Катали мы ваше солнце

скачать книгу бесплатно

В Кудыкином брюхе что-то оборвалось болезненно. Неужто не шутит? Губы-то, стало быть, и впрямь не зря чесались… Вгляделся с тоской в чумазую веселую рожицу шальной девки, прикидывая, на что она станет похожа, ежели смыть всю эту сажу. Потрогал языком обломок выбитого кочергой зуба… Неужто все сызнова?.. Вздохнул, решаясь.

– Ярило свидетель, – побожился он хмуро. – Развяжешь – возьму в жены…

Погорелица хихикнула, и Кудыка тут же вспомнил, что беженцы из Черной Сумеречи величают Ярилом вовсе не солнышко наше добросиянное, но все связанное с плодородием, включая мужской уд [49 - Уд (берендейск.) – часть тела]. Неладно, неладно побожился… Однако новой клятвы погорелица, как ни странно, не потребовала.

– Смотри, берендей, – лишь предупредила она с угрозой. – Обманешь – след гвоздем приколочу, в щепку высохнешь!..

– Ворожея, что ли? – уныло спросил Кудыка.

– А ты думал? – Погорелица надменно вздернула чумазый нос. – Такую порчу наведу, что мало не покажется… Мне-то ведь тоже назад дороги не будет, ежели развяжу.

– Ты развязывай давай! – не выдержав, вмешался нетерпеливый Докука. – Не ровен час проснется кто-нибудь!..

– Боярышням своим будешь указывать! – огрызнулась она. – Сначала его наружу выведу, а потом уж тебя…

Приподнявшись на локте, синеглазый красавец древорез следил с тревогой, как погорелица, склонясь над притихшим Кудыкой, торопливо и сноровисто распускает ремни на запястьях.

– Ты только смотри вернись, – испуганно предупредил он. – А то заору – всех перебужу…

– Вернусь-вернусь… – сквозь зубы ответила та, развязывая суженому лодыжки.

С помощью будущей супруги малость ошалевший Кудыка поднялся, пошатываясь, на ноги. Чудом ни на кого не наступив, был подведен к латаной-перелатаной дверце.

– А ты лежи тихо, – обернувшись к Докуке, приказала шепотом погорелица. – Сейчас приду…

По хижине, шевельнув сизый пепел на угольях, вновь прошел знобящий сквознячок, закрылась, мотнувшись на веревочках, хилая дверца, и захрустели снаружи по хрупкому насту удаляющиеся шаги. Мирно похрапывали погорельцы. Опушенный розовым жаром, изнывал костерок.

Обида была столь сильна, что смахивала даже на чувство голода, причем волчьего… Ну не было еще такого случая в жизни Докуки, чтобы женщина предпочла ему другого. Тем более какая-то чернолапотница. Сама идет – сажей снег марает, а туда же… Изба у него, вишь, кривая… Так не за избу, чай, замуж-то выходят!..

Нет, не то чтобы Докука горел желанием жениться на чумазой ворожейке, а все одно досада разбирала… И что странно – на Кудыку он злился гораздо сильнее, чем на дуру погорелицу. Ишь, тихоня, так всех обхитрить и норовит! У самого вон берендеек полна повалуша, горница чурками завалена, а убогим прикидывается, половинный оброк платит… Нешто справедливо этак-то?.. Правильно, правильно шепнул Докука берегиням, что водит их Кудыка за нос! Тут же и проверили болезного – заказчика с чурками подослали… А кабы знал Докука, как оно с погорелицей обернется, еще и про денежку греческую потаенную сказал бы… Ну да еще не поздно…

Долго злорадствовал втихомолку красавец древорез, как вдруг сообразил, что за хлипкой дверью хижины давно уже стоит тишина. Неужто обманула чумазая? Ужаснулся, прислушался. Ну так и есть! Никому нельзя верить!..

– Спишь? – плачуще закричал он на скорчившегося у двери сторожа. – Тебя зачем тут поставили? Бока отлеживать?..

Глава 6.

Главный зачинщик

Ночка выпала туманная, с морозной искоркой. Оплывшие за день сугробы запеклись ломкой ледяной корой, опасно хрустевшей под ногами. Кудыка вздрагивал едва ли не при каждом шаге и все оглядывался на черные горбы землянок, еле различимые в общей темноте. То и дело отставал он от шустрой погорелицы, надо полагать, знавшей развалины наощупь.

Страшное это было место, проклятое. Судя по многочисленности сложенных из камня, а ныне оземленелых подстенков, Сволочь-на-Сволочи простирался на многие переклики, доходя на севере чуть ли не до самой Ярилиной Дороги. Сказывают, пало сюда с небес разгневанное солнышко и выжгло город дотла, пощадив лишь княжьи хоромы, измуравленные на месте слияния двух рек, да прижавшуюся к Вытекле слободку древорезов… В общем-то оно и понятно: князь солнышку угоден, сам красным солнышком прозывается, а древорезы люди смирные, идольцев жертвенных режут – за что их жечь?

Преданий об этом несчастье сохранилось много, а вот из очевидцев остался, пожалуй, один только старенький воевода Полкан Удатый, если ему, конечно, посчастливилось уцелеть в недавней битве на речке Сволочи. Сами берендеи до сих пор не отваживались селиться на обширном пепелище, да и погорельцев не жаловали за то, что в развалинах живут…

Беглецы уже миновали низкий вал, служивший когда-то основой внутренней стены, когда древорез наконец спохватился.

– Э!.. – ошеломленно окликнул он. – А Докука-то?..

– Да на кой он тебе нужен? – не оборачиваясь, недовольно бросила погорелица.

Кудыка остановился в растерянности и беспомощно оглянулся. Договаривались-то как?..

– Ну чего стал? – прошипела она. – Живей давай!..

Кудыка моргал. Бросать товарища связанным было совестно… Хотя… Что ему грозит, Докуке? Сводят утром на капище да и отпустят. Волхвам-то наверняка Кудыку подавай, а не Докуку – до боярской племянницы им дела нет…

Древорез махнул озябшей рукой и поспешил вослед за девкой. И в этот миг откуда-то издалека донесся тихий, но ясный вопль. Голос был Докукин.

– Спишь? Тебя зачем сюда поставили?.. Бока отлеживать?..

Погорелица злорадно засмеялась.

– Тревогу поднял, лоботес!.. – сообщила она, хотя и без нее все было ясно. – А ты, чай, возвращаться за ним хотел… за дружком за своим…

Ухватила за руку и, хрустя настом, повлекла в какую-то узкую расселину, где оба и залегли. В развалинах тем временем стало шумно. Крики, брань, треск. Должно быть, всполошенные Докукой погорельцы спросонья кинулись кто куда и в который уже раз порушили землянку. Потом над общим гомоном взмыл голос главаря Пепелюги, померещились звуки далеких оплеушин. Вскоре замельтешили, рассыпались в ночи огоньки смоляных светочей – погорельцы обшаривали окрестность.

– Найдут!.. – охнул Кудыка.

– Не найдут, – успокоила суженая. – По гололеду-то!.. Снега нет – и следа нет…

– А случайно наткнутся?

Вместо ответа погорелица больно стиснула ему руку, и Кудыка испуганно умолк. Неподалеку хрустел наст, слышались голоса.

– Просыпаюсь… – возмущенно, взахлеб жаловался кому-то Докука. – Костерок еле тлеет, сторож этот твой уже седьмой сон досматривает, а их и след простыл…

– Кого «их»? – приглушенно рявкнул Пепелюга, на этот раз, судя по всему, к шуткам не расположенный. – Вас же только двое было!..

Докука поперхнулся и закашлялся.

– Да это… Я задремывал уже… Смотрю: вроде девка ваша о чем-то с ним толкует… Ну вот я и подумал: может, это она его развязала?.. Пока я спал…

– Врет – во всю губу!.. – не выдержав, шепнул Кудыка.

Погорелица тут же на него шикнула, и оба вновь замерли, прислушиваясь.

– Что за девка? – допытывался Пепелюга.

– Да нешто я знаю! – жалобно вскричал красавец древорез. – Девка и девка. Чумазая…

В гулкой ночи отчетливо треснула оплеуха.

– Я те дам «чумазая»! – озлился погорелец. – За чумазых, знаешь, что бывает?..

Прошитый морозными иглами ночной туман затлел розовым, и вскоре из-за окованного ледяной броней холмика показались трое: главарь, Докука и еще один со смоляным огнем на палке. Главарь свирепо озирался, а разобиженный Докука озадаченно ощупывал затылок.

– Замуж за него просилась… – добавил он, как бы только что вспомнив.

– Ах, во-он это кто!.. – Пепелюга выбранился по-черному, помянув и царя-батюшку и тресветлое солнышко. – Давно она у меня на бирке зарублена… Ну попадись только… Согну в дугу да и концы на крест сведу!..

– Так чего их теперь искать-то? – недовольно спросил тот, что со смоляным светочем. – Слышь, Пепелюга… Они уж наверняка в слободке давно…

– Да не могли они далеко уйти!.. – взвыл Докука.

– А ты почем знаешь? – недобро прищурился главарь. – Ты же спал, говоришь!..

– Так а костерок-то! – быстро нашелся тот. – Костерок-то погаснуть – не успел! Значит, совсем недолго я спал…

Переругиваясь, скрылись за другим ледяным горбом, однако шаги их и голоса долго еще отдавались в гулкой ночи.

– Светил бы мне ясный месяц, а по частым звездам я колом бью… – донеслось совсем уже издали.

Погорелица вздохнула и с досадой потерла замерзший нос.

– Зря… – признала она с сожалением. – Надо было мне и его развязать… Ну что, берендей? Как тебя звать-то?

Кудыка сказал. Погорелица уставилась на него в радостном изумлении.

– Правда, что ль? Так это, выходит, от тебя жена с греками сбежала? Ну все, берендей, пропал ты! Такого мужика я не выпущу… У тебя вон, сказывают, и дом двупрясельный, и печка кирпичная…

– Тебя-то саму как зовут? – буркнул Кудыка.

– Чернавой величают… – не без гордости ответила та.

Чернава? А ведь точно – ворожея… Слыхал про нее Кудыка, и не раз. Сам боярин ее о прошлом годе в терем призывал – шишимору вывести… Что ж теперь делать-то? Не возьмешь в жены – воду в ложке заморозит, порчу наведет… А возьмешь – и того хуже. Как с такой жить прикажешь?..

И принялся древорез вспоминать в смятении все, что знал о ворожеях и ведьмах. Бить их можно только тележной осью, при каждом ударе приговаривая: «Раз!..» Скажешь: «Два!» – изломает… Потом еще врут: наотмашь их тоже бить нельзя – только от себя. Ударишь от себя – рассыплется… Да врут, наверное!..

* * *

Но, конечно, кабы не Чернава, нипочем бы не выбрался Кудыка из развалин мертвого города. То ли и впрямь она умела глаза отводить, то ли просто хорошо знала здесь каждый взгорбок и каждую ямку. Был случай, когда, затаившись, они пропустили ватагу погорельцев в каких-нибудь двух переплевах от своего укрытия. Обитатели развалин возвращались к землянкам усталые и сильно раздраженные. Докуку они вели с собой, награждая его время от времени к превеликому Кудыкиному злорадству тычками да затрещинами.