скачать книгу бесплатно
Вдруг произошел толчок от которого затрещала обшивка.
Удар был так силен, что Жак проснулся от болезненного сна, в который был погружен. Вместе с ним вскочили Эвель и Пиаррилль.
Луна освещала своим беловатым светом поверхность моря. Казалось, что часть этого света озарила и сердца обоих матросов. Они в одно и то же время воскликнули:
– Мы причалили!
Да, действительно, они причалили. Но к чему? К берегу спасения или к смертоносной подводной скале?
И все же инстинкт говорил им, что спасение близко. Сильная энергия овладела этими людьми, которые до настоящего момента были подобны трупам.
Шлюпка толкнулась носом о какое-то громадное темное тело. И теперь она скользила боком вдоль него.
Они смотрели лихорадочно горевшими глазами и увидели, что наткнулись на остов большого корабля. Толчок не был опасен, и шлюпка осталась невредима.
Теперь она держалась у кормы неизвестного корабля под ахтерштевнем. Более внимательный взгляд, брошенный ими на судно, открыл, что это большой военный корабль, без мачт, покинутый людьми, плавающий наудачу и поддерживаемый водой, которая еще не залила палубу.
– Слушайте! – закричал Жак дрожащим голосом. – Сам Бог посылает нам эту помощь. На этом судне, вероятно, есть съестные припасы и питье.
В одну минуту он схватился за борт, а шлюпка под напором весел приблизилась к носу судна по неподвижному морю.
Снасти висели на бушприте. Жак нашел, как можно было взобраться наверх. С помощью Эвеля он причалил шлюпку очень близко к носу корабля и взобрался на борт.
Он не ошибся: на корабле были съестные припасы и боевые снаряды.
По правде сказать, трюм судна был в воде, весь запас съестных припасов был испорчен, но осталось несколько нетронутых ящиков и бочек с порохом.
На палубе валялось несколько трупов, обезображенных бомбами и картечью. Одна из пушек еще уцелела, все же другие или потонули, или были взяты неприятелем.
Всякий раз, когда эта громадная масса опускалась в воду или поднималась над ней, слышалось журчанье воды, которая входила внутрь судна и опять выливалась каскадом. На опустошенной палубе валялись разбитые ядрами мачты, разорванные боковые сети, и видно было, что этот корабль пал в битве с таким же силачом, как и он сам. На гафеле еще висели обрывки флага с английским гербом. Это воодушевило всех троих.
– Да здравствует Франция! – закричал Жак де Клавалльян. – Сюркуф проходил здесь. Я его узнаю по метким ударам. Англичанам пришлось плохо.
С помощью своих товарищей Жак снял с корабля один из ящиков, в котором находились консервы из холодной говядины, в другом – сухари.
– Перенесем все это к нам! – приказал Жак, после того как матросы несколько пришли в себя. – Небо вспомнило о нас. Прежде всего захватите эти предметы, – прибавил он, указывая на бочонок с вином и небольшой ящик из жести, по форме и по размерам которого можно было определить, что это одна из переносных аптечек, которыми запасались наши деды и отцы в каждом дальнем путешествии.
Жак угадал содержимое ящика. В нем находились среди других медикаментов большие запасы хинина, который раздавался матросам в значительных дозах.
Жак взял одну из доз, всыпал в стаканчик с вином и, разжав зубы Вильгельма, заставил его выпить это горькое питье, которое должно было его спасти. Затем все трое опять поднялись на остов корабля и начали переносить к себе все необходимое: нитки, иголки, топоры, ножи, клочья парусов и разные другие вещи.
День застал их за этой работой.
Усевшись в шлюпку, они хотели идти по направлению к югу. Компас, который Жак нашел на судне, позволил ему определить местоположение. Он констатировал, что они находятся на семидесятом градусе восточной долготы и на втором южной широты, следовательно, на полпути между Мальдивами и Магосскими островами.
В какие-нибудь десять дней благодаря циклону утлая шлюпка прошла более четыреста морских миль. Теперь ветер, уносивший шлюпку, был хорошо известен Жаку; это был тот ветер, который напоминает муссоны и дует между берегами Африки и Индокитая, поворачивая потом на юг, до Сейшельских островов, и на север, до Суматры.
Тогда он обратился к обоим матросам, успевшим подкрепиться.
– Мужайтесь, друзья, – сказал он, – мы теперь на хорошей дороге. Мы идем к острову Святого Маврикия. Судно, которое мы сейчас встретили, доказывает, что французы здесь пошумели и что Сюркуф несколько почистил море от англичан.
– Дай бог, чтобы он был еще жив, – сказал Эвель.
– Если он и умер, то будьте уверены, что он убил более англичан, чем потерял сам французов; но я знаю, что он жив, я в этом ручаюсь. Кроме того, достаточно посмотреть на остов этого корабля, чтобы убедиться, сколько бомб и картечи закатили им наши. Посмотрите-ка сюда! – И он указал им под прозрачной водой громадную пробоину, сделанную в боку английского судна.
В ту минуту Вильгельм несколько оживился под влиянием благотворного действия лекарства, которое несколько уменьшило его лихорадку. Ребенок с трудом открыл глаза.
– Пить! – простонал он в ужасных мучениях жажды.
Жак взял немного воды в одном из ведер, подкрасил ее вином и подал больному.
Мальчик жадно выпил. Вздох облегчения вырвался из его груди, черты лица приняли более яркое выражение.
– Вкусно, – пробормотал он.
Улыбка озарила его бледное лицо, заиграла на его посиневших губах, и он протянул дрожащую руку к стаканчику, который держал Клавалльян.
Но маркиз не мог удовлетворить во второй раз желание ребенка и не дал ему больше пить; он обернул его горячий лоб мокрым полотенцем, чтобы несколько освежить его виски, а затем с помощью своих товарищей устроил ему постель из холста тента.
На этой жесткой постели уложили маленького Виля, впавшего в глубокий сон. Остальные трое стали дежурить по очереди у постели больного. Теперь им надо было отчалить от судна и, пользуясь благоприятным ветром, пуститься в путь. Шлюпку снарядили парусами, которые смогли достать на корабле.
Ветер, более чем благоприятный, дул почти всю ночь так, что они прошли около ста миль к юго-западу, предполагая, что направляются к Мадагаскару.
На заре следующего дня наши спутники заметили, что ветер переменился и дул с востока. Следовательно, их шлюпка направлялась теперь к западу. Они стали лавировать, чтобы менее поддаваться влиянию ветра.
Действительно, было крайне тяжело потерять все шансы и идти в обратную сторону, вместо того чтобы подвигаться вперед: и все это после стольких перенесенных страданий! Беглецы надеялись на Провидение и верили в то, что оно им покровительствует, так как сохранило их среди ужасов урагана и привело в экваториальные местности, где они нашли свое спасение и съестные припасы на тонущем корабле.
Теперь, когда каждый час должен был их приближать к французским островам, им казалось, что судьба смеется над ними, заставляя менять направление. А между тем им пришлось покориться обстоятельствам. Вместо того чтобы продолжать путь на юг, они шли к западу.
Это было грустное разочарование; снова они сильно встревожились. Но Жак старался всеми силами их успокоить и заметил, что глупо предаваться страху и отчаянию в то время, когда им уже была послана неожиданная помощь.
– Вы правы, капитан, – сказал бретонец Эвель, – действительно, нам не следует предаваться отчаянию, Господь Бог довольно для нас сделал, теперь мы должны выпутываться сами.
– Первое, что нам необходимо сделать, – возразил Клавалльян, – это выйти как-нибудь из этого течения и постараться взять, если возможно, направление к югу.
Он представил своим товарищам все причины, которые заставили его говорить таким образом.
Встреча с изуродованным фрегатом доказывала, что именно в этих широтах произошла морская битва.
Совершенно очевидно, что в этой местности появились французы.
– Кто из наших соотечественников дал такое сражение, мы не знаем, но думаем, что через некоторое время нам это станет известно и… вряд ли французы оказались побежденными.
– Почему вы так считаете? – спросил Устариц.
– Но неужели ты думаешь, – ответил молодой человек, – что если бы англичане остались победителями, то они бросили бы такое значительное судно? Вы, конечно, заметили, что для этого судна были еще пушки в пушечном порту? Но если мы себе представим, что они хотели отделаться от своего фрегата, то тогда непременно бы его сожгли.
Хотя этот аргумент был правдоподобен, но все же он не убедил баска. Последний покачал головой и рискнул сделать серьезное возражение:
– Но можно ведь сказать то же самое и в том случае, если бы французы побили своего противника. Почему они не сожгли фрегат?
– Я могу дать объяснение, которое мне кажется совершенно правдоподобным, – сказал Жак.
– А какое это будет объяснение, капитан?
– Вот оно! Сражение происходило накануне или утром того дня, в который начался торнадо. Лишь только французы увидели приближение ветра, как поспешили собрать раненых с палубы и поскорее бежать от бури. У них не было времени взять что-либо с побежденного судна, и поэтому они все оставили.
Устариц удовольствовался этой гипотезой, хорошо понимая, что теперь не время и не место устанавливать истину. Главная задача в данное время заключалась в том, чтобы ускользнуть как можно скорее от опасностей моря и голода. Поэтому, несмотря на удушливую жару, все принялись чинить паруса остатками тех, которые нашлись на фрегате.
Таким образом они снарядили всю шлюпку парусами и им удалось отойти на несколько миль к югу. В то же время они смутно надеялись встретить на горизонте хоть какое-нибудь судно. Так мечтали беглецы и ни одной минуты не сомневались в том, что появившееся судно будет французским. Сюркуф шел по морям, и, может быть, на их долю выпадет счастье его встретить.
Но, к несчастью, ветер, несмотря на свое направление, вдруг совершенно стих.
Опять им грозили голод и полное отсутствие какой-либо помощи. Действительно, судьба становилась им поперек дороги; ими снова овладевало отчаяние.
Не считая уже того, что такое затишье было предвестником сильной бури, еще можно было ожидать и появления тайфунов с южных морей, этих ужасных фурий неба и воды, которые переворачивают природу, изменяют иногда даже поверхность Земли.
Жак стал прикрывать съестные припасы и воду, годную для питья.
Предыдущий опыт был для них довольно поучителен. Нельзя было потерять все и остаться без пищи и питья. В этой водной пустыне самым ужасным испытанием была жажда, от которой им пришлось много претерпеть, и они не хотели, чтобы подобное испытание повторилось еще раз.
Но что могла сделать энергия одного человека против неумолимой силы неба и природы?
Так проходили дни и ночи, истощая съестные припасы и уменьшая силы несчастных.
Прошло уже около трех недель, как беглецы оставили Мадрас.
Чудо, но их утлая шлюпка снова устояла против бури океана.
И снова голод, жажда, зной сделали свое дело.
Все четверо попадали один за другим, и на этот раз – странное дело! – ребенок был последним из заболевших. Вильгельм Тернан отчаянно боролся против болезни.
Один он должен был заботиться о спасении своих товарищей, носить им с бесконечными предосторожностями по нескольку капель воды, оставшейся на дне ведер, почти пустых. Затем, когда он увидел Жака Кавалльяна в бреду, неспособным двигаться, маленький сиротка решил, что его задача выполнена, и лег, для того чтобы умереть рядом со своим побежденным другом.
Глава VI
Спасение
Сколько времени продолжалось беспамятство Виля? Он не мог этого сказать. Во всем его теле была страшная тяжесть, и ему казалось, что он совершенно бессилен; в одну минуту он почувствовал, что жгучие лучи солнца накрыли его, как тяжелым покрывалом, пробрались под его веки, вывернули ему зрачки и вынули мозг. Он совершенно потерял сознание.
Но все же он еще помнил, что-то неясное и смутное, он старался тогда отогнать от себя ослепляющий свет. Он посмотрел вокруг в последний раз и увидел колыхающуюся громадную синюю скатерть, а там, далеко за горизонтом, он увидел белое пятно, едва заметное. Неужели это была галлюцинация?
Из его груди вырвался крик, выразивший последнюю мысль, засевшую в его воображении: «Парус на трехмачтовом корабле!» Он впал в беспамятство; на этот раз он потерял всякое представление о происходящем вокруг него; он не помнил решительно ничего.
Теперь он лежал в гамаке, его голова была обернута компрессами, его глаза помнили ослепляющий свет, но сейчас ощущалась прохлада тени, и он машинально подумал, не мрак ли это могилы?
Возвращение к жизни носит характер пробуждения после тяжелого сна.
Мало-помалу к ребенку возвращалось сознание. Легкое колебание, равномерное и правильное качание, давало ему понять, что он еще был на море. Качка тихо убаюкивала его, и сладкая истома овладела всем существом Виля.
Затем стали возвращаться мысли, но мысли обрывочные, беспорядочные, подобные обрывкам материи, – это были отрывки памяти, без всякого порядка. Он видел себя в шлюпке под огненным солнцем, истомленный жаждой и лишениями; он отчаянно борется против упадка сил и изнемогает в борьбе со всесильной природой.
Он видел Эвеля и Устарица, как они падали один за другим, также истомленные голодом, жаждой и жгучими солнечными лучами. Жак де Клавалльян также упал вместе с другими и лежал неподвижный, бледный, потеряв всякое сознание. Вилю казалось, что он жил, но жил машинальной, автоматической жизнью; время от времени он вставал, чтобы посмотреть на горизонт, и ему пришло на память, что вдали, на синей поверхности моря, он увидел белеющий парус.
Это все! Как он ни напрягал свою память, он не мог ничего более припомнить, он не мог прибавить более ни одного впечатления.
Утомленный этими напрасными поисками, ребенок закрыл глаза и хотел погрузиться в сон, от которого он только что пробудился, думая найти успокоение.
Но нельзя заставить замолчать внутренний голос. Виль не мог заснуть: мысли не давали ему покоя.
Тогда он попробовал поменять ход мысли. Он хотел дать себе отчет, где именно он находился, то есть наверняка узнать свое местопребывание, потому что он теперь нисколько не сомневался в том, что был жив.
Он открыл глаза; при полусвете его глаза, привыкшие к темноте, различили, что над ним находится что-то вроде деревянного потолка, очень низкого, касающегося почти его лба. От этих досок чувствовался характерный запах дегтя, которым смазывались щели, чтобы не пропускать внутрь сырость. Он был на корабле.
Да, на корабле, очень похожем на «Бретань», именно на том, на котором он вместе со своим отцом, матерью и сестрой совершил путешествие из Бреста в Индию, перед тем, как их взяли в плен.
Постель, на которой он лежал, была гамаком из толстого полотна, подвешенным на крепких железных кольцах, поддерживаемых толстыми крюками. Вокруг него тянулся длинный коридор. Когда мальчик повернул голову, то увидел, что этот коридор тянулся вперед и назад в самую глубь судна.
Этот первый взгляд, брошенный вокруг, возбудил любопытство ребенка: он поднялся на своей постели и стал смотреть направо, налево и по всем направлениям.
То, что он увидел, его не только удивило, но и восхитило.
Целый ряд гамаков тянулся линией, начиная от того места, где он лежал. Кроме того, был еще второй, параллельный, ряд с другого конца судна. Вильгельм увидел, что он находится в батарее военного корабля.
Под рядом гамаков были светлые отверстия для пушек, через которые проникал слабый свет, позволивший ему различить эти подробности. В портах медные пушки тянулись в ряд своими блестящими дулами. Правильными пирамидами, которые были хорошо укреплены, у подножия лафетов возвышались груды картечи и бомб. По бокам этих чудовищных зверей были расположены щетки, чашки и ведра различной величины.
Внешний свет отражался блестящими пятнами на круглой полированной поверхности затворов и на длинных цилиндрах мортир. Виль проводя взглядом по орудиям, насчитал их всего двадцать две, по одиннадцать с каждой стороны.
Тогда им овладел сильный страх. Кому принадлежал этот военный корабль? Не англичанам ли? Неужели гнусные тюремщики Мадраса опять захватили свою добычу? Где теперь находились Клавалльян, Эвель и Пиаррилль Устариц? Живы ли они?
Все эти вопросы роились в уме ребенка и наполняли тревогой его сердце. У мальчика смешались два чувства: скорбь и страх. Чувство скорби при мысли о своих товарищах по бегству и чувство страха в ожидании того, что с ним будет.
Эти жестокие чувства мучили его долгое время.
Но мало-помалу он успокоился и совсем пришел в себя.
Если бы он был во власти англичан и те хотели бы причинить ему зло, то не стали бы о нем так заботиться и ухаживать с таким старанием; его, вероятно, просто бросили бы в трюм как живой товар, пока не наступит время кинуть за борт с гирями, привязанными к ногам, как это он часто видел на «Бретани», где поступали так с умершими пассажирами. Эти размышления показались ему достаточно резонными, и он ожидал с надеждой последующих событий. Однако его сомнение продолжалось недолго. Четверть часа спустя, как он проснулся от своего тяжелого сна, мальчик услышал голос, который заставил его вздрогнуть от радости.
– Ну, Виль, – говорил этот голос, – тебе лучше?
– Господин де Клавалльян! – воскликнул ребенок с живейшей радостью.
– Хорошо! Я вижу, что тебе легче, – сказал Жак, – и что мои опасения насчет тебя были напрасны. Ты не поверишь, как я о тебе беспокоился.
– И я тоже, – сказал наивно ребенок, – я тоже очень боялся.
– Боялся чего? – продолжал расспрашивать Жак.
