скачать книгу бесплатно
– Мне по барабану Станиславский! Вот это – жизнянная музыка, а не какой-то задрипанный Шульберт!
«В руках таланта все может служить орудием к прекрасному, если только правится высокой мыслью послужить прекрасному». (Н. В. Гоголь)
Но вернемся к математике. Чтобы не предстать перед репетитором Михаилом Марковичем в неприглядном свете, я решила, как бы между прочим, показать мои бесспорные таланты, а потом уже перейти к спорным. К математическим талантам, основанным на тупизме и неврубизме (с уклоном в дебилизм-кретинизм), мы успеем дойти всегда.
Миша увидел чудную картину. За фортепиано сидела интеллигентная девочка из хорошей еврейской семьи и, прикрывая глаза в особо патетических местах, играла «Ноктюрн» Шопена. Ресницы шуршали, как крылья бабочки, журчащие звуки слетали с клавиатуры. Поэтичнее зрелища не сыскать. Боевая готовность, как у Прони Прокоповны из пьесы «За двумя зайцами»: «Барышня ляглы и просють. Папироска аж шкварчить». Вместо папироски шкворчал Шопен.
Сраженный наповал Миша шутливо схватился за голову, потом за сердце и, плюхнувшись на диван, весело поведал:
– А меня не приняли «на музыку»! По причине полной непригодности! В знаменитую одесскую музыкальную школу имени Столярского, откуда вышли Рихтер, Гилельс, Коган. Представляешь, летом у старинного рояля прямо во дворе идет отбор талантов. Толпа разодетых в пух и прах детей, родителей, бабушек и фанатов-родственников. А я сам пришел и сказал, что хочу тоже! Картина маслом: к председателю комиссии подходит шестилетний еврейский мальчик, без мамы, с учебником шахматной теории под мышкой и абсолютно уверенно, хорошей речью говорит, что хочет быть принятым! Меня прослушали в обход громадной очереди, кто может отказать? Сдерживая хохот, попросили прийти с мамой. Еле-еле удалось отговорить! Петь я обожаю, но… На моих ушах медведь станцевал менуэт! Мое пение сводит с ума, настолько это ужасно. Вместо «браво-брависсимо» меня умоляют – «прекратиссимо», но математика – как музыка, а физика вообще читается, как роман. От матанализа можно просто ошалеть. Нет ничего прекраснее: сходящиеся последовательности, пределы, производные, интегралы… Так красиво, ты не представляешь!
Я представила. И призадумалась. Какой мыльный шарик не мечтает стать пушистым облачком? Если человек без музыкального слуха любит музыку, может, стоит попытаться полюбить математику? Вдохновившись не на шутку, я устремилась на штурм недосягаемых математических горизонтов.
Миша направил мою энергию в нужное русло. Под его чутким руководством я обучилась… искусству создавать шпаргалки. Чем не секретная лаборатория для шпионских игр с шифровками и паролями? Делюсь опытом. Инструкция для правшей: полоса складывается гармошкой под размер руки. Очень удобно листать большим пальцем. Левая рука, в которой гармошка, непринужденно лежит на столе. Правая в это время старательно пишет. Никакой суеты! Важную роль играет выражение лица: сосредоточенно-углубленное, как у дяди Нюмы, когда он ест любимую селедочку.
Подготовка прошла успешно. Новая Мата Хари овладела навыками незаметно извлечь шпаргалку, замаскированную между пальцами рук, спрятанную в рукаве, скатанную в трубочку-карандаш за ухом, вложенную между коленями, в обуви и прочих тайниках, которые полагается знать профессиональным секретным агентам. Меня не разоблачили бы ни ЦРУ, ни ФБР, ни ФСБ, ни Моссад, ни МУР. На крошечной «гармошке» я мелким почерком умудрялась поместить уйму материала, который прорабатывала перед тем, как написать. Фокус прост, как Пашка Духопел со штангой в обнимку: пока пишешь, запоминаешь написанное, а у доски выдаешь сносные результаты, приятно удивляясь собственным познаниям. Потрясающий обучающий эффект. А шпаргалочные бомбы? Перед экзаменами мы записывали ответ на каждый вопрос билета, «бомба» опускалась во внутренний карман. Садишься, тихонько пальчиками отсчитываешь, вытаскиваешь… и можно отвечать. Правда, «бомбы» тоже остались оружием, не примененным на практике.
Папа у Васи силен в математике! Мама перестала ужасаться, что точные науки испортят мой аттестат. Я стала делать успехи. Не знаю, что творится в голове у дрессированных собачек, бойко вытявкивающих цифры на арене цирка, но мои вправленные мозги гудели все меньше, а математические красоты, которыми восторгался Миша, стали намного доступнее и понятнее. Однако, авантюрные папочкины гены подсказывали: если буду хорошо знать математику, мне не понадобится репетитор, а это в планы не входило.
– Линчик, выучи на завтра параграф такой-то, – говорил мой стратегический союзник, пряча в глазах лукавинку. – Буду спрашивать. Готовься.
Я шла учить параграф, думая, что обвела вокруг пальца учителя. На самом деле он перехитрил меня. Заучивая определенные формулы, теоремы, правила, запоминаешь лучше, а если заранее предупреждают довольно часто… Я в самом деле что-то знала и даже участвовала в «гонениях отличников»: их гонял весь класс по всему материалу, а чтобы задавать каверзные вопросы, надо знать на них ответы. Ключ к знанию – понимание. Математику я по-прежнему не любила. Я любила математика!
Я влюбилась в Мишу с пылкостью шестнадцатилетней девочки, в голове которой перемешались алые паруса, заоблачные дали, добрые феи, благородные рыцари, а также математические катаклизмы, музыкальные параллели, шкворчащий Шопен и шпионские страсти вместе с мамиными нравоучениями.
Я любила его одного больше, чем все человечество сразу. Я таяла в лучах его обаяния, как тает мороженое на блюдечке. Он мог бы черпать меня полными ложками, если бы захотел. Это из-за него мне хотелось каждое утро идти в школу. Когда объект моей любви проходил по школьному коридору, у меня начисто отшибало здравый смысл. Я забывала, где нахожусь, а в голове, бушуя, толпились все виды мыслей, кроме математических.
Из каждого человека прет то, чего в нем много. Из меня пёрли явно не логарифмы. Если разрыв гипотенузы не существовал как таковой, что же тогда так трещало в моей голове?..
В Мишином лице не было ни одной правильной черты: подбородок – тяжеловат, брови – широковаты, нос – крупноват, скулы – высоковаты, но все это сливалось в такую удивительную гармонию, что мимо не пройдешь. Обязательно оглянешься, и не раз.
Я не могла на него наглядеться. Ищу слова и не нахожу. Сказать, что он был брюнетом с ранней сединой на висках? Миллионы брюнетов с ранней сединой на висках бреются перед зеркалом, шагают по улицам, читают утренние газеты, смотрят вечерние новости и едят борщ. Сказать, что у него были карие глаза? На свете миллиарды обладателей карих глаз, но от его глаз исходил такой живой теплый свет… А смех? Когда он смеялся, в моей душе расцветал яблоневый сад, а воздух вокруг накалялся, просверкивая электрическими разрядами, вопреки всем правилам противопожарной безопасности.
Влюбляются в лучших. Я наслаждалась каждой минутой общения. Чтобы не наделать глупостей и ничего не испортить, я задумчиво сверлила взглядом ямочку на его подбородке, прокручивая в голове, как он посмотрел, что сказал. И не искала в его словах второй смысл, зная, что не найду. У меня не было возможности показаться предмету своего обожания в самом выигрышном виде. И потом, меня слишком хорошо воспитывала мама. Я не была для Миши яблоневым райским садом. Скорее, подорожником, который рос в том саду. Если бы неприметный подорожник попытался открыть свое сердце, Миша здорово бы удивился: щебечущий подорожник?!
«Чтобы переварить знания, надо поглощать их с аппетитом». (А. Франс)
Миша был за-ме-ча-тель-ным во всех отношениях. Его тоже слишком хорошо воспитала мама. Он обращался к ученикам на «вы»!
– Вы почему опоздали на урок? – безукоризненно вежливо спрашивал он у сопливого шестиклассника Вадика Крутько.
– Гы-ы-ы… – вытирая нос рукавом, стыдливо отвечал Вадик.
– Настоящие джентльмены не опаздывают. А я верю в то, что вы – настоящий джентльмен, – абсолютно серьезно говорил Миша.
Все лоботрясы старались быть настоящими джентльменами и, к всеобщему удивлению, повышали успеваемость. Заржавленные стоячие воды в мозгах хронических двоечников прочищались вантузом ривкинских объяснений, да так, что от зубов отскакивало. Михаил Маркович подавал материал глубже, чем в учебниках, а на уроках информатики и вычислительной техники обучил ребят писать программы на настоящем Фортране, который был в ходу в вычислительных центрах.
Второй школьный математик из-за черной повязки на глазу имел сразу три прозвища: Кутузов, Одноглазый Джо и Циклоп. Объяснял он плохо, а топил и валил – ого-го. Каждый урок начинался мрачным приветствием: «Алло! Народ, я пришел! Топить буду всех!»
Свирепый старый Циклоп Кутузович не шел ни в какое сравнение с молодым неженатым Мишей Марковичем, которого я прозвала Винни-Пухом за походку вразвалочку и любовь к постоянным перекусываниям. На симпатичном математике бойкие старшеклассницы оттачивали женские чары, строя глазки по всем правилам глазостроительного искусства. Винни-Пух краснел, смущался, старался вести себя построже, чтобы как-то противостоять энтузиазму девушек, стремящихся овладеть его сердцем, желудком и прочими важными органами. С ним неумело, но настойчиво кокетничала даже учительница биологии, старая дева Бронислава Арефьевна Конопелько, похожая на озабоченную курочку-пеструшку, которая пытается заманить на свой насест самого интересного петушка в курятнике.
Проверяя Винни-Пуха на прочность, мальчишки на уроках подкидывали вопросы типа:
– А как вы измеряете объем окружности у вашей девушки?
Тот ответил автоматически, не задумываясь:
– Для окружности важен радиус. Его меряют циркулем или линейкой, а дальше считают длину окружности по формуле 2 Пи Эр.
Ученики взорвались хохотом и выпали в осадок, съезжая под парты. Что могли иметь в виду такие оболтусы, как Пашка Духопел? Естессно, окружность груди! Измерение оной с помощью бюстгальтера. Без формулы, на ощупь. Винни-Пух быстро пришел в себя, забросав любознательных вопросами, требующими смекалки, в том числе и заковыристыми: как можно измерить у девушки другие окружности. По формуле, без ощупи.
Когда весь пыл уходит на ответы, тут уже не до окружностей девушек, но в школьной программе немало других возможностей поострить. Кроме математики, Михаил Маркович вел физику. Благодатная тема «Сила трения и роль смазки для уменьшения этой силы» вызвала выразительную мимику желающих выяснить, какие виды смазки применяются при тесных телесных контактах с девушками.
Поигрывая гормонами, мужские особи смаковали радость победы, но отвечать на каверзные вопросы для Винни-Пуха – чисто мед из горшка доставать. Сказал, как отрезал:
– Если к делу подходить умело, то смазка не требуется. Не умеете, не беритесь.
М-да-а… Со всей прямотой интеллигента, куда уж яснее. Все равно, что оперной примадонне взять верхнее «ля».
Народ посрамленно скис, но не угомонился, задействовав для оживляжа школьного антуража другие развлекалочки. Умыкнув из подсобки школьной технички Шуры Халыменды живого петуха… Вы спросите, как петух оказался в подсобке? Да очень просто: короля курятника ранним утречком презентовал Шуре вместо букета цветов слесарь-ремонтник Серж Макогоненко. В надежде провести приятный вечерочек в компании с предметом любви Шурой и с петухом в виде кулинарной продукции. В общем, совместив Шуру и холодец.
Чтобы наверняка сразить Сержа, Шура (фурсить так фурсить) разжилась недельчатыми трусами вместо панталонов и даже нацепила капронки. Пока она, прынципияльно пренебрегая служебными обязанностями, бегала в ларек добывать лаврушечку, петрушечку, морквушечку и черный перец горошком, прыткие пацаны умыкнули петуха и, связав ему ноги, затолкали в коробку, оставив щелки для воздуха.
Заклеенную коробку, перевязанную кокетливым бантиком, оставили на учительском столе. Коробка хранила таинственное молчание. Петух, как по заказу, сидел тихо: то ли ошалел от темноты, то ли решил, что ночь на дворе.
Математик явился. Поглядывая на стол, стал рассуждать логически:
– Коробка-то с сюрпризом? Судя по габаритам, не слон. Что там у вас? Не курицу ли подсунули?
В глазах плясали чертики. Казалось, ему хочется покинуть класс, чтобы отсмеяться, но надо же оправдать ожидания и заглянуть вовнутрь. Винни-Пух осторожно приоткрыл крышку. Увидев свет, король курятника с перепугу каканул, выскочил со связанными ногами, как черт из табакерки… И, резво махая крыльями, выдал гладиаторские прыжки. Балет «Спартак» Хачатуряна! Не хватало только фонограммы «Танец с саблями». Впрочем, больше, чем на гладиатора, красно-коричневый петух смахивал на цыганенка Яшку из фильма «Неуловимые мстители» – такой же горбоклювый, только без гитары и серьги в ухе. Со всем боевым запалом королевское высочество рвануло в наступление – мстить за поруганную честь, яростно изрыгая проклятия на петушином наречии. Жаль, что не слышали цыплята: обогатили бы словарный запас новой порцией курино-петушиной нецензурщины.
– Неплохо, но танец маленьких лебедей в одиночку не потянет, – с интересом наблюдая за пляской темпераментного петуха, в экстазе выделывающего все новые и новые па, – сказал Михаил Маркович. – Лебедей бы сюда, а?
Танцор-гладиатор неожиданно затих, склонив голову набок. Математик вышел то ли за директором, то ли за лебедями. Класс молчал, петух – тоже, а я так переживала за Мишу, будто половина курятника крепкими клювами больно клевала зерно прямо на моем темечке.
Михаил Маркович вернулся с магнитофоном, вставил кассету: «Вдох глубокий, руки шире… Не спешите, три, четыре! Бодрость духа, грация и пластика»… Технические средства помогают соединить несколько видов искусства воедино. Уважительно слушая Высоцкого, петух захлопал крыльями, пытаясь соответствовать. Миша выключил магнитофон, поставил перед гордостью курятника чашку с водой и невозмутимо объявил:
– Комплекс утренней гимнастики окончен. Приступаем к водным процедурам.
Крылатый красавец пил воду, запрокидывая кверху клюв и укоризненно выискивая в глубине класса своих обидчиков. Те делали вид, непричастный к содеянному. Урок математики продлили за счет перемены, а петуха (вместо холодца) отправили в живой уголок детского сада. Бывший диверсант-лазутчик мирно поклевывал зернышки, заливисто кукарекая. Детишки пели поп-шлягер «Петушок, петушок, золотой гребешок».
Благополучный финал подпортила разгневанная владелица петуха Шура Халыменда, обнаружившая свою пропажу в детском саду и прынципияльно заявившая о праве на частную собственность, на холодец и на личную жизнь! Чувства Шуры – понятны, как надежда поменять фамилию Халыменда на фамилию Макогоненко, но кто ж посмеет разрушить пасторальную идиллию? Против детишек не попрешь. Детишки – это наше все.
Спасение красавицы от чудовища, противопожарная безопасность в пустыне Кара-Кум и вальс на трех сковородках
«В юности романтика так же необходима, как фосфор телу». (И. Эренбург)
Однажды Мужчина Моей Мечты, сам того не подозревая, спас меня от дракона, если можно считать драконом ужа. Накануне урока биологии мальчишки притащили ужа и внедрили в портфель двоечницы Наташки Казаковой, сидевшей рядом со мной за партой.
Верный Витька, охраняя мою нервную систему от стрессов, великодушно показал ужа-нелегала:
– Молчи, как гроб. Выдашь, – убью и закопаю.
Я нисколечко не боялась быть убитой и закопанной, но тайны хранила лучше всех. Во время урока мне понадобился фломастер.
– Сама возьми, – отмахнулась ничего не подозревающая Казакова.
– С какой стати я полезу в твой портфель? Не дашь фломастер, не дам списать сочинение.
Я знала, что в портфеле – уж, но не хотела осложнений с Витькой: завтра в музыкальной школе – академ-концерт, совпавший, как назло, со сбором металлолома. Директор школы Иван Павлович был помешан на сборе вторсырья, а Витька вместо меня (и ради меня) всегда готов сдать хоть тонну металлолома, так зачем лишать людей удовольствия?
И потом, с Казаковой имелись давние счеты. Как-то, проверяя мою вороноустойчивость, Верка Фесенкова засунула мне в портфель живую ворону, а Казакову подговорила одолжить у меня десять копеек на пирожок. Я открыла портфель, чтобы достать деньги. Ворона взлетела, безобразно каркая. Чего стоило не хлопнуться в обморок, знаю только я. Гнусная Верка, оправдывая прозвище Языкатая Феська, хихикала ехиднее всех. Чтобы стало еще смешнее, я вывалила на Веркину парту все, что оставила ворона в моем портфеле. Перед тем, как вылететь в распахнутое окно, мстительная ворона прокаркала страшное воронье проклятие, которое немедленно сбылось. Отдраивая парту от вороньих какашек, Верка испортила свежеотманикюренные ногти.
По сравнению со злющей вонючей вороной тихий гладкий уж – сущий ангел, но долг платежом красен. Если, по замыслам Витькиных дружков, портфель должна открывать Наташка, то пусть открывает. Наташка раскрыла портфель. Уж, как змей-искуситель, безмолвно вывинтился оттуда и уставился на Казакову.
Эффект превзошел все ожидания. Восьмидесятикилограммовая Казакова одним прыжком вскочила на парту и пронзительно заверещала на всю школу, перекрывая звучностью визга пять бензопил «Тайга» одновременно. Хулиганы-разбойники, посеявшие весь этот страх и ужас, ликующе толкали друг дружку локтями, злорадненько переглядываясь.
Я не боялась ни ужа, ни черта лысого, но голосистая Наташка так пронзительно визжала, что под воздействием ее воплей я тоже взгромоздилась на свою половину парты, помогая Наташке выдавать качественный звук. К нам присоединилась биологичка Бронислава Арефьевна, панически боявшаяся получить от начальства втык за сорванный урок. От нашего трио, вибрирующего на всю школу, звенело в ушах. Децибелы зашкаливали предел допустимого, но директор школы был глуховат, а завуч Ирма Эдуардовна под видом похода в гороно стояла в очереди за финскими сапогами.
На источник звука, прервав свой урок в соседнем классе, явился Михаил Маркович.
Биологичка, приняв позу трепетной лани на горных склонах, стала прихорашиваться. Привычный к сюрпризам Винни-Пух бесстрашно взял ужа:
– На удава не тянет. На питона тоже. И это точно не кобра.
Биологичка потрясенно молчала, глядя на живое наглядное пособие и мечтая о сильных мужских руках, которые избавят ее от этого кошмара. Полузадушенный уж измученно склонил голову на Мишину грудь.
Винни-Пух, Заклинатель Змей, выразительно покачал головой и обратился к организаторам «шоу»:
– Что ж вы, дорогие, созданий божьих мучаете? Программа «В мире животных» – надоела. Работаете по-старинке, где же дыхание новизны? Хотя бы к ножке стула веревочку привязали: учитель садится, стул убегает, а веревочка завязывается на скользящий узел и сматывается во время полета. Просто, со вкусом и никаких улик.
Математик задумчиво погладил ужа и философски добавил:
– Среди людей тоже попадаются змеи и гадюки. Похлеще настоящих.
Уж, похожий на толстую веревку, грустно соглашался. Казакова так вспотела, что мне захотелось проверить, нет ли в ее портфеле парочки скунсов. Языкатая Феська хихикала, как гиена. Биологичка от избытка чувств лишилась дара речи в надежде, что все образуется до того, как Ирма Эдуардовна вернется к руководящим обязанностям с финскими сапогами под мышкой.
В моем сердце пылали жаркие тропики, щеки алели, как красные маки в пустыне Кара-Кум. Правда, о наличии маков в каракумной пустыне я знала только по названию сорта конфет из ассортимента нашей кондитерской фабрики, но не писать же: «Я алела, как сеньора Помидора». Или: «Я алела, как революционная гвоздика в петлице Розы Люксембург». Сравнить щеки девушки с алыми маками – в сто раз эффектнее, чем с красной революционной гвоздикой или с красными помидорами. Главное, романтично стоять на парте, чтобы все увидели хэппи-энд.
Ах! Незабываемый момент! Смотрите и завидуйте: на глазах у всего класса (и Верки Фесенковой) Миша протянул мне руку. Он спас меня (почти)! Я, как положено юной девушке в такой выигрышной ситуации, взлетаю в небеса. И даже (невзирая на гравитацию и угрозу пожара в моем пылающем от любви организме) умудряюсь породить любовную лирику:
«Возьми меня, мой милый, на поруки!
Я отдаюсь в твои родные руки…
Но, дорогой-любимый, не забудь,
Что грудью защищу тебя… когда-нибудь!»
Не кривите губы, порицая мое поэтическое дарование. Хотя стихи далеко не «ах», безбожно хромающие рифмы не смущали: все равно их никто не услышал. Вы думаете, я сказала это вслух? Ха-ха-ха. Я – не щебечущий щавель, но и не бессловесный подорожник: свой звездный час не упустила. Вместо слов признательности к спасителю Михаилу Марковичу я обратилась к утомленному Наташкиным портфелем ужу. Построив этой веревке глазки (не хуже, чем биологичка – математику), я представила, что уж – легендарный удав Ка из «Маугли», и сказала как можно задушевнее:
– Жаль, что у меня нет с собой фонограммы «Жалобной песни» Малера. Тебе бы понравилось!
А что я должна была сказать? Миша, ты – свет моих очей? Моя любовь к тебе растет со скоростью геометрической прогрессии? Миша, я буду ждать, пока ты не поймешь, что только во мне – твое счастье?
Благоразумие никому еще не навредило. Тайны украшают женщину, как шрамы – мужчину, а у каждой уважающей себя девушки есть тайны, которые не разглашаются. Недаром все вечные сюжеты замешаны на любви.
Уж пополнил число экспонатов живого уголка детского сада, а развлекательно-испытательная программа исчерпала себя как бесперспективная. Ах, да. Был еще ежик. Его посадили на стол, он пополз и, проложив мокрую дорожку, совершил акт вандализма прямо на святая святых – классный журнал. Ежик как средство осквернения классного журнала – это круто! В этом нет никакой мистики, но почему же классный журнал самым загадочным образом испарился прямо из учительской? Со всеми оценками, хорошими и не очень?
С засиженного мухами плаката туркменский писатель Б. Кербабаев письменно увещевал: «Наша идеология – наше знамя! Пятен на знамени быть не должно!»
Караул, имущество ценное увели! Кто?! Несмотря на призывы и угрожающие предсказания последствий этого странного явления, журнал не находился. Не сваливать же на ежика или на происки ЦРУ? И не спрашивать же у нарисованного Кербабаева?
«Прынципияльная» школьная уборщица Шура Халыменда била тревогу, пытаясь придать пропаже журнала международный резонанс: «Ух, антисоветчики! Шлендрают тут всякие. Начинают с петухов, потом классные журналы воруют, а потом Родину продают! А месяц назад так вааще стуло с калидора сперли! И лисапет! Разве ж это дети? Совремённые дети – это фашисты!»
Главный свидетель Б. Кербабаев хранил молчание, а ветер разносил по школьному двору обгоревшие страницы того самого классного журнала. Винни-Пух провел расследование, припер одного-другого-третьего, вычислил виновных, но не выдал начальству никого. Больше такое не повторялось. Он любил своих учеников.
«Когда вулканы аккуратно чистишь, они горят ровно и тихо, без всяких извержений. Извержение вулкана – это все равно что пожар в печной трубе, когда там загорится сажа. Конечно, мы, люди на земле, слишком малы и не можем прочищать наши вулканы. Вот почему они доставляют нам столько неприятностей». (А. Сент-Экзюпери. Маленький принц)
Молодой учитель математики Михаил Маркович Ривкин проработал в нашей школе ровно три года, но перевернул всю мою жизнь, изменив ее до неузнаваемости. Сам того не подозревая, он оставил неизгладимую память о себе. Позже поймете, что я имела в виду.
Он был лучше всех. Это для него я колдовала-наколдовывала свои фирменные блины. Большой, уютный и в меру упитанный объект моей любви всегда был не прочь подкрепиться, а мне хотелось его кормить, пришивать пуговицы, опекать. Может, у меня пробуждались материнские чувства?
Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, я – на правильном пути. Я зажигала сразу три газовые конфорки, на каждую ставила по сковородке. Главное – не сбиться с ритма. Сковородка номер один, на вас – ответственность за первый блин. Наливаю тесто половником – раз! Настроение – хоть оды слагай. Чтобы не устрашить блины корявыми рифмами, я выдала всего одну оду, и ту совсем короткую.
ОДА ПЕРВОМУ БЛИНУ
Запомнился ты тем, что первый,
А первым быть – большая честь!
Процесс так вытрепал все нервы…
Теперь кому бы тебя съесть?
Я знаю, кому! Второй и третьей сковородкам – приготовиться. Два – переворачиваю блин на второй сковородке. Три – сбрасываю готовый блин с третьей. Красота! Раз-два-три, раз-два-три… Чем не вальс? Если для пущего вдохновения вообразить себя хозяйственной Золушкой, хлопочущей над блинами для прекрасного принца… Исходя из ситуации, я была не Золушкой, а самым натуральным, хотя и «раздватрикающим» Осликом Иа. Сковородки пели от любви. Линчик-Блинчик – Ослик Иа ни разу не сбилась с ритма. Тесто шипело-пузырилось-растекалось на сковородке, превращаясь в румяное кружево. Горка готовых блинов на блюде росла заодно с моим нетерпением. Сейчас я увижу Мишу!
Вместо Миши на пороге возникла тетя Мара, шествующая из магазина с новым веником. Учуяв приятный запах, она приткнула веник в угол и приняла позу печальной селедки, замаринованной в уксусе.
– Я еле живая… – томно оповестила тетушка, приглядываясь, принюхиваясь и присаживаясь. – Так и быть, отведаю пару штучек…
О кулинарных талантах тети Мары ходили легенды. Творожок приобретал вкус стирального порошка, лапша – вкус линолеума, компот – вкус отравы для тараканов, поэтому Мара предпочитала не угощать других, а угощаться сама. Восседая на стуле, как на троне, в хорошем темпе алчная тетушка перекладывала блины в тарелку. И не пару штучек. Сейчас нагрянет Марин муж Нюма, и от блинов с любовью к Мише останется скучная, освобожденная от блинов поверхность блюда. И кислая рожа тетушки Мары:
– Ох, что-то я себя неважно чувствую. Я такая разбитая… Блинчики были свежие? Что ты туда положила? После них так печет желудок! У меня – колики, будто я проглотила ежа! Может, вызвать скорую?..
Я гипнотизировала тетушку взглядом, заклиная вспомнить, что чревоугодье – грех. Как убедить ее сделать разворот на 180 градусов, вернуть блины на место и вместе с новым веником выместись из кухни? Расположившись удобно и надолго, тетушка Мара взяла в руки красную чашку в белый горошек, чтобы почаевничать всласть, а это была, между прочим, Мишина чашка. Я берегла эту чашку, как зеницу ока.
Пришлось включить папины гены и сделать акцент на драгоценном тетушкином здоровье.
– Тетечка Марочка, я бы не советовала вам кушать блинчики, – округлив глаза, взволнованно зачастила я. – Сейчас та-акое было, ой, что сейчас было-о-о… Представляете, захожу я на кухню, а на столе прямо над блинами стоит кот. Одноглазый черный кот Дюндиковых! Поди знай, какой заразой он болеет. Вам что, своих болезней мало?
Между Марой и нахальным дюндиковским котом велись постоянные боевые действия. Боже, речь идет о здоровье, а Циклоп способен на все! Чистоплотная тетушка опасливо отставила тарелку и, в спешке позабыв новое помело, в трансе вылетела из кухни.
