скачать книгу бесплатно
– Нам остается два выбора: отыскать какое-нибудь уединенное место и спрятаться там, чтобы скрыться от преследователей, и второе – броситься вплавь, отдавшись на милость волн. В первом случае экипаж корвета может нас настичь, если мы не сумеем достаточно прикрыться; во втором случае мы можем нарваться на ужасные циклоны. Что мы должны предпринять, по вашему мнению?
– Все, кроме плена! – единодушно воскликнули оба моряка.
– А ты, Виль? – спросил маркиз. – Ты ведь также имеешь право голоса.
– Я скажу то же, что Эвель и Пиаррилль, – храбро ответил ребенок.
– Тогда с Богом! – торжественно произнес Клавалльян.
Он стал ожидать, когда станет еще темнее.
Наконец наступила ночь. Шлюпка направилась к юго-востоку, к Никобарским островам, находившимся на расстоянии трехсот миль, в лабиринтах которых можно было легко избегнуть преследования.
Когда рассвело, все с радостью увидели, что пошли верным путем – корвета не было видно на северном горизонте.
Однако около полудня он появился на западе. Экипаж корвета заметил тех, кого искал, и нагнал их с востока.
– Черт возьми, – ворчал Эвель, сжимая кулаки, – у англичанина хороший глаз и неплохое чутье. Он нас накрыл и более не выпускает из рук.
Шлюпка шла со скоростью десять узлов. Ветер дул с севера и был благоприятен для обоих противников. При наступлении ночи он стал ослабевать. Температура была высокая, а пересохшие горла беглецов невозможно было смочить ни одной каплей воды.
На заре на юго-востоке показалась земля. Приближались к опасному Никобарскому архипелагу, но, быть может, это и было спасение.
Земля виднелась только как узкая лиловая полоса; расстояние до нее казалось около тридцати миль.
В это время жара стояла слишком сильная, воздух заставлял задыхаться; ветер был едва заметен. Моряки немного встревожились и замедлили ход шлюпки. Уже шесть дней, как они быстро бежали от преследования и сделали более трехсот шестидесяти миль.
В то время, когда они замедлили ход судна, заметили, что, к их ужасу, неприятель подвигался все ближе и ближе.
Вдруг Устариц закричал:
– Рифы, рифы! Если мы тут не погибнем, то спасены!
И он указал на зеленоватые отроги, которые то выходили из воды, то показывались под ее прозрачной поверхностью в виде зеленоватых голов, похожих на диких зверей, как бы стерегущих свою добычу.
Эти подводные скалы были рассыпаны в изобилии по всем сторонам, подобно авангарду застрельщиков, прикрывающих приближение к твердой земле. Все же небольшому судну можно было как-нибудь пройти между скалами и избежать опасности; но большое судно не могло об этом и думать. Оно вынуждено было оставаться за этой естественной преградой. От этой долгожданной надежды у баска вырвалось даже радостное восклицание:
– Если мы не погибнем, то мы спасены!
У беглецов не было ни географической карты этой опасной местности – таковых вообще тогда не существовало, – ни кормчего, могущего их здесь провести. Опасность угрожала им со всех сторон.
В течение двух часов они шли наудачу и все время, не подвигаясь ни на шаг вперед, чувствовали, что их шансы уменьшаются с каждой минутой, между тем корвет все ближе подходил к опасному барьеру.
Когда он приблизился на достаточное расстояние, то дал выстрел. Это служило вызовом. Англичане требовали от беглецов сдаться.
На это можно было ответить только поиском убежища. После долгой борьбы со сложившимися обстоятельствами они достигли довольно глубокого ущелья.
Если они и не были спасены, то все же могли быть вне опасности.
Но положение усложнилось.
Ветер вдруг стих. Небо покрылось черными тучами и давило, как свинец, на неподвижную поверхность моря. Необходимо было работать веслами.
– Дурное предзнаменование, – ворчал Устариц, – скоро будет шторм.
– Да и пусть будет! – воскликнул Клавалльян. – Он прогонит англичан.
Но, как видно, англичане были более сведущими и знали лучше фарватер. Корабль обошел рифы так, что беглецы увидели неприятеля следующим по кривой линии перпендикулярно материку; он намеревался отрезать им отступление.
Но, к счастью, затишье было так же пагубно и для неприятеля.
Корвет вдруг остановился посреди пролива, в который только что вошел. Его паруса опустились, как крылья раненой птицы, и повисли, словно неподвижные лоскутья. Это была вынужденная остановка.
Вильгельм, следивший за всей сценой беспокойным взглядом, радостно воскликнул так, как способен только ребенок:
– Неужели мы так долго останемся и позволим за собой наблюдать?
Эвель, который несколько минут смотрел на южный горизонт, повернулся.
– Нет, недолго, мальчуган. Скоро мы затанцуем так, как тебе больше не придется танцевать в жизни, если только мы не окончим этот танец на том свете. – И он указал рукой вдаль, куда едва только мог доставать глаз, на желтовато-белое пятно, которое подвигалось по небу с удивительной быстротой.
– Торнадо! – мрачно произнес Жак де Клавалльян.
Четыре товарища набожно перекрестились. Опасность со стороны моря была серьезнее, чем опасность от людей. Они посмотрели в сторону корвета. Последний уходил, натянув паруса, чтобы убежать от урагана, если только это было еще возможно.
– Англичане также узнали, что будет вихрь, – засмеялся Устариц. – Они находят место неудобным и обращаются в бегство: им следовало бы это сделать раньше. Думаю, что теперь будет поздно. Но это нисколько не изменит наш план.
В это время Виль склонил голову за борт и воскликнул, как имеют привычку все дети:
– Мы дрейфуем, капитан, дрейфуем!
– Мальчик совершенно верно говорит, – заметил Эвель. – Мы попали в течение и оно нас несет к берегу. Ах, если бы счастье было на нашей стороне, были бы шансы и… – Он не досказал фразы.
Шлюпка сделала скачек, уносимая громадной волной, как соломинка, и ее отбросило на двадцать саженей. Потом вода вдруг стала кипеть, точно в котле.
– Это воронка, – сказал Устариц, сдвигая брови. – Я знаю это, капитан. Если Господь Бог нам не поможет, то мы через десять минут будем на глубине пятидесяти метров килем кверху.
Жак выпрямился, его глаза блестели.
– Господь Бог любит храбрых – поднимайте паруса!
Оба матроса посмотрели на него, вытаращив глаза, посчитав его сумасшедшим.
– Поднимайте паруса! – повелительно воскликнул молодой человек. – У нас осталось только одно средство к спасению, и мы должны им воспользоваться.
В одно мгновение оба паруса были подняты, готовые идти по ветру. Начался ужасный, чудовищный шквал. Он подхватил шлюпку, как соломинку, и погнал ее подобно ударам кнута. Шлюпка, как взбесившаяся лошадь, становилась то на дыбы, то бросалась назад, затем опять подскакивала, наполнялась водой, затем кидалась вперед в бурлящие потоки воды.
Когда беглецы, вымокшие и ошеломленные, смогли наконец оглянуться, то увидели на расстоянии полумили сражающийся с волнами корвет. Сила торнадо отшвырнула их далеко назад к востоку, и теперь их несло в сторону материка.
Глава V
Брошенные на произвол судьбы
Некоторое время четыре пассажира шлюпки оставались на ее дне, обессиленные и потрясенные, отданные на волю волн разъяренного океана, увлекавшего их по своему капризу.
Мало-помалу они пришли в себя и смогли понять, что произошло. К ним возвратилось сознание.
Это была первая мука, которую Жак де Клавалльян так выразительно называл «томлением». Они вырвались из круга циклона и таким образом ускользнули от водоворота.
Нужно было избежать и дальнейшей опасности.
Море бушевало на несколько квадратных миль вокруг. Каждую минуту судно прыгало, подбрасываемое в воздух и снова погружалось в темные бездны, подобные зеленым трещинам, которые открываются в глубине ледников.
И в эти мгновения четыре беглеца, сознавая всю свою немощность, видели, что их шлюпка не более скорлупки, брошенной на милость этой слепой и жестокой силы разъяренного моря.
Они и не думали бороться. Зачем? И что они могли сделать?
Они попробовали было поднять паруса; это спасло их лишь на минуту.
В такое время нельзя было думать о парусах, ветер сделал из них лохмотья, которые трепетали теперь, подобно унылым флагам.
Белое полотно билось о мачту; этот звук был едва заметен при шуме бури.
Снасти двигались зигзагами, наподобие безобразных амфибий, выскочивших из мрака бездны.
Жака и его товарищей яростно бросало на скамейках, за которые они ухватились. В эту минуту одно только чувство самосохранения поддерживало их в отчаянной борьбе против стихии.
Буря продолжалась весь день. С наступлением ночи они увидели, что поверхность моря немного успокоилась.
Море разорвало паруса в клочки, сломало руль, подмочило провизию и сделало ее непригодной к употреблению. В будущем им предстояла голодная смерть. Их окутала ночь, предвещая все свои ужасы.
Они блуждали во мраке, изнеможенные от усталости, не могли вымолвить ни слова друг другу, но каждый размышлял о том, как спастись и выжить. При наступлении дня они еще тверже уверились в том, что покинуты всеми.
Они взором искали вокруг те горизонты, которые видели еще накануне. Но земля совершенно исчезла.
Перед ними расстилалась голубая, спокойная и сияющая поверхность, под огненным небесным сводом.
Но где находилась твердая земля, виденная ими накануне, они этого совершенно не знали и не имели об этом никакого представления.
Компас, прикрепленный сзади лодки, был снесен. Поэтому невозможно было ориентироваться.
Может быть, днем или ночью, если небо будет чистым, можно будет узнать по звездам, где приблизительно находится шлюпка.
Всеми четырьмя беглецами овладело такое чувство, как будто они в течение нескольких часов прошли громадное пространство в бешеным круговороте циклона.
Но что сталось с английским корветом? До этого им не было теперь никакого дела, их уже не пугала его погоня.
Жак де Клавалльян очнулся первый, и к нему вернулось все его самообладание.
Он хорошо понимал, что от его твердости зависит судьба его товарищей. По своему положению, воспитанию, характеру и потому, что он их повел за собой, он невольно сделался их начальником.
Ему необходимо было действовать.
– Слушайте, товарищи, – сказал он, – не следует отчаиваться: побеждены могут быть лишь те, кто сам этого пожелает. Будем надеяться на самих себя, чтобы иметь право рассчитывать на помощь Бога.
Воодушевленные этими словами, Эвель и Устариц встали и спросили:
– Что нам делать, капитан?
– Сначала починим паруса подручными средствами.
У баска нашлось в кармане немного толстых ниток, которыми стали зашивать, как умели, лохмотья парусов. Но паруса, таким образом починенные, составили только половину своих обыкновенных размеров.
Необходимо было прибавить кусок от кливера, потом к парусам еще прибавили кусок тента, который некогда покрывал шлюпку, когда она была на козлах. Затем, чтобы подправить поперечник руля, отломали с большими усилиями часть скамейки и приладили ее кое-как к рулю.
Это был первый шаг. Так стало возможно воспользоваться парусами, тем более что небольшой ветерок колыхал уже поверхность моря. Но проблема пропитания еще не была решена, тем более что она осложнялась сильной жаждой, томившей беглецов из-за большой тропической жары.
Благодаря тому что в шлюпке осталось ружье, им удалось убить несколько морских птиц.
Вместо дров они воспользовались щепками от скамейки, пожертвованной для починки руля, и им удалось пожарить двух чаек.
Эта крайне скудная пища позволила им просуществовать один день.
Между тем они шли к югу в полной неизвестности, поддерживаемые безумной надеждой, что Бог поможет им добраться до французских островов.
Этот переезд через жгучий океан был настоящей агонией. Они испытывали ужасную жажду, их горла пересохли, и не было сил терпеть. С жаждой появились и галлюцинации.
Самые нелепые видения сопровождали блуждающую шлюпку.
То им казались зеленеющие леса, земли и источники на гладкой поверхности моря, то в облаках появлялись холмы и горы с синеющими или снежными вершинами. То в припадке бреда несчастные быстро вставали, смотрели за борт и улыбались увлекавшей их бездне.
Маленький Виль первым попал под влияние этих явлений. Поэтому-то Жак де Клавалльян особенно внимательно наблюдал за ним. Он делал это не только потому, что осознавал ответственность перед вдовой Тернан, но молодой человек действительно чувствовал привязанность к этому храброму ребенку, который так искренно верил ему.
Жак, несмотря на свое собственное страдание, следил за всеми движениями Вильгельма и удерживал его всякий раз, когда мальчик мог совершить какую-нибудь оплошность. Он брал его к себе на колени, смачивал его голову и руки морской водой. Это хотя бы немного уменьшало мучительность жажды.
Так прошли три дня.
Моряки дошли до последней стадии истощения. Жак с тяжелой головой, с биением в висках и жужжанием в ушах сохранил тем не менее силы на то, чтобы время от времени вставать и смотреть на горизонт, который оставался пустым.
У его ног лежал Вильгельм, за которым не надо было уже больше наблюдать. Изможденный и истощенный мальчик неподвижно лежал.
На двух концах шлюпки в сильном бреду лежали Эвель и Устариц. Безумие бретонца было мрачным и свирепым, и ему все представлялось в темном свете.
Безумие баска было, наоборот, радостное, исполненное самых радужных видений.
Однако и в этой ужасной агонии наступали минуты просветления.
На четвертую ночь после циклона Клавалльян, измученный страданиями, тоже совершенно пал духом. Шлюпка представляла из себя скорлупу, без рулевого, ведомую судьбой неизвестно куда. Она блуждала по воле ветра, который раздувал ее паруса.
