничтожим сами себя или, по крайней мере, поспособствуем этому. И что же тогда от нас останется? Пыль, газ, пустота? История, которую мы творили своими руками и передавали из поколения в поколение, будет погребена вместе с нами. Полное забвение – вот, что ожидает каждого человека и всю человеческую цивилизацию в целом. Нашу историю придадут вечности.
И, возможно, все начнется заново. Появится новая Земля, новое Солнце. Первые бактерии, простейшие, человекообразные обезьяны, неандерталец, гомосапиенс. Снова эпоха динозавров, ледниковый период, первобытное общество, общинный строй. Древняя Греция и Египет, эпоха фараонов, античный мир, Ренессанс и Просвещение, время технологического подъема. Первая и Вторая мировая война, революция, промышленный переворот, новые Хиросима и Нагасаки, Чернобыль. Новый Колумб, Эйнштейн и Гагарин. Новый да Винчи, Моцарт и Бетховен. Новый Наполеон, Сталин и Гитлер.
Снова долгий и мучительный ход эволюции – подъем, расцвет, кризис и гибель человеческой цивилизации. Может быть, человечество проходит одни и те же фазы цикла и подобно тому, как исчезали Атлантида и Майя, один раз в несколько миллионов лет исчезает и все человечество. Может быть, мы даже не подозреваем, что оно из раза в раз проходит один и тот же путь и, совершая снова и снова одни и те же ошибки, приходит к концу света. Конечно, трудно представить себе, что до нас так же, как и мы жили люди. Они так же развивались и совершенствовались, у них была своя история и гении. Они так же, как и мы, прожили две тысячи лет и застали технологическую эру, а затем прекратили свое существование, не оставив после себя ничего, никаких следов и подсказок. Звучит это почти фантастически, но, как и любая гипотеза, эта мысль имеет право на жизнь.
– Привет, Лео! – в дверях раздался знакомый голос.
Лео отложил книгу и повернулся в сторону гостьи.
– Привет, Марта. Не заметил, как ты вошла.
– Я тебя не отвлекаю? Ты, кажется, с кем-то разговаривал.
– Я читал.
– Я просто проходила мимо и решила зайти. Может, сходим куда-нибудь? В кино, например. Как ты на это смотришь?
– Нет, – Лео категорически отказался, но, осознав, что был слишком резок, добавил. – Сегодня никуда не хочется. Много дел.
– Тогда, может, просто прогуляемся, поболтаем, – предложила девушка, уже не рассчитывая получить положительный ответ.
Лео увидел умоляющий взгляд, который просил его согласия, и подумал, что отказывать будет некрасиво.
– Только если ненадолго. Мне сегодня нужно кое-что сделать, – сухо вымолвил он.
На лице девушки можно было увидеть выражение неподдельной радости, какая бывает у ребенка, которому удалось выпросить у родителей новую игрушку. Лео очень редко удавалось вытащить из дома. Он не был домоседом, но его слишком увлекала философия и психология, и потому он предпочитал оставаться наедине с книгами, нежели с людьми. Находилось не так много личностей, которые разделяли его интересы. Марта как раз и была тем самым человеком, кому можно было доверить свои мысли. Но она была скорее хорошим слушателем, чем хорошим собеседником. Лео же самому иногда хотелось побывать в роли того, кто слушает, но Марта мало чем могла его удивить. И, сама понимая это, она предпочитала молчать.
Лео предупредил родителей, что надолго не задержится, и направился к выходу вместе с Мартой. Было уже поздно. Улицы опустели. Ночное небо усыпали звезды. Судя по их количеству, на нем не было ни облачка. Ночная прохлада напоминала о том, что уже наступила осень.
Они шли вперед, вдыхая свежесть сентябрьского месяца. Молчали. В такой вечер слова были лишними. Так прошло минут пятнадцать. Они свернули на аллею, вдоль которой одна за другой стояли лавочки, уселись на одной из них и стали любоваться небом, которое тут казалось еще более красивым, чем где-либо еще.
* * *
Роза и Света уже третий час обсуждали выставочный зал. Они не могли определить, какие цвета стен наилучшим образом будут сочетаться с картинами, над которыми Роза работала с момента окончания художественной школы. С подругой они уже около месяца тщательно выбирали место, в котором впервые будут выставлены около двух десятков самых лучших работ художницы, и теперь трудились над дизайном помещения. Роза впервые собиралась показать себя и свои произведения миру, и потому хотела, чтобы все было идеально.
Она последовала совету бывшего преподавателя и решила проводить выставку в Санкт-Петербурге. Она понимала, что Москва не так дружелюбна, как Северная Пальмира, и среди сотни молодых не менее талантливых художников ей будет сложнее найти признание. Роза давно мечтала заявить о себе, но сделать это во всеуслышание не давала нехватка денег, пока на помощь не пришла Света, ее лучшая подруга, которая и нашла спонсора среди своих богатых поклонников.
Когда наконец средства были найдены, подруги приступили к самому интересному. Выставочный зал, на котором они остановили свой выбор, был скромный. Поэтому Роза была вынуждена отобрать среди своих работ, которых накопилось уже более шестидесяти, только двадцать. Но это ее нисколько не огорчило: она с энтузиазмом взялась за оформление зала, чем заразила подругу, которая теперь вместе с ней уже около недели ломала голову. Света хоть и не очень смыслила в искусстве, но кое-что она все-таки понимала, например, важность создания атмосферу, которая наилучшим образом смогла бы отразить содержание картин и настроение художника.
– Может, сделать стены пурпурными, – предложила она.
– Ты серьезно?
– Пурпурные стены создадут атмосферу, – Света не успела договорить.
– Атмосферу публичного дома, – перебила подругу Роза и добавила. – Еще скажи, что они наилучшим образом отразят творческое “Я” художника.
– Ну, почему сразу публичного дома? Я бы сказала атмосферу… атмосферу, – она пыталась подобрать нужные ей слова, – интимности, что ли.
– Конечно, давай превратим выставочный зал в русский Амстердам, – Роза улыбнулась и добавила. – Я думаю, приглашенные гости не оценят.
– Ты же художник. Откуда в тебе столько пошлости?
– Это мой единственный шанс. Меня ждет или признание, или провал. Если сейчас ничего не получится, то, скорее всего, не получится никогда. А признания мне не добиться, если мы оформим зал в стиле улицы красных фонарей.
Обе подруги задумались. Света, достав из сумочки пачку сигарет, предложила:
