скачать книгу бесплатно
Я пригладила волосы. Как-то я видела пуделя. Тот выглядел лучше меня. Но, может, по дороге мои волосы чуть распрямились? Тогда я буду не так паниковать в школе.
– Спасибо.
– И Сефи, тебе очень идут эти голубые тени!
Сефи просияла.
Это было прекрасное место. Тут всё выглядело таким обычным, прямо как в сериалах.
– Похоже, что сегодня будет жарко, – продолжила Бетти, кивком указав на окно, пока передавала какие-то документы.
– До летних каникул осталась всего неделя, – улыбнулась мама. – Одну недельку можно что угодно потерпеть.
Бетти кивнула.
– Так мило с вашей стороны прийти в школу пораньше, Пег. Вы же знаете, что вы тут самый лучший учитель?
Я знала.
– Вы мне льстите. – Мама черканула своё имя на протянутом документе. Она поднесла ручку к губам, застыв так, пока дольше обычного изучала следующий документ. – Мне надо отвезти девочек в школу, но я вернусь к половине восьмого, если что.
– Ваш профессионализм – просто чудо, – просияла Бетти, а потом её взгляд упал на меня и Сефи – и улыбка растаяла, чуть исказившись, как пластик на костре, – Вы, девочки, ходите в Лилидейл, да?
Мы кивнули, всё ещё сияя от гордости. У меня была красивая причёска, у Сефи – красивое лицо, а мамин профессионализм – просто чудо. Мы ждали следующего комплимента от Бетти, но она вдруг как-то смутилась.
– Что такое? – спросила мама, передавая документ. – Вы в порядке?
Бетти снова с волнением глянула на нас со Сефи, затем натянуто улыбнулась и покачала головой.
– Я в порядке. А вам, девочки, удачного дня в школе.
Бетти попыталась сглотнуть, но, похоже, у неё в горле внезапно пересохло. Мама это заметила.
– Что-то не так.
Бетти что, вздрогнула?
– Это… только слухи.
Мамины брови почти что сошлись.
– Какие слухи?
Бетти снова взглянула на меня и Сефи. Она явно не хотела ничего говорить при нас, но мама не поддалась.
– У меня нет секретов от моих девочек, – сказала мама.
Бетти резко вздохнула:
– В эти выходные в Лилидейле изнасиловали мальчика.
Она сказала это как одно слово:
вэтивыходныевлилидейлеизнасиловалимальчика
Я с трудом разобрала эти слова, и они всё равно показались мне абсолютно абсурдными. Мальчиков не насилуют. Это же только девочек насиловали. Только если это не очередные истории про похищение инопланетянами? Я в замешательстве уставилась на маму.
Однако та, казалось, медленно превращалась в камень, так что от неё не было никакого толку.
– Какого мальчика? – спросила Сефи.
Нас отвлек резкий – вшухвшухвшух – звук вертолета, пролетающего над головой. Папа всегда говорил, что вертолеты – это плохая примета. Судя по тому, как вела себя Бетти, она была с ним согласна.
Бетти откашлялась, словно не обратив внимания на вопрос Сефи. Она наклонилась к маме, понизив голос:
– Люди говорят, это сделала мужская банда из Миннеаполиса.
Мой пульс участился. Банда. В окно ворвался утренний ветерок, взъерошив сложенные на батарее бумаги. В воздухе стоял густой запах капусты, как будто кто-то тушил скунса на медленном огне. Мама всё ещё не двигалась.
Бетти снова заговорила, хоть никто на её последнюю реплику и не ответил:
– Считают, что те бандиты из Миннеаполиса следили за мальчиками, охотились на них, а потом схватили того, кого было проще поймать. – Она сделала паузу, обмахнув ладонью лицо. – Я не хочу дальше распространять слухи. Они и без меня прекрасно разлетаются. Я просто хотела, чтобы вы знали, чтобы смогли уберечь своих детей.
Я не знала, имела ли она в виду меня и Сефи или детей из маминого класса. Наверное, и то, и другое.
– Это произошло только в Лилидейле? – спросила мама. Она как будто квакнула это, как лягушка.
Бетти снова глянула на нас с Сефи краем глаза.
– Пока что.
Глава 4
Миссис Яновски, наша директриса, вышла на середину зала с улыбкой на лице и микрофоном в руке.
– Добро пожаловать на наш «Симпозиумом по самосохранению»!
Сначала её никто не слушал. Я посмотрела, как она это восприняла. Но ей было всё равно. Каждому, кто видел ее, было понятно, что ее терпения хватит на нас всех. Когда мы наконец успокоились, она сделала вид, что так и было задумано.
– Спасибо. – Её улыбка стала шире. – Нам повезло: наш симпозиум посетил особенный гость ? сержант Бауэр из Лилидейла.
По залу прокатился гул, шёпот «легавый» и «коп», как будто у кого-то из нас, малолеток из средней школы, в самом деле были причины бояться полиции. Уж не знаю, для кого это объявление могло стать сюрпризом, ведь сержант Бауэр стоял у стены, полностью облачённый в свою синюю униформу, с тех пор как мы вошли в спортзал. Его младшая дочь училась в девятом классе вместе с Персефоной. Я знала его со времен одной из вечеринок моего отца, – знала лучше, чем мне бы хотелось.
Он улыбнулся и неторопливо подошёл вперед, чтобы взять микрофон у миссис Яновски.
– Привет, ребята, – прогремел он. – Кто готов к лету?
Свист и топот сотрясли трибуны.
Сержант Бауэр поднял свободную руку. Свет ламп отражался от его серебряных наручных часов.
– Так я и думал, – хмыкнул он. Он был обладателем полных губ, красных, словно раздраженных от постоянного прикосновения щетинистых усов. – Я сам не так давно здесь учился, поэтому знаю, что вы заслужили перерыв. Но мне нужно, чтобы вы меня послушали. – Он тук-тук-тукнул по микрофону, прежде чем продолжить. – Потому что это очень важно. Этим летом мы вводим новую программу, предназначенную для того, чтобы вы все были в безопасности, и мне нужно о ней рассказать. Первым делом будет введён комендантский час.
Это вызвало новую волну гула, и я готова поспорить, что большинство детей даже не знали, что такое комендантский час. Они просто знали, что надо жаловаться, когда взрослый говорит тебе о чём-то для твоего же блага. Я тоже присоединилась к гулу, потому что какого чёрта. Учителям, занявшим первый ряд трибун, пришлось встать и повернуться, чтобы заставить нас замолчать. Вот тогда-то я наконец увидела Габриэля, сидящего внизу справа. Увидев его, я почувствовала ту же теплоту, как если бы получила письмо от тёти Джин.
Когда все снова затихли, сержант Бауэр продолжил с напряженным выражением лица:
– Комендантский час начинается ровно в девять вечера. Все вы должны быть дома до захода солнца. – Что-то изменилось в его голосе, и от этого в комнате стало намного холоднее.
У меня по спине пробежал холодок. Сначала Бетти утром говорит об изнасиловании мальчика, а теперь ещё и это. Мама сказала нам по дороге, что нам не нужно ни о чём беспокоиться, но Бетти определенно казалась напуганной. И Бауэр тоже. Внезапно он полностью завладел нашим вниманием. Он, казалось, почувствовал это, повернувшись так, что пистолет у него на поясе оказался на виду. С того места, где я сидела, пистолет казался крошечным и игрушечным, пристёгнутый к его устрашающему чёрному поясу кожаной застёжкой.
Я задумалась, стрелял ли он в кого-нибудь.
Он снова повернулся, и пистолет скрылся из виду.
– Вы услышите городскую сирену, – продолжил он, – ту самую, которую мы включаем во время торнадо. Она будет звучать одну минуту, и если вы всё ещё будете на улице, когда она стихнет, то нарушите закон.
На этот раз крик не удалось заглушить. Все ребята стояли и кричали. Я осталась сидеть на своем месте, не шелохнувшись. За четыре мили от города я не смогу услышать сирену, у меня нет причин беспокоиться о комендантском часе. Впрочем, я бы не возражала, если бы это означало, что я могу жить там, где могу ходить по магазинам и гулять с друзьями в парке.
Сержант Бауэр снова заговорил, перекрикивая шквал:
– Если вас будут сопровождать родитель или опекун, – сказал он, – то вам ничего не грозит. Убедитесь, что вы точно знаете этого взрослого.
Я рассеянно почесала шрам на шее. Что за тупая ремарка. Кто ходит по ночам со взрослыми, которых не знает? Я снова посмотрела на его часы, воображая, что вижу черные волоски на запястье, вьющиеся вокруг них. Он носил их, когда я случайно наткнулась на него на вечеринке моего папы, вместе с жетоном. Спорю, он даже меня не заметил.
Все ребята снова вышли из-под контроля, так что мистеру Коннелли, руководителю оркестра, пришлось взять инициативу в свои руки. Все любили мистера Коннелли. Он был тем самым учителем – молодым, умным и разговаривал с нами, как с людьми. Я не то что бы прям запала на него, в отличие от большинства девочек из моего класса. Мне просто нравился его запах: как у ароматической свечи с корицей и яблоком, – и нравились складки на его брюках цвета хаки. Он и сейчас был в них, когда вышел на середину спортзала к сержанту Бауэру, который, клянусь, напрягся при приближении мистера Коннелли. Наверное, сержант не хотел покидать сцену.
Он даже отпрянул, когда мистер Коннелли закрыл микрофон рукой и попытался что-то сказать сержанту на ухо. Но что бы ни сказал мистер Коннелли, это сработало, потому что вскоре он уже держал микрофон.
– Не могли бы мы все уделить офицеру всё свое внимание? – спросил мистер Коннелли.
Ему пришлось повторить это ещё четыре раза, но в конце концов все заткнули рты.
– Спасибо. – Мистер Коннелли отдал микрофон обратно сержанту, который выглядел не особо-то благодарным. Сержант кашлянул перед тем, как снова начать.
– Как я уже говорил, очень важно, чтобы вы все были дома к девяти часам, до начала комендантского часа. Я и мои товарищи офицеры будем патрулировать улицы с 20:30 на машинах в поисках нарушителей. И вам не повезёт, если мы вас поймаем.
Слова сержанта Бауэра заставили меня вспомнить «Пиф-паф ой-ой-ой», фильм, который я смотрела по телевизору у бабушки с дедушкой, когда они ещё были живы. Один из злодеев фильма, похититель детей, был гротескной кошмарной куклой, лишь отдаленно напоминающей человека. У него был длинный нос, слишком длинный, а губы были влажными и красными, что делало его похожим на сержанта Бауэра. Похититель детей протягивал гигантские леденцы и яркие ириски, чтобы заманить детей в свою клетку.
Тебе не повезёт, если я тебя поймаю.
Я стряхнула с себя мурашки.
– И еще кое-что, – сказал сержант Бауэр, подводя итог самому короткому и дерьмовому симпозиуму, который когда-либо проводила начальная и средняя школа Лилидейла. – Всегда передвигайтесь парами. Чтобы я никого из вас, ребята, не видел этим летом в одиночестве.
Это добило нас всех – всех до единого.
На этот раз дело было не в словах и даже не в его тоне.
Я думаю, именно тогда мы впервые почувствовали, что ждет нас этим летом.
Глава 5
– Кэсси!
Моё имя было почти проглочено гулом голосов в переполненном перед вторым уроком коридоре. Я не смогла увидеть, кто мне кричал.
– Кэсси! Сюда.
Наконец-то я заметила мистера Кинчелоу, моего учителя английского. Это был невысокий рыжеволосый мужчина с профилем Боба Хоупа, собаку съевший на шутках про Джейн Остин. Я проталкивалась боком в потоке детей.
– Здравствуйте, мистер Кинчелоу. Вы что, следите за нами?
– Кто-то же должен убедиться, что вы, дурашки, сможете найти дорогу в нужные кабинеты, – сказал он, подмигивая. – Хочу сказать, что ты отлично справилась с тем сочинением.
Я мгновенно почувствовала – даже не гордость, скорее, смущение, а на самом деле всё смешалось и походило на американские горки, особенно учитывая оставшееся волнение после предупреждения Бетти и симпозиума.
– Вы уже прочитали моё сочинение?
Я писала сочинение по символизму, базируясь на «Дорогой Эсме – с любовью и всякой мерзостью»[4 - Рассказ Дж. Сэлинджера.]. Сочинение было на пять напечатанных страниц плюс страница с цитатами. Весь прошлый месяц я провела в библиотеке, просматривая нужные источники, и нервно сдала работу в прошлую пятницу.
– Дважды, – сказал он, улыбаясь.
Я опустила голову и посмотрела в пол.
– Спасибо.
– Ты писательница, Кэсси. Не отрицай.
Ну всё. От этого я улыбнулась так широко, что щеки заболели. Прозвенел звонок, грохотом сообщая, что мы уже должны быть на следующих занятиях, поэтому мистер Кинчелоу помахал мне. Поток учеников подхватил и понес меня в сторону оркестровой комнаты, а я сияла от тепла его похвалы. Он уже не в первый раз говорил мне, что я должна стать писательницей, но всем учителям иногда приходится говорить всякую милую чушь своим ученикам, чтобы они не чувствовали, что зря потратили свою жизнь на образование. Я так надеялась, что это совсем другой случай, но правды никогда не узнать.
Был только один способ проверить это. Я подожду, пока мои статьи Нелли Блай «Хочешь – верь, хочешь – нет» не будут опубликованы, и тогда я получу свою первую награду. Я приглашу мистера Кинчелоу в город, где будет проходить церемония, возможно, в Нью-Йорк, но не скажу ему, зачем. Мы вместе поедем в зал награждений и даже сядем рядом. Я надену очки, и у меня будет самое серьёзное выражение на лице, и я надену красное платье без бретелек для официальных событий. Мы будем говорить о старых добрых временах, а потом назовут моё имя. Я притворюсь удивленной, извинюсь, потом выйду на сцену, улыбаясь и махая рукой. Я подойду к микрофону и скажу:
Я здесь сегодня только потому, что мой учитель английского верил в меня…
И если он тогда заплачет, то я узнаю, что он всегда говорил мне правду.
Я вошла в музыкальный класс, оглядев море ребят. Большинство из них всё ещё разговаривали со своими друзьями, медленно двигаясь к своим местам. По привычке я искала Линн и Хайди – до прошлой осени мы были лучшими подружками. Наши родители тусовались вместе и всё такое. Но потом мы перестали дружить, и с тех пор я проводила время то с одними ребятами, то с другими.
Вы можете подумать, что наш класс – всего-то навсего восемьдесят семь детей – очень дружный. Вы ошибётесь. Дети из маленьких городков – это камешки в реке, которые разбрасывает течение, образуя кучки, которые меняются, когда течение набирает силу, и тогда мы оказываемся в совершенно новой компании. Может быть, то же самое происходит и в больших городах, я не знаю.
Я не увидела ни Линн, ни Хайди.
Габриэля тоже.
Мне в уши ударила какофония звуков, издаваемых проверяемыми инструментами. Мистера Коннели не было видно на его привычном месте в начале класса. Моё настроение резко поднялось. Может, он ещё не успел прийти.
Я поспешила схватить свой кларнет.
