Бабье лето любимой жены

– Тебя, что, каждый раз за язык тянуть? – рявкнула Люся, застыв в дверях с мрачным видом. – Да выключи ты этот борщ! Хоть бы поваром пошел, что ли…

– Снова поляну накрывали? – бросив быстрый взгляд на жену, спросил Юра. – Смотри, догуляешься. Скоро ни в одно платье не влезешь.

– Когда мне их надевать? Не с моим везением в платьях разгуливать. Ты мне зубы не заговаривай. Что за работа?

– Предложил на их депутата спичрайтером поработать.

– Что еще за хреновина? – насторожилась Люся.

– Будет народу втюхивать то, что я напишу.

– Ого, – округлила глаза Люся, – и ты согласился?

– Попробую, там видно будет, – без особого энтузиазма ответил Юра. – Сказал, если проявлю себя нормально, потом куда-нибудь пристроят.

– Потом – журавль в небе, – перебила Люся его мысли, – а я тебе синицу в руке предлагаю. Ездил бы лучше в Турцию. Или поговорил бы с Вадимом, пусть подскажет, как открыть что-нибудь свое, вроде его фирмы. Деньги у нас есть.

Юра грустно ухмыльнулся.

– Денег наших для этого как кот наплакал, и потом, в этом разбираться надо.

– Не святые горшки лепят, – с неимоверной быстротой поглощая бутерброды, настаивала Люся, – а деньги можно и в кредит взять. Мы их быстро отобьем.

– Кредит кредиту рознь, – все с той же ухмылкой покачал головой Юра, – тебе такие проценты выставят, что только их и будешь отрабатывать.

– Так и другим выставляют,… – недоуменно заморгала Люся.

– Бывают и беспроцентные, а бывают… и безвозвратные. Смотря, с какой целью берешь. Короче, везде свои люди нужны. А у нас с тобой таковых не имеется.

– Пессимист ты, – с кислым видом вздохнула Люся. – Люди и сами себе дорогу пробивают. Вот, Вадим из таких. И жена за ним как за стеной.

– А ты знаешь, кто у нее папаша? – Юра смерил жену ироничным взглядом. – Он в районе когда-то шишкой был, секретарем райкома.

– Так-то ведь был, – пожала она плечами. – Какой он теперь секретарь? Одно слово, пенсионер. Сейчас времена другие. Хоть поживем по-человечески.

– Папаша был, а связи-то остались. Связи, это тот же капитал, только правильно применить надо. Как считаешь, нонешние банкиры, они из каковских?

– Не умничай, – огрызнулась Люся. – Что же, все партийные так прямо в банкиры подались? Мало их на рынке торгует?

– Деревня,… – добродушно поддел ее Юра. – Думаешь, соседу нашему, зачем в политику лезть, своей работы мало? Или денег не хватает? Ему эти денежки удержать надо.

– Как это, интересно, он их удержит?

– Вот когда все прихватизируют, и народ снова с носом останется, тогда и поймешь, как.

– А тебе от этой агитации может быть польза?

– Да, – коротко кивнул Юра, – как от козла молока.

Люся смерила мужа раздраженным взглядом.

– И умный ты вроде… Видать, чересчур. Глупые все ищут, как бы заработать, а ты – как бы работу от себя отшить. И то тебе не так, и это, – Люся перевела взгляд на часы. – Надо бы сходить, человека поблагодарить. Как думаешь, не поздно?

– Нужна ему твоя благодарность, – выходя из кухни, бросил Юра.

Люся открыла холодильник. Достав оттуда банки с иностранными наклейками, она взялась перекладывать их в пакет.

– Возьми бутылку коньяка из бара, – не отрываясь от дела, сказала она, – ту, что подороже. Пусть знают, что и мы не хуже живем.

Юра с иронией наблюдал, как жена перед зеркалом пытается окутать себя ореолом столь уважаемой ею интеллигентности.

Через десять минут, коротко нажимая на кнопку звонка, подкрашенная и приодетая Люся уже стояла перед квартирой Главацких.

Открыли ей не сразу, хоть она слышала, что в квартире кто-то есть. Встретившись с непривычно жестким взглядом открывшего дверь Сережи, она малость оробела.

– Папа мама есть? – рыская взглядом по сторонам, улыбнулась Люся.

– Да, проходите, – игнорируя ее улыбку, сказал он и тотчас ушел к себе.

Вытягивая по-гусиному шею, Люся нерешительно вошла.

Из спальни выглянул Вадим.

– Здрасьте, – по-свойски продолжала Люся, топчась в передней. – Хозяйка дома?

– Здравствуй, Люся. Дома, – Вадим указал взглядом на гостиную.

– А это вам, – с заговорщицким видом Люся протянула соседу пакет.

– Что это? – опешил Вадим.

– Ну, как же, я ведь просила насчет работы,… – начала было Люся, но Вадим перебил ее:

– Не выдумывай, – поморщился он, и Люся поняла, что настаивать бесполезно.

Не найдя где пристроить злосчастный пакет, Люся заглянула в гостиную. Да тотчас и поняла, что сейчас никому из семьи Главацких нет дела ни до ее пакета, ни до ее проблем.

Сидя на диване и нервно теребя кончик скомканного носового платка, соседка тупо смотрела в одну точку. Медленно повернув голову, она перевела на Люсю затуманенный болью взгляд, словно не понимая, что той надо. Спохватившись, она жалко улыбнулась.

– Здравствуй, Люся, – тихо сказала она, – ты,… проходи, присаживайся.

Явно пытаясь скрыть покрасневшие глаза, соседка принялась разглаживать складки диванной накидки.

Видя, что ее визит не ко времени, Люся уж и не знала, как половчее откланяться.

– Пойду я, пожалуй, – тихо сказала она.

– А,… ты что-то хотела? – соседка снова вопросительно взглянула на Люсю.

Люся заметила, как та изменилась – осунулась и, казалось, подурнела.

Не успев сообразить с ответом, Люся услыхала за спиной голос Вадима:

– Сережа, я ухожу. Завтра я позвоню тебе.

Эти непонятные слова заставили ее повернуться. Открыв дверь, Вадим подхватил два больших дорожных чемодана. Кивнув ей на прощание, он молча переступил порог.

Переводя растерянный взгляд от одной к другому, Люся силилась хоть что-нибудь понять.

Лиза была как натянутая струна, в глазах ее отразился неподдельный ужас. Не в силах вымолвить ни слова, она смотрела вслед уходящему мужу.

Люся поняла, что в семье произошло не просто разногласие, а настоящий разрыв.

Но Лиза тотчас поспешила разубедить соседку:

– Вадим в командировку уезжает, – судорожно вздохнув, тихо сказала она.

Видно, в этой семье было не принято выносить сор из избы.

Люся часто закивала в ответ.

– Я как-нибудь в другой раз зайду, – ретируясь, сказала она и тотчас юркнула в дверной проем. Никто ее не окликнул, не остановил.

Оказавшись в своей квартире, Люся, наконец, вздохнула. Заметив зажатый в руке злосчастный этот пакет, она грустно ухмыльнулась.

– Чего так быстро? – донеслось из комнаты. – Обычно по часу сидишь, словно там медом намазано.

Удобно устроившись в постели, Юра смотрел телевизор.

– Не до посиделок там сегодня, – раздеваясь, вздохнула Люся, – что-то у них стряслось. Лиза говорит, муж в командировку уезжает.

– Тоже мне, трагедия, – хмыкнул Юра.

– И я о том же. Какая командировка? Так только на кладбище провожают.

– Он сегодня вроде спокойный был.

– Такой человек, – раздеваясь, сказала Люся. – Ты его хоть пополам режь, он все равно как удав будет.

– Не скажи, – поджав губы, задумчиво протянул Юра, – может, там у них жареным запахло.

– Это как? – Люся тотчас повернулась к мужу.

– Да как… конкуренция. Чего ж тут непонятного? Это раньше жизнь у них была сплошь киношная, правильная. А теперь всем места под солнцем не хватает, вот и съедают друг друга.

– Ну и при чем здесь это?

– А я знаю, при чем? У них у всех рыльце в пушку. Вот и разыгрывают страсти с разводами да разделами, чтобы, в случае чего, у разбитого корыта не остаться.

Люся задумалась.

– Как-то у тебя все запутанно получается, – с сомнением покачала она головой. – Такое не разыграешь. Глаза у нее были заплаканные. Она же не знала, что я приду.

Окинув взглядом комнату и прижавшись к мужу, она мечтательно сказала:

– Все-таки у нас лучше, пусть и беднее. Вот еще квартиру на двушку обменяем, и тогда жить можно. Главное, со спокойной совестью, – излив душу, Люся зевнула.

А дождь все проливал за окном осенние слезы. Нравилось ей засыпать под шум дождя, прислушиваясь к его монотонной дроби. Дома в мягкой постели было тепло и уютно. Она засыпала, а ветер неустанно пел свою заунывную песню.

5

Ольга Борисовна и Владислав Иванович Главацкие с ужином припозднились. Настроение у обоих было неважное, разговор не клеился.

Оба были не первый год на пенсии, но с наступлением осеннего дождливого сезона у Ольги Борисовны обычно начиналась хандра. «Это от невостребованности, от того, что некому передать годами отточенный опыт», – объясняла она мужу. На самом же деле Ольга Борисовна панически боялась стареть. Тоскливые краски поздней осени этот страх лишь усиливали. Пару месяцев назад в одной из частных клиник ей удалось заполучить место врача-консультанта с довольно скромным окладом. И все было бы хорошо, если бы не возникший конфликт с дочерью.

Владислав Иванович со своим новым положением смирился безропотно и быстро. Ничего другого ему не оставалось. В перестроечное время у них на заводе проводилось расследование по вопросу хищения социалистической собственности. Хоть обнаруженные огрехи не дотягивали до столь серьезного обвинения, крови им попили немало. То ли Владислав Иванович знал больше, то ли боялся, что могут копнуть глубже, но у бедняги вследствие этого случился инфаркт. Поговаривали, что на самом деле никакого инфаркта не было, просто жена врач, вот и договорилась со своими. Как известно, слово к делу не пришьешь, и какое-то время Владислав Иванович мог быть спокоен за свою дальнейшую судьбу. А там и пенсионный возраст подоспел. Бывший главный технолог, наконец, спокойно вздохнул и задумался о философском аспекте жизни. Сына и дочь он воспитал и в люди вывел, теперь можно было построить дом и посадить сад. Перестроечная шумиха к тому времени поутихла, и с помощью свата он отгрохал домину с размахом. Так как для настоящего сада земли показалось маловато, он прикупил соседние шесть соток. Фактически находившийся на территории дачного массива, дом супругов Главацких переплюнул соседние деревенские особняки. Оставив дочери Кристине в качестве свадебного подарка обжитую трехкомнатную квартиру, Ольга Борисовна и Владислав Иванович переселились поближе к природе. Два года, встречаясь с детьми от случая к случаю, они жили довольно мирно. И вот сейчас, когда Ольга Борисовна снова обрела былую уверенность, доченька решила сплавить на нее двухлетнего сына. Ольга Борисовна справедливо возмутилась. Сами они детей растили без посторонней помощи, к тому же совмещая с ответственной работой. А молодым все подавай в готовом виде. Правда, при этом Ольга Борисовна упустила или за давностью лет позабыла, что ей-то воспитывать детей помогал муж. А вот зять этим нисколько не отягощался, тоже в какой-то мере справедливо полагая, что трехкомнатной квартирой сыт не будешь. А время нынче такое, что, сидя на одном месте, много не заработаешь. Как говорится, волка ноги кормят. Да и Кристине, считал он, нечего у него на шее сидеть, имея родителей-пенсионеров.

Ольга Борисовна изо всех сил пыталась отстоять свое право оставаться женщиной. Остальные права, которые дарует женщине жизнь, ее угнетали. С этой целью она даже невестку Лизу поставила дочери в пример. Кристина разобиделась, наговорив матери лишнего. Ольга Борисовна тоже в долгу не осталась.

Сейчас муж и жена ужинали в своей большой гостиной-столовой, старательно огибая больную тему. Ужинать молча они не привыкли, поэтому подспудное напряжение вынуждало их выискивать отстраненные темы для разговора.

Выслушав от мужа последние деревенские новости, которые ему обычно рассказывала соседка молочница, Ольга Борисовна с сожалением подумала, до чего же изменился за последнее время ее муж. Весь его прежний лоск полинял и облез от этой ежедневной возни в огороде да общения с деревенской простотой, от которой пахло коровами и навозом. И вдруг она с ужасом представила, какая жизнь ждет ее с мужем и маленьким внуком в этой деревне. И так изо дня в день до самой смерти! Дальше мыслей подобного рода ее нервы не выдержали, и она заговорила о том, как ее ценят молодые специалисты. При этом на ее губах заиграла легкая улыбка. Правильные черты лица ее не утратили былой привлекательности, еле тронутые сединой волосы были аккуратно уложены. На замечание мужа о том, что в частных клиниках должны работать люди с солидным багажом опыта, Ольга Борисовна ответила, что знает она там многих и со стажем, и с багажом. Но с молодыми работать приятнее: у них изначально иной подход к работе, они внимательны, тактичны, да и жизненный кругозор у них гораздо обширнее.

Для Владислава Ивановича сложившаяся ситуация была ясна как дважды два. Но он даже в молодости не устраивал ей сцен ревности, а сейчас это и вовсе было ни к чему. Так уж получилось, что судьба щедро наградила его жену яркой красотой. Но эта красота отнюдь не лишила ее здравого ума, да и порядочности, что тоже было немаловажно. Поэтому он не видел трагедии в том, что ей хотелось отсрочить свое увядание пусть даже таким способом, другого-то все равно не было. Он, скорее, радовался тому, что свою неуемную энергию жена направляла в другое русло. Всю жизнь он работал как заведенный на импортную мебель, на престижную машину, на эту, походившую на огромный склеп, домину. Однако, жене постоянно недоставало его солидной зарплаты, которую он отдавал ей всю до копейки. Благо, с завода нечего было умыкнуть, так как запчасти самолета реализовать было попросту невозможно. После перенесенного инфаркта он совсем пал духом, и сейчас лишь эта необременительная возня в саду придавала ему сил и смысла в жизни.

Внезапно с улицы донесся шум подъезжающего автомобиля. Супруги переглянулись. Раньше такого не случалось. Друзья и дети без предупреждения не приезжали. Да и кому захочется ехать в такое ненастье? Но автомобиль, подсвечивая фарами, остановился перед воротами.

Нехотя встав из-за стола, Владислав Иванович сунул ноги в калоши и, захватив зонт и фонарь, пошел к воротам. Свет фар мешал разглядеть номер. Подойдя поближе, Владислав Иванович, к своему изумлению, узнал машину Вадима. Отворив массивные ворота и, подождав, пока сын заедет во двор, он закрыл их.

Из вольера донеслось грозное рычание Рембо, молодого добермана, которого дети подарили им на новоселье.

– Свои, Рембо, свои, – выйдя из машины, Вадим подошел к вольеру.

Грозное рычание тотчас сменилось приветливым повизгиванием, да и то вскоре стихло. Пес поспешил укрыться от промозглого холода в теплой конуре.

Прильнув к окну, Ольга Борисовна тоже увидела, что приехал Вадим, и в душу закралось нехорошее предчувствие. Когда же он достал из машины два больших чемодана, предчувствие усилилось. Что-то подсказывало ей, что приезд сына грозит нарушить комфорт ее устоявшейся размеренной жизни. Она не пошла навстречу сыну, а продолжала стоять у окна, кутаясь в свой пушистый серый платок.

Из коридора доносился голос мужа:

– Раздевайся, Вадик. Я плащ развешу здесь, пусть просохнет. Оставь ты эти чемоданы, проходи в столовую, мама там.

Лишь только когда Вадим вошел в столовую, она, окинув его быстрым взглядом, с тревогой спросила:

– Что случилось, Вадик, почему ты приехал?

– Ничего не случилось, – просто ответил Вадим и, кивком указав на камин, добавил: – Холодно здесь у вас.

– Не хочется топить для двоих, лишний раз золу выгребать, – объяснил Владислав Иванович, входя следом за сыном. – Я сейчас газовый прикачу. Теплее будет. Я и баллон новый недавно поставил. Садись, Вадик. Мы с мамой ужинаем, и ты с нами, – с этими словами он скрылся в коридоре.

Вадим только сейчас ощутил чувство голода, но голос матери остановил его:

– Да мне уже, пожалуй, не до ужина. Если ничего не случилось, почему ты сейчас не дома? – спросила она, этими словами ограждаясь от сына.

– Я поживу у вас какое-то время, – отодвинув стул, Вадим тяжело на него опустился.

– Почему? – все тем же тоном продолжала мать.

– Нам с Лизой надо побыть немного врозь, – глядя сквозь мать отсутствующим взглядом, ответил Вадим.

– Это не ответ. Почему? – мать, что называется, вошла в образ.

– Если бы я знал ответ, я бы сейчас не приехал, – тем же спокойным выдержанным тоном продолжал сын. – Это случается в каждой семье.

– У нас с отцом такого не случалось, – холодно ответила мать, продолжая стоять у окна.

Владислав Иванович вкатил в столовую газовый камин.

– Оля, почему ты не садишься? Все остынет, – при этом он перевел взгляд на сына, – Вадик, чего ты ждешь?

– Ты послушай его, – обратилась к мужу со своего места Ольга Борисовна, – думаю, и у тебя аппетит пропадет. Наш сын ушел из семьи, – в неприятные минуты Ольга Борисовна всегда так говорила – наш сын, наша дочь.

– Давайте поедим, а поговорить успеется, – сел за стол отец.

Взяв тарелку и ложку, Вадим сел рядом и, не дожидаясь, пока мать соизволит сделать то же, принялся накладывать себе кашу.

Ольге Борисовне ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Какое-то время они ели молча, но по мере насыщения отец первым затронул больную тему:

– Так что же у вас все-таки стряслось?

– Иногда людям бывает сложно находиться вместе, и это постоянное раздражение мешает разобраться в себе,… – бросив в тарелку скомканную салфетку, начал Вадим.

– И как отнесся к этому Сережа? – перебила мать.

– Я не считаю, что должен спрашивать разрешения у сына.

– Ты должен был поинтересоваться его мнением, – менторским тоном изрекла мать. – Вряд ли ты добился бы в жизни чего-нибудь, начни мы с отцом разбираться в своих чувствах да бегать друг от друга.

Вадима так и подмывало ответить, что этого не случилось лишь из-за постоянных уступок отца.

– Погоди, мать, – остановил ее обвинительную речь отец, – не всегда в жизни получается, как хочется. Ребенку тоже не все объяснишь. Пусть поживет, раз ему нужно. Не в гостиницу же ему идти?

– Ты уж совсем из меня монстра сделал, – недовольно пожала плечами мать, – я что, по-твоему, враг своему сыну? Конечно, пусть живет, – смягчилась она и продолжила: – Сережа не такой уж и ребенок. Но он не может повлиять на вас, а вынужден молча ждать, пока вы между собой разберетесь. Мы по-разному воспринимаем это, – она одарила сына грустной улыбкой. – Не зря говорят – первый ребенок, это последняя игрушка, а первый внук, это первый ребенок.

Вадим смотрел на мать и не понимал, как отец столько лет изо дня в день мог терпеть этот официоз. Почему так в жизни бывает? Один и тот же человек может быть незаменим на работе и отстраняется, когда дело касается его собственной семьи. Слова матери вывели его из состояния мрачной задумчивости:

– Я приготовлю тебе комнату наверху. Рядом с нашей, ладно? – поднимаясь, вежливо, да, именно вежливо спросила она.

– Как скажешь, – вяло пожал он плечами.

– Хорошо, я только постель заправлю и камин включу. Чемоданы оставь внизу, завтра после работы я сама разберусь с твоей одеждой. Да и вы здесь не засиживайтесь.

Оставив своих мужчин внизу, Ольга Борисовна поднялась наверх.

Заправить постель и включить камин было делом десяти минут, но спускаться сейчас Ольга Борисовна не собиралась. Понимая, что от Вадима откровенности не добьется, она решила позвонить невестке. Надо же хоть приблизительно знать, что там у них произошло, и уже выходя из этого выстраивать с сыном дальнейшие отношения. Ольга Борисовна уважала сына прежде всего за то, что он почти не беспокоил родителей своими проблемами, в отличие от дочери. И сам сумел обеспечить своей семье достойную жизнь. Сейчас же мать переживала, как бы эта жизнь не обернулась для него катастрофой. Хоть к невестке у нее по большому счету претензий не было, но и нежных чувств к Лизе она тоже не питала. Спроси у нее кто-нибудь, за что, Ольга Борисовна, несомненно, смогла бы нарыть в памяти пару-тройку неприятных моментов. Даже самой себе она не рискнула бы сознаться, что дело-то было не столько в самой невестке, сколько в материальной зависимости от ее отца. Хоть самого Арсения Ивановича она искренне уважала, да и ничего не имела против его жены, Татьяны Васильевны. Та была женщиной тактичной и обходительной, у нее хватало ума никогда не показывать его полностью, благоразумно держась в тени своего мужа. Невестка же с виду – тишь да гладь, но Ольга Борисовна ее быстро раскусила – внутри чувствовался отцовский стержень. Такой и не захочешь, так поклонишься. А за что ей кланяться? Вот отцу ее – с дорогой душой. Благодаря его стараниям этот дом обошелся им гораздо дешевле, чем предполагалось. Но платили-то они за все из своего кармана. И тоже мозгами шевелить пришлось, потому что в кармане-то было негусто, – тотчас своим расчетливым женским умом принялась она возводить предполагаемую защиту, – к тому же невестка с сыном не один год неплохо у них жили. Правда это «неплохо» в основном обеспечивалось все с того же партийного плеча, да так, что всему семейству с лихвой хватало. Зато стараниями ее мужа дети получили свою первую однокомнатную квартиру. Конечно, в бизнесе Вадиму снова помог тесть и советами, и связями, и деньгами. Но Вадим не только вернул долги, но и в дальнейшем оправдал ожидания тестя, это тоже надо учитывать.

Прикинув, что в худшем случае они худо-бедно смогут отбить возможные претензии и, понимая, что муж с сыном не задержатся внизу надолго, Ольга Борисовна решила воспользоваться моментом. Трубку поднял внук. Услышав его голос, Ольга Борисовна растерялась, до такой степени он изменился. В последний раз она видела внука в марте, в день его шестнадцатилетия.

– Здравствуй, Сережа, – привычно начала она, – это бабушка. Узнал?

– Да, – не сразу ответил Сережа.

– Как вы живы-здоровы? – завела издалека Ольга Борисовна. – Как успехи в учебе?

– Нормально, – вяло, словно нехотя отвечал внук.

– Не подведи, – Ольга Борисовна намекала на золотую медаль, которую ему прочили в школе.

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Может, я маму позову? – спросил Сережа, задев самолюбие Ольги Борисовны, тотчас позабывшей о своем сочувствии внуку.

– Что ж, позови, – не сочла она нужным скрывать обиду.

Сережа прекрасно понимал, что отнюдь не желание поговорить о его учебе побудило бабушку позвонить им в столь поздний час. «Значит, отец там», – подумал мальчик, и от сердца немного отлегло. И вовсе не желание ее обидеть, а желание поскорее узнать, чем это закончится, послужило причиной такого ответа.

Когда в трубке прозвучало знакомое «алло», Ольга Борисовна была уже во всеоружии.

– Здравствуй, Лиза, это Ольга Борисовна, – пытаясь подавить невестку, с холодной вежливостью сказала она. Не дав той возможности ответить, она тотчас перешла к делу: – Можешь мне объяснить, что там у вас произошло?

Какое-то время из трубки не доносилось ни звука, потом невестка произнесла упавшим голосом: «Значит, он у вас», чем привела Ольгу Борисовну в замешательство. Она приготовилась нападать, а сейчас, получалось, должна была объяснять.

– А где же ему еще быть? – продолжая выдерживать взятый тон, ответила Ольга Борисовна.

– Что же вы у меня спрашиваете? – донеслось в ответ неприветливо. – Вот у него и спросите.

– Я не к посторонней девице, а к его жене звоню, – в ее официальном тоне сквозили нотки раздражения.

– Так он и вам не посторонний, – озлобленно, недобро ответила Лиза. – Заодно и о посторонней девице расспросите.

– Ты намекаешь на то, что у Вадима есть любовница?… – оскорбленному материнскому чувству не было предела.

– Я ни на что не намекаю, – бросили устало в ответ. – Я его, во всяком случае, из дому не выгоняла.

Ольга Борисовна задумалась. Что-то в этом роде она и предполагала.

– Ладно, – более миролюбиво продолжила она, – давай-ка мы с тобой не будем опережать события. Я понимаю, тебе сейчас нелегко, но я тебя ни в чем и не обвиняю. Я никогда не вмешивалась в ваши отношения и всегда относилась к тебе хорошо. Уж в этом ты не можешь меня упрекнуть, – после этих слов она намеренно сделала паузу. Но слов благодарности в ответ не последовало, и Ольга Борисовна закончила так же, как и начала: – Что ж, разберемся сами, раз ты не хочешь мне помочь.

– Спокойной ночи, – последовало в ответ.

«Да какая уж тут спокойная?» – тяжело вздохнула Ольга Борисовна, положив трубку. А задуматься и впрямь было над чем. Пламенные, нет ли, но материнские чувства ей были присущи. Она, как и всякая нормальная мать, желала своим детям добра и только радовалась, когда в их жизни было все благополучно. Амурные увлечения Ольга Борисовна воспринимала как нечто неизбежное, но непродолжительное (вроде насморка), и считала, что сыну как раз не мешало бы время от времени «выпускать пар», а не жить образцово-показательным памятником при строгом тесте и до глупости наивной жене. Тогда и не случилось бы этого. Возможно, невестка что-то услышала или увидела, а что-то и домыслила. Чтобы муж ушел из дому, вовсе необязательно его выгонять, достаточно закатить ему хороший скандал. Но если до сих пор у них обходилось без подобных эксцессов, значит, и сейчас обойдется. «Тем не менее, – решила про себя Ольга Борисовна, – надо будет вызвать Вадима на откровенный разговор». Всякое в жизни случается. Но распада семьи ни в коем случае допустить нельзя. Дойди дело до развода, еще неизвестно, какой счет выставит сыну тесть, да и невестка может фортель выкинуть. Не зря говорят: «Ломать – не строить». Что же там за пигалица у него объявилась? Коль уж из-за нее такой сыр-бор разгорелся, еще, чего доброго, сына по миру пустит. Надо во что бы то ни стало вернуть его в семью. В конце концов, у него есть ответственность перед собственным сыном. И только сейчас Ольга Борисовна подумала о мальчике и о том, как он привязан и к отцу, и к матери. А ведь, действительно, для ребенка это трагедия. Такие вот мысли ложились тяжким бременем на сердце Ольги Борисовны, упорно прогоняя ее сон.