Мы нашли Мессию…

Он попытался скрыть свои чувства от всех, но отец все же заметил. Он видел детей на репетиции и решил, что пришло время для серьезной беседы. Однажды вечером он пригласил их обоих в гостиную.

– Давид, Петя, я думаю, что пришло время серьезного разговора, – начал он. – Вы взрослеете и начинаете смотреть на девочек.

Ребята смущенно опустили глаза, но раввин продолжал.

– Это хорошо, но еще не пришло время для серьезных отношений. Раньше в религиозных кругах мальчиков женили в тринадцать, чтобы избежать искушений. Но в нашем обществе молодым людям запрещают жениться до восемнадцати лет, в этом тоже есть смысл, ведь дети не могут обеспечить семью.

– Ну мы еще вообще не думаем о женитьбе, – вставил смущенный Петя.

– Но природа всегда возьмет свое и поэтому я пригласил вас сюда – прервал его Ицхак Абрамович. – Запомните дети, что мужчина никогда не должен забывать, что он – священник. Женщина будет стараться стать такой, какой мужчина хочет ее видеть. И поэтому перед Всевышним мы отвечаем за своих женщин. Б-г спросит с нас за то, какими стали женщины, с которыми мы общаемся. Поэтому очень важно относиться к ним со всем уважением и достоинством. Нельзя позволять себе вольности, унижающие достоинство девочки!

– Ну, мы стараемся нормально относиться ко всем, – вставил Давид.

– Это хорошо. Но очень важно, чтобы вы относились с особым уважением и даже почтением к девушкам, которые вам нравятся и которым нравитесь вы. Ведь если девушка полюбила парня, она будет стараться стать такой, какой он ее видит. Получается, что на нас лежит ответственность за то, какой она стала.

– Ого! А я здесь при чем? Вдруг она просто сама себе что-то придумает и скатится. Я же не виноват! – покраснел Петя.

– Именно поэтому нужно озвучивать в обществе, какие девушки тебе нравятся, и относиться к той, которая тебе нравится так, чтобы она захотела стать лучше, чище, достойнее. Творец не спрашивает с нас за то, что от нас не зависело. Он знает мысли всех. Но, если бы мужчины относились к женщинам бережно и с уважением, то в мире не было бы «древнейшей профессии», я думаю, что вы знаете, о чем я.

– Ну да, усмехнулся Давид, – спрос определяет предложение, как сказал учитель истории.

– Да, сын, это так. И я прошу вас обоих не участвовать в том, что толкает девушек на скользкую дорожку.

– Не знаю, но мне кажется, что парни чаще стараются стать такими, какими хочет их видеть девушка, – возразил Петя.

– Именно поэтому наша мама беседует с девочками, когда те подрастают, – улыбнулся раввин. – Да и я тоже напоминаю им об этом. С девушек и женщин Творец тоже спрашивает, какими стали их возлюбленные. Все мы влияем друг на друга, и нельзя забывать о том, что за все в жизни приходится платить.

Раввин еще немного поговорил с ребятами, и все разошлись в задумчивости.

Через время Петя заметил, с какой затаенной болью Давид наблюдает за их общением с Таней, в общении друзей возникло напряжение и холодок, и он опять отступил. Он снова выбрал дружбу. Возможно, если бы парень влюбился по-настоящему, он бы не смог отступить, но в этот раз у него получилось остаться с девочкой только друзьями. Решающую роль сыграл возраст. Петя понимал, что все равно для настоящих отношений еще не пришло время. Он серьезно отнесся к словам и наставлениям раввина.

Давид тоже сдержал свое обещание. Он не начал ухаживать за Таней. Девочка не поняла, почему Петя перестал ухаживать за ней и установил молчаливое расстояние хорошей дружбы. Она молча приняла такую форму общения, хотя было заметно, что она была бы не против более близких отношений.

Реувен все еще ждал ответа. ОВИР не торопился извещать парня о своем решении, и его это выматывало. К тому же, осенью Реувена должны были призвать в армию.

– Я не буду служить в их армии! – возмущался Реувен.

– Сын, не говори так! – ужасалась Рут Вениаминовна. – Тебя же посадят за уклонение от службы!

– Мне нечего там делать с их дедовщиной и бестолковыми порядками, – не унимался парень. – Я лучше пойду в армию в своей стране!

– Но ведь ты даже никогда не видел Израиль! Ты родился и вырос здесь.

Рут Вениаминовна пыталась успокоить сына, чтобы тот не «наломал дров», но и сама многое отдала бы, чтобы оказаться в земле своих отцов, посетить могилу царя Давида или оказаться у колодца, который когда-то выкопали их праотцы. Но она имела качество, которым не обладали ее дети – женщина умела ждать.

Младшая, Софочка, нередко слышала, что старший брат хочет уехать в Израиль. Сначала она решила выяснять, где находится то место, куда хочет уехать Реувен.

– Рув, а Израиль далеко?

– Да, далеко.

– Даже дальше чем Москва? – нахмурилась малышка.

– Да, Софик, дальше чем Москва, – ответил Реувен, не понимая причины столь пристального интереса.

– И ты будешь в Израиле даже дольше, чем в Москве? – девочка задала этот вопрос с замиранием сердца. Она очень любила старшего брата и скучала, даже когда он уходил на работу.

Реувен задумался. Он понимал, что если его выпустят из страны, то не увидит своих родных очень долго, или не увидит вообще, ведь парень понимал, что КГБ-шник прав, в армии Израиля нередко солдаты гибнут. Он не хотел расстраивать сестренку раньше времени, но и лгать не собирался.

– Да, мелкая, – Реувен собрал в пучок кудрявые густые волосы сестренки и перекинул их на ее лицо. Малышка стала похожа на копну темных лохматых волос.

– Опять ты лохматишься! – возмутилась Софочка. – Ты всегда лохматишься, когда не хочешь говорить!

– Ты задаешь слишком много вопросов – ответил Реувен. – Меня могут еще не отпустить.

– Мама с папой могут не опустить?

– Нет, чужой дядя может не отпустить, – ответил брат.

– Чужой дядя?! – сквозь лохматые курчавые волосы смотрели два больших удивленных карих глаза. Софочка даже забыла вернуть волосы на место.

– Ну, понимаешь, для того, чтобы уехать в другую страну, нужно получить разрешение у дяди милиционера. Такие правила в нашей стране, – продолжил Реувен.

– Я знаю, что Всевышний все равно делает, что хочет, и дядя милиционер ничего не сможет сделать, если Он решит… – убежденно произнесла Софочка, затем добавила, – я попрошу маму почитать Тиелим45, чтобы дядя милиционер не разрешил тебе уехать.

– Но почему ты не хочешь, чтобы я уехал? – нахмурился Реувен.

– Потому что мы будем скучать и плакать, – глаза, все еще прикрытые взлохмаченными волосами, вдруг стали влажными.

– Понимаешь, Софик, мне это очень нужно! Я надеюсь, что скоро и вы сможете уехать в Израиль. Там наша родина. Там жили Авраам, Ицхак и Яков. Там жил царь Давид, про которого мы читаем в Торе… – Реувен собирался еще что-то добавить, но Софочка убрала волосы с лица и, нахмурившись, перебила.

– А почему тогда мама и папа не хотят ехать?

– Мама и папа пока нужны здесь. Мне кажется, если к нам в город приедет другой раввин, тогда папа с мамой тоже смогут уехать в Израиль.

– Тогда нужно просить, чтобы другой раввин приехал? – допытывалась девочка.

– Думаю, что это очень хорошая мысль! – обрадовался парень. – Давай лучше будем об этом просить.

– Хорошо, я попрошу у мамы, чтобы она Тиелим прочитала чтобы мы смогли с тобой поехать, – согласилась малышка, – чтобы я смогла пойти в школу на следующий год в Израиле.

– Ага! Помнишь, что мы все друг другу желаем на Песах46?

– На следующий год в Иерусалиме? – неуверенно произнесла Софочка.

– Так точно! – бодро ответил брат.

– Если ты уедешь раньше, я все равно буду очень скучать! – глаза Софочки все время были «на мокром месте», и старшему брату стоило больших усилий вести разговор так, чтобы она не расплакалась.

Все время ожидания сестренка пыталась прижаться к руке старшего брата при малейшей возможности. Давид иногда обижался, считая, что младшая сестренка больше любит Реувена.

– Давид, перестань ревновать, – качала головой мать – Софочка просто боится, что Реувен уедет надолго, поэтому «заранее скучает», правда же, дочь?

– Да, я тебя очень люблю, – вздохнула девочка. – Если и ты уедешь, тогда я совсем-совсем буду скучать! Не уезжай, пожалуйста!

– Не уеду, – искренне пообещал Давид. – Если только вместе с тобой, с папой и мамой, а может и с Петей.

В один из обычных августовских дней мужчины ушли на работу, Давид как всегда убежал с Петей на очередную репетицию или какую-то затею ребят. Софочка, которую мать решила до школы обучить ивриту, чтобы девочка воспринимала написанные слова Торы раньше, чем начала читать по букварю, старательно выводила буквы иврита.

– Мам, неужели так пишется תודה (тода47)? – улыбнулась она. – Так красиво! Мне нравится – заключила девочка уверенно.

– Да, именно так на иврите пишется «спасибо», – подтвердила Рут Вениаминовна, заглянув через плечо дочери в ее тетрадку.

Софочка сидела напротив окна, чтобы стол лучше освещался. Подняв глаза, женщина увидела, как почтальон кладет в их почтовый ящик какой-то конверт. Сердце матери ёкнуло, предчувствуя тревогу. Рут Вениаминовна торопливо вышла на улицу и направилась к калитке.

– Мам, ты куда? – услышала она вслед.

– Сейчас вернусь, – почти крикнула женщина, понимая, что отошла от двери, и дочь может не услышать.

Достав конверт из почтового ящика, Рут Вениаминовна взглянула на обратный адрес – ОВИР их района. Руки женщины задрожали. Она не знала, что в конверте, но при любом исходе волновалась. Ведь если откажут, она по опыту знала, что сын не успокоится, и это может привести его на скамью подсудимых. А если разрешат – значит им предстоит долгая разлука. Постояв немного, она решительным шагом направилась в дом, подошла к телефону и набрала рабочий номер сына.

– Здравствуйте, не могли бы Вы пригласить Реувена к аппарату? – попросила она, услышав голос. Через минуту женщина сообщила.

– Реувен, тебе пришло письмо из ОВИРа.

– И что там? – голос парня дрогнул.

– Не знаю, я не вскрывала. Письмо же твое.

– Мам, не томи, открой и прочитай мне – Реувен готов был начать подпрыгивать от нетерпения.

– Хорошо – послышался звук вскрываемого конверта – здесь написано, что завтра в одиннадцать дня ты должен прийти и забрать свои документы.

– И все? Никакого намека на то, каким будет ответ? – разочарованно протянул парень.

– Никакого, – в голосе Рут Вениаминовны тоже послышалось разочарование.

Реувен едва дождался утра. Он заранее отпросился на работе, проснулся еще до рассвета и теперь не знал, чем занять свое время до одиннадцати. В половине одиннадцатого он стоял в очереди к окошку выдачи в ОВИР с десятками других таких же, изнывающих от неизвестности, стремящихся выехать в различные уголки мира. Большинство получали всю свою папку документов и начинали возмущаться. Ясно было, что это отказ. Девушка за стойкой только пожимала плечами:

– Поймите, я ничего не решаю. Я только отдаю вам документы. Если недовольны – подавайте еще раз и напишите письмо, почему вы считаете этот ответ не правильным.

Реувен готов был выть от напряжения и предчувствия тоски отверженности. Но где-то там, в самой глубине теплилась слабая надежда. Только она заставляла парня стоять в очереди, не уходя из административного здания.

Наконец, подошла очередь Реувена. Девушка протянула в окошко паспорт парня с какой-то памяткой внутри. Парню показалось, что его сердце бьется прямо в ушах. Он не разобрал, что ему сказали, стоял и боялся взять в руки свой документ.

– Эй, парень! – послышались возмущенные голоса в очереди. – Если у тебя есть вопросы, спрашивай, нет – так уходи, не задерживай всех.

– П-п-п-простите, это отказ? – чуть слышно спросил Реувен.

– Вам дали «добро», неужели непонятно? – возмутилась девушка за стойкой. – Что за народ? Одни шумят, что им отказали, другие недовольны, что разрешили! Вас не разберешь.

– Так значит «да»?! – еще раз переспросил Реувен, все еще не веря ни своим глазам, ни ушам.

– Да что за тормоз! А говорят, что евреи умные! – раскричалась женщина за спиной Реувена. – Ему говорят, что его выпустили, а он стоит как столб! Мне бы так сказали про Германию!

Наконец, до парня дошло. Он тихо выскользнул из очереди под завистливыми взглядами всей толпы, собравшейся в холе. Громкий голос женщины до всех донес его радостную новость. Не только люди, получающие документы, но и те, кто пытался сдать, теперь завидовали парню, которому дали разрешение на выезд.

Когда Реувен вышел на крыльцо, он не выдержал и высоко подпрыгнул, подняв свой паспорт с памяткой к небу. Он скакал и тихо читал молитву: «Благословен Ты, Господь наш, Всевышний наш, которому повинуется вся Вселенная…». Этих слов не было в молитвеннике, но эмоций было столько, что ни одна знакомая молитва не могла выразить их. Реувен не считал себя особо религиозным, хотя знал немало молитв наизусть. Но сейчас парень прекрасно знал, что без вмешательства Всевышнего ничего не случилось бы.

Он буквально бежал домой, зная, что все родные очень ждут результата его похода в ОВИР. Едва переступив порог, он провозгласил, размахивая паспортом:

– Меня отпустили!

Рут Вениаминовна, Давид и Софочка стояли молча. Они не знали, радоваться или огорчаться? Наконец, мать тихо сказала:

– Пойду папе на работу позвоню, он тоже ждет.

– Вы что, не рады за меня?! – Реувен готов был обидеться.

– Мы рады, но нам грустно, – за всех ответила Софочка – мы же тебя любим и будем скучать.

Реувен не пошел на работу и взял отгул на завтра, потому что в памятке было написано, что он должен явиться в тот самый кабинет, где сотрудник КГБ пытался его завербовать. Вся семья волновалась.

Переступив порог уже знакомого кабинета, Реувен увидел знакомое лицо мужчины, который лишь презрительно глянул в сторону вошедшего.

– Вызывали? – несмело спросил Реувен.

– Возьми, – коротко бросил хозяин кабинета, – у тебя призыв будет, пока ты будешь собирать документы. Это освобождение. Нам такие защитники родины не нужны! Нам не нужны предатели!

В голосе мужчины послышалось такая брезгливость, что Реувен чуть не начал защищаться и убеждать, что он никого не предавал, но парень вовремя прикусил язык. А то возьмет еще да передумает, отправит в армию служить… Пусть лучше презирает и отпустит, и забудет навсегда.

«Самые страшные слова для эмигранта: «Родина вас не забудет!» – вспомнил Реувен и крепче сжал зубы. Пусть уж лучше забудет», – думал он.

Через минуту Реувен покидал кабинет, надеясь больше никогда не увидеть ни это помещение, ни его хозяина. Мужчина проводил парня до двери холодным колючим взглядом. Реувен боялся поверить своему счастью, пока не вышел из здания и, раскрыв полученную бумагу, прочитал, что его освобождают от воинской обязанности в связи с переменой страны проживания. Дочитав фразу до конца, рассмотрев подпись и печать, парень закружился в танце с бумагой как с барышней. Он был абсолютно счастлив.

Реувен еще не влюблялся до этого времени, и сейчас ему казалось, что даже влюбленный не может быть счастливее его, которого отпустила страна, являющаяся его родиной, но которую он считал сейчас своей тюрьмой. Парень не верил, когда старшие говорили, что он еще будет скучать за Советским Союзом. Сейчас это казалось абсолютно невозможным!

Прошло еще три месяца, пока, наконец, Реувен сел в самолет до Тель-Авива через Рим, бережно прижимая к себе рюкзачок с документами и предметами первой необходимости. В багаже находились два его чемодана – больше авиакомпания не разрешала. Мать пыталась нагрузить сыну все, что может потребоваться на новом месте, но Реувен настойчиво отказывался. Ему казалось, что все у него будет, стоит только приземлиться на земле отцов.

Родные проводили парня только в аэропорт, когда он вылетал в Москву, где формировался самолет эмигрантов со всей страны. В этом году их было не много. В основном власти отказывали. Тем более удивительным казалось разрешение, данное парню призывного возраста, который летел в Израиль один, без семьи.

В самолете было немало тех, кто получил разрешение на выезд в Израиль, но не собирался лететь в Тель-Авив. В Риме эти люди планировали пожить некоторое время, а потом садились на самолет в Нью-Йорк. Они использовали свои еврейские корни только для того, чтобы покинуть СССР, но мечтали об Америке.

Глава 11

Лично я люблю землянику со сливками,

но рыба почему-то предпочитает червяков.

Вот почему, когда я иду на рыбалку,

я думаю не о том, что люблю я,

а о том, что любит рыба.

Дейл Карнеги

С началом занятий в школе, Давид и Петя меньше уделяли времени творчеству, да и за лето мальчики сколько-то «перегорели» ведь им едва исполнилось четырнадцать, а с началом холодов большинство аттракционов закрылись и летняя площадка тоже. Несмотря на удовольствие от выступлений, мальчики испытали некоторое облегчение. Этим летом они были так заняты, что почти не ощутили каникул. И когда ребята прощались с директором парка, который на удивление все это время делал вид что не замечает, что мальчики и Федор Петрович говорили с людьми о Боге, добавил на прощание:

– Что, прощаемся до следующего сезона?

– Не знаю, – растерялся Давид.

– Кто знает? – пожал плечами Петя.

Мужчина понял, что дети все же остаются детьми. Им не так просто было ощущать длительную нагрузку, тем более «на общественных началах».

И все же это лето оставило много добрых воспоминаний у всех. Преподаватель музыки ребят был приятно удивлен, что оба ученика не только ничего не забыли за лето, но и преуспели в технике игры. Приятно удивлена была также преподаватель по сольфеджио, мальчики явно занимались летом.

В этом году в семье Теренковых осталось два школьника. Младший Петя показывал в прошлом году впечатляющие успехи по математике и в начале следующего учебного года приехали бабушка и дедушка, родители Киры Марковны. Такое в жизни семьи происходило не часто. Родители не поддерживали выбор дочери в браке, и тем более были против решения супругов иметь большую семью. Пожилые люди очень редко посещали внуков, поэтому каждый их приезд был настоящим событием.

За три года дружбы ребят, в семье Теренковых сыграли четыре свадьбы. Взрослые дети «упорхнули из родительского гнезда», поэтому в доме оставалось только четверо детей.

Перед приездом бабушки и дедушки в доме всегда производилась генеральная уборка, хотя обычно в нем было чисто. Дети даже не задавали вопросов – так было принято. В этот раз новость о визите удивила всю семью. Не предстояло никаких важных событий и праздников, и старики предупредили о своем приезде только за три дня.

– Мам, а что случилось? – поинтересовался Петя, когда Кира Марковна сообщила, что в гости приедут бабушка и дедушка.

– Не знаю. Вроде бы ничего. Бабушка по телефону ничего не сказала – ответила мать. Она была удивлена не меньше младшего сына.

Кира Марковна приготовила праздничный ужин, и все выглядывали в окна. Обычно старики приезжали в гости как на прием – точно ко времени, и в этот раз они не изменили себе. Без четверти шесть к дому подъехала знакомая синяя «жигули». Когда пожилые люди неторопливо вышли из машины, дети и внуки вышли из дома, встречая гостей.

Марк Моисеевич открыл багажник и попросил:

– Дети, помогите, пожалуйста, выгрузить.

Вся семья была заинтригована. Что же привезли старики, что самим сложно выгрузить? Серые закрытые большие и маленькие коробки ничего не сообщали о своем содержимом, и внуки, наученные опытом, не задавали лишних вопросов. Но когда после ужина Серафима Яковлевна повернулась к коробкам, которые были оставлены у входа, вся семья замолчала, желая услышать объяснение от бабушки.

– Петя, мы слышали про твои успехи в школе, и твоя мама сказала, что ты после школы хочешь выучиться на программиста? – обратилась бабушка к младшему внуку.

– Да, я хочу – подтвердит Петя.

– Наконец-то хоть кто-то из этой русской семейки решил получить нормальное образование! – гордо вскинув голову изрекла Серафима Яковлевна.

– Бабушка, между прочим, я уже на второй курс политехнического института перешла! – возмутилась Аня, старшая из оставшихся дома детей – и Петя хочет поступать в тот же самый, только на компьютерщика.

Наташа хотела добавить, что поступила в техникум, а Саша открыл рот, чтобы сообщить, что заканчивает школу и тоже будет поступать, но бабушка не дала никому открыть рот.

– Ты?! Институт? – воскликнула она – а почему мама мне не сказала об этом? – повернулась пожилая женщина к Кире Марковне.

– Мам, Вы никогда не спрашивали где и как учатся наши дети – спокойно ответила Кира Марковна – только про Петю спросили, и я ответила.

– Ты же знаешь, какое значение мы с твоим отцом придаем образованию! Ты знаешь, как ты огорчила нас, когда, закончив институт, ты села дома как клуша со своими детьми! – возмутилась Серафима Яковлевна – и ты даже не похвалилась, что ТВОЯ дочь – подчеркнула она – пошла учиться, чтобы реализовать ТВОЮ мечту!

– Мам, это не моя мечта и даже не папина, а Ваша… – устало вздохнула Кира Марковна – взглянув на отца и получив поддерживающий кивок от него – …я считаю, что образование не может быть мечтой. Для мечты это слишком мало. А хвастаться вообще считаю неприличным.

– Твои христиане – поджала губы пожилая женщина и из ее уст это прозвучало как оскорбление – стерли тебя как личность! Похвастаться матери успехами своих детей для тебя неприлично, гордиться – вообще грех. Ты стала никем!

– Ну… не перегибай палку… – вставил дедушка – и вообще, Фима, ты же обещала…

– Я обещала не обижать никого, но разве это нормально?! – продолжала Серафима Яковлевна – у них все перевернуто с ног на голову!

– Фима… – покачал головой Марк Моисеевич.

– Ладно, ладно, – передернула плечами старушка. – Короче, мы с вашим дедушкой решили подарить Пете компьютер. Но если ты, Аня, тоже учишься, тогда будете пользоваться им вместе. И еще, к компьютеру мы купили вам принтер, так что вы сможете не писать рефераты или курсовые, а печатать их.

– Ура! – подпрыгнул Петя, забыв обо всем и обо всех, бросился к коробкам – а можно мне его собрать?

– А ты сможешь? – засомневалась Серафима Яковлевна.

– Мы с Давидом ходим в гости к ребятам в Академию наук и я уже помогал там устанавливать БК-шку, – затараторил Петя.

– Судя по имени твой друг из приличной семьи, – заметила бабушка.

– Мама, пожалуйста, избавьте нас от Вашего снобизма, – взмолилась Кира Марковна – Вам не кажется, что именно в такой атмосфере рождаются антисемиты?

– Ты считаешь, что я должна стыдиться своих корней?! – повысила тон пожилая женщина.

– Нет, мам, но хотя бы не поднимать их «на знамя», – Кира Марковна грустно покачала головой – как Вы выживаете в советском обществе при его отношении к евреям?

– Она только дома может себе позволить говорить то, что думает – попытался защитить жену Марк Моисеевич.

– Пап, но зачем мстить моей семье за то, что кто-то посторонний ее обидел? – ответила Кира Марковна.

– Я все еще здесь! – громко напомнила пожилая женщина.

– Мам, если Вы не прекратите общение в таком тоне, тогда здесь не станет меня – предупредила Кира Марковна – и вам можно будет вернуть ваш компьютер в магазин или продать кому-нибудь.

– Да, и я неплохо на этом заработаю… такую технику не просто достать в наше время – добавила старушка.

– Договорились – встала Кира Марковна.

– Дочь, не горячись, ты же знаешь свою мать. Она потом сама будет жалеть, что вела себя так – поторопился «погасить пламя» Марк Моисеевич

– Мам, если Вы пришли в наш дом обижать мою семью, тогда нам ничего не нужно! – отрезала хозяйка дома – я ничего Вам не говорю, когда Вы обижаете меня, но я не позволю обижать их – твердо и строго сообщила она, указывая на свою семью.

– Но ваш «учитель» же говорит вам подставлять другую щеку, если вас ударят… – язвительно напомнила Серафима Яковлевна, но голос ее звучал почему-то уже извиняющимся.

– Когда меня – согласна. Но мой Учитель говорит защищать тех, кто не может за себя постоять. А сейчас моя семья безоружна против Ваших оскорблений, потому что они не хотят причинить боль мне. Ведь Вы – моя мама… И я считаю себя вправе защитить их от Ваших нападок.

Петя слушал этот непростой разговор затаив дыхание. Он понимал, что бабушка как всегда пытается унизить отца и внуков, считая их всех ошибкой своей упрямой дочери, но ради компьютера он готов был промолчать и пропустить привычные бабушкины колкости мимо ушей. Ведь компьютер был самой несбыточной его мечтой. Мальчик уже начал программировать на калькуляторе. Это был первый программируемый калькулятор, который он видел в своей жизни и Петя «выжал» из него все возможное.

В Академию наук привезли несколько компьютеров БК и установили в отделе информации. Петя с замиранием смотрел как мастера собирали и подключали их. Мальчик был счастлив молча подавать провода мастеру. Он внимательно смотрел на его работу, пытаясь запомнить, как работает это чудо техники. И вдруг бабушка и дедушка привезли к ним домой настоящий компьютер, да еще и с принтером, а мама отказывается! Неужели для мамы так важно, чтобы ее мужа и детей уважали?