скачать книгу бесплатно
– Перед принятием истинной веры очисть, Дир, душу и поведай мне: где можно разыскать Рюрика?
– Не томи, отче, и начинай освобождать от этих оков, а заодно слушай. Далеко в море в семи днях пути от руян, там, где восходит солнце, находится небольшой остров с зелёной долиной. К нему подобраться непросто, так как он со всех сторон окружён торчащими из воды скалами, на которых гнездятся чайки. Плыть к этому острову непросто – много ладей разбилось на этих скалах, поэтому даже купцы обходят это место стороной. Живёт там Рюрик со своим многочисленным войском. Ладей у него много, и когда все воины садятся в них и выходят в море, то паруса последних ладей скрыты за горизонтом.
Дир рассказывал, а монах, неумело орудуя молотком и частенько промахиваясь, выбивал заклёпки, удерживающие оковы. По мере освобождения стоны у Дира становились всё тише, и как только последние оковы слетели с его ног, он схватил Эббона за горло. Монах захрипел и побледнел от страха.
– Снимай сутану! – зло прошипел Дир. – Путарь, освобождайся скорей и примерь одежду монаха. В ней тебе будет легче выведать: есть ли стража?
Путарь с радостным остервенением начал сбивать оковы, а монах, стянув с себя одежду, обнажил обвислую кожу тела, не знавшего физического труда. Эббон испуганно смотрел на бывших пленников, которые освобождались от оков, и его начала колотить дрожь.
– Мне холодно, – жалобно пропищал монах, стуча зубами.
– Ничего, – зло процедил Путарь, облачаясь в его одежды, – побываешь чуть-чуть и в нашей шкуре.
Путарь выскользнул за дверь и осторожно стал подниматься по каменным ступеням вверх по лестнице, в конце которой находилась комната, где, закутавшись в свои плащи, безмятежно спали два франкских воина. Их копья были приставлены к стене, а мечи и кинжалы горой лежали на столе. Путарь тенью метнулся к столу, выбрал один из кинжалов и подкрался к одному из спящих воинов. Взмах рукой, и кинжал с хрустом вошёл в тело человека. Франк захрипел и засучил ногами в предсмертной агонии. От этого звука проснулся другой франк и, видя перед собой одежду монаха, с недоумением поднялся на ложе. Путарь схватил прислонённое к стене копьё и воткнул остриё ему между рёбер. Франк ахнул и свалился как сноп соломы.
Путарь выглянул из комнаты и, убедившись, что в холодных каменных коридора монастыря было тихо и безлюдно, вернулся в подземелье монастыря. В подвале все уже освободились от оков и сгрудились вокруг нагого монаха, который, втянув голову в плечи, дрожал и с испугом смотрел на бывших пленников. Аскольд стоял, поддерживаемый Бермятой, возвышаясь над Эббоном.
– Путь свободен, – радостно оповестил Путарь. – Есть даже мечи и копья.
Аскольд кивнул головой, подтверждая услышанное, и ткнул пальцем монаху в грудь:
– Первый раз я не утопил тебя. Сейчас оставляю тебе жизнь, чтобы ты передал своим хозяевам, что месть Аскольда будет ужасной.
– Погоди, Аскольд, – шагнул к монаху Ульвар. – Пусть немного посидит в цепях. Помоги мне, Дир.
Они шагнули к Эббону и начали заковывать его в оковы. Монах не сопротивлялся, но завопил:
– Что вы творите, нехристи? Дьявол терзает ваши души, бесы глумятся над вами. Всевышний видит всё и не прощает унижений слуг Христовых, ибо сказано…
– Заткнись! – рыкнул Аскольд. – Ибо я передумаю и сейчас сверну тебе шею.
Монах замолк и с ужасом смотрел, как русы покидают подземелье. Стало так безмолвно, что стало слышно, как мыши вылезают из своих нор и копошатся в оставленной пленниками соломе.
– Эй! – позвал Эббон, а затем завопил во всё горло: – Люди-и!
Ему никто не отозвался, и только эхо опять пролетело по подземелью из конца в конец. У монаха подкосились колени, и он с размаха рухнул на мокрый тюк соломы.
После полудня раздались шаги, и в подземелье появился аббат Гунтбальд. Он бесстрастно оглядел Эббона, закованного в оковы, и равнодушно произнёс:
– Ты знаешь, что произошло?
Эббон умоляюще смотрел на аббата, а тот продолжил:
– Перебиты почти все священники монастыря. Монастырь ограблен. Забрали всё: серебряные кресты и золотые цепи, драгоценные кубки и даже позолоченные оклады икон.
Эббон, стоя на коленях, жалобно пробормотал:
– Освободи меня! Я узнал, где искать Рюрика.
Аббат холодно кивнул головой:
– Хорошо, потом расскажешь. Я сейчас принесу ключи, – и, не удержавшись, добавил: – И как такой дурень мог быть епископом Реймса?!
* * *
– Чего ты добился? – величественная фигура архиепископа Меца скалой возвышалась над сидящим Лотарём. – Лучший цвет франкского воинства закопан в землю. Тридцать тысяч убитых – это неслыханно! Это такое горе для всех, такое горе, что матерью нашей духовной – Церковью был объявлен трехдневный пост по всей империи. К тому же теперь земля наша осталась беззащитной перед врагами.
– Как ты смеешь выговаривать мне? – вспылил Лотарь. – Мне – повелителю империи!
– Смею! – стукнул посохом архиепископ. – Ты забыл, что я твой дядя, и я теперь тебе вместо отца. Мне больно осознавать, что в ваших братских склоках гибнут наши воины.
– Иначе было нельзя! В империи должен быть порядок. Я не допущу своеволия правителей, пусть даже они будут моими братьями.
– С кем ты будешь наводить порядок, если от твоего войска остались жалкие крохи?
– Не всё ещё потеряно! В казне сохранилось золото, а если не хватит, то я распилю и переплавлю на монеты серебряный стол Карла Великого. Будут монеты – будет и войско!
– Слепец, жалкий слепец! Ты не видишь настоящих своих врагов. К тому же глухой! Ты совершенно не слышишь моих доводов.
– Какие доводы, если в империи раздрай! А главные зачинщики – мои братья. Понимаешь – братья! И это внуки Карла Великого, который создал её для своих потомков. Народ недоволен, недовольно духовенство, которое желает единой и сильной империи, которой бы боялись враги. Поэтому они поддерживают меня. Не их, а меня!..
– Ой ли?! Тогда скажи – откуда взялось воинство, которое разбило твоё войско? Всё-таки не все тебя поддерживают, что-то они хотят.
– Это было стечение обстоятельств. Со временем я всё верну на круги своя. Смотри, что мне пишет простой священник из лионской церкви: «Увы! Где она, та империя, которая объединяла верой чуждые друг другу народы и наложила на покорённых узду спасения?… Она утратила имя и честь. Вместо царя появились царьки, вместо царства – жалкие обломки…» Как я могу это игнорировать? Империя должна быть единой. Разве наши предки напрасно проливали кровь?
– Она будет единой, но сделать это непросто. Всё зависит от твоей воли.
– Но этому противятся мои братья!
– Чтобы добиться главного, нужно уметь уступать в малом.
– Уступать?.. – надменно воскликнул Лотарь. – Ради чего?
– Ради мира. Люди хотят мира. Не должны христиане убивать друг друга. Не для этого Церковь приводила к идеям христианства целые народы, чтобы потом они погибали в междоусобных битвах. К тому же управлять этими народами, как ты процитировал, находящимися в «узде христианства», гораздо легче, чем непокорными варварами. Церковь благословляет не братоубийственные войны, а те, в результате которых новые народы входят в её лоно.
Голос архиепископа усилился, и, казалось, что он проповедует не перед одним человеком, а перед целой толпой.
– На что империя тратит свои силы? На междоусобицу… Погибли тридцать тысяч воинов! Да с такой силой мы могли бы отбросить мавров далеко на юг, укротить непокорных норманнов и славян. Ты слышал, что князь Аскольд смог освободиться из заточения, перебил всю охрану в монастыре, в котором был заключён, и скрылся со своими воинами в землях ободритов?
– Князь Аскольд?..
– Это те, которых прислал со своим посольством император Феофил.
– Почему он оказался в заточении?
– Мы узнали, что он воевал вместе с Рюриком и помог ему уничтожить конунга данов.
– Рюрику?..
Лотарь встал и с задумчивым видом начал ходить по комнате, потирая лоб пальцами. Архиепископ, не спуская с него глаз, продолжал:
– Да, Рюрику. Мы пытались у Аскольда узнать всё об этом князе, но он, как и все варвары, строптив. Его даже не сломила дыба. Аскольд принимал мученья с такой небывалой стойкостью, что даже у палачей не раз возникала мысль – человек ли он? Такие люди опасны. Если они не станут подвластны нам, то они должны быть сметены с лица земли. Эти «люди с севера» должны знать своё место, иначе, расплодившись, они сомнут нас. Вот кто действительно является одним из злейших наших врагов!
Услышав это, Лотарь остановился, удивлённо взглянул на архиепископа и спросил с иронией:
– Одним из врагов?.. Значит, есть ещё? Я хочу знать: кто же это?
– Кто прислал со своим посольством к нам норманнов? Император Феофил. Кому служили до этого Аскольд и его воины? Ему же… Зачем он их прислал к нам? С какой целью?.. И это сделал властитель восточных христиан.
– Ты хочешь, чтобы я помог маврам уничтожить Византию? – всё так же с усмешкой спросил Лотарь.
– Не должно быть двух владык в христианском мире: патриарха в Константинополе и папы в Риме. Иначе христианский мир расколется, и христианин будет убивать христианина. Только единая Церковь во главе с папой должна властвовать над христианами. Я верю, что это произойдёт. И когда твёрдая рука франкского воина низвергнет властителя восточной державы, то тогда власть папы будет простираться на всех христиан, и между ними будет мир и согласие.
– Так, так, так… – всё с такой же усмешкой протянул Лотарь. – И только ради этого я должен уступить братьям?
Архиепископ Меца немного замялся и, смутившись, согласился:
– В основном, да…
– Так на что же я должен согласиться?
– Не проливай понапрасну кровь франков, согласись оставить братьям земли, на которые они претендуют. Пусть они там будут королями, а ты будешь императором над всеми ими.
– Императором над территориями, которые мне не будут подчиняться? – Лотарь уже вовсю издевательски улыбался архиепископу. – Буду ли я получать доход с этих территорий? Я думаю, что вряд ли. Будут ли они направлять воинскую силу мне на помощь против врагов? Да ни за что. Что же нас будет объединять кроме кровных уз?
Архиепископ поднял глаза вверх и торжественно произнёс:
– Вера в Спасителя нашего! Только духовные узы христианства и непогрешимость папы привнесут в этот мир спокойствие и согласие.
Улыбка пропала с лица Лотаря:
– Не бывать этому! Не для того мой дед Карл Великий разрушал королевства, чтобы на просторах его империи они опять возникли. Мне – потомку императоров, которые сами возводили на духовный престол пап, возвеличить его власть и самому вознести над собой!.. Империя должна быть едина, как и едина власть в ней!
Архиепископ помрачнел, концы его губ опустились, выражая недовольство, и он, с сожалением покачивая головой, тихо проговорил:
– Выбирая этот путь, ты действительно разрушаешь империю. Пройдут годы, а может десятилетия или столетия, прежде чем она опять возродится.
Тяжело постукивая посохом и не смотря на племянника, архиепископ покинул Лотаря, который крикнул ему вдогонку:
– Это ты стремишься разрушить то, что выстроил твой отец и мой дед!
* * *
– Запьянев, он кричал, что именно благодаря его доблести император Феофил был спасён от сарацин в битве на Дазимонской равнине. Ведь именно он и его воины вывели августейшего с поля битвы, и если бы не приказ отступить, то Феофоб ни за что бы не допустил захвата врагами родного города императора Амория[4 - Гибель родного города и поражение христиан подломили Феофила, и он заболел тяжёлой желудочной болезнью.]. Не было бы в нём резни, что учинили сарацины, и Феофил так бы не расстроился и был бы здоров, а не при смерти.
С окаменевшим лицом, чуть прикрыв веки, логофет Феоктист слушал силенциария[5 - Один из служителей во дворце, обязанностью которых было поддержание покоя и порядка.] Феофилика. Безбородое лицо евнуха не выражало никаких эмоций, пока докладывал соглядатай.
– Он хвастался своим могуществом и утверждал, что он – первый претендент на трон, так как женат на сестре Феофила. Когда он станет императором, Феофоб обязательно отомстит халифу Мутасиму за смерть патрикия Аэтия и его мучеников[6 - Храбрые начальники Амория во главе с патрикием Аэтием после долгого плена были подвергнуты мучительной казни за верность христианству (42 Аморейских мученика).], освободит южную Италию и Сицилию от сарацин и поможет Сербии уничтожить Болгарию.
– Опьянев, все готовы сокрушить горы, – лицо логофета продолжало выражать полное безразличие. – Эти войны так опустошают казну.
Услышав замечание Феоктиста, силенциарий заторопился:
– Ещё он заявлял, что ни в коем случае не допустит до власти сына императора Михаила и его матери Феодоры. Михаил ещё мал, а его мать почитает иконы, что является кощунством. Всех, кто помогал Феофилу управлять империей, он обещал предать смерти.
– Всё? – равнодушно спросил логофет.
– Всё.
– Ступай!
Силенциарий попятился и, поклонившись, покинул помещение. После его ухода на лице логофета появилась озабоченность, и Феоктист задумчиво начал тереть пальцами лоб.
Феофилик стремительно шёл по залам и переходам дворца. Увидев брата жены императора Варду, он чуть ли не бегом бросился к нему.
– Ты всё рассказал логофету, как велел тебе я? – не смотря на Феофилика, строго спросил Варда.
– Всё, как и велел, но мне кажется, что логофет не придал значения моему рассказу.
– Он знает, что ты мой дальний родственник?
– Не думаю… Какое ему дело до покорных слуг императора!
– «Покорный слуга»… – Усмехнулся Варда, – если осуществится то, что я задумал, то быть тебе палантином[7 - Чиновник, служащий при дворе и императоре.], а может быть и выше!
– О-о-о! Светлейший!..
– Не льсти мне! Я ещё никто при дворе.
Раздался гулкий шум шагов, и Феофилик попятился и спрятался за колонной. Появился Феоктист и направился прямо к Варде:
– Я ищу тебя.
– Ты был у императора?
Логофет утвердительно кивнул головой, но вид у него был очень скорбный.
– Улучшений нет?..
Евнух вздохнул и развёл руками:
– Уже несколько дней его испражнения содержат кровь. Страшное может случиться со дня на день.
На лице Варды тоже появилась скорбь, и он перекрестился:
– Так что же нам делать?
– Выполнять распоряжения ещё здравствующего повелителя. Император чувствует приближение смерти, и поэтому он назначил опекунский совет своему сыну Михаилу. До его совершеннолетия всем будет управлять совет. Кроме жены августейшего в него войдут ещё три человека: я, магистр Мануил – дядя августы и ты.
