скачать книгу бесплатно
– А что, прогуляться с ними хочешь? – вдруг повеселев, спросил Палкин и загоготал. – А то приходи вечерком! Вот, смотри, какая красотка, – и он почесал сапогом здоровенную свинью, а та блаженно захрюкала и от удовольствия даже глаза закрыла.
– Ну, как? Подойдёт? Приходи! Могу и ключи оставить…
– Сам с ними развлекайся, чучело свинячье, – завелся Вениамин, но Палкин уже «выключился» и не слушал, продолжив грузить навоз.
Возвращаясь с кухни, ребята заскочили в магазинчик, купили сигарет для начальника караула, о чем он их попросил и по коржику для себя. Шли, жевали, а Веня вдруг сказал:
– Где-то здесь, у немчуры, есть и у меня родственник.
– Ты чё, серьёзно? – спросил Иван.
– А то, серьёзней не бывает, если, конечно, не грохнули в войну, – и, помолчав, стал рассказывать.
– У меня старший брат в войну родился, в сорок третьем, когда ещё Украина находилась в оккупации, а батя воевал. Короче, немец какой-то нашу маманю поимел и родился Витёк. Вот такие дела. Так что, если фриц тот живой, значит где-то здесь или в ФРГ и обитает.
– А ты как об этом узнал?
– Батя наш, бывало, когда хорошо поддаст, начинает вспоминать и на мать наезжать, ну и терзать её. Я маленький был и помню эти их разговоры. А мать говорила отцу, что его никто не держит, может уходить и что он знал об этом, когда вернулся и как бы простил. А ещё мать говорила, что это её крест и нести ей этот самый крест до могилы, ну и всё такое.
Мать красивая у нас была по молодости, да и потом.
– Ну, а брат, знал об этом, кто он на самом деле?
– Да, знал! Его и на улице больше «Фрицем» называли.
У нас, неподалёку, в сосновом бору профилакторий был, он и сейчас работает. А во время войны немцы там после ранений лечились и отдыхали, ну и за местными бабами охотились. Так что мой брат не один такой в селе был.
А наш Витёк вырос красавцем: рослый, видный, голубоглазый – настоящий ариец. А когда меня в армию забирали, в военкомате сказали, что вроде как в ГДР могу попасть. Ну, я и ляпнул Витьку, говорю: «В Германию попаду, может, и родственника встречу». А он как врежет по роже и говорит: «Ты ещё гавкать будешь!».
Сам он в Польше служил, до Германии малость не доехал. Вот и получается, что если тот немец живой остался, то где-то здесь и обитает.
Веня внимательно посмотрел на Ивана и, усмехнувшись, добавил:
– Ты на него чем-то похож, может тоже своего родственника приехал искать?
– Я на отца похож. Да и родился, как и ты в сорок восьмом. Так что нам с тобой родственника здесь найти не светит.
А после прогулки на кухню был последний заход Ивана и на пост, а затем уже и домой, в казарму.
Бывшие в карауле служивые сдали оружие, помылись, побрились, поужинали, передохнули, прошлись с песней перед отбоем и спать. Сутки в карауле выматывают хорошо и вырубаешься сразу – голову на подушку опустил и… все.
А утром просыпаешься с таким ощущением, что прошла не ночь, а миг. Но расслабляться не приходится – всё по расписанию, хотя на этот раз изменения всё же были и распорядок после развода дополнился неожиданным сюрпризом.
Получив задание отобрать пятнадцать человек из тридцати шести, имеющихся в роте военнослужащих срочников на помощь немецкому кооперативу в уборке картошки и капусты, старшина Ярый исходил из того, что это должны бать воины политически грамотные, надежные и не сачки.
А еще все понимали, что такие приглашения случается не часто и подобное сродни увольнению, да еще и с угощением. Потому как по окончанию работ бывает ужин, а то и с музыкой и танцами или просто хороший обед в компании с немцами. Вот и получается, что эта самая помощь кооперативу для солдат весьма приятна во всех отношениях.
И когда после завтрака и батальонного развода командир роты, капитан Яковлев, объявил, что группа солдат поедет помогать камрадам убирать картошку. Народ взбодрился и все с нетерпением ждали оглашения списка, с которым перед строем уже нарисовался Ярый.
Он хитро ухмыльнулся, что бывает крайне редко, козырёк фуражки пополз вверх и Ярый зачитал список, где среди счастливчиков оказался и Змеенко Иван.
– Повезло тебе, – сказал стоящий рядом с ним Хамза. – Женщины картошка в наклонка собирать будут, а значит задницами вверх, так что перед самым твоим морда вертеть будут – кайф.
– Это точно, главное на радостях трусы не обмочить, – это уже подал голос товарищ, с другой стороны.
Острили и другие.
– Разговорчики! – гаркнул старшина и добавил. – Названные мною остаются на месте, а остальным напра…во! На занятия шагом марш!
Вот такой финт иногда преподносит служба! Так, что счастливчики, тихо радуясь, в основном про себя, остались на плацу, а остальные, так же по-тихому кляня Ярого, судьбу и невезуху, потопали на занятия.
… А ветер с Атлантики всё больше набирал силу. Вихрь, огромный, неохватный и ленивый, всё сильнее раскручивал гигантскую карусель, сгоняя к центру дальние облака.
Еще тихий и незаметный, он прошел над зелёными островами Дании и, затягиваясь, как петля на шее, стал смещаться на юг, через Гамбург, вдоль Эльбы, играя рябью на её серых водах. А в его прохладных струях ощутимо угадывался свежий запах океана, холод Севера и аромат зелёных островов Ютландии, и он, как губка, насыщаясь влагой и, темнея, все больше и больше тяжелел, опускаясь и прилегая к земле …
Поездка на картошку и развод для лохов
Перед поездкой всех отобранных еще раз придирчиво осмотрел старшина, а капитан Яковлев обратился с напутственной речью, где основным и главным посылом были: дисциплина и ударный труд на благо немецкого кооператива, что будет способствовать и дальнейшему укреплению интернациональной дружбы.
Ну, а для ребят главным было вырваться хоть на несколько часов из однообразия военной службы, поглазеть на немок, почувствовать рядом запах женщины и, хотя бы помечтать, глядя на их достоинства.
А после напутствия все загрузились в крытую брезентом машину во главе со старшим лейтенантом Смолиным и выехали за пропускной пункт части. А дальше по брусчатке, обсаженной яблонями – и в деревню, больше похожую на городок в миниатюре.
В конторе кооператива старлей уточнил, куда дальше двигаться, и минут через пятнадцать машина была на месте, где их и поджидало картофельное поле. А на нём ряды клубней, вытряхнутых из земли механической копалкой и змейками растянувшиеся метров на сто. Здесь же, рядом, в тенёчке сидело больше десятка женщин.
Воины выгрузились и с любопытством стали смотреть на немок, а те – на них, и фрау, похоже, что стали обсуждать «руссиш зольдатен» и этак игриво хихикать, шутливо примеряя молодых ребят на себя, что подобное было понятно и без переводчика.
Но у поля оставили лишь семерых солдатиков, среди которых был Иван, а остальных отправили в другое место, где убирали капусту.
Женщины стали собирать картошку в вёдра, а задачей ребят было относить наполненные ведра к прицепу, который стоял у края поля. Но перед тем как высыпать картошку в прицеп, стоявшая здесь же фрау вручала талончики, тем самым отмечая, кто и сколько собрал вёдер.
Иван относил картошку от двух женщин, получал два талона и, возвратившись, отдавал каждой из них. Этим же занимались и остальные ребята. А чтобы не стоять без дела, и выразить своё расположение к женщинам, с которыми ему выпало трудиться, Иван тоже стал собирать картошку, когда было время, тем самым помогая то одной, то другой фрау. Но больше, всё же молоденькой и приятной во всех отношениях фрау Монике.
Следует сказать, что выделил Иван её сразу же, как только женщины поднялись и вышли на поле, она была самая молодая из всех, да и одета поярче других. На ней был яркий сарафанчик повыше колен и синее трико, плотно обтягивающее нехилые бедра. А на белокурую головку с весьма приятным личиком была водружена желтая панама. И ростом она выделялась, была повыше остальных. Так что всё это, в миг оценённое Иваном и ещё что-то необъяснимое, подвигло его и на следующий шаг.
Когда начали распределяться, кто с кем будет работать, то Иван, не дожидаясь указания немки-бригадирши, сразу же направился в сторону Моники, а она, улыбаясь, шагнула ему навстречу и представилась:
– Моника, – и усмехнулась, изобразив кнессет, а затем назвала и вторую женщину постарше, стоящую рядом – Марту.
Иван широко улыбнулся и, по-военному выпрямившись, тоже представился:
– Иван.
– О, Иван! – повторила за ним Моника. А он добавил, что можно и просто Ваня. И Моника понимающе закивала, повторив: «Ваня».
А еще сказала, что немного говорит по-русски – в школе учила этот язык, и любила смотреть русские фильмы без дубляжа. Но и добавила, что говорить стесняется, хотя и понимает язык хорошо.
Иван же учил в школе английский и по-немецки практически не знал ни слова, о чем и сообщил женщинам. Ну, а то, что усвоил несколько немецких ругательств, говорить не стал.
А вскоре немки, заметив предпочтения Ивана в оказании им помощи, стали хихикать и подначивать друг друга, да, похоже, и его тоже, но Ивану это было по барабану. Моника ему нравилась, и скрывать это он и не хотел – пусть знает.
Прав оказался и Хамза насчет задниц. Они действительно были перед глазами и не только тех женщин, что работали рядом. Большинство были одеты в синие, легкие комбинезоны, но некоторые и в платья, сарафаны. Так что, наклоняясь, они демонстрировали ребятам свои телеса в трусиках, а то и трусищах. Однако подобное немок не смущало, а возможно, что и заводило, чувствуя, с какой жадностью и не скрываемым желанием парни смотрят на них.
Ну, а Моника была в сарафанчике с голыми плечами и в трико, которое при наклоне так рельефно всё выделяло, что и глаз не отвести. А ещё при наклонах, за оттопыривающимся сарафаном были видны её груди – округлые, белые, да и по размеру самое то… Были и прикосновения при передаче талончиков и взгляды, смешки. В общем, для поднятия тонуса картинок было предостаточно.
Подыгрывали этому и сами женщины: смеялись, игриво выгибались. Так что воздух вокруг, насыщенный эмоциями и разными ощущениями проникал в душу и ещё кое-куда, возбуждал ребят и приятно щекотал нервы, распаляя фантазии.
Следует сказать, что отношение к сексу и ко всему, что с этим связано, в Германии было на много проще, нежели в тогдашнем Советском Союзе, где, как известно «секса не было по определению». А вот у немцев он был, и они этого не скрывали, а то и демонстрировали, с чем пришлось столкнуться и Змеенко.
Так однажды Иван попал на вечер дружбы военнослужащих батальона с работниками птицефабрики. Сначала поиграли в футбол, а затем встреча за столом с пивом и всякими вкусностями, были и танцы. Но, напрыгавшись, Иван вышел на воздух, стоял у столовой, где всё и происходило. И вот подходят к нему парень и две девушки, весело переговариваются, смеются, шутят, да и по-русски довольно сносно говорят, особенно парень. Стали расспрашивать его о том, о сём, а затем парень и говорит:
– Хочешь её? – и показывает на одну из девиц. А та смотрит на Ивана и смеётся.
– Давай, бери, не бойся! Она не против! – И парень подталкивает девушку к Ивану.
Разумеется, он её хочет, но виду не показывает, лишь усмехается, а про себя думает, а вдруг это провокация, пришьют потом изнасилование? И подобное здесь случалось, и об этом постоянно говорили на политзанятиях. Сначала вроде как по согласию, а потом обращение в полицию.
Однако чаще всего такие случаи до суда не доходили, тем более, если и в самом деле было не понять, как в действительности всё произошло. Но погоревшего на этом служивого быстренько спроваживали в Россию. А там уже и решали куда направить – в дисбат или дослуживать, где-нибудь на Чукотке.
Случалось, что и вензаболеваниями награждали и, возможно, что и намерено, ну и провоцировали, как сейчас Ивана, а на подобное он тоже нарывался. Однажды был Иван в Магдебурге на собрании комсомольского актива полка, а после напросился сходить в увольнение, посмотреть город.
И вот, едет он в трамвае, а впереди стоят парень и девушка. Трамвай дернулся и парень, отступив назад, вплотную подошёл к Ивану. И вдруг Иван почувствовал, как рука парня, вроде бы непроизвольно прошлась по ширинке, а затем вся пятерня ухватилась за его причинное место. От неожиданности Иван подпрыгнул и еле сдержался, чтобы не за материться, на что, скорее всего, и был расчёт парня, «невозмутимо и безучастно» смотревшего в окно трамвая.
Так что ругнись Иван или еще как-то вырази своё возмущение, все бы точно решили, что «руссиш зольдатен швайне (свинья)». И в самом деле, ну кто еще может так вести себя в общественном транспорте, кроме русского?! Стоял, стоял и вдруг выдал – взбрыкнулся, да ещё и с матом.
Иван обошел парочку и продвинулся вперёд, поближе к выходу. А парень с девушкой тоже передвинулись, вроде бы собираясь выходить. Девушка встала сзади Ивана, спиной к нему и, разговаривая с парнем, незаметно для всех, ущипнула Ивана за ягодицу, да с таким выкрутом, что он невольно ойкнул и резко обернулся. А парочка, продолжая беседовать и смеяться, удивлённо посмотрела на него, в смысле: «Ты чего ойкаешь, да еще и пялишься?!»
Иван прошёл к двери и еле дождался остановки, не зная, чего еще ждать от этих двоих. А они помахали ему в окно и укатили, смеясь.
И, вспомнив всё это, Иван и тормознулся тогда у столовой. Однако выпитое вино и пиво несколько сгладили его сомнения и подсознательное русское «авось пронесет» взяло верх над сдержанностью и страхами.
Иван взял девушку за руку и отошёл с ней за угол, где и прижал к стенке, а она только улыбалась, усмехалась, с интересом смотрела на него и ждала продолжения?
А Иван, раззадорившись, тискал её, целовал, трогал груди, полез и в трусы, а она с готовностью помогала – раздвинув ноги.
Но Иван снова притормозил, потому что, сказать по правде уже и не знал, что с ней дальше делать? Да и обстановка вокруг, по его понятию, не способствовала продолжению – фонарь неподалёку всё хорошо освещал, и заметил Иван – это только сейчас, оглянувшись по сторонам.
Но вот немку подобное не остановило. Почувствовав его нерешительность, она, улыбаясь, провела рукой по его изнемогающему и уже не помещающемуся в штанах члену, а затем просунула руку и за ремень.
Прикосновения, а затем и шевеление были так приятны, что уже никакие тормоза не могли остановить того, что последовало. Тело Ивана наполнилось непередаваемо приятным зудом, волна блаженства прошла по нему, и горячая струя излилась в руку девушки.
Иван почувствовал неприятную мокроту в штанах, и ему стало неловко. Он засуетился, девушка вынула руку из его штанов, покрутила её у него перед носом и, смеясь, что-то сказала на немецком, а затем и вытерла ладошку о край его кителя.
Иван тоже попытался засмеяться, но лишь криво улыбнулся, замялся и вот тут, из-за угла послышались шум, крики и, бросив немку, он и рванул назад, к столовой, где наши доблестные воины под вопли и мат таскали друг друга за грудки и пинали ногами.
Короче, выпитое горячительное ударило некоторым в голову, и началось выяснение отношений между «старослужащими и молодыми». Но офицеры быстренько подогнали машины, откинули задние борта и окриками, а то и тумаками, загнали всех под брезентовые тенты. Однако и дорогой некоторые не могли угомониться, а их уже успокаивали сержанты – кулаками по ребрам.
А на следующий день немцы привезли на КПП несколько фуражек и ремней, которые были забыты в помещении и потеряны во время драки.
Разбор произошедшего был основательным, зачинщики получили взыскания и были внесены в чёрные списки неблагонадёжных, которым до конца службы было противопоказано посещение, каких бы то ни было мероприятий с участием камрадов.
Ивана же спасло то, что он в это время, как сказал при разборке полётов «был в туалете» и ничего не видел. Подтвердили это и остальные, потому что никто действительно Ивана не видел. Но, возможно, что драка спасла его и от чего-то более неприятного, если предположить, что покладистость девушки была подставой.
Ну, а если не подстава, а просто интерес или желание «попробовать русского» и облагодетельствовать его? Тогда, получается, что он опять пролетел мимо женщины, хотя, на этот раз и не совсем – он узнал её руки. И хотя это было не совсем то, о чем он мечтает, но всё же новое и очень приятное.
Вот и возникает вопрос, так, где же та единственная и неповторимая, с которой у него и случится, наконец, самое интересное, что может быть в жизни молодого человека?
Буря мглою небо кроет… и горячая любовь
Обед с немками прошел непринуждённо и весело. Все, кто работал, расселись на большом брезенте. Немцы привезли в больших кастрюлях картошку, тушеную с мясом, а к ней были поданы капуста, помидоры, огурцы. Овощи были нарезаны по отдельности, но желающие могли их и смешать, кому как нравится, а еще и сдобрить – майонезом или сметаной.
Картошку на тарелки накладывали с верхом, а кому мало – добавляли, вкусным был и теплый ещё хлеб. Раздали и по бутылке пива. А на десерт были груши, яблоки и лимонад с печеньем.
На брезенте Иван сидел чуть наискосок напротив Моники, поглядывал на неё, ловил и её взгляды на себе. Добавило эмоций и пиво, и смотреть на мадам он уже стал по-другому, больше останавливая взгляд на груди и крутых бедрах, а потом и на ногах, которые она изредка медленно раздвигала, перемещаясь с одного боку на другой. И, похоже, что делала она это нарочно, чувствуя интерес к её телу и не только Ивана.
Но вот, поджав колени к груди, и раздвинув ноги, она продемонстрировала еще и свою промежность, где врезавшееся трико так рельефно обозначило детали, что и домысливать было не надо.
В общем, подкрепились служивые и не только пищей физической, но и эмоционально-возбуждающей, подглядывая за немками. При этом все говорили, смеялись и шутили, по делу и невпопад, но зато от души и без хитростей, да и насколько позволяло делать это владение немецким и русским языками.
Затем перекурили, отдохнули с пол часика, а кто хотел, ещё и прогулялся по рощице, ну и вернулись к работе.
Но вот после обеда погода начала меняться. Солнце стало горячим и мглистым, а затем и паркая духота прилегла к земле. А минут через двадцать северо-запад потемнел и туча от края и до края, наползая, медленно и неумолимо стала закрывать небо. И всё вокруг замерло и только лёгкий ветерок прохладными дуновениями нарушал это тревожное ожидание.
Всё чаще поглядывали на небо и работавшие на картофельном поле немки, да и солдаты, помогавшие им, тоже поднимали глаза вверх. А дождя им не хотелось, придётся всё здесь сворачивать и возвращаться в часть. Разок вырвались на волю помогать камрадам с уборкой – и то не повезло.
Заходящий дождь несколько увеличил и темп уборки, хотя подобное было не в правилах немцев – размеренность, вот главное кредо их рабочего темпа. И если посмотреть со стороны, как они трудятся, то это больше похоже на замедленное кино. Хотя, надо отдать им должное, сделанное раз – они не переделывают, всё выполняется аккуратно и качественно.
Но сегодня похоже, что руководство кооператива решило отступиться от правил и всю выкопанную картошку постараться убрать до дождя, вот и поднажали чуток.
Пошустрее стали нагибаться и женщины, с которыми работал Иван, соответственно и ему пришлось прибавить темп. Ну, а на небесах темно-синие тучи местами уже и почернели и первые молнии змейками скользнули по ним, а вслед за небесными миганиями отдаленно и загрохотало.
И вот уже окрепший ветерок прошел по верхушкам деревьев, прохладой дохнуло из рощицы, а затем и раскатисто прогрохотало в вышине, и первые капли дождя упали на землю.
Женщины прекратили собирать картошку, хотя её осталось с чуток, Иван подхватил два ведра и бегом отнес к прицепу. А когда вернулся, то на месте оставалась одна только Моника и, похоже, что поджидала его.
Он отдал ей талончики, что получил у прицепа, на миг их взгляды встретились, и он увидел в глазах Моники вопрос, а ещё и желание побыть вместе, что тоже чувствовалось в её взгляде. Да и не ушла она, как её напарница, а осталась и поджидала его.
А дождь зачастил, набирая силу, и народ стал разбегаться кто куда, но больше всего спешили к прицепу, где «руссиш зольдатен», натащив на кузов брезент, соорудили подобие палатки.
Иван же посмотрел на копну клевера, которая из возможных укрытий была ближе всего к ним. А стояла она у края зелёного поля, что было сразу за картофельным. Из середины копны торчала жердина и, похоже, что стог еще ждал своего завершения, подраставшим на поле клевером.
– Там можно спрятаться, – сказал Иван, указав на копну.
Немка вопросительно посмотрела на него, а затем по сторонам, увидела, что почти все лезут под брезент, еще раз с интересом глянула на Ивана и, усмехнувшись, побежала в сторону копны, а Иван за ней.
А у стога он обогнал фрау, нырнул под низ сложенного сена и начал энергично выдергивать, приминать и раздвигать ещё не слежавшийся, пахучий клевер. Тихонько повизгивая и смеясь, вслед за ним, в образовавшийся проход полезла и Моника.
Иван еще немного пошуровал вокруг себя, раздвигая и расталкивая сено и в образовавшейся пустоте, которая его стараниями углубилась аж до жердины, они с Моникой и устроились, прижались друг к другу и … затихли.
