скачать книгу бесплатно
– А вдруг император зайдёт?
– Не волнуйся, глупышка! Он сейчас молится, – успокоил девушку камергер и долгим поцелуем заставил её замолчать.
– Бернар! – раздался грозный окрик.
В проёме двери стоял император франков Людовик:
– Ты всё никак не утихомиришь свою похоть?!
Нисколько не смущаясь, девица опустила подол своего платья, и на ходу пряча под одеждой свою голую грудь, выбежала из комнаты. Бернар, потупившись, принял почтенную позу:
– Я весь во внимании, государь!
– Бернар, я устал от мирской жизни и поэтому принял решение постричься в монахи[3 - Огорчённый смертью любимой жены Ирменгарды император решил удалиться в монастырь.].
– Помилуй, государь! Государство без правителя, что новорождённый без титьки.
Император надменно приподнял голову:
– Alea jacta est! – произнёс он на латыни, что означало – жребий брошен. – Империя в надёжных руках моих сыновей. Так что не медли и собирайся в путь! Много людей не бери, только охрану. Выезжаем сегодня же…
– А куда направляемся, государь?
– Мой друг Бенедикт Анианский[4 - Монах Бенедикт Анианский был главным советником по церковным вопросам Людовика в бытность его королём Аквитании, королевства, которое в составе империи, возродил Карл Великий.] посоветовал мне монастырь в пригороде Вероны. Данная обитель особо отличается праведностью бытия и служению Господу.
Озабоченный и расстроенный этой неожиданной прихотью Бернар шёл по императорскому замку в Ахене, направляясь к комнатам, где отдыхали воины, охраняющие дворец. В одном из коридоров он нос к носу столкнулся со своим братом Госельмом – графом Руссильоном. По его яркому румянцу на щеках и по нетвёрдой походке было видно, что тот изрядно пьян:
– Бернар, ты куда спешишь? Выпей с нами! – граф показал на закрытую дверь за своей спиной. – Я сейчас ещё принесу вина.
– Некогда веселиться, Госельм! Беда! Император Людовик решил удалиться в монастырь!
– А тебе-то что? – развязно улыбнулся брат. – На то он и государь! В его власти делать то, что он хочет.
– Как ты не понимаешь? На кого останется империя? На его сыновей? Они и сейчас не ладят друг с другом, а потом и вообще дойдёт до войны.
– Нам ли её боятся?!
Бернар в ярости схватил брата за грудки:
– Власть императора – это власть одного человека. И его прихоти и несправедливости – это несправедливости и причуды тоже одного… С этим можно смириться. А если в государстве смута и полно правителей, то зла будет во сто крат больше, беды не обойдут стороной никого, могут пролиться реки крови, и можно запросто потерять то, что уже имеешь.
– А может в этой неразберихе получится и прихватить что-нибудь ещё, а? – Госельм щёлкнул пальцами у себя над головой.
Бернар отпустил брата:
– Ты пьян и не видишь дальше своего носа.
– Наоборот, я трезв. А вот когда я принесу ещё вина, то тогда может быть…
Госельм повернулся и, покачиваясь, пошёл прочь.
Бернар толкнул дверь, из которой вышел брат. За столом, вальяжно развалясь, сидели три графа: Ламберт Нантский, Матфрид Орлеанский и Вельф Баварский. Судя по виду, Вельф был самым трезвым, и поэтому Бернар обратился к нему:
– Император Людовик выразил желание посетить монастырь рядом с Вероной. Ваше сиятельство, распорядитесь насчёт охраны. Выезжаем сегодня же.
Едва граф Баварский скрылся за дверью, Бернар продолжил:
– Вы бы прекращали с выпивкой – император не любит пьяных, а вам придётся его сопровождать.
Матфрид, подняв голову, гордо произнёс:
– Моя рука в любом состоянии способна держать меч.
Бернар сдержал улыбку и вышел, не прикрыв полностью за собой дверь.
– Ты слышал, что он сказал? Людовик направляется в Верону, – услышал Бернар голос графа Нантского. Камергер остановился и прислушался.
– А тебе-то что из этого? – спросил Матфрид довольно грубо.
– Ха! Так в Верону можно проехать и через владения графа Баварского. Ты знаешь, я был как-то проездом у него в гостях. У Вельфа такая дочь – пальчики оближешь: стройная как лань, взгляд – ангела, её пухлые губки так и жаждут поцелуя, щебечет как птичка, одним словом – красавица. А жеманница!.. Зовут – Юдифь. И, судя по всему, она не чурается плотских утех. Ещё чуть-чуть и я бы её обломал.
Бернар сделал значительное лицо при этой вести и продолжил слушать.
– Зачем тебе это – «обломал»? Нет ничего лучше для воина, чем меч! – было слышно, как граф Орлеанский вынул из ножен свой кинжал и опять его задвинул. – И нет ничего лучше, чем война: здесь тебе и добыча, и любая девка твоя. А ты – «обломал»!
– Интересно, а что он забыл в этом монастыре?
– Может он считает, что там Бог скорее услышит его молитвы? Или хочет соответствовать своему прозвищу? Как же – Людовик Благочестивый! Мне эта благочестивость вот здесь, – Матфрид постучал ребром ладони по шее чуть ниже затылка.
– Чем же она тебе не нравится?
– Ладно, пусть… – граф Орлеанский закачал головой. – Я не против того, что при вступлении на престол Людовик заточил в темницу любовников своих сестёр, а их самих постриг в монахини. Пусть… Какое мне дело до баб?! Пускай император отстранил всех соратников своего отца, которые тому служили верой и правдой, и заменил теми, кто прислуживал ему, будучи в Аквитании. Это его воля. Но зачем он раздал всё имущество Карла Великого монастырям и церквям? Поэтому он Благочестивый?.. А разве не мог Людовик от щедрот своих выделить хоть что-то незаконнорождённым сыновьям короля Карла? А?
– У тебя сейчас в голове сумбур и нездоровая благотворительность – нужно срочно прочистить мозги и выпить! Дети короля Карла! Что о них думать! Что ты о них беспокоишься?
Матфрид не ответил, а взял стоящий перед ним кубок и попытался отхлебнуть от него, но тот был пуст. Граф раздражённо стукнул им по столу:
– Где Госельм с его вином?
– Ты не ответил на мой вопрос, – не унимался Ламберт.
– А может я один из них, и обидно, что мне ничего не досталось из богатства моего отца… А может мне по крови суждено быть герцогом, а не графом?
– Ха-ха-ха… Так ты – брат императора Людовика? Поэтому к тебе так благосклонно относится архиепископ Меца?!
Матфрид осоловело уставился на собеседника, потом поник головой и после небольшой паузы произнёс:
– Может – брат, а может – и нет… К чему ворошить прошлое… Обо всём ведает Господь, в том числе и о кровных узах, а я здесь сижу, пью с вами этот божественный нектар из перебродивших ягод и не хочу кончить так же, как мои братья Гуго и Дрого[5 - Сводные братья Людовика участвовали в мятеже 817 года, поднятого племянником императора – королём Бернардом Итальянским, сыном его брата Пипина. Братьев после подавления мятежа насильно постригли в монахи.], а ещё не хочу, чтобы об этом знал Людовик. Так где же этот граф Руссильон с вином? – вдруг закричал граф Орлеанский.
Бернар тихо покинул своё место и пошёл, размышляя: сколько всего можно узнать из пьяных разговоров, и как в дальнейшем это может пригодиться.
* * *
Императорская кавалькада на окраине Ахена повстречалась с двумя десятками конных воинов, которые ехали навстречу и довольно непочтительно сгоняли со своего пути всех, кто мешал им следовать дальше. Граф Орлеанский вытащил меч и грозно закричал на них:
– В сторону! Здесь император Людовик!
Всадники дороги не уступили, но один из них спешился, снял шлем и, гремя шпорами, направился к императору.
– Бернар, кто это? – равнодушно спросил Людовик, не выказывая ни страха, ни удивления.
Маркиз выехал навстречу воину и своим конём загородил от него императора:
– Ты кто?
– Я – Цедраг, сын князя бодричей Дражко – союзника императора франков. Вот вырвался из плена данов и прибыл засвидетельствовать ему своё почтение.
– Ты приехал только за этим? – всё также равнодушно спросил император.
– Сейчас у бодричей нет князя, а эта земля принадлежит мне по праву. Ты держишь у себя моего дядю Славомира, который отдал меня данам в качестве заложника. Я бы не хотел скорейшего его освобождения. Пусть он почувствует на своей шкуре – каково быть в заточении.
– Так ты боишься смуты? – впервые Людовик улыбнулся. – И хочешь быть законным князем? Что ж, ободриты[6 - На западе бодричей называли ободритами.] – хорошие подданные. У меня с ними было не очень много проблем. Но сейчас я отдаляюсь от всех дел в империи, а те земли находятся под протекторатом моего сына Лотаря. Я думаю, что он тебе поможет. Бернар, напиши ему от моего имени!
Император пришпорил своего коня, и кавалькада тронулась в путь, оттеснив славян. Мимо Цедрага, обтекая его с двух сторон, проезжали воины франков и насмешливо смотрели на князя сверху вниз, но он не сделал и шага, чтобы уступить им дорогу. И только когда последний франк миновал князя, тот направился к своей дружине. Цедраг сел в седло, взял из рук Траскона поводья, за которые тот придерживал его коня, и, хмуря брови, смотрел вслед удаляющимся всадникам. Он был зол и раздражён, так как совсем не ожидал встретить такого холодного приёма. Боярин, похлопывая ладонью по шее своей лошади и смотря в ту же сторону, что и князь, мрачно произнёс:
– Ещё недавно мы были союзниками. Ты слышал, княже, – теперь мы превратились в его подданных.
– Это он так считает.
– Как бы император не считал, но если мы приезжаем кланяться франкам, чтобы он позволил тебе стать князем бодричей, то уже являемся их подданными.
От укора этой правды Цедраг с яростью взглянул на Траскона:
– Ты много себе позволяешь! Я – князь или не князь?! Как ты смеешь дерзить мне?
Он выхватил плеть и хлестнул боярина по спине. Воин не вздрогнул и не попытался уклониться, только на миг зажмурил глаза. Надетая на тело кольчуга украла этот удар, но сам этот поступок был оскорбителен.
– Ты – князь, – cпокойно ответил Траскон. – Я всю жизнь служил бодричам и вашей семье и всю жизнь говорил правду. Но я тебе не раб, а вольный человек. А вольные люди сами решают, кому им служить, и быть подданным императора франков у меня совершенно нет желания.
Злость переполнила Цедрага:
– Что, отправишься к Рюрику?
– Может быть.
– Ты жестоко поплатишься за это!
– Я никогда не боялся смерти, а тем более угроз. Прощай, князь! – Траскон повернул коня, а вслед за ним поскакали и четверо воинов.
Цедраг с ненавистью смотрел им вслед.
– Глупец! – чуть слышно прошептал он. – Земля бодричей – моя земля, и никому другому я её не отдам. Тем более Рюрику…
* * *
Шумный прибой бил о берег. Высокие волны налетали на большие камни, выступающие из воды, перекатывались через них с большим количеством брызг, набегали на узкую полосу песка вперемешку с галькой, и, откатываясь, оставляли хлопья белой пены. Взобравшийся на большой валун Корлин, прищурившись, смотрел на небольшую ладью, на которой три рыбака упорно сражались с кипящими бурунами, без устали работая вёслами. Судно, перекатываясь с волны на волну, медленно, но неумолимо приближалось, пока у самого берега не уткнулось днищем в дно. Из него в море спрыгнули мореходы и начали вытаскивать корабль на отмель. Он раскачивался, грозя подмять под себя замешкавшихся, но людей это не останавливало. Набегавшие волны захлёстывали их брызгами и поднимали судно над дном, помогая продвигать его к берегу.
Корлин, не раздумывая, бросился в воду:
– Войдан, давай подсоблю!
Он вцепился мёртвой хваткой за борт ладьи и, напрягая жилы, чуть приподнял её нос. Её протащило ещё на несколько шагов, и она, наконец, заскрипев днищем по гальке, остановилась, перестав поддаваться усилиям людей. Войдан, прерывисто дыша и глотая воздух после каждого слова, произнёс:
– Всё… Теперь… Она… Никуда… Не денется… – переведя дух, продолжил: – А ты, значит, выжил после битвы с данами? Давненько я тебя не видывал. Ну, дай хоть обниму на радостях!..
Друзья обнялись, и Войдан продолжил расспросы:
– Где же ты пропадал? Как жил?.. Рассказывай!
– У данов в рабах все эти годы провёл, – хмуро ответил Корлин. – Вот вернулся, а вместо дома – пепелище, да и жену с детками не нашёл…
– Так не пожалели их франки – побили, когда князя Славомира усмирять приходили.
– Та-ак! – Корлин сжал в кулаке свою бороду.
– Много народу тогда они погубили, – продолжил Войдан, – не щадили никого, лютовали сильно. А как на помощь морачане, варны, глиняне и смольняне подоспели, так вороги и присмирели, но Славомира с собой забрали. Вот и Попельвар тогда погиб. Осталась после него эта посудина, на ней мы с сыновьями и промышляем…
Корлин окинул взглядом молодцов:
– Сыновья?! Не узнал – подросли. А ты сдал, Войдан! Ладью на берег вытащил и задыхаться начал. Раньше так не уставал.
– И не говори! – махнул рукой Войдан. – Сам уж чувствую. Видно боги скоро заберут меня к предкам. Жалко, что детям нечего оставить – всё франки разорили. Вот Тыре эту посудину старую отдам, а Еловиту – только меч в руки, и пусть он с ним удачу ищет. А ты-то что делать собираешься? Может – с нами рыбачить будешь? Как раньше…
Корлин помотал головой:
– Хватит, нарыбачился!.. Дожили: мало мы с лютичами воевали, так ещё нас даны начали притеснять, да и франки тоже… А Цедраг ещё к ним на поклон поехал.
– Цедраг объявился? – удивился Войдан, а его сыновья – Тыра и Еловит, выгружая из ладьи корзины с рыбой, с интересом слушали Корлина.
– Вот я и говорю: не тот у нас князь, не тот! С таким любой нас унижать может.
– Да где ж другого-то взять? – вздохнул Войдан. – Силушка-то у нас немалая, но сами-то, – он растопырил пальцы, – вон чего! А с хорошим князем нас не сломить!
– Есть для нашего народа такой – сын князя погибшего Годослава – Рюрик.
– Да ну?! Живой?
– Живой, – кивнул головой Корлин.
