Трудный выбор. Сборник рассказов

Олег смерил Аркашу взглядом. Как же он хотел быть вот таким красивым, породистым, с волнистыми волосами, с такими правильными умными словами! Нет, не выберет его Майя! Не выберет! Он тоже был ничего себе, но не примечательный, худой, белобрысый, даже лицо на солнце выгорало. Серая, унылая масса. Ноздри Олега раздулись, и он без предупреждения кинулся на Аркашу, сбил того с ног.

– Не хочешь по-хорошему?! Сейчас так поймешь! – он нанес два или три удара, потом Аркаша вывернулся и всадил тому крепкий удар под дых.

Олег задохнулся, сложился, застонал. Аркаша отступил, терпеливо ждал, когда Олег успокоится.

– А друг у тебя трус! – выпалил Олег, когда боль немного отошла.

– Нет, все по-честному, один на один. Возраст у нас с тобой одинаковый, Севка и не вмешивается.

– Скажи спасибо, что не вмешиваюсь, а то бы сам врезал так, что ты бы рассыпался, – Севка стоял, расправив плечи, его грудь вздымалась, кулаки сжимались.

Олег осатанело бросился на Аркашу, снова повалил на землю. Но тот скоро выкрутился, перевес оказался на его стороне. Он боролся со всем безумством, на которое даже совсем недавно не был способен. Он боролся за любовь, за честь Майи. Олег не отступал, даже лежа на земле, он умудрялся наносить ответные удары, ударяя по лицу ненавистного противника.

– Аркашка, успокойся, хватит! – наконец услышал Аркашка над собой голос Севки. Он, шатаясь, поднялся. Следом поднялся Олег. У него был разбит нос, под глазами набухали синяки. Вид у обоих был неважный, грязная одежда висела на них. У Аркадия увечья были не такие внушительные.

– Надеюсь, до дома дойдешь, помощь не требуется?

– Ты у меня еще пожалеешь! – громко вслед им заорал Олег.

– К Майе попробуй сунуться! Я за себя не ручаюсь! – пообещал Аркаша.

Олег отвернулся, но даже по его спине было видно, что так просто он не отстанет.

На следующий день Майя с интересом посмотрела на Аркашу.

– У тебя синяк? – сочувственно спросила она. – Кто тебя так?

– Не важно, Майя, – он перехватил ее руку, что дотронулась до синяка. – У нас мальчишек свои дела.

Майя сосредоточенно посмотрела на него и больше ничего не спросила.

Синяк сошел через неделю, Олег больше не появлялся на горизонте, не делал попыток приблизиться к Майе, но порой Аркаша прислушивался и чувствовал присутствие Олега. Он замирал и осматривался по сторонам. Иногда шелестели рядом листья или пробегала чья-то тень. Паренек вглядывался, затихал, и снова мысленно всплывал Олег, во взгляде которого виделась сильная, всепоглощающая любовь, что была так понятна и знакома Аркадию. И он напрягался, замолкал, раздражался. И сочувствовал Олегу.

Олег появился неожиданно. И не один, а в сопровождении еще двоих мальчишек немного старше их. Аркаша с Севкой как раз отошли от гаража, где помогали отцу Всеволода. Начало темнеть.

– А, старые знакомые, – ухмыльнулся Олег. – Это они тогда на меня накинулись. – Он зловеще улыбнулся и вцепился в майку Аркаши. Двое других окружили их.

– Значит, проблем хотите? – спросил один из парней, что был постарше и посильнее всех. – Сейчас получите.

Они не раздумывая накинулись на Аркашу с Севкой.

– Ребята, так нечестно, трое на двоих, – попытался воззвать к разуму Севка, но его крик потонул в общей неразберихе. В одну минуту смешалось все: крики, матерки, глухие удары по телу, стоны и проклятия. Двое старших парней напирали. Они были больше похожи на бандитов. Хорошая подрастала смена. Олег не отступал от Аркаши. Но тот давал отпор. Они сцепились, упали и начали кататься по земле. Кто-то начал пинать Аркашу со спины, его взгляд выхватывал то одного парня, то другого. Видел, как бьют Севку. Тот схватил палку, размахнулся, ударил сначала одного, потом другого. Двое парней рассвирепели, кинулись на Всеволода. Аркаша хотел было подняться, прийти на помощь другу, но его не отпускал Олег. Тогда он поднатужился, в нем проснулся яростный беспощадный зверь. Аркадий начал молотить со всей силы Олега. Олег уворачивался от ударов, он снова проигрывал этому красавчику, что увел Майку. Аркаша поднялся от Олега и бросился на помощь другу. В эту самую минуту Олег вытащил из кармана нож, раскрыл, сделал шаг, его глаза налились кровью, и всадил Аркашке со спины.

Все потемнело в глазах мальчика, он расцепил руки, рухнул сначала на колени, а затем распластался на земле. Все замерли.

– Все, пацаны, валим, – скомандовал кто-то из них, и все трое быстро побежали врассыпную.

Севку качало, он беспомощно огляделся. Оказывается, драка происходила во дворе между двух домов. Паренек склонился над другом. Он понял все сразу.

– Вызовите «скорую»! Пожалуйста, кто-нибудь вызовите «скорую»! – что было сил закричал Севка. Он никак не мог понять, почему их никто не разнял? Не заступился, не вызвал милицию. Ведь слышали же! – Вызовите «скорую»! Что же вы сидите по своим норам, как трусы?! Вы же люди, не волки! Пожалуйста, вызовите «скорую»! Я вас очень прошу! Человек умирает!

В многоэтажках зажглись окна.

– Пожалуйста, вызовите «скорую»! Вы же люди! – уже не так громко проговорил Севка. Он сел на траву рядом с Аркашкой и заплакал. Он не плакал давно, наверное, лет с шести. Ведь настоящие мужики не плачут. Не плакал, когда было больно, когда проткнул руку на рыбалке, а тут тяжелый ком застрял в горле. Он скулил, закусывая рукав рубахи, стараясь сдержаться, не рыдать так сильно.

В тот день Аркадию повезло. В больницу доставили быстро. Хирург оказался самым лучшим в городе, он и взялся за операцию. Зашивал, латал, вытащил с того света. А тем временем опера расследовали дело по горячим следам. К утру они задержали всех троих. Севка не мог сказать точно, кто ранил друга. Троица молчала, покрывая друг друга. Но к вечеру следующего дня они начали давать показания, сломались под прессом дознавателей. Впереди у Олега замаячила невеселая жизнь.

Ранним утром пятых суток в палату к Аркадию пришел отец Олега. Он с первого взгляда непонятным образом внушал доверие. Как-то сразу стало понятно, что Анатолий Анатольевич честный, прямолинейный человек с умными серыми глазами. Он выглядел очень подавленным. Отдаленно Олег напоминал отца, но в нем не было чего-то значительного, что было в Анатолии Анатольевиче. Ранний посетитель принес большую передачу, интересовался здоровьем, состоянием Аркадия, просил прощение за сына. Мать Аркаши, что сидела с ним после операции, сухо отвечала, бросая на отца Олега разгневанные взгляды.

– Не пишите на Олега заявление! – умоляюще, унижаясь, попросил он. Его голос охрип. – Я сам презираю сына за его преступление и считаю, что каждый должен отвечать за свои поступки. Но, – он с трудом подбирал слова, – Олег – мой сын, и от этого зависит его судьба.

Повисла тяжелая пауза. Настал момент, от секунд которого зависело многое. Молчали долго, нервы сдавали.

– Нет, – решительно ответила мама Аркаши. – Я одна сына воспитываю, воспитала его, а вы вдвоем с женой не смогли сделать из единственного ребенка человека.

– Да, вы правы, – Анатолий Анатольевич поднялся со стула. – Выздоравливай, Аркаша. И еще раз извините за беспокойство.

– Подождите, мы заберем свое заявление, – вдруг сказал Аркадий.

– Аркаша! – ахнула мама.

– Мам, у него же вся жизнь впереди, с кем по молодости не бывает, – из-под нахмуренных бровей Аркадия светились его живые, добрые глаза. Они с матерью смотрели друг другу в лицо, без слов понимая, с одного взгляда. Шла борьба. Великодушие сына и страх матери.

– А завтра он снова на моего сына с ножом?! – мама сдалась.

– Нет, я обещаю, что Олег больше никогда не подойдет к Аркадию. Мы уедем из этого города навсегда. Я обещаю.

– Мы заберем, – повторил Аркаша.

– Спасибо, – Анатолий Анатольевич кивнул и вышел с опущенными плечами.

Ранним июльским утром Олег с родителями вышли из дома, держа в руках чемоданы. Они уезжали с насиженного места навсегда, оставляя тут свои мечты, свою прошлую жизнь, любимую работу, свои надежды, родных и друзей. Самих себя. Самые яркие воспоминания жизни. Впереди была неизвестность, чужой город. Утро было прохладным, роса еще не испарилась, ноги в шлепанцах намокали, город медленно просыпался. Впереди шли родители, а за ними Олег, проходя мимо дома Майи, он оглянулся. В ее окнах света не было, значит, все спят.

Майя пришла к Аркадию всего один раз. Потом, наверное, не пустили родители. В больнице она сидела тихо и изучала лицо своей первой любви.

Спустя несколько лет Майка вышла замуж совсем за другого человека, Олега давно уже нет. Его убили в пьяной драке. Год назад Аркадий ездил к нему на могилу, постоял, положил цветы. Одинокий кладбищенский ветер шелестел в безмолвном букете, играл с волнистыми волосами возмужавшего Аркаши. Тогда же появился вопрос, что было, если бы Олег тогда не уехал?..

Допинг

Его приятный голос, в котором удивительным образом сочетались раскатистый смех и повелительные интонации, разносясь в коридоре офиса еще на подходе к дверям кабинета, был слышен и узнаваем подчиненными безошибочно.

– Что это с ним в последнее время? – заинтересованно спросил другой начальник отдела, который дожидался Вадима Олеговича у того в кабинете несколько минут. – Как будто подменили. Смеется, громыхает. Совсем другим стал.

Подчиненные, с которыми он проработал не один год, имели право на небольшую наглость, чтобы знать кое-что из жизни руководителя и немного посплетничать за его спиной, но и они терялись в догадках. Сотрудники даже не успели прыснуть в кулак, как кабинетная дверь распахнулась, и в отдел вошел Вадим Олегович. А вместе с ним по кабинету распространилась волна искрометного веселья, юмора и сумасшедшей силы обаяния. Под началом Вадима Олеговича стало легче работать, но вместе с тем он стал требовательнее.

– Георгий Павлович, здравствуй, – дружелюбно улыбаясь с порога, протянул руку Вадим Олегович. – Не знал, что дожидаешься. Ко мне? – Он показал на смежную дверь, ведущую в его личные владения.

– Генеральный вызывает через час. Слышал?

– Доложили.

– У меня небольшие вопросы. По вчерашнему делу.

Они скрылись за дверью. Пока обсуждали проблемы, Георгий Павлович невольно заряжался отличным настроением сослуживца. А уходя, не выдержал и спросил:

– Что с тобой в последнее время? Искры во все стороны летят.

– Скажешь тоже, – Вадим Олегович вышел из-за стола и прошелся по кабинету.

– Надеюсь, с женой все нормально?

– Нормально, все как обычно.

Так и не получив вразумительного ответа, плотный невысокий Георгий Павлович удалился из отдела коллеги. А Вадим Олегович остановился перед зеркалом и придирчиво себя осмотрел. Что сказать, он и сам себе в последнее время нравился. Чуть выше среднего роста, с темными прямыми волосами, в которых появилась, словно закралась, еще неуверенно, но настойчиво, ранняя седина. Она пока не портила, скорее, вызывала недоумение, не читалась с его обликом привлекательного мужчины. И глаза у него были чисто карие, с хорошей доброй улыбкой. Фигура по-мужски крепкая, надежная, стройная, если только живот чуть-чуть выпирает. Вадим Олегович внимательно осмотрел костюм, рубашку, поправил галстук. И немного позволил себе покрутиться с разных сторон перед зеркалом, пройтись. Все его устраивало в себе, абсолютно все. А ведь еще совсем недавно он скептически смотрел на свое отражение в зеркале и старался поскорее от него отойти. И только сейчас поймал разницу в себе прежнем и настоящим. Раньше у него был потухший и скучный взгляд, и все как-то приелось, сделалось обычным, если бы не одно обстоятельство…

Быстро взглянув на часы, Вадим заторопился на совещание. В просторном, хорошо проветриваемом конференц-зале собрались все начальники отделов. В назначенный час началось совещание, на котором решалась трудная производственная проблема. Вадим Олегович яростно спорил с коллегами, будто за свое родное детище, испытывая при этом кайф, что оппоненты безотчетно бесновались от куража Вадима, в то же время попадая под очарование его искрящихся глаз, уверенной улыбки и непередаваемого удовольствия, получаемого им от жизни.

«До сорока года два осталась, а ведет себя как мальчишка, – все как один раздраженно думали они и искренне завидовали Вадиму. – Откуда у него в последнее время берутся силы?»

– Что ты, Вадим Олегович, предлагаешь? – в лоб спросил генеральный.

Поднявшись из-за стола, Вадим начал излагать решение проблемы. Дерзко, уверенно. Словно набрав воздуху в грудь перед прыжком в воду, он кинулся с головой, а потом потащил всех за собой помимо их воли, покоряя своим чертовским обаянием. Предложение, выдвинутое Вадимом, о преодолении сложной задачи показалось настолько неожиданным, что зал затих.

– Смело, Вадим Олегович, смело, – генеральный нерешительно потер широкий лоб, рассматривая подчиненного. От Вадима исходил хороший задор, ему хотелось верить. – А впрочем, в прошлый раз у тебя получилось, и сейчас доверю тебе.

Совещание закончилось. За постоянными рабочими делами Вадим не заметил, как проскользнул день, будто вылетел в окно. Как длительное томительное ожидание. И только под вечер, оставшись один на один с собой в кабинете, он долго смотрел в окно, потом подошел и открыл ящик стола, где под бумагами лежал сиротливый бледно-розовый листочек, на котором правильным красивым почерком были написаны несколько цифр, а под ними, подытоживая написанное, стояло: «Евгения». Эти несколько цифр – номер телефона. Ее телефона. Он так долго смотрел на них каждый день, что знал их наизусть.

Она появилась в его жизни неожиданно, когда уже ничего не ждешь и мир становится настолько привычным, что начинает надоедать. Сначала он ее не разглядел. Сидя за бесконечными бумагами, бегая по незначительным поручениям, новая сотрудница тем не менее вносила в устоявшийся порядок вещей свой легкий оживляющий ветерок. В ней играли молодость и задор. Вадим Олегович иногда останавливал на Евгении свой взгляд, но делал это так, чтобы она не видела. Его поразила глубина ее умных глаз на деловитом личике, спокойная, мягкая улыбка. И Женя стала ему глубоко симпатична. А потом, чуть улыбаясь, она сообщила, что уходит на новую работу, где ей предложили хорошую должность. Вадим Олегович прекрасно знал, что это повышение как раз по ее способностям.

– Поздравляю, – искренне произнес Вадим Олегович. – Но жалко, Евгения, что вы уходите! – стараясь говорить об этом легко, честно признался он.

– Хотите, я оставлю вам свой номер телефона? – не ожидая от него ответа, Евгения ловко вырвала листок, написала на нем несколько цифр и добавила: – Я буду ждать!

В том Женином прощальном взгляде он увидел то, чего никогда не замечал. В нем читались восхищение им, Вадимом, и плохо скрываемый интерес. И этот взгляд заставил почувствовать себя привлекательным мужчиной. Вадим ощутил тягу к жизни, его глаза засияли, и проснулась вторая молодость. С этого дня он почувствовал, как адреналин гонит кровь.

Женя растворилась. Но иногда Вадим слышал о ней, потому что его организация тесно сотрудничала с той, где работала она. А значит, и она получала известия о нем. Вадим быстрым движением, приподняв ворох бумаг, сунул сиротливый бледно-розовый листочек в ящик стола, решив, что сегодня снова не будет ей звонить. Может быть, завтра?

Он шел, уверенно ступая по блестевшему коридору своего офиса. Самый последний, потому что уже все сотрудники разошлись по домам. А за ним неуловимо распространялась волна удивительной силы заразительного наслаждения жизнью. Он кивнул охраннику и вышел на улицу, где, приятно пригревая, властвовал дурманящий май. Самое благодатное время для головокружительных романов! И ему нестерпимо захотелось вернуться в свой кабинет, найти в ящике стола листочек с ее номером телефона и позвонить. Но сдержался. Вадим долго стоял возле своей серебристой машины и дышал прогретым солнцем воздухом. Он знал, что завтра с утра будет точно так же, как сегодня, ждать вечера, думая после работы позвонить Евгении, и в предвкушении этого разговора будет покорять и удивлять всех своим чертовским обаянием, яростно спорить на производственных совещаниях в тайной надежде, что Женя узнает об этом. И знал, что снова ей не позвонит. Завтра, во всяком случае, точно.

Тридцать три – не возраст

– Проиграла, все проиграла, – усмехаясь, подумала Яна. Она вышла из душного помещения казино на улицу, где метался холодный, колючий ветер. Над ее головой горели яркие неоновые огни, вокруг мигала реклама. А в голове звучала музыка, заглушая голоса игроков, делающих ставки.

Яна нашарила в кармане несколько мелких купюр, все, что у нее осталось, и, громко хохоча, пошла по тротуару. Прохожие оборачивались, а она шла и смеялась. Ее пальто было не застегнуто, шарф развевался, рыжие волосы выбились из прически и некоторые пряди жили отдельной жизнью. Но даже несмотря на это, Яна вызывала неподдельное восхищение, ее грация никого не оставляла равнодушным. Ее могли ненавидеть, насмехаться над ней, злорадствовать, что делали проходящие женщины, а мужчин она притягивала.

– Я могу вам помочь? – из проезжающей машины выглянул интересный мужчина. Ему было чуть больше тридцати.

– Нет, – Яна вскинула голову. – Мне никто не может помочь. И я не хочу!

– Я не встречал таких, как вы, – он удивленно смотрел на нее.

– А откуда вы знаете, какая я? – с издевкой спросила Яна.

– Чувствую.

Она обогнула машину и пошла дальше. Вечерний город – это другой город. Он завораживал, переливался разноцветными огнями. Машины мелькали перед глазами, перемигиваясь зажженными фарами.

Яна шла наперекор сильному хлесткому ветру, что пытался сорвать с нее шарф. Ей было жарко, в груди давило, не хватало воздуха. Была поздняя осень, настолько поздняя, что пора бы начаться зиме. И в эти минуты особенно чувствовалось её холодное дыхание. Тучи на небе сгустились, а ветер все нападал и нападал на прохожих, поднимал темно-коричневые опавшие листья. Люди кутались в воротники и закрывались от пронизывающего ветра и листьев, что летели в глаза. Лишь одной Яне было безразлично. Она проиграла. И не только деньги, проиграла жизнь. Позавчера Яна встретила давно забытую любовь. Они столкнулись случайно в супермаркете. Она катила впереди себя тележку с недельным запасом продуктов и вдруг почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Огляделась и увидела его. Сережу. Сережку. Теперь уже Сергея. Он держал на руках маленькую девочку. Сергей улыбнулся. Яна инстинктивно посмотрела в витрину и с удовлетворением отметила, что неотразима в своей модной куртке с мехом и чудесных итальянских сапогах на высоком каблуке. Сергей изменился в лучшую сторону. Похорошел, возмужал.

– Привет, Яна! – он обрадовался ей, как старому знакомому. Не как любимой женщине, а как человеку, с которым давно не виделись.

– Кто это? – спросила она, указывая на девочку.

– Дочка, – с гордостью сообщил он.

В эту минуту подбежал еще маленький мальчик, чуть постарше сестры. Он был уменьшенной копией Сергея. Значит, сын. И тут же появилась жена.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она.

– Это моя жена, – сказал Сергей.

– Я поняла, – кивнула Яна. – Рада за тебя. Поздравляю.

Судя по тому, как светились его глаза, он был счастлив. Яна оглядела жену Сергея. Моложе его лет на пять и все время поглядывает на мужа. Как большинство молодых женщин, которым только-только исполнилось двадцать пять, она была хорошенькой.

– Чем занимаешься? – спросила Яна.

– Менеджер, – Сергей назвал фирму.

Это она его направляла, советовала. Яна скептически хмыкнула и гордо назвала свою организацию, которой владела.

– Я всегда знал, что ты сможешь, – улыбнулся Сережа. – Я тоже за тебя рад. Желаю удачи.

Никто не упал в обморок, не стал пожимать руки, восторгаться. Уходя, Сергей ни разу не оглянулся на Яну, он со всей своей семьей сел в машину.

– Наверное, купили в кредит, – почему-то подумалось Яне.

Она наблюдала за ними через стеклянные двери супермаркета. Мимо нее прошла чужая жизнь. С высоко поднятой головой. А ведь когда-то он любил ее больше жизни. Сережка был хороший, но не перспективный. Они знали друг друга почти с детства, как-то само собой получилось, что начали встречаться. Он радовался всему, что было в жизни, а ей всегда казалось мало. Она ставила цель и добивалась, потом брала новый горизонт, одерживала следующую победу, выше той, что была прежде. Это Яна настояла, чтобы он получил высшее образование. Надо же, выучился! Они расстались тихим весенним днем, когда начали появляться маленькие одуванчики, запахло свободой, и жизнь казалась такой прекрасной. Яна поняла, что нужно идти, двигаться дальше. Сережа не вписывался в радужную картину ее будущей счастливой жизни. Она прямо сказала ему об этом. Даже весело. Яна ведь была красавицей и умницей, что могло случиться? Сама пробьется. В тот день он уходил от нее, медленно переставляя ноги. Как будто закончилась его жизнь. Иногда Яна вспоминала о нем с легкой грустинкой. Накатывала волна воспоминаний, а потом отступала.

Два дня после встречи с ним Яна ходила злая. С подчиненными говорила отрывисто, резко, нервно. В последнее время она пристрастилась к казино, проматывала немаленькие суммы, вот и сегодня пошла в игральное заведение. И проиграла сумму, равную годовой зарплате Сергея. Знала же ведь, что проиграет, и все равно делала ставки. Установила свой новый личный рекорд. Таких денег она еще не проигрывала.

Яна села в свою машину, накрасила губы, привела в порядок прическу, продолжая криво улыбаться. Не выиграла она и тогда, когда из жалости взяла дочку двоюродной сестры. В маленькой квартире жили семеро по лавкам. Девочка была на удивление красивой, как ангелочек. Еще бы крылышки. Родителей долго не пришлось просить, они снарядили свою Дашу в пятнадцать минут. Яна накупила ей одежды, игрушек, детскую косметику. Живи, радуйся. Но через три дня ангелочек попросился домой.

– Скучно, – сказала Даша, – к маме с папой хочу. – Она предпочла свою тесную, шумную квартирку просторной и шикарной квартире Яны.

Яна посадила ее в машину, довезла до подъезда и передала с рук на руки родителям, выгрузила вещи девочки, хлопнула дверью и уехала. Навсегда.

Домой Яна возвратилась поздним вечером. Ей было по-прежнему душно, она подошла и открыла все окна настежь. И тут ее прорвало, Яна сползла по стене на пол и, громко всхлипывая, заревела. Через час она захотела спать, приняла душ и легла в кровать. Но сон не приходил. У нее сильно разболелась голова, боль давила изнутри. Она скулила, накрывшись одеялом. А в доме, разбивая вазы, разнося по квартире бумаги, хозяйничал ледяной ветер. И некому было закрыть окна. Одиночество обступило Яну со всех сторон. Она не помнила, как уснула, а когда проснулась, то почувствовала, что заболела. Поднялась температура, дико сковало горло, и вообще ей было плохо. Она поднялась и закрыла все окна. В квартире был беспорядок. За ночь природа успокоилась, выпал ослепительно чистый первый снег, который прикрыл грязь на улице, преобразил вид из окна. Яна сварила себе кофе, надела теплый свитер, варежки, обмоталась шарфом и натянула шапку, потому что в квартире все еще было холодно. Она пила маленькими глотками кофе и, улыбаясь, смотрела на опрятную улицу. Потом взяла телефон и набрала номер. Сейчас Яна вспомнила одного хорошего знакомого, который уже несколько раз пытался пригласить ее куда-нибудь сходить, посидеть. А ей все было некогда, да и желания особого не было.

– А я заболела, – просто сказала она, когда он ответил. – И на работу сегодня не пойду. Приезжай ко мне.

Он обрадовался, но не удивился, как будто ждал этого звонка. Только спросил, что Яна любит. Она подумала и ответила: «Все, кроме одиночества». Он рассмеялся и обещал быть у нее через час. Яна положила трубку и загадала: «Хочу замуж».

Ведь тридцать три – не возраст. Еще все будет.

Как хорошо, что мы победили,

или Посвящается 65-летию победы в Великой Отечественной войне

Каждое утро примерно с половины шестого до семи, как сегодня, Иван Акимович чувствовал этот запах. И хотя в их комнате совсем недавно внуки делали ремонт, поставили даже пластиковые окна, сменили пол, за тридцать лет проживания в квартире неоднократно сначала красили стены, белили потолки, потом заменили обоями, еще несколько раз переклеивали новыми обоями, смесь духов жены, которыми она давно уже не пользуется, старой махорки и чего-то давно забытого, родного, никак не выветривалась. Каждый раз, когда затевался новый ремонт, он боялся потерять, не почувствовать снова прекрасный, едва уловимый аромат с явными верхними и нижними нотками. Иван Акимович с опаской заходил в свежее отремонтированное помещение, прислушивался, втягивал носом. И сквозь сильную пахучесть нового дерева на полу, сквозь вонь непонятных строительных смесей, что в избытке накладывали на стены их с женой комнаты, когда выравнивали перед последней оклейкой обоев, он к своей ото всех скрываемой радости осязал родной дух. Этот запах особенно сильно чувствовался утром, именно с полшестого до семи, потом рассеивался, терялся в уголках квартиры, разносился на маленькие частицы домочадцами в суматохе, которую они устраивали своими шумными молодыми телами, и только в ту раннюю часть суток, что переходила в день, он концентрировался и возвращался.