скачать книгу бесплатно
– Соберёшь две тысячи, – поручу тебе вести моих воинов на Париж. Но собрать воинов мало. Нужно, чтобы франки распылили свои силы, а для этого мы предварительно ударим там, где они нас не ждут.
– Когда? – оживился Мирослав.
– Когда я это решу, – усмехнулся Рюрик.
* * *
Благородный олень, подгоняемый лаем собак, грациозно переставляя ноги и закинув на спину свои рога, пробежал невдалеке от императора. Людовик равнодушно проводил его взглядом и, скрывая раздражение от сорванной охоты, опять погрузился в послание канцлера, перечитывая его ещё раз. Наконец он закончил чтение и с досадой взглянул на своего вечно угрюмого камергера, навязанного ему родственниками жены. Как этот камергер отличался от жизнерадостного Бернара Септиманского! Может опять проявить к нему милость и приблизить ко двору? Хотя вряд ли… Обрётший за последнее время большое влияние род Вельфов вряд ли этого допустит. За что, интересно, они так невзлюбили маркиза? Людовик строго взглянул на слугу:
– Воины собраны на берегу Рейна около Зальца и ждут меня. Собирайся в путь! Мы немедленно выезжаем.
Камергер неуклюже топтался, переминаясь с ноги на ногу.
– Что ещё?..
– Его Высокопреосвященство архиепископ Меца просит разрешения встретиться и переговорить…
– Разве могу я отказать своему духовнику?
К приблизившемуся архиепископу император шагнул навстречу и склонил перед ним голову:
– Благослови, отче!
Архиепископ перекрестил Людовика и сунул ему руку для поцелуя:
– Благословляю сына Божьего императора франков Людовика на недопущение необдуманных решений.
– О чём ты? – поднял голову император, встретившись взглядом с архиепископом.
– Ты не должен вести войска против своего сына Людовика.
– Но он самовольно захватил Франконию и Алеманию. Я не должен закрывать на это глаза.
– Ему без этих земель не хватит сил покорить славян, – негромко и спокойно, пытаясь образумить императора, произнёс архиепископ. – Ты же знаешь, что пока они у нас под боком, то мирной жизни не жди.
– Это земля предназначена для моего сына Карла, и я не позволю ломать устои своих решений, – нахмурившись, упрямился император. – Он должен быть наказан.
– Это я благословил твоего сына подчинить себе эти земли.
– Брат мой, ты забываешься, – император еле сдерживал своё недовольство. – Ты кто?.. Занимайся спасением грешных душ, а мирские дела оставь мне.
Людовик властно вздёрнул голову и скорым шагом направился к пажу, державшего поводья коня императора.
– Ты видишь, как одряхлел мой брат? – спросил архиепископ появившегося около него словно из-под земли аббата Гунтбальда.
– На вид он бодр, – пожал плечами аббат, наблюдая, как император лихо взлетел на коня.
– У него угас дух нашего отца Карла Великого, а если дух угас, то нет и стремлений добиваться того, для чего он предназначен как повелитель своего народа. Все его деяния становятся мелочными и низменными, и из-за этого страдают подданные и даже могут навсегда уйти из истории. Такие люди обычно долго не живут и в скором времени предстают пред Всевышним, а их место занимают другие. Поэтому я и утверждаю, что император уже – не жилец.
Архиепископ с бесстрастным лицом повернулся к аббату и, не моргая, уставился на него. Гунтбальд с изумлением и некоторым испугом оценил этот взгляд и, поперхнувшись, ответил:
– Я думаю, что наш император всей своей благочестивой жизнью заслужил, чтобы его с распростёртыми объятиями встретил апостол Пётр у врат рая.
Архиепископ промолчал, и только краешки его губ чуть дёрнулись, одобряя понятливость аббата.
На следующий день рано утром к кострам, где слуги и рабы готовили завтрак императору и его свите, величаво подошёл аббат Гунтбальд. Его со смиренным видом, перебирая чётки и потупив взгляд в землю, сопровождал Эббон. Аббат, вскинув руки к небу, громогласно воскликнул:
– Нечестивцы, как вы можете в годовщину дня, когда сыновья Иакова продали своего брата Иосифа[2 - У Иакова было двенадцать сыновей, от которых произошли двенадцать колен народа еврейского. Один из братьев – Иуда посоветовал продать Иосифа, и они продали его проходящим купцам за двадцать сребреников.], готовить пищу императору без благословения отцов Церкви? Или вы по своему недомыслию не понимаете, что этот ваш грех может коснуться и вашего императора? Подойдите же ко мне, дети мои, и я постараюсь избавить вас от прегрешения! Подойдите и встаньте передо мной на колени, и после совместной молитвы я благословлю вас!
Со всех сторон к аббату кинулись люди. Они становились перед ним на колени, а аббат, вытянув над их головами руки, торжественно вещал:
– Ежечасно думайте о Боге, дети мои! Все дела свои вершите неустанно с Его именем в сердце. В необдуманных поступках своих бойтесь гнева Его, ибо очи Его всевидящи, и не спрячешь от Всевышнего то, что навеяно лукавым.
Во время своей проповеди Гунтбальд гневно взглянул на Эббона, и тот, убедившись, что всё внимание окружающих приковано к аббату, осторожно, бочком-бочком подошёл к уже приготовленной пище, достал из рукава спрятанную склянку и плеснул из неё в кувшин с вином, а затем, испуганно смотря на проповедовавшего аббата, поспешил прочь. Гунтбальд проводил его взглядом и закончил проповедь:
– Не уподобляйтесь лукавому, не замышляйте козней против ближнего! И воздастся вам по деяниям вашим. Благословляю вас только на благие дела! Аминь.
К середине дня император, остановившийся со свитой недалеко от города Зальц у реки Рейн, погрустнел и отказался от еды. Его даже не радовал вид войска, ожидавшего его. У него поднялся жар, и обильный пот тёк по его лицу. В надежде облегчить своё состояние и получить желанную прохладу император распорядился поставить себе шатёр на острове посредине реки. Вечером без аппетита попытался поужинать, но тотчас же его стошнило, и в животе начались нестерпимые рези. Сквозь стоны император взывал к Богу, благодаря за новое испытание, выпавшее на его долю.
Через три дня у ложа Людовика появился архиепископ Меца. Обведя надменным взглядом окружающих императора, он выгнал всех из шатра, оставшись с ним наедине. Архиепископ присел рядом с императором и вкрадчиво произнёс:
– Сам Господь запрещает тебе воевать с сыном. Отрекись от своих намерений, и я постараюсь облегчить твои мучения. Ты должен даровать земли Франконии и Алемании своему сыну Людовику. Это нужно для благо империи.
Император от гнева широко раскрыл глаза и захрипел:
– Я лучше знаю, что есть благо империи. Мои старшие сыновья должны признать Карла равным себе, а это произойдёт только тогда, когда он будет обладать обширными землями и многочисленными подданными.
– Глупец, заставить их признать Карла может только Церковь, устами которой говорит сам Всевышний. Исполни то, что прошу я, и ты исполнишь волю Господа!
Людовик напряг последние силы и приподнялся на ложе:
– Помазанник Бога на земле – папа не может знать всех помыслов Всевышнего. Откуда можешь знать ты?
Архиепископ нахмурил брови, наклонился к самому лицу императора и властно произнёс:
– Ты забыл о наших главных врагах? Пока славяне живут у наших границ, спокойствия не будет. Отдай эти земли своему сыну Людовику! Если этого ты не сделаешь, то в скором времени ты покинешь этот мир, а Лотарь приберёт всё к своим рукам и оставит Карла нищим.
– Так не может говорить мой брат. Ты не мой брат!
– Так умри же в мучениях! За свои грехи ты не попадёшь в рай. Тебя ждёт ад!
– Ты – не человек, ты – отродье дьявола! А может ты – сам Люцифер? – воскликнул император, в изнеможении откинулся на подушки и закричал, осеняя себя крестом. – Прочь! Изыди! Прочь!
Архиепископ усмехнулся и вышел из шатра. К нему бросились братья матери жены императора граф Понтье и Конрад Старый.
– Ваше Высокопреосвященство, что случилось? – встревожились они. – Что за крики?..
– Императору причудились бесы, – архиепископ Меца даже не повернул к ним голову, смотря прямо перед собой. – Умирающий отгонял их от себя.
– Неужели всё так плохо?
– Да, нужно готовиться худшему. Я буду всё время рядом с императором, и мы в молитвах проведём время до самого последнего его вздоха.
Архиепископ, опираясь на посох, пошёл прочь, а Конрад взглянул на брата:
– Не пора ли сообщить о болезни императора Юдифи?
Граф Понтье озадаченно скривился:
– Я сообщу об этом племяннице, но только после кончины императора.
Глава 3
(840-841 гг. от Р.Х.)
Император Людовик Благочестивый преставился 20 июня. В последние часы его жизни рядом с ним находился его сводный брат архиепископ Меца и то только потому, что умирающий был уже в небытии, а до этого он не допускал к себе никого, постоянно молясь. Именно архиепископ на смертном одре прикрыл очи императора и сложил его руки. В сопровождении войска, епископов, аббатов и графов тело императора препроводили в Мец и похоронили в церкви святого Арнульфа. Ни жена, ни дети не присутствовали на похоронах Людовика, и это отчасти вызвало озабоченность архиепископа, и это заставило его хмуриться всё время, пока происходила церемония захоронения императора. Поэтому он так недовольно встретил улыбающегося аббата Гунтбальда:
– Ты чего так зубы скалишь?
– Я предполагаю, – учтиво ответил аббат, – что мы уже стали ближе к нашей цели: вознесению духовной власти над светской.
– Ты ошибаешься. Пока ещё нет, – вздохнул архиепископ. – В настоящее время мы стали ещё дальше от этого.
Улыбка слетела с лица аббата, а архиепископ продолжил:
– Я не ожидал, что Лотарь так прытко начнёт вершить дела, и это моя ошибка. Я же это должен был предположить. Он не похож на своего покойного отца. Лотарь не рассуждает, а действует. Пока все занимались похоронами Людовика Благочестивого, он захватил имперскую казну и разослал всем указы, чтобы под угрозой смерти и изъятия недвижимости все присягнули ему на верность, как императору. Это не тот правитель, который упустит власть из своих рук. Кто ему сможет противостоять? Карл? Он ещё неопытен в этих делах. Если только его мать Юдифь… – архиепископ чуть задумался, а потом продолжил. – Ладно!.. Людовик?.. Со своей нерешительностью вряд ли он посмеет пойти против старшего брата.
Архиепископ взглянул на встревоженное лицо аббата и чуть улыбнулся кончиками губ:
– Но не надо отчаиваться! Всё в жизни переменчиво. Как там у Экклизиаста? «Летит ветер к югу, поворачивает к северу, кружится, кружится и опять возвращается на круги своя». Так и у нас есть возможность всё вернуть «на круги своя». Достоинства Лотаря – одновременно и его слабости. Мы воспользуемся его импульсивностью, прямолинейностью в решении проблем, а проблемы мы ему создадим. Для него сейчас – это не испортить отношения с братьями, а мы подтолкнём его к необдуманным действиям. Направляйся к императрице Юдифи и её сыну Карлу и посоветуй ей напомнить Лотарю о заключённом между ним и его покойным отцом, мир его праху, – здесь архиепископ возвёл глаза к небу и перекрестился, – договоре, по которому произошло разделение земель между ним и Карлом. Я почти уверен, что скупость Лотаря не позволит ему поделиться землёй с братом Людовиком, а согласится ли тот иметь только одну Баварию и хватит ли у него сил противостоять старшему брату? Придётся мне самому встретиться с ним и убедить его прекратить вражду с Карлом, а может быть даже взять его в союзники. Иначе ему не устоять против Лотаря, но это ты не оглашай Юдифи.
Вдова императора встретила аббата Гунтбальда в присутствии своего дяди графа Понтье. Она, заломив руки, настороженным взглядом смотрела на вошедшего аббата. Гунтбальд, держа в руках янтарные чётки, учтиво склонил голову и лилейным голосом и даже немного слащаво начал говорить:
– Архиепископ Меца шлёт глубокие сожаления о безвременной кончине нашего императора и заверяет, что готов оказать необходимую помощь вдовствующей императрице и её юному сыну.
Юдифь вспыхнула, возмущённо вскинула голову, но сдержав себя, тихо произнесла:
– Я благодарна Его Высокопреосвященству, что он скрасил своим присутствием последние дни моего мужа. Об этом мне поведал мой дядя.
После этих слов граф Понтье церемониально склонил голову.
– Я очень благодарна за его желание помогать мне и моему сыну, но чем он может помочь против притязаний Лотаря? Он и при жизни мужа, недолюбливая нас, заключал меня и малолетнего Карла в монастыри, а теперь и подавно от него можно ждать чего угодно.
Граф Понтье шагнул в сторону Юдифи и с возмущением крикнул:
– Мы не позволим Лотарю опять заточить в монастырь тебя и Карла. Нужно собирать войско!
Аббат смиренно прикрыл глаза:
– Разве мы можем предвидеть то, что подвластно только промыслу Бога? Только неустанно молясь и призывая Всевышнего к снисхождению, можно облегчить свои страдания. Вряд ли можно избежать того, что начертано свыше. Но предопределено ли Божьим провидением то, что собирается делать Лотарь? Это никому не известно. Поэтому нужно делать то, что подсказывает здравый смысл. Его Высокопреосвященство предлагает написать от имени императрицы письмо Лотарю и напомнить ему, что он должен исполнять условия договора, заключённого в Вормсе между ним и его отцом. По этому договору Карлу должна принадлежать Нейстрия, Аквитания, Септимания, Испанская марка и Бургундия, не так ли? Я думаю, что с этим письмом нужно послать графа, – аббат внимательно посмотрел на дядю императрицы, – и пусть он потребует, чтобы Лотарь подтвердил условия его выполнения.
Юдифь задумчиво начала прохаживаться по комнате, а затем, поразмыслив, вздохнула:
– Хорошо, я напишу Лютарю. Это только отчасти отдалит наше с ним противостояние. Граф, только не надо у него ничего требовать, но не нужно и унижаться. Просто нужно узнать его отношение к этим договорённостям, а за это время нам придётся собирать воинов, – она нахмурилась и, смотря прямо перед собой, добавила: – Наши земли ещё нужно уметь защитить.
Аббат прикрыл веки, скрывая восхищение от ума Юдифи.
Через неделю Лотарь, прочитав послание мачехи, презрительно скривился и бросил письмо под ноги графа Понтье:
– Отец умер, а договаривался я с ним. Кто вместо него будет выполнять условия договора?
Граф Понтье промолчал.
– То-то же… Вот и выходит, что договор утратил силу, и Карл уже владеть теми землями, что выделил ему отец, не может. А обладает он таким куском, что запросто можно подавиться. Хватит! Этот жирный кусок я забираю. Я ему оставлю Септиманию, Испанскую марку и, пожалуй, пусть забирает юг Аквитании. Ни на Нейстрию, ни на Бургундию он претендовать не вправе. А может вместо этих земель я дам ему одну Фрисландию. Не знаю, мне нужно подумать.
– Обглоданную норманнами Фрисландию?.. – не удержался граф.
– Вот именно… И ещё… Карл должен распрощаться с титулом короля.
Лотарь наслаждался. Он, смотря на подавленное, как ему казалось, состояние графа, мстил за все прошлые обиды, за неудовлетворённое в прошлом желание править, за любовь отца к младшему сыну в ущерб остальным. Граф Понтье смотрел на претендента на императорский трон холодными глазами и понимал, что Лотарь специально провоцирует, ставя Карлу такие условия, которые ему неприемлемы, а также он понимал, что в ближайшее время войны не избежать.
* * *
Поздним вечером в постоялый двор недалеко от Реймса решительно вошёл высокий широкоплечий человек. За ним, позвякивая оружием, протиснулись его шестеро спутников. Человек с надменным видом оглядел помещение с сидящими в сумраке силуэтами людей и властно крикнул:
– Хозяин!
Из темноты дома со свечой в руке появился невысокий пухленький человек:
– Чего изволите?
Вошедший снял шляпу, присел на близстоящий стол, бросив её перед собой, и тоном, не терпящим возражений и скорее выглядевшим как приказ, чем просьбу, произнёс, смотря прямо перед собой:
– Мне и моим спутникам принеси по бутылке вина, мясо, хлеба и ещё, что у тебя есть. Пока мы будем трапезничать, приготовь комнаты, где мы могли бы переночевать! Мне – отдельную, а также расседлай и накорми лошадей и принеси, в конце-то концов, побольше свечей! Я не привык принимать пищу в темноте.
После распоряжения гость бросил на стол горсть золотых монет. Его спутники с шумом начали рассаживаться за соседний стол. У хозяина, увидевшего блеск монет и не ожидавшего такой щедрости, вытянулось одутловатое лицо:
– Как изволите величать, ваша милость?..
Человек не спеша поднял глаза и высокомерно произнёс:
– Зови меня граф.
Услышав ответ, хозяин подобострастно склонился в поклоне:
– О-о-о! Ваша светлость…
Гость продолжил:
