История Хулиганки: Последняя Граница

Хулиганка знала: чтобы окончательно закрыть узел, нужен импульс. Она поставила руку на ствол Доджа, почувствовала вибрацию, и вдруг – вспышка. Она сжала курок, и миниганы выдали очередь, которая не была направлена на плоть – она была направлена на рёбра реальности. Волна прошла, и мир отдернулся, как зверь от огня. Разлом затянулся, осколки аномалии упали на землю – чёрные капли, которые сгорели при касании.

Когда шторм стих, в тишине был слышен хрип Ёрмика. Он сел на корточки рядом с Хулиганкой, запыхавшись, но с горой в глазах. Его руки тряслись, но не потому что он боялся – потому что он только что перенёс на себе груз, который ломает людей.

– Ты видел? – спросил он. – Мы это сделали.

Она помолчала. Потом кивнула. И только тогда позволила себе улыбнуться, такой улыбкой, что в ней было и упрёк, и благодарность.

За дверьми склада кто-то плакал – не от страха, а от облегчения. Люди начали выходить, щурясь от света, который снова стал живым, а не уставшим. На стене, где прежде висели детские рисунки, теперь было много маленьких дыр от пуль – как доказательство, что защита была кровавой, но действительной.

Когда они сели в Додж и уехали в ночной ветер, Ёрмик сел за рулём на пару минут – потому что он хотел почувствовать машину под собой, понять, что это не просто средство для побега, а инструмент перемен. Он сжал руль, и в его глазах появилась новая линия: ответственность не гоняет – она направляет.

Хулиганка посмотрела на него и сказала: «Запомни это: сила без цели – просто шум. А мы делаем удар по логике хаоса, вкладываем смысл в каждую пулю».

– Я понял, – ответил он. – Я буду держаться.

И они уехали в ночь, где впереди были новые разломы, новые люди, которых можно было спасти, и те, кого нельзя. Но теперь у них были правила: точные, расчетливые, кроваво честные. Пули имели цель. Миниганы имели ритм. А Ёрмик – мужскую скалу, за которую можно было держаться.

Дорога перед ними была пустой, но Ёрмик чувствовал, что пустота – иллюзия. Он смотрел на Хулиганку, на её руки, сжимающие «Орлы», на каждую пулю, которая разрывала тьму и сжигала разломы, и внезапно понял: она несёт всё это на себе. Не миниганы, не доспехи, не гром – а именно она. Каждый раз, когда тень пыталась вырваться, когда зло прыгало из щелей, когда разломы глотали город, она стояла там, одна, решая исход.

– Ты… – начал он тихо, но Хулиганка не повернулась.

– Не «ты», – сказала она коротко. – «Мы» – это когда живые стоят рядом, и я не вижу нужды говорить об этом.

Ёрмик глубоко вздохнул, крепче сжав руль. Он видел всё: потраченную энергию, каждую боль, каждую секунду, когда Хулиганка брала на себя удар. И это не был героизм – это ежедневная пытка силы., которую никто не выдержал бы, кроме неё. Он понял, что каждый раз, когда они проходили через разлом или расправлялись с демонами, она действовала молча, без просьбы, без оправдания – и мир вокруг держался только потому, что она была в центре.

– Я понимаю, – сказал он, почти шепотом. – Ты всё это… тянула сама.

Хулиганка посмотрела на него коротким взглядом, глаза блестели как сталь, но на мгновение – всего на мгновение – в них проблеснуло что-то человеческое.

– Да, – сказала она. – И теперь твоя очередь – хотя бы держать меня, и не падать самому.

Ёрмик сжал руль так, что ладони побелели. Он почувствовал, что не может больше быть просто пассажиром. Каждая деталь дороги, каждый звук Доджа, каждый выстрел – он был частью её мира. Он стал не просто свидетелем, а опорой: держать порядок, когда она разбрасывала хаос.

Свет молний освещал дорогу, когда они подъехали к новому разлому. Хулиганка села за руль, но теперь он сидел рядом, не скрывая большего уважения и осознания её одиночества. Она не просила, не объясняла, но взгляд Ёрмика говорил: «Я вижу. И я держу твою спину».

И в этот момент, когда миниганы Доджа начали работать, выстрелы как смерчи рвали воздух, а «Орлы» разрывали темноту, Ёрмик наконец почувствовал настоящую ответственность: быть рядом с Хулиганкой – значит быть щитом и тяжёлой гирей, чтобы она могла оставаться той, кто тащит мир на своих плечах.

Он сжал лом еще сильнее, и в его взгляде уже не было страха – только решимость. Теперь он был больше, чем бывший коп. Он был тем, кто понимал цену её одиночества и готов был делить её хотя бы частично.

Додж остановился на краю разлома, багажник медленно открылся, и два минигана выскочили наружу, как живые кошмары, раскрывая души хищников, застывших в потоках энергии. Ёрмик замер на секунду, ощущая, как мощь этих орудий рвёт пространство, как свет вокруг них начинает гореть иначе – по новым правилам, заданным только Хулиганкой. Он видел, как тьма шевелится, отступает, и каждое движение «миниганов» словно вписывает новую гармонию в хаос, который уже не может жить по старым законам.

Хулиганка стояла, держа в руках два золотых «Орла пустыни». Каждый выстрел – не просто металл, не просто порох, а магия, энергия, приговор. Пули вспыхивали в воздухе, пробивая пространство, выжигая разломы и тьму. Свет вокруг засиял иначе: линии и тени словно складывались заново, как чертеж нового мира, где хаос уже не господствует.

Ёрмик не мог просто стоять. Он почувствовал, что если не встанет, то Хулиганка снова возьмёт на себя всё – весь вес разлома, всю энергию хаоса, все души, которые дрожали вокруг. Он поднялся, схватил старый лом и побежал вдоль Доджа, прикрывая её. Каждый его удар, каждый шаг был рассчитан – он не просто отбивал тьму, он создавал пространство, где Хулиганка могла сосредоточиться на уничтожении угрозы без отвлечений.

С залпом миниганов, с визгом пуль, он увидел, как свет начал загораться иначе: линии реальности дрожали, сцеплялись, светились, создавая новые границы. Это было ощущение силы, которое он никогда не испытывал в форме обычного оружия. Впервые он понял, что защита Хулиганки – не просто прикрытие, а создание нового ритма боя, новой гармонии хаоса и порядка.

Хулиганка швыряла пули из «Орлов» с такой точностью, с такой уверенностью, что каждое попадание отзывалось эхом в пространстве. Она больше не контролировала всё сразу – не нужно было. Ёрмик брал на себя поток, создавал щит, сдерживал тьму, уводил угрозы, давал ей видеть только то, что она должна. Он чувствовал, как его собственная сила становится инструментом её стратегии, как его мужество и расчёт сливаются с её разрушительной грацией.

С каждой секундой он дрался сильнее, точнее, не думая о себе, а думая о ней. Каждая тень, каждая вспышка пули – его ответственность. Он понял: Хулиганка держит весь мир на себе, но он – тот, кто наконец может дать ей перевести дыхание, позволить стрелять без лишней заботы о хаосе вокруг.

В этот момент он стал не просто бывшим копом. Он стал щитом, стальной опорой, силой, которую Хулиганка могла видеть краем глаза и знать: ей можно доверять . И для Ёрмика это было открытием: боец, который до этого считал себя ограниченным, теперь дрался с настоящей мощью, превращая хаос вокруг в инструмент защиты, а не угрозу.

И когда последний поток тьмы рассеялся, свет горел иначе – новые линии, новые грани, новые контуры – Хулиганка и Ёрмик стояли среди этого света, понимая: они не просто пережили разлом. Они создали новый порядок в хаосе, и теперь он видел её так, как никогда раньше: один человек держит всё на себе, а он – тот, кто способен дать ей немного свободы.

Звонок. Берта – коротко, без прелюдий: «Твоих держат. Склад у реки. Они крутят не просто цепи».

Хулиганка замерла на секунду. Приказ висел в зубах – не трогать. Кто-то решил воспользоваться. Это переключило её на «всё или ничто».

Додж рванул прежде, чем она села. Машина знала путь. Она даже не брала руль – просто легла рукой на руль, и Додж гнал. Ёрмик в шоке, затем – та самая холодная решимость. Он видел опасность: она может психануть и открыть все ядерные шахты мира. Один её вздох – и земля вспыхнет. Это ее козырь. Это её угрозa. Никто не знал, дернет ли она за рычаг. Он понял: люди для неё важнее всего. Теперь – он тоже.

Багажник – пасть. Миниганы раскручиваются. Головы вертятся. 12 000 выстрелов в минуту – каждая очередь как катаклизм. Они не шутят. Вихрь патронов в небо. 100 тысяч пуль – зов смерти, зов спасения.

Склад у реки – живой. Металл стонет. Провода как вены. Камеры горят красным. Тьма глотает свет. Они вваливаются – и мир сжимается до одного слова: СПАСЕНИЕ.

Залп первый – миниганы плюются свинцом. Пули как дождь. Воздух трещит. Орлы в её руках – свист, удар, резко,быстро. Это не стрельба. Это ритуал. Каждая пуля – отрезает связь тьмы с человеком. Каждый выстрел пули – место, где страх не пройдет.

Ёрмик кидает лом, бьёт. Лом – не для понтов. Лом – это щит, дубина, расчёт. Он ломает головы, ломает двери, ломает будь что, что пытается схватить её спину. Он учится в два счёта: не смотреть на всё – держать цель. Держать людей. Держать её.

Хулиганка идет через мрак. Орлы стреляют точечно. Миниганы режут коридоры, не чтобы истреблять – чтобы расчистить путь. Пули не попадают в заложников – это её правило. Она режет провода, стреляет в панели, лишает «инициатора» пищи. Это баланс: уничтожать механизм, не убивая тех, ради кого сюда пришла.

Камеры. Замки. Щелчки. Один выстрел «Орла» – и панель дергается. Второй выстрел – и генератор закашлял. Додж даёт короткие залпы по панелям – не плотный огонь, а частотный аккорд, который выпаляет цепи управления. Датчики гаснут. Вентиляция пульсирует. Воздух чистеет.

Дверь камеры – лом. Ёрмик молотит по замку. Он слышит их дыхание. Они – Диего, Санса, Крис – бледные, но живые. Глаза пусты от страха. Хулиганка молча рвёт цепи. Руки в крови, но руки точны. Она тащит их в проход, как будто вырывает из плена нитку, что держит мир.

Из глубины – ответка. Огромная стальная тварь, как пресс. Щупальца, провода, пульсирующие провода, что хотят вытащить души и превратить их в энергию. Она рвёт потолок. Тьма хлещет.

Миниганы – залповым рукавом. 100 тысяч патронов – как волна, которая дробит бетон. Орлы – точечные смерти по узлам. Пули летят, трассеры расписывают воздух, стена искрит. Склад вздрагивает. Пол трясётся.