Убийства на Хинтеркайфеке

Но не всегда было спокойно. Порой, раздавался грубый крик, и начиналась потасовка. Андреас Грубер, глава семейства из Хинтеркайфека, не был частым гостем, но когда он появлялся, атмосфера заметно менялась. Пьяный, раздраженный, он часто придирался к другим посетителям, оскорблял их и провоцировал на драку. Ганс, хозяин корчмы, старался усмирить его, но Андреас был человеком упрямым и агрессивным.

“Ну что, Ганс, налей-ка мне кружечку твоего лучшего пива!” – крикнул высокий, худощавый мужчина в поношенной кожаной куртке, присаживаясь за один из столов. Это был Йозеф, местный кузнец

За соседним столом, покачиваясь, сидел сам Андреас Грубер. Его лицо, обычно суровое, было покрасневшим от выпитого пива. Глаза блестели лихорадочным блеском, а губы кривились в насмешливой ухмылке. Он хватал свой стакан так, словно боялся, что его вот-вот отберут.

“Что ж вы, мужики, приуныли?” – рявкнул он, его голос хрипел от выпитого. – “Давайте, веселитесь! Пейте, пока пьётся! Завтра, может, и пить будет некогда…” Его слова повисли в воздухе, словно дурное предзнаменование.

Фриц, что играл в карты с Гюнтером, покосился на Андреаса, стараясь не встретиться с ним взглядом. “Все хорошо, Андреас,” – пробормотал он, надеясь, что это утихомирит Грубера.

Но Андреаса было не остановить. “Все хорошо? А у меня на ферме…”, он запнулся, его лицо исказилось от злобы, “У меня на ферме такое творится… Призраки, по ночам, шастают. Шаги слышу, скрипы… Страшно становится!” Он захохотал, но в его смехе слышалась нотка истерики.

Ганс, услышав это, нахмурился. Он знал, что Андреас был человеком не простым. В последнее время он стал подозрительным, скрытным, и все чаще жаловался на странные происшествия, которые якобы имели место на его ферме.

“Андреас, тебе бы дома посидеть, отдохнуть,” – попытался успокоить его Ганс. – “Перебрал ты сегодня, совсем голову потерял.”

“Заткнись, Ганс!” – рявкнул Андреас, размахивая руками. – “Не твоё дело! Это моя жизнь, и я сам решу, что мне делать!” Он выплеснул остатки пива прямо на стол, заставив Фрица и Гюнтера вздрогнуть. “А вы, трусы, сидите тут, дрожите. Боитесь призраков? Ха! У меня вот…”

Не успел он договорить, как из-за соседнего стола поднялся Йозеф, кузнец. Его лицо, обычно спокойное, было мрачным. “Андреас, ты сегодня переходишь все границы,” – сказал он, его голос был твёрдым и уверенным. – “Веди себя прилично или убирайся отсюда.”

“Ты мне указывать будешь, сопляк?” – Андреас вскочил на ноги, его глаза налились кровью. – “Да я тебя…”

И тут же, не успев закончить фразу, он бросился на Йозефа. В корчме началась потасовка. Звенели кружки, летели стулья, слышались крики и ругательства. Ганс и его жена, Анна, пытались разнять дерущихся, но Андреас был слишком сильным и яростным. Драка закончилась только тогда, когда один из крестьян, увидев, что Ганс не справляется, вытащил Андреаса из корчмы, чуть ли не выкинув его на улицу. Грянул громкий хлопок входной двери, и наступила тишина.

В корчме стало тихо, как будто только что прошёл ураган. Люди переглядывались, поправляли одежду, осматривали разбитые кружки. Ганс тяжело вздохнул и начал убирать последствия драки. Все знали, что Андреас Грубер был человеком опасным, и эта ночь не предвещала ничего хорошего.

В воздухе повисла густая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине и тихим перешёптыванием посетителей. Ганс, молча, подметал осколки глиняной посуды, его лицо было мрачнее тучи. Анна, сжимая тряпку в руке, осторожно вытирала пиво со стола, стараясь не смотреть в сторону двери, за которой скрылся Андреас.

Йозеф, кузнец, сидел за своим столом, потирая ушибленную челюсть. Лицо его было хмурым, но взгляд – твёрдым. Он не боялся Андреаса, но понимал, что эта ночная ссора могла иметь серьёзные последствия. Грубер был злопамятным и мстительным человеком, и никто не знал, что ему взбредёт в голову.

“Ну и что теперь будет?” – тихо спросил Фриц, обращаясь к Гюнтеру. – “Этот Андреас просто так это не оставит.”

Гюнтер пожал плечами, его лицо выражало тревогу. “Кто знает, что у него на уме. Говорят, он совсем с катушек съехал.

“Призраки или не призраки, а с таким лучше не связываться,” – добавил Йозеф, прерывая их разговор. – “Надо быть осторожными. Особенно тем, кто живёт по соседству с его фермой.”

Ганс, закончив уборку, подошёл к их столу, его лицо было серьёзным. “Йозеф, ты прав,” – сказал он. – “Этот Андреас совсем потерял голову. Я не удивлюсь, если он натворит что-нибудь ужасное. Надо сообщить шерифу.”

“И что шериф сделает?” – скептически усмехнулся Фриц. – “Андреас – богатый фермер, он всегда найдёт способ откупиться. А нам потом жить с этим…”

“Тем не менее, надо что-то делать,” – настаивал Ганс. – “Молчать нельзя. Иначе беды не избежать.”

Но, как это часто бывает в маленьких деревнях, страх и недоверие взяли верх над чувством долга. Никто не хотел вмешиваться, никто не хотел навлечь на себя гнев Андреаса Грубера. Все предпочли сделать вид, что ничего не произошло, надеясь, что буря пройдёт стороной.

А за окном, в ночной темноте, стоял старый дуб, свидетель многих поколений жителей Гробена. Его ветви, словно костлявые пальцы, тянулись к небу, а листья шелестели, словно шептали слова предостережения. Но никто не слышал их.

Вскоре, корчма “У старого дуба” снова наполнилась шумом и весельем. Музыканты заиграли новую мелодию, люди начали танцевать, и жизнь, казалось, вернулась в нормальное русло. Но под маской веселья скрывался страх и тревога. Все чувствовали, что что-то не так, что над Гробеном нависла тёмная тень, которая вскоре должна была поглотить этот тихий и мирный уголок Баварии.

Жители посёлка, несмотря на пережитую ссору в корчме и нависшую над ними тревогу, всё ещё цеплялись за надежду на лучшее будущее, верили в то, что экономические трудности и зловещая тень Андреаса Грубера скоро пройдут. В глубине души каждый из них лелеял мечту о возвращении к прежней спокойной и размеренной жизни, когда можно было не бояться за своих близких и не вздрагивать от каждого ночного шороха. Они продолжали усердно трудиться на полях, надеясь на хороший урожай, молились в церкви, прося защиты у Бога, и старались не думать о плохом.

Именно в этой противоречивой атмосфере, в тихом баварском посёлке Гробен, вдали от больших городов и шумных магистралей, где теплилась надежда, но зрел страх, и разворачивалась трагедия фермы Хинтеркайфек. Она ворвалась в их жизнь, как гром среди ясного неба, разрушив иллюзию безопасности и покоя, и потрясла не только маленький Гробен, но и всю Германию своей жестокостью и загадочностью. Слухи о зверском убийстве, о невинных жертвах, о зле, поселившемся в сердце баварской земли, распространялись со скоростью лесного пожара, сея панику и ужас.

Трагедия Хинтеркайфека навсегда изменила жизнь жителей Гробена. Доверие и добрососедство, которые так долго были основой их существования, были разрушены.

Соседи стали смотреть друг на друга с подозрением, опасаясь, что за маской добропорядочного жителя может скрываться настоящий монстр. Страх поселился в их сердцах, не давая спокойно спать по ночам. И даже спустя годы, когда раны от трагедии немного затянулись, память о Хинтеркайфеке продолжала жить в каждом доме, напоминая о том, как хрупка жизнь и как легко она может быть разрушена. Эта трагедия оставила неизгладимый след в истории этого маленького, ничем не примечательного уголка Баварии, превратив его из символа спокойствия и умиротворения в символ ужаса и загадки, которую так и не удалось разгадать до конца.

Не столько слухи о преступности и беззаконии, о гиперинфляции и голоде, доходившие из больших городов, – эти новости доходили обрывочно, словно кто-то пытался рассказать о кошмаре, но не мог подобрать слов, – сколько необъяснимый, леденящий душу страх, висевший в воздухе, заставлял людей вздрагивать от каждого шороха и крепко запирать двери на ночь.

Старуха Грета, чьё лицо испещряли глубокие морщины, словно карта будущих бед, сидела у окна, наблюдая за сгущающимися сумерками, и шептала соседке, крестясь:

– Говорят, в Мюнхене совсем плохо… Хлеба не достать, – прошептала старуха Грета, и её голос дрожал, словно от озноба, хотя в натопленной избе было жарко. Она отвела взгляд от окна, за которым сгущались багровые сумерки, словно не решаясь смотреть в лицо надвигающейся беде.

– А что будет дальше? – испуганно спросила соседка, фрау Шмидт, нервно теребя крестик на груди. В её глазах плескался первобытный страх, словно она чувствовала приближение чего-то ужасного, чего не могла объяснить.

Грета помолчала, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печи. – Дальше… – прохрипела она наконец, и её голос звучал зловеще, как карканье вороны. – Дальше будет хуже. Голод – это ещё не самое страшное. Зло… оно уже здесь. Оно прячется в тени, ждёт своего часа. И скоро оно выйдет на охоту. Молитесь, фрау Шмидт. Молитесь, чтобы оно обошло нас стороной. Но боюсь… боюсь, наши молитвы не будут услышаны.

А на самом краю деревни, в полукилометре от Гробена, у самой кромки зловещего Ведьминого леса, стояла ферма Хинтеркайфек. Она выделялась на фоне аккуратных и ухоженных домов Гробена, словно тёмное пятно на светлом фоне. Место, о котором шептались за спиной, место, которое обходили стороной, особенно после захода солнца.

Ферма Хинтеркайфек… о ней ходили дурные слухи, что земля там проклята, что урожай никогда не бывает хорошим, а скот часто умирает без видимых причин. Как поговаривали в Гробене, там обитало не просто зло, а что-то древнее и могущественное, что-то, что лучше не тревожить. Говорили, что в лунные ночи над фермой видят странные огни, а из леса доносятся жуткие вопли. Ферма Хинтеркайфек – это место, где заканчивается свет и начинается тьма.

Глава

4

Ферма на краю леса

4 апреля 1922 года – дата, которая навсегда останется выжженной клеймом в памяти Гробена и всей Баварии. В этот день мирный сон деревни был грубо прерван страшной вестью, пронёсшейся по окрестностям словно похоронный звон. Все обитатели фермы Хинтеркайфек, расположенной всего в нескольких километрах от Гробена, но в совершенно ином мире от того, что царил в умиротворённой деревне, были найдены зверски убитыми.

Новости об этом событии, передаваемые шёпотом, обрастали жуткими подробностями, леденящими душу. Сначала не верили, думали – выдумки, страшилки. Но, когда слухи подтвердились, ужас сковал сердца.

Несмотря на то, что в истории Германии случались и гораздо более масштабные преступления, трагедия Хинтеркайфека выделялась своей особой, запредельной мрачностью. Она не просто потрясла общественность, но и коснулась самых потаённых уголков человеческой души.

Убийства, совершенные с немыслимой жестокостью, как будто обнажили самые тёмные, самые дикие стороны человеческой натуры. Тень этого зла нависла над Гробеном, отравляя воздух страхом и недоверием.

Всё – антураж затерянной фермы, окружённой лесом, отрезанной от мира, хронология жутких событий, разворачивавшихся в течение нескольких дней, способ убийства – удары мотыгой, от которых не было спасения, даже судьба тел погибших, оставленных на месте преступления и долго не выдаваемых родственникам – буквально пропитано какой-то гнетущей безысходностью. Словно сама смерть решила сыграть жестокую игру, выставив на всеобщее обозрение свои самые мрачные декорации.

Если бы Эдгар Аллан По, мастер мистики и ужаса, жил в двадцатом веке, он бы с удовольствием использовал этот сюжет для рассказа в стиле «Падения дома Ашеров». Ферма Хинтеркайфек стала бы его “домом Ашеров” – мрачным, заброшенным, проклятым местом, где под покровом ночи творились ужасные вещи. Жители фермы – его персонажами, обречёнными на гибель, а расследование – путешествием в глубины человеческого безумия. В каждом слове, в каждой детали, чувствовалась бы атмосфера нарастающего кошмара, предчувствие неизбежной трагедии, и ощущение, что зло таится в самых тёмных уголках человеческой души. Но даже По, возможно, не смог бы до конца постигнуть тайну Хинтеркайфека, тайну, которая до сих пор не даёт покоя исследователям и будоражит воображение.

Кроме зверства самого убийства, жителей Гробена и следствие повергло в ужас другое, ещё более тревожное обстоятельство: убийца, словно призрак, месяцами жил на ферме Хинтеркайфек незамеченным. Не просто пробрался в дом, совершил злодеяние и скрылся, а жил там, дышал тем же воздухом, ел ту же еду, что и его будущие жертвы.

Эта мысль преследовала жителей окрестных деревень, как ночной кошмар. Получалось, чудовище могло скрываться в любом обличии, быть среди них, притворяясь обычным человеком.

Он, словно тень, скользил по комнатам фермы, наблюдая за каждым движением своих жертв. Изучал их привычки, их распорядок дня, их страхи. Он знал, когда они ложатся спать, когда встают, когда уходят в поле. Он был невидимкой, слышавшим каждый их вздох, каждый шёпот, каждое слово. Он жил их жизнью, но его сердце было наполнено ненавистью и злобой.

Выжидал, словно хищник, затаившийся в засаде. Он ждал подходящего момента, чтобы нанести свой смертельный удар. Он вынашивал свой план, готовясь к самой страшной ночи в истории Хинтеркайфека. Эта мысль о том, что убийца долгое время находился рядом, в непосредственной близости от жертв, усиливала чувство ужаса и беспомощности. Получалось, никто не был в безопасности. Зло могло подстерегать за каждым углом, скрываться за маской доброжелательности, ожидая своего часа, чтобы нанести удар. Этот факт не просто пугал, он парализовал, вселяя в души жителей Гробена леденящий страх, который не отпускал их долгие годы.

Но обо всём по порядку, ибо хаос и смятение не помогут приблизиться к пониманию этой страшной истории. Прежде всего, необходимо отринуть поверхностные суждения и общепринятые истины, чтобы, подобно ныряльщику, погрузиться в эту бездонную тьму и попытаться разглядеть хотя бы слабые отблески истины.

Необходимо забыть о комфорте привычного мира, о безопасности и предсказуемости, и шаг за шагом, слово за словом, деталь за деталью, попытаться понять: как это могло произойти? Как могло случиться так, что в самом сердце баварской глубинки, вдали от войн и революций, произошла трагедия, сравнимая по своей жестокости разве что с древнегреческими мифами?

Как могло случиться так, что в семье, состоящей из шести человек, любящей и заботливой (или казавшейся таковой), выросло такое чудовище или оно проникло извне, оставаясь незамеченным? Как могло случиться так, что жители, окружавшие ферму Хинтеркайфек, не почувствовали ничего подозрительного, не услышали криков о помощи, не увидели знаков, указывающих на грядущую катастрофу? Как могло случиться, что преступник, совершив такое страшное злодеяние, остался не пойманным, не наказанным, исчезнув в неизвестности?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо вернуться в прошлое, исследовать жизнь семьи Грубер, изучить каждый её аспект, от самых простых до самых загадочных.

Необходимо тщательно изучить местность, понять географию Хинтеркайфека и окрестностей. Необходимо выслушать свидетельства очевидцев, проанализировать документы, прочитать письма и дневники, которые могли пролить свет на эту тёмную историю. Только таким образом, шаг за шагом, мы сможем приблизиться к истине, понять мотивы преступника и раскрыть тайну, которая до сих пор тревожит умы людей во всем мире. Только погрузившись в тьму, мы сможем найти хоть какой-то проблеск света.

Многие, кто впервые сталкивается с делом Хинтеркайфека, или же уже долгое время пытается разгадать его тайну, рано или поздно, неизбежно задаются вопросом, кажущимся на первый взгляд простым, но на самом деле таящим в себе немало загадок: где на самом деле находилась эта злополучная ферма? Где располагался этот Хинтеркайфек, ставший синонимом ужаса и безысходности?

Вопрос о местонахождении бывшей фермы, на первый взгляд, может показаться незначительным. Однако, знание точного местоположения позволяет визуализировать трагедию, ощутить атмосферу тех мест, понять, насколько изолированным было это место от остального мира. Это позволяет лучше представить себе жизнь семьи Грубер, их окружение, их возможности и ограничения.

В интернете и в различных источниках можно найти множество противоречивых сведений о точном местонахождении фермы. Одни утверждают, что она находилась в непосредственной близости от города Шробенхаузен, другие – что она была затеряна в глухом лесу, вдали от населённых пунктов. Некоторые даже указывают неверные координаты, вводя в заблуждение тех, кто пытается самостоятельно найти место трагедии.

Несмотря на то, что фермы Хинтеркайфек уже давно нет в живых (она была снесена вскоре после убийства), точное место, где она когда-то стояла, имеет огромное значение для понимания истории. Зная, где находилась ферма, можно представить себе, насколько тяжело было жить в таком изолированном месте, насколько уязвимыми были её обитатели перед лицом опасности, и насколько сложно было им обратиться за помощью в случае необходимости.

Кроме того, знание точного местоположения позволяет увидеть окрестности, которые, возможно, сыграли важную роль в трагедии. Лес, поле, дорога, соседние фермы – все эти детали могут дать ключ к разгадке тайны Хинтеркайфека, помочь нам понять, как и почему произошло это страшное злодеяние.

Ферма Хинтеркайфек (в переводе с баварского, языка местных жителей, – “задняя часть Кайфека”), словно проклятая, стояла в глуши баварской сельской местности, на самой границе леса, недалеко от деревни Гробен. Место это, как будто нарочно выбранное для уединения и обособленности, было овеяно тишиной и спокойствием, но эта тишина, как потом оказалось, скрывала в себе нечто зловещее.

Хинтеркайфек был небольшим изолированным фермерским сообществом. Семьи часто жили на одной территории из поколения в поколение.

Несмотря на, казалось бы, выгодное местоположение в самом сердце Баварии, в окружении плодородных полей и живописных лесов, оживлённым уголком это место было назвать крайне сложно. Она располагалась примерно в семи километрах от небольшого города Шробенхаузен, в районе Вайльхайм-Шонгау, живописной, но малонаселённой части земли Бавария. До ближайших соседей было достаточно далеко, а дорога к ферме была ухабистой и труднопроходимой, особенно в зимнее время года.

Точный адрес, если это имеет какое-то значение для тех, кто пытается отыскать её след: Хинтеркайфек, 86520, Германия. Но по этому адресу вас ждёт лишь лес и пустота, ведь ферма давно снесена, а её территория заросла деревьями и кустарником. Лишь внимательный наблюдатель сможет заметить еле заметные следы фундамента, напоминающие о трагедии, которая разыгралась здесь почти столетие назад.

На момент трагических событий 1922 года ферма относилась к церковному приходу Вальдау. И именно священник из Вальдау, отец Хубер, одним из первых забил тревогу, когда жители Хинтеркайфека перестали появляться на воскресных службах.Это место, Хинтеркайфек, стало проклятием для многих, символом зла, которое может скрываться в самых отдалённых и тихих уголках мира.

Посёлок Гробен, утопающий в зелени и тишине, тогда, в далёком 1922 году, был частью более крупного города Ванген. Административные границы, начертанные на картах, мало что значили для жителей этих мест, их жизнь была сосредоточена вокруг полей, лесов и небольших ферм. Впоследствии, 1 октября 1971 года, Ванген вместе с тихим Гробеном вошёл в состав более крупной общины Вайльхайм-ин-Обербайерн, что стало частью процесса реорганизации административного деления Баварии. Но в те годы, когда разворачивалась трагедия Хинтеркайфека, это ещё не имело никакого значения. Никому из жителей Гробена не было дела до этих административных перестановок, их заботы были совершенно иными.

Для жителей Гробена, да и для семьи Грубер, обитавшей на отдалённой ферме Хинтеркайфек, это было просто место, их мир, ограниченный горизонтом, отделённый от остального мира полями и лесом. Мир, где время текло медленно и размеренно, где вековые традиции переплетались с суровым крестьянским трудом, где радости были простыми, а заботы – насущными. Мир, где каждый знал друг друга, где помощь ближнему была не просто долгом, а необходимостью.

Но под этой кажущейся идиллией скрывалась тёмная сторона. Изолированность, суеверия, старые обиды и неразрешенные конфликты – все это копилось годами, создавая питательную среду для зла. Лес, окружавший Гробен и Хинтеркайфек, не просто отделял их от остального мира, он стал символом тайн и страхов, местом, где таились тёмные секреты, готовые вырваться наружу и разрушить хрупкий мир жителей этих мест. И трагедия Хинтеркайфека стала ужасным подтверждением этих опасений.

Если бы вы сейчас, в 2025 году, обладая знаниями о грядущей трагедии, могли перенестись в Гробен весны 1922 года, в то самое время, когда над фермой Хинтеркайфек сгущались тучи, и задались целью отправиться к этой злополучной усадьбе, ваш путь был бы непростым, но вполне преодолимым. Вы бы начали своё путешествие с Эйбергштрассе, главной улицы Гробена, проходящей через центр посёлка.

Выйдя из деревни, вы бы почувствовали, как асфальт, по которому вы привыкли ходить, заканчивается, и под вашими ногами оказывалась узкая пыльная грунтовая дорога, петляющая среди полей и перелесков. Эта дорога, словно змея, извивалась в сторону горизонта, маня и одновременно пугая своей неизвестностью. Вам нужно было бы свернуть с Эйбергштрассе на эту грунтовку, оставив позади тихий и уютный Гробен, погружаясь в мир сельской глуши.

Продолжая путь по этой пыльной дороге, вы бы заметили, как пейзаж постепенно меняется. Поля сменялись редкими перелесками, воздух наполнялся запахом земли и диких трав. И примерно в полукилометре от дороги, возвышаясь над окружающим пейзажем, вы бы увидели одинокую “ветряную ель”. Это была необычная ель, с искривлённым стволом и ветвями, словно вывернутыми наизнанку ветром. Она служила ориентиром для местных жителей, указывая путь к Хинтеркайфеку.

Впереди, куда ни глянь, простиралась бескрайняя панорама баварской сельской местности. Золотые поля пшеницы, уже готовой к жатве, чередовались с изумрудными лугами, на которых паслись коровы. Далеко на горизонте виднелись тёмные лесные массивы, словно неприступные стены, окружающие этот тихий и спокойный мир. Но ваше внимание было приковано к одному ориентиру, возвышавшемуся над этой идиллической картиной.

Ваш путь лежал к одинокой “ветряной ели”, заметной издалека. Эта огромная древняя ель, казалось, росла здесь с незапамятных времён, пережив поколения людей и став свидетельницей многих исторических событий. Она выделялась на фоне других деревьев, не только своим размером, но и своим необычным видом. Её могучий ствол был сильно искривлён, словно в вечной борьбе с сильными ветрами, дующими с гор.

Пройдя мимо последних домов Гробена, утопающих в зелени садов и огородов, вы ощутили бы, как дорога, словно живое существо, начинает петлять среди полей, уводя вас всё дальше и дальше вглубь баварской сельской местности. Мир вокруг вас, казалось, сужался, горизонт становился ближе, а тьма, даже в дневное время, начинала сгущаться, словно предвещая нечто зловещее.

Слева от дороги, насколько хватало взгляда, виднелись тщательно обработанные участки земли, аккуратно засеянные зерном. Ровные ряды колосьев, колышущихся под порывами ветра, создавали впечатление умиротворения и достатка.

Справа же тянулся лес, мрачный и безмолвный, словно живое существо, поджидающее свою добычу. Его густые кроны, заслоняя солнце, отбрасывали на землю длинные, зловещие тени. Казалось, в глубине леса скрываются невидимые глаза, наблюдающие за каждым вашим шагом. Тишина леса была обманчивой, она лишь подчёркивала его зловещий характер.

Ветер, пронизывающий и холодный, дул с полей, проникая под одежду и заставляя вас дрожать. Он свистел в ушах, заглушая все остальные звуки, но порой, сквозь этот свист, доносились из леса странные пугающие звуки. То ли вой диких животных, то ли шёпот древних деревьев, то ли стоны заблудших душ. Эти звуки наполняли вас тревогой и предчувствием беды, заставляя оглядываться по сторонам в поисках опасности. Каждый шаг, сделанный вами по этой дороге, приближал вас к ферме Хинтеркайфек, к месту, где вас ждал ужас и отчаяние.

Именно туда, к этой ветряной ели, через триста пятьдесят метров после поворота с Эйбергштрассе, вы должны были направить свой взгляд. Там, в тени ели, находилась точка, где заканчивался мир и начинался кошмар. И где скрывалась ферма Хинтеркайфек, ожидающая вас в леденящем душу молчании. Это было место, где пропитанная кровью земля хранила свои страшные секреты.

Точное время постройки фермы Хинтеркайфек, к сожалению, не зафиксировано в каких-либо документах, доступных исследователям. Время оставило свои следы, и многие архивы были утрачены или уничтожены. Однако, судя по сохранившимся отрывочным сведениям, фотографиям и описаниям очевидцев, а также по архитектурному стилю постройки, можно с большой долей уверенности предположить, что ферма, вероятно, была возведена в конце XIX или начале XX века, в период активного развития сельского хозяйства в Баварии.