Обломки эроса

– А у меня есть шанс измениться?

– Ты уже изменилась… Ещё два-три месяца интенсивных занятий и миру предстанет абсолютно новая версия Киры Шильде.

– Хочется верить…

– Вера без дел… Сама понимаешь… Давай лучше обсудим твои конкретные запросы.

Дома, забравшись на подоконник с ногами и сигаретой, Кира смотрела на иллюминацию ночного города и вспоминала всё, что сказала ей Соулевская. Теперь ей стало понятно, что быть женственной – это значит наладить контакт со своим телом: научиться слушать и слышать его, полюбить все его проявления и быть способной доставить через него радость себе и близким. Но одна эта мысль ещё не делала её целостной, не рождала прочной связи между сознанием и плотью. Ей только предстояло понять своё тело и открыть его истинные желания.

Работа по-прежнему приносила Кире радость. Она появлялась в офисе раньше всех, выпивала чашку зеленого чая и садилась за компьютер. Она не подчиняла свои трудовые будни системе тайм-менеджмента. Просто погружалась в наиболее важные текущие дела и не выныривала из них столько времени, сколько позволяло внимание. Потом она переключалась на что-то другое. Могла выпить кофе, выйти с коллегами на перекур, посмотреть что-нибудь новенькое в интернете или просто поболтать с Каровским, который часто проходил мимо её рабочего места с неизменной улыбкой на подвижном лице.

– Как настроение, Кира? – спрашивал утром Каровский из-под маски похотливого Сатира.

– Всё отлично, шеф. Постепенно погружаюсь в новый проект.

– Это ты о крематории говоришь?

– Да. Правда же здорово, что проектировать его доверили именно нам?! И место выбрано неплохое…

– Место хорошее… Там только кипарисов не хватает. Но думаю, что мы впишем их в окончательный план.

– Когда к тебе пришла идея сделать крематорий похожим на античный храм?

– Почти сразу… Ты же знаешь, в душе я распоследний классик. У меня нет претензий к функционалу современной архитектуры, но вот её художественная ценность… Поэтому, я решил совместить несовместимое – античное величие с простотой хай-тека.

– Особенно мне понравилось, что ты решил сделать камеру для сжигания трупов в виде чаши.

– Мне показалось, что акту перехода тела в золу необходимо придать больше сакральности. Так и возник образ жертвенной чаши. Тело сгорает в ней и возносится дымом к абстрактному божеству.

– Замечательно… А те двери, на створках которых изображены святой Пётр и Анубис… Это ты придумал?

– Нет, это плод буйной фантазии нашего дизайнера Луки. Ты же знаешь о его способности сводить несводимое.

– Очень даже сводимое… Тема загробного мира в язычестве и христианстве. Очень смелый синтез.

– Да, я согласен, он интересно придумал. Только вот общественность…

– Снова эта наша инертная общественность…

– У нас здесь ещё не готовы к мультикультурализму, Кира. Люди живут не в мире, а в своих традиционных мирках. Но это постепенно уходит, рассеивается…

– Никогда не понимала тёмного консерватизма и религиозного фанатизма, хоть и выросла в индустриальной провинции.

– Тут главное – «в индустриальной». Технологии, даже самые брутальные, расширяют сознание. А вот я по молодости всерьёз пробовал стать христианином… Но быстро изжил этот наивный порыв. Теперь я вольный метафизик.

– У тебя свой пантеон богов?

– Нет. Пантеон был у язычников, а я верю только в Эфир?

– А что это?

– Всё.

– Вообще всё?

– Да.

– Но это же не интересно.

– Согласен. Это нельзя представить.

– Вот именно. Уж лучше я буду верить в Велеса и Анубиса, чем в Эфир.

– На здоровье! Тем более, что языческих божеств тоже породил Эфир.

– Вот уж не думала, что архитекторы могут так философствовать…

– Они могут даже стихи сочинять.

– С ума сойти… Тогда читай.

– Стихи?

– Ну да… Назвался же груздём… В смысле – поэтом.

– В другой раз.

– Почему?

– Хочу что-то специально для тебя сочинить. Оду какую-нибудь. Тебе оды к лицу. А сейчас извини, работа ждать не любит.

– Вот хитрец. Может ты и не поэт совсем, а только пыль мне в глаза пускаешь.

– Поэт, поэт… Не сомневайся ни секунды. Мне только с мыслями и духом надо собраться, чтобы прочесть.

– Ну хоть четверостишие, господин Байрон!

– Ладно, умолила, держи…

Гибель прошлого, всё уничтожа,

Кое в чём принесла торжество:

То, что было всего мне дороже,

По заслугам дороже всего.

Есть в пустыне родник, чтоб напиться,

Деревцо есть на лысом горбе,

В одиночестве дикая птица

Целый день мне поёт о тебе.

– Совсем неплохо… Немного старомодно, но трогательно и красиво.

– Да, умел Байрон лирику писать.

– Так это не твоё!

– Так ведь ты Байрона просила…

– Я же сказала, что ты хитрец. Всё, больше не верю, что ты поэт.

– Горе мне, горе… А теперь за работу.

– Трудоголик.

– От трудоголика слышу.

4.

Первую неделю отпуска, предоставленного ей архитектурным бюро «KarKas», Кира решила провести у родителей. Она села в скоростной поезд и через десять часов достигла вокзала родного города, в котором мало что изменилось. Тот же обшарпанный перрон, те же переполненные мусором баки, та же атмосфера заброшенности… Она вызвала такси и поехала в Заводской район, где в трёхкомнатной квартире дома, построенного в 70-х годах двадцатого столетия, скромно проживали её поседевшие родители.

Она ехала на заднем сиденье красной «лады-девятки», не желая беседовать с водителем, но тот по давней привычке провинциальных таксистов всё же заговорил с ней первым. Это был пятидесятилетний мужчина с гладко выбритой головой, мощными загорелыми руками и раздавшимся животом. Он играючи крутил рулём видавшей виды «девятки» и время от времени причмокивал сквозь зубы, как машинально делают многие простые люди, сами того не замечая.

– Откуда приехала, красавица?

– Эээ… Из Лемова… А что?

– Но родилась ты тут, правильно?

– Да… Как вы это узнали?

– По звуку «а».

– А что с ним не так?

– У всех наших людей он плавный и длинный, как у тебя.

– Возможно… Вы, наверное, давно людей возите.

– Уже 15 лет, красавица. Как закрылся мой завод, так я и сел за руль. Надо было как-то на хлебушек зарабатывать, спиногрызов кормить… Мутное было времечко… Ну и как там, в Лемове? Есть прогресс?

– Да, развиваемся… Денежки делаем.

– Толковый у вас мэр, много делает для города… А у нас беспросвет… Как были дороги раздолбанными, так и остались. Последние заводы позакрывали, суки. Негде людям работать, бля. Всё к чертям развалили… Зато проституток стало пруд пруди – каждый день вожу одну-две на вызов. Вот, ети мать, до чего докатилось… Начали, вроде, туризм развивать, но не пошло, так и бросили… Жопа у наших властей вместо головы… Нет, себе-то они жизнь хорошо организовали… Тачки крутые, особняки, сауны с девочками… А народ, блядь, страдает… Ты кем работаешь?

– Менеджером в архитектурном бюро.

– Понятно… А ведь у вас там, в Лемове, жизнь бьёт ключом… Слышал, что иностранные компании офисы открывают… Инвестируют вас, короче. Да и природа там другая, поприятнее. Правильно говорю?

– Да, в Лемове сейчас настоящий расцвет. Особенно в сфере высоких технологий. Много молодёжи идёт в IT. Основной капитал там крутиться, на мой взгляд.

– У меня в Лемове сын учился, на военного… Город ему понравился. Много старинной архитектуры, кафе, девочек красивых…

– И что, остался в Лемове?

– Не, домой, сучёнок, припёрся… Нагулялся там. Теперь начальником заводской охраны устроился. Работа без особых нервов и деньги нормальные. Женился уже…

– Что, и дети есть?

– Дети будут, не куда не денется… Пусть пока подзаработает на жизнь, квартиру в кредит возьмёт. Чтобы всё нормально было, как у людей… Правильно говорю?

– Да, конечно, всё правильно….

Кире хотелось как можно быстрее выйти из машины этого нудного мужика, который давил её своей «правдой жизни» и постоянно оборачивался в её сторону широким, обтянутым кожей, как футбольный мяч, лицом. Он поглядывал на неё своими бледно-голубыми глазами, походившими на круглые вставки из цветного металла, и хищно улыбался, представляя, наверное, как привозит её в укромное место на краю города, остервенело стягивает с неё одежду, сильно зажимает ей рот, достаёт из спортивных штанов свой коренастый вздыбленный член, рвёт её кружевные трусики и грубо входит в сжавшуюся от страха сухую вагину…

От таких мыслей у Киры слегка закружилась голова, но она внутренне собралась и продолжала слушать неугомонного таксиста, пока тот не сказал «приехали!» и не взял из её протянутой руки деньги за поездку.

– Ты надолго к нам? – спросил напоследок таксист, любуясь золотым отливом её пышных волос и раскидистыми бёдрами, соблазнительно укрытыми тонкой джинсовой тканью.

– Нет, не очень… А что?

– Может дашь мне свой телефон… Сходим куда-нибудь на днях… В ресторан, например. А можно и за город поехать. У меня дача есть. Купим коньяку, пожарим шашлыков… Хочешь? Я от всей души… Понравилась ты мне…

– Спасибо, приятно, но у меня другие планы на ближайшие дни. Всего вам хорошего вам и удачного дня.

– Жаль, конечно… Ну, лады, красавица, гуляй… Если что, я у вокзала почти каждый день простаиваю. Машину мою ты знаешь. Подходи, покатаю тебя, как следует, интересные места в городе покажу. Потом ещё благодарить будешь…

Кира слегка улыбнулась в ответ на его предложение и хлопнула дверью. От машины она отходила с высоко поднятой головой, размашисто виляя бёдрами. Она знала, что таксист смотрит ей вслед и наливается вожделением. Это её веселило и удовлетворяло. Она женщина, она желанна, она имеет власть над мужчинами, она управляет этим миром через свои эмоции и красоту…

Родители встретили Киру традиционными расспросами о её житье-бытье. Она отбивалась, как могла, о чём-то умалчивала, что-то врала. Рассказать им о настоящем положении дел у неё никак не получалось. То, что теперь интересовало её, чем она жила всё последнее время, не вписывалось в родительский мир. Она говорила им общие фразы о том, что у неё всё хорошо, что у них нет поводов для беспокойства, что карьера её вполне успешна, что люди в Лемове доброжелательные, а цены на продукты питания умеренные. Родители понимающе кивали, но до конца не верили ни единому её слову, поскольку жизнь научила их всё время быть начеку. Для них она была перебежчицей, которая променяла родной Карбоновск, пропахший горьким заводским дымом, на чуждый их натуре рафинированный Лемов. Родители были уверены, что лемчане не знают тяжёлого труда, а большую часть жизни проводят в пустопорожних разговорах за кофе и вином. Работу в офисе они не считали настоящим трудом, называя её между собой «бумажным бездельем».

На следующий день после приезда к родителям Кира проспала в своей детской комнате почти до обеда. Время в этих стенах шло по-другому. Впервые за несколько месяцев ей некуда было спешить. Дома она по-настоящему расслабилась, сняла с себя груз ответственности и погрузилась в розовые воспоминания. Интересно, думала она, лёжа под стёганым одеялом с пальмами, что сейчас делает Пашка Аверченко, который так приставал к ней в одиннадцатом классе? А Соня Рахина… У неё же трое детей… Наверно, проводит всё время с ними и ждёт мужа с работы. Даже не верится, что она хотела стать лётчиком… А Лена Сахно… Самая красивая в нашем большом классе, с крупным бюстом и синими, как летнее небо, глазами… Мы, девчонки, завидовали ей, а парни шутливо называли её Плейбуха. А Кирилл Яновский… Моя девчоночья любовь… Где он теперь? Говорят, что уехал в другую страну… Но мало ли что говорят… Так и не поцеловались мы с ним ни разу, а как хотелось…

Кира смотрела в цветастый потолок своей комнаты и вспоминала, вспоминала… Каждая вещь вокруг неё была из прошлого и уводила мысли к полузабытым сюжетам. Вот настольная лампа в виде жирафа, которую ей подарил отец, вот постер с изображением группы «Энигма», вот милые недорогие серёжки, подаренные парнем Володей, фамилия которого никак не хотела всплыть из глубин памяти, вот плед, который связала бабушка перед смертью, вот стопка компакт-дисков с любимой музыкой, вот жёлтая гитара, на которой так и не научилась нормально играть. Все эти вещи обретали сейчас новую значимость, вспыхивали неожиданными смыслами, разговаривали с Кирой…

Выйдя из театра памяти, Кира встала, глянула в окно на суровый бетонный город, просмотрела новости и сообщения на телефоне, а затем открыла ноутбук… Поймав себя на мысли, что собирается работать, закрыла ноутбук, открыла окно и подожгла сигарету. Внизу бесконечные автомобили медленно ползли по проспекту, обрамлённому широкими тротуарами, заполненными мамочками с колясками. Ровно подстриженные тополи стояли точно солдаты на утреннем плацу, что сдерживают зевки и одним ухом слушают длинный приказ невидимого командира. Кира подумала, что вечером надо сходить куда-нибудь – к примеру, в ночной клуб-кафе «PION», где, как она слышала, проводили время респектабельные мужчины из разных городов и стран.

Она потушила сигарету и всё же открыла ноутбук, но не для работы, а лишь для того, чтобы получше рассмотреть интерьер ночного клуба на его официальном сайте. Чёрно-розово-золотая гамма стен пришлась ей по вкусу своей гламурной неформальностью. Клиентам предлагалось заказать разнообразные коктейли, попеть в караоке, покурить кальян, потанцевать под «крышесносные» хиты… Одним словом, в этом клубе было всё для того, чтобы молодой буржуа мог развеять вездесущую тоску и ощутить себе, пусть на пару-тройку часов, счастливым жителем города углекопов. Здесь можно было завести ни к чему не обязывающие знакомства, найти партнера на одну ночь, купить у бармена коробок хорошей травы… «PION» считался у рядовых жителей Карбоновска, живших от зарплаты к зарплате, местом разврата, где местные девушки делают иностранцам минет в туалете за дорогой подарок, а местные мальчики за тот же подарок дают иметь себя в задницу всем равнодушным к вагинам самцам.

Однако «PION» и похожие на него заведения притягивал в город туристов, а вместе с ними и деньги, что не могло не радовать местные власти. Кира решила посетить клуб после двенадцати, когда публика уже успеет разогреться. Ей нравилось нырять в гущу событий, ловить волну беззаботного настроения и нестись на ней часа два-три. Но всё это будет ночью… А сейчас она хотела зайти в пару магазинов и парикмахерскую, погулять с любимой собакой родителей таксой Мусей и встретиться с давней подругой. Как и большинство женщин, она любила занять себя маленькими текущими делами, ничего общего не имеющими с теми стратегическими делами, которыми ей приходилось заниматься на работе.

Солнечный день и ленивое течение жизни Карбоновска, смиренно принявшего статус города-аутсайдера, заставили Киру временно забыть о неврозе деловой спешки, который охватывал её в Лемова. С подругой она встретилась в кафе «Беседа», открытом ещё в 90-е годы прошлого века и чудом выжившем в эпоху великой смены форматов. Новый владелец кафе – бывший вор в законе Алик Мамедов – решил не менять устаревший дизайн интерьера, сделав из своего заведения что-то вроде музея. Сюда заходили и люди в возрасте, желавшие вспомнить молодость, и любопытные иностранцы, охотившиеся за местной аутентикой, и простые трудяги, для которых «Беседа» предлагала отдельное меню с более доступными ценами. Чтобы заказать еду подешевле, необходимо было всего лишь подтвердить карбоновскую прописку. Но Кира с подругой Любой решили не мелочиться и заказали блюда из меню для приезжих. Вскоре им принесли вьетнамский и французский супы, салаты из морепродуктов, бифштекс с кровью, рыбу с картофелем фри и бутылку «Grenache Blanc».

– Надо было мне тоже отсюда сматывать. А теперь муж, дети… Ты молодец, что взяла ноги в руки… Дыра у нас здесь… Была и будет дыра. У меня одна радость – Турция или Египет раз в год, – делилась с подругой наболевшим Люба.

– Ты замечательно выглядишь, Люба… Не располнела, не ссутулилась, не ходишь с кислой рожей, как многие из наших замужних.

– Стараюсь. Не хочется раньше времени стать существом среднего рода.

– Это ты правильно заметила! Многие женщины превращают себя со временем во что-то непонятное. А потом удивляются, что их мужья не хотят, что дети от них шарахаются…

– Да, не хотелось бы такой стать. Всё время себе напоминаю: ты женщина, ты женщина… Видео мотивирующие в интернете смотрю… На прошлой неделе впервые в жизни записалась в спортзал, на пилатес.

– Молодец какая… А я плавать хожу два раза в неделю.

– Ты и раньше плавала, насколько я помню.

– Плавала, да, я люблю воду. Снимает усталость, мышцы в тонус приводит. Я бы каждый день в бассейн ходила, но вот не получается пока…

– А мужик у тебя появился?

– Нет… Не до этого как-то. Много работы, к вечеру устаю… Да и нет пока достойных самцов на горизонте. Разве что мой шеф, но он женат…

– Пристаёт к тебе?

– Иногда… Больше на словах. Он странный немного. Я пока не могу его понять. А сам он на сближение не идёт…

– Может, его надо просто подтолкнуть. Есть мужики, которые ждут, что женщина им первая намекнёт…

– Хочу, чтобы он сам проявил инициативу.

– Ага, дождёшься от них инициативы. Мужики теперь переборчивые стали. Чуть что не так, сматываются быстренько, только и видели его. Ты и сама всё это знаешь… Так что не тормози… Глазками постреляй, покрути попой, намекни, что для него у тебя всегда есть свободное время.

– Да я и так… Просто там жена, дети… Не знаю, стоит ли всё это начинать.

– Вот и проверишь его на верность… Если у него есть к тебе интерес, то однозначно стоит подкатить… А то проходишь вот так год, два, три… Будешь сохнуть по нему, а он ни с места…

– Другого тогда найду.

– Так зачем время и силы тратить, если вот он, мужик, рядом – только руку протяни и за яйца его возьми.

– А ты как со своим познакомилась?

– Да тоже на работе… Он у нас в компании был системным администратором. Умный такой, спокойный… Как-то сразу мне понравился. Ну и понеслось… Но если бы я первая к нему не подошла, то фиг знает… Некоторым мужикам приходится очень грубо намекать на свои чувства… Они боятся неудачи и ждут, что им женщина сама себя на блюдечке поднесёт. Поэтому, я за то, чтобы не ждать у моря погоды, а действовать…

– Нет, навязываться своему начальнику я не хочу. Он и сам активный, но при этом тактичный человек… Я чувствую, что нравлюсь ему, что он хочет сказать мне это, но пока сознательно держит паузу…

– Держит паузу… Только бы не передержал.

– Мне интересно с ним… Мне нравятся его идеи, нравится стиль его речи… И одевается он по-мужски, без лишней яркости, но всегда заметно. Он красиво ходит и улыбается… В нём есть энтузиазм двадцатилетнего парня, но действует он взвешенно и никогда не убегает от ответственности. Когда он заходит в офис, то все вокруг оживают, становятся активными и открытыми. Это надо видеть, Люба… А ещё он креативный, щедрый, умеет поддержать в трудную минуту…

– Это был монолог влюблённой женщины, Кира.

– Ты думаешь?

– А что тут думать… Глазки блестят, губки улыбаются… Хреново, конечно, что у него дети есть. Но и с этим можно справиться…

– И это говорит мне жена и мать двоих детей?! А как же защита семейных ценностей?

– Знаешь, подруга, распадаются не семьи, а духовные связи между людьми.

– Возможно…

– Если у этого мужика духовная связь с женой крепкая, то ты его не соблазнишь, а если он сам думает о разрыве, то ты всего лишь ему поможешь. Никакого преступления в этом нет.

– Но там маленькие дети, Люба…

– Пока ты будешь думать о его детях, другая подумает о своём удовольствии и уведёт перспективного самца у тебя из-под носа.

– Что будет, то будет… Переживу, если что… Давай лучше выпьем и забудем о проблемах. Мы же столько времени не виделись…

– Пусть у нас будет всё и ещё чуть-чуть!

– Пусть будет!

Разговоры, посещение парикмахерской, прогулка с таксой Мусей, походы по магазинам незаметно, минута за минутой, растратили целый день. К шести вечера Кира ощутила себя слегка уставшей. Она вернулась на автобусе домой, выпила с родителями вечернего чаю и решила немного поспать перед ночной вылазкой в «PION». Ей приснился Каровский с охапкой роз и голые женщины, которым он раздавал эти розы и свои поцелуи. Среди голых и, кажется, очень довольных женщин оказалась и она, Кира… Сатир подошёл к ней, протянул розу и поцеловал. Ей было приятно ощущать его нежные, горячие губы… Она почувствовала томление внизу живота и приняла из его руки розу в сладком полузабытьи. Он поцеловал её груди возле сосков, а потом сказал очень тихо: «Теперь ты в моём гареме… Самом свободном гареме на этой земле». Кира хотела что-то ответить ему, но проснулась.

В её детской комнате гостили последние солнечные лучи. Кира лежала, повернув голову влево, и смотрела, как за дымящиеся трубы сталелитейного завода медленно опускается ослепительно жёлтое пятно… Сон о Каровском и голых женщинах поднял в её голове стаю мыслей, которые беспорядочно летали из стороны в сторону, задевали друг друга и сливались в новые мысли. «Если я его люблю, то имею право показать свою любовь. Как он мне ответит? Соблазнится? Засмеётся? Да, одеть самое вызывающее платье… Нет, просто ходить перед ним медленно, сексуально раскачивая бёдрами, поправляя юбку и волосы, трогая себя за грудь… Но что он подумает обо мне… Наверное, решит, что я очень доступная… Или сразу раскусит мою игру? Да, он умный, он догадается, что я специально сменила тактику. Только бы ему не пришло в голову, что я хочу его использовать. Но ведь я хочу его использовать! Мне нужна его страсть, его решительность, его сильное тело… Жена, дети… Какое это имеет значение? Пусть он сам выберет. А я ему помогу. Да, Люба права, надо его подтолкнуть, но не сразу, постепенно, день за днём, встреча за встречей… Он будем моим рано или поздно. Он сам этого хочет. Он хочет меня…».

Такси привезло Киру к дверям клуба «PION» в половине двенадцатого. Была пятница, и два зала клуба, в одном из которых располагалась барная стойка, были уже изрядно заполнены посетителями. Среди них были студенты-старшекурсники, отмечавшие чей-то день рождения, молодые пары, зашедшие выпить пару коктейлей перед ночью любви, скучающие иностранцы и одинокие молодые женщины, охотящиеся за этими иностранцами. Кира подошла к заказанному столику, поставила сумочку и огляделась. Рядом с ней сидело трое парней, которые бурно общались друг с другом, стараясь перекричать музыку. Еще один соседний столик был свободен и по его отшлифованной поверхности бегали цветные лучи.

Официанты быстро разносили виски и коктейли, расторопно поджигали кальяны и рассчитывались с покидающими клуб посетителями. Сладко пахло ароматическим дымом и дорогими духами. Несколько стройных девушек вышли на танцпол и медленно двигались в незримом облаке музыки, привлекая к себе внимание сидящих за столиками мужчин. Кира заказала виски со льдом и кальян. Она откинулась на спинку диванчика, покрытого дорогим кожзаменителем, и с интересом следила за всем происходящим, небрежно выдувая ярко накрашенными губами кольца дыма с ароматом вишни.

Вскоре взгляд Киры сфокусировался на компании троих мужчин и одной женщины, которые сидели через два столика от неё, тоже курили кальян и что-то спокойно обсуждали, не обращая внимания на шумные волны музыки. Инстинкт клубной хищницы проснулся в ней, когда она встретилась глазами с одним из мужчин этой компании – брюнетом с голубыми глазами, одетым в тёмной-синий пиджак и белую рубашку. Брюнет нарциссически улыбнулся ей глазами и продолжил общение со своими приятелями. Теперь Кира время от времени смотрела на брюнета, заливая в себя маленькими глотками виски и сексуально выпуская из чувственного рта дым, который медленно оседал на её волосы, открытые плечи и соблазнительную грудь… Надо сказать, что Кира умела подать себя должным образом в любом месте – будь то офис, вечеринка на даче, хижина бедняка, государственное учреждение или гламурный клуб «PION».

В самый разгар визуального флирта с брюнетом к ней подошёл молодой парень и заговорил по-английски. Она без стеснения ответила ему и предложила сесть за её столик. Парень обрадовался и быстро сбегал за своим коктейлем. Нельзя было сказать, что этот молодой американец заинтересовал Киру, но поскольку она была совсем одна, а голубоглазый брюнет никак не хотел расстаться с компанией своих друзей, приходилось брать то, что само шло в её женские сети.

Иностранца звали Ричард Оулен. Это был высокий рыжеволосый программист из Кентукки. В нем угадывалась провинциальная простота жителя Боулинг-Грин, который благодаря своим незаурядным умственным способностям уже пятый год работал в команде технического обслуживания компании Walmart. В Карбоновск он приехал вместе с друзьями, увлечёнными индустриальным туризмом. До прибытия в город углекопов и металлургов парни провели две недели в Лодзи. Ричард эмоционально рассказал Кире о том, что он увидел и сфотографировал во время своих путешествий по промышленным зонам разных стран. Он упомянул Детройт, Хемниц, Никополь, Карабаш, Линьфэнь и другие депрессивные города мира, жители которых проклинают и благодарят своего индустриального бога за каждый новый день. Оулен показал ей фото, на которых были запечатлены чёрные горы отработанной породы, трубы, дымящиеся словно жерло вулкана, свалки изувеченного железа и бетона, сморщенные лица рабочих, безликие обшарпанные многоэтажки, собаки с оранжевой от медной пыли шерстью, голуби с чёрными от мазута лапами и крыльями, дети с жёлтыми лицами и глазами стариков… Эти реалистичные кадры так контрастировали с беззаботной атмосферой клуба «PION», что Кира невольно передёрнула плечами.