Потомок прадеда

– Что это? – удивлённо спросила Саида.

– Это для тебя передал Тимур, там пакет документов, что вы должны предоставить в университет. Положи хорошо, не потеряй, – предупредил её Тарас.

– Да, конечно, не переживайте, спасибо за всё. Переда- вайте всем вашим привет от меня, – сказала она, продвига- ясь к выходу.

Тарас лишний раз напомнил ей, чтобы она сообщила, когда будет приезжать, и он встретит. Ему это было в удо- вольствие.

Когда Саида удобно устроилась в кресле самолёта, ре- шила пересмотреть бумаги и вопросники, которые пере- дал Тимур. Она восхищалась и в душе благодарила его за такое внимание, была рада, что так повезло.

Аккуратно раскрыла конверт и увидела сложенный лист, где лежали зелёные купюры. У неё расширились гла- за, будто что-то украла. В конверте лежало пять банкнот, достоинством в сто долларов.

На листе была записка: «На обратный путь»! Она взялась за голову и произнесла:

– Какая дура, ой какая дура, ведь документы передали в доме, в тот же день, – затем посмотрела по сторонам, и ей стало не по себе. Она впопыхах, действительно, приняла за чистую монету поступок Тараса.

Она прижала сумочку с бумагами к груди. Самолёт на- бирал высоту.

Саида смотрела через иллюминатор, на этот большой город, от которого она отдалялась выше и выше.

Улетала вдаль в родные края, унося с собой, частичку человеческого сердечного тепла, от своих соотечествен- ников!

* * *

Ночь была тёмная. Лил сильный дождь.

Маленький дом Миларба утопал в зелени грабовых де- ревьев. Временами всё вокруг освещалось сильной мол- нией и грохотало. Затем всё покрывалось тьмой и станови- лось ничего не видно.

Две женщины, Хибла и Химор, сидели в конюшне и ре- шали судьбу маленького мальчика, который, не ведая ни о чём, сопел в люльке перед кроватью своей матери, моло- дой женщины Тамары.

Химор мальчику доводилась бабушкой со стороны отца. Хибла – сноха Химор – жена старшего брата Кучира. Химор вызвала свою сноху и уговорила её, чтобы та помогла ей в похищении мальчика. Рожденный вне брака мальчик, ка- зался позорным клеймо для семьи Миларба и бабушка хо- тела избавиться от него.

Он родился от её единственного наследника Шалвы и единственной сестры шести братьев Казанба. Братья, опо- зоренные случаем с их сестрой, никак не хотели смириться с рождением внебрачного племянника и грозили: попа- дись она на глаза, убить сестру и мужчину, который совра- тил её. Шалва был женатым и отцом шестерых детей.

Когда у Тамары родился сын, в доме Миларба от закон- ной жены родился другой мальчик двумя днями позже, ко- торого назвали Алясом.

Разразился неслыханный спор. Братья Казанба грози- лись сжечь дом Миларба. Найти Шалву и пытать его за то, что соблазнил их единственную сестру, красавицу Тамару. Мать Тамары постоянно плакала и громко причитала, как на похоронах.

Но время – лучший лекарь. Прошло больше месяца. Чтобы не случилось беды, собрались старейшины двух сёл, чтобы вынести этот зыбкий вопрос на рассмотрение. Но всё разрешила худощавая, с голубыми, как небо глазами, высокая красавица Гулиза. Она взяла своих шестерых де- тей Миларба, запрягла арбу и ушла из дому, забрав всё са- мое необходимое. Она уехала в Кутол, в родительский дом, освободив этим дорогу Тамаре и её незаконнорожденному младенцу в дом Миларба. Тамару приняли из-за безвыход- ности, чтобы не случилось беды.

Бабушка Химор похудела от горя. Она плакала целыми днями и ничего не ела, скучала по своим внукам, а к этому даже не подходила и ни разу не видела.

Шалва был её единственным ребёнком. Она боялась за его жизнь. Он сам, по своей дурости, нажил врагов.

Братья Гулизы тоже были на взводе за униженную се- стру и племянников.

Химор души не чаяла в своей любимой голубоглазой не- вестке, которую полюбила как родную дочь. Она наполни- ла потомством дом.

Что ещё нужно было для счастья? Нет, ему понадоби- лось соблазнить чужую дочь и сестру, этим разогнал весь дом и сам не появлялся.

Он не мальчик и понимал, что у его народа такое не сой- дёт ему с рук. Что на него нашло? Бес попутал.

Для Химор роль бабушки таких милых детей осчастли- вила её жизнь и она летала от счастья.

Она не чувствовала усталости от их баловства и шало- стей, её душа заполнялась волнующим теплом и она по- лучала блаженство. Но не могла смириться с тем, чтобы в одночасье лишиться такого счастья.

Если кто-нибудь хотел их наказать, она всегда вставала горой в их защиту. Дети прятались за её юбкой, просили у неё защиты. Это придавало ей гордости и, казалось, жизнь для неё нескончаема.

И вдруг такое горе окутало её дом, дом её милых внуков.

Без них и без их голоса она погибала.

Рождение внебрачного внука злило её. Она ненавидела его и ей не было дела, что он младенец, и нет его вины.

Весёлый смех и шум маленьких детей в доме Миларба, заменил плач бабушки.

Тамара со своим малышом жила в отдаленной задней комнате и они почти не виделись и не разговаривали.

Шалва не приходил домой, а дед угрюмый ходил по двору и больше пропадал на скотном дворе. А скота у них было много.

Дом стал походить на замок.

Химор хотела умереть или избавиться от ребёнка. Улу- чив момент, Химор оставила открытой ставню в комнате Тамары. В тот вечер роль Хиблы заключалось в том, чтобы незамеченной забрать младенца из люльки и передать че- рез окно. Химор ждала под окном с улицы.

Уставшая от хлопот с ребёнком, Тамара спала крепким сном и не заметила, как опустела перед ней люлька её первенца.

Под утро прошла гроза и распогодилось. Местами на небе стали сверкать звёзды. Рассвет был ясным. Солнце поднималось, пуская свои лучи на мокрые листья и траву, радуя каждого, кто встал рано, своим блеском и теплом по- сле вчерашней грозы.

Тамара проснулась от солнечных лучей, которые про- никли в её комнату через окно. Вдруг она вздрогнула: по- чему так долго спит её малыш? Он обычно просыпался не- сколько раз среди ночи и кушал. Она вскочила с кровати, накинула халат, прислушалась: «Тишина. Наверное, спит», – подумала она.

На цыпочках вышла на улицу, привела себя в порядок, умылась, расчесала свои длинные косы и прошла к малы- шу, чтобы разбудить его и накормить.

Она сняла простыню с люльки и ахнула: люлька была пуста. Она остолбенела, не могла вымолвить ни слова. У нее захватило дух, мгновение она будто не дышала. Тамара выбежала на крыльцо – во дворе никого. Она побежала в гостиную в надежде, что бабушка забрала малыша. Как уго- релая, она забежала в комнату, которая служила столовой. У камина, уткнувшись головой в колени, сидела Химор.

Женщины не общались никак. Но тут Тамара не стала ду- мать, она спросила:

– Где мой ребёнок? – голос её срывался и становился пи- склявым, когда она повторяла свой вопрос.

– А мне зачем знать, где твой сукин сын? – не поднимая голову, ответила Химор.

– Где мой ребёнок? Вы не можете не знать, где он, скажите, пожалуйста, будьте человеком, – просила она, чувствуя беду.

Химор сидела тихо покачиваясь, она уже не пережива- ла. Ребёнка передали в надёжные руки и давно уехали. Те- перь даже под пыткой не заставить её заговорить.

Тамара быстро осмотрела все комнаты, но ребёнка не было нигде. Сердце рвалось из груди, иногда она произно- сила душераздирающие вздохи. Она поняла, что ребёнка нет нигде, выскочила на улицу и стала кричать, как на по- хоронах. Её голос был слышен далеко в округе. Услышав крик, люди бежали, кто в чём был. Они бежали на голос. Вся деревня сбежалась на крик.

Скоро всем стало ясно, что случилось в доме Миларба. Все тихо шушукались, обсуждая таинственное исчезнове- ние малыша.

Женщины с пониманием относились к горю матери и старались как-то поддержать и успокоить её. Химор вела себя, будто только встала и ни о чём не ведает, говорила соседкам:

– Не нужно было зевать, а присматривать за малышом. Кто знает, может, её братья выкрали ребёнка, чтобы снять с неё позор. Многие поддержали её версию и обсуждали.

Подозрение падало на многих и люди разводили рука- ми, каждый предлагал своё мнение, а мнений – пруд пруди. Тамара билась головой об стену, царапала свои щёки,

её большая коса была распущена, она походила на сумас- шедшую.

Женщины по очереди менялись, чтобы придерживать её, она терзала себя. Каждая из них старалась успокоить её, но какие слова утешения можно было подобрать сейчас?

Прошло два дня, никто не мог узнать что-нибудь, хотя бы тонкую нить, которая смогла бы указать на след. Но – ничего.

Весть обошла всех родственников, люди посещали дом Миларба с сочувствием. Обсуждали, поддерживали, но ни- кто не мог помочь.

Среди родственников была и Хибла. Она приехала с му- жем, посочувствовать и поддержать родственников. Её ис- пуг не мог увидеть никто, потому что все были в испуге и плакали. Что можно понять в такой неразберихе?

Мать Тамары, которая считала свою дочь умершей, весть об исчезновении ребёнка подкосила её здоровье, и она слегла. Столько бед, как в один миг – такое выдержать нелегко. Это был нежеланный, но первый внук. Братья Та- мары ещё не женаты.

Матери становилось всё хуже и хуже. Ей до глубины души было больно, что её единственная дочь, которую вос- питали в рамках приличия, была прекрасным и послушным ребёнком, смогла перейти грань дозволенного.

Её прекрасный красивый ребёнок, которую восхваляли все, кто знал их, стала столь несчастной и опозоренной.

Братья Тамары стали более снисходительны. Они стали сочувствовать своей любимой сестре. Лёд стал оттаивать, с исчезновением малыша. Решили собрать старших, близких родственников и спросить совета. Злость, что испытывали к сестре, перешла в жалость, что судьба не сберегла её.

Младший брат Тамары Дамей, плакал как женщина, он не мог смириться с тем, что случилось с их красавицей се- строй, он всё время говорил:

– Люди сглазили её, поэтому она ослепла, не понимая, что творит.

Он желал судного дня Шалве. Родные Тамары решили забрать её домой, сколько она может у них находиться? Там ей не место.

Братья переступили позор и разрешили сестре вер- нуться домой. Хотя потом они год не общались с ней.

Дамей – самый младший в семье – поддержал сестру. Он обещал ей, что сколько времени не пройдёт, всё равно он найдёт похищенного ребёнка.

– Его уже нет в живых, его умертвили. Я это чувствую, что больше никогда не обниму его, – убиваясь, говорила Тама- ра в слезах.

Через неделю, как забрали Тамару, Гулиза вернулась домой.

Постепенно всё встало на свои места. Отец семейства Шалва потихоньку стал появляться дома.

Время – оно многое решило за всех, помирив многих. Большой семье нелегко было в то время. Дети подрас-

тали. В деревне колхоз набирал темп жизни. Чай давал не- плохой доход. Выращивали шелкопряд, и за коконы по тем временам, платили неплохие деньги.

В селе привыкли и забыли о недостойном поступке Шал- вы, и поставили его бригадиром, в то время такое место славилось и было престижно. Он построил большой дом для своей семьи. Через три года, как передовому работни- ку района, по очереди ему выделили автомашину «Жигули» первой марки.

Из четырёх его девочек двое имеют высшее образова- ние и стали преподавать в своей школе.

Дочь Асида осталась работать в Сухуме и устроилась на фабрике сувениров и народных промыслов главным бух- галтером.

Старший сын Закан с отличием окончил Сухумский ин- ститут, став экономистом, и поехал работать в Ткуарчал, в аппарате Администрации.

Непутёвым стал самый младший сын Аляс, избалован- ный старшими сёстрами. Он ничего не хотел делать по хо- зяйству и не учился. Когда ему исполнилось двадцать лет, он заявил своим родителям, что не останется жить в отцов- ском доме. Хотя, по абхазским традициям в родительском доме остается младший сын.

Поручив отцовский дом и родителей старшему брату Закану, он уехал в Сухум и записался на шестимесячные курсы водителей.

* * *

Весть о том, что Аляс решил уехать в Москву, донесла до родителей старшая сестра Асида.

Такая новость насторожила родителей. Отец, как угоре- лый, метался по комнате, браня жену Гулизу.

– Всё время защищала – он ещё маленький, он ведь младше всех – вот и результат, так и знал. Вот теперь твой сын стал взрослым и уехал путешествовать, – говорил он.

В глубине души он понимал, что нет никакой вины мате- ри, а мать всегда винят во всех грехах, и он мог приложить свои отцовские усилия, чтобы сын не уезжал из дома, ведь никто не смог убедить Аляса, что он должен жить с роди- телями.

Гулиза молчала. Ей просто не хотелось перечить мужу, чтобы не обострять и без её реплик напряжённую обста- новку.

Она сама переживала ещё сильнее, не могла предста- вить себе, как он может устроиться в таком большом горо-

де. Кому он там нужен? Без денег, без прописки – она молча страдала.

– Он уезжает с москвичкой. Они познакомились здесь, в гостинице. Её зовут Наташа, они распишутся, и у него будет московская прописка, – поясняла Асида планы брата, во что она была посвящена.

– Что? Он ещё жениться собрался, негодный мальчишка, да ещё не на абхазке? В кого он такой уродился? – стукнул кулаком по столу Шалва, – завтра же, первым рейсом едем в Сухум. Асида, покажешь, где он находится, я ему устрою. Он посмотрит, что такое без старших принимать такие се- рьёзные решения. В кого он такой? – качал своей головой Шалва и делал круги вокруг стола.

Гулизе так и хотелось сказать:

– В кого бы ему? Есть в кого, конечно, в тебя, – но про- молчала, ей не хотелось ворошить старое, будить потухший огненный вулкан её души, который она хранила столько лет в уголке сердца ради спокойствия семьи и ради детей.

За их совместную жизнь она ни разу не попрекнула его, делая вид, будто ничего не произошло в их жизни. Ста- рый червь иногда точил. Боль в её сердце притупилась, но присутствовала. Она ни с кем не хотела делиться этой болью её души, которую она пережила тяжело. Это было личное, и хранилось за семью замками, в этом заключа- лась её мудрость.

Эта милая мудрая женщина – эталон всех женщин, кото- рые могут думать как она и могут быть такими хранитель- ницами своего очага. Гулиза, не думая о своей гордости, вы- растила прекрасных детей в своём родовом доме Миларба. Утром в восемь часов автобус на Сухум выезжал из села.

Легковая машина Шалвы была неисправной и он не любил выезжать на ней, чтобы в дороге не случилось поломки. Автобусом надёжнее, поэтому решили поехать на рейсо- вом маршруте. Когда они приехали в дом, где Аляс снимал

комнату, было уже поздно. Аляс вылетел в Москву вечер- ним рейсом.

Шалва вышел на улицу, ему было тесно в этом городе и хотелось домой.

Он был разбит, в лице присутствовала его беспомощ- ность, всё время скулы сводило и он молчал.

Асида с болью смотрела на отца, но не знала, как ему помочь. Она могла сказать родителям о ситуации с Алясом раньше, может, они помешали бы его поездке, но брата тоже стало жалко. Он просил сестру, чтобы она не выдава- ла его, не то они помешают осуществить мечту, которую он очень желает. Такого удачного момента в его жизни может никогда не представится, он хотел использовать Наташу для осуществления своей мечты, но не женится.

– Папа, ты не переживай так. Вот он устроится, позво- нит мне, и мы с тобой обязательно поедем и навестим его, – успокаивала отца Асида, – Наташу я видела, она прекрас- ная молодая девушка, единственный ребёнок в семье. Она полюбила Аляса и сделает всё, чтобы помочь ему устроить- ся в Москве. Это его мечта, не мешайте ему.

Шалва долго глядел в одну точку, затем прокашлялся и сказал:

– Я вчера был неправ по отношению к вашей матери. Ведь она ещё сильнее переживает: говорят, младший ребё- нок для матери – плод особый и связь другая. Никого не по- щадил «агяур», – ругал он сына и говорил, что он не имеет ничего против той девушки, просто они не знают строгих местных обычаев и жаль её.

– Русские девушки, когда выходят замуж по любви за наших ребят, становятся лучше и покладистей, чем некото- рые наши девочки.

Перед глазами Шалвы прошла вся его жизнь: как он был несправедлив, поступив с Гулизой предательски, матерью его любимых детей. Правда в том, что в этой жизни за всё

нужно платить. Бумеранг обязательно возвращается на то же место. Необдуманный поступок с красавицей Тамарой, как бы он не молчал, но след раны на сердце всегда присут- ствовал, он никогда не забывал тот случай, иногда думал: с ним ли это было?

Аляс – мальчик, когда-нибудь вернётся, лишь бы ему было хорошо в его жизни. Шалве было страшно подумать, что за его проделки могли пострадать его девочки. Он с острой болью понимал состояние родственников Тамары. Он ещё подумывал: «До чего человек не властен над своей судьбой, ведь он об этом очень сожалел. Его всегда мучило и тяжестью залегло в его душе тайное исчезновение мла- денца его крови, и об этом нужно умалчивать. Ведь малыш был невиновен. Он был ровесником Аляса. Взрослые нару- шили, и взрослые решили…»

Передумав всю свою жизнь, Шалве захотелось увидеть Гулизу, обнять её и принести свои извинения и слова уте- шения. Захотелось поблагодарить её за всё, что она натер- пелась с ним в этой жизни, ни разу не упрекнув его.

– Папа, поехали домой, я тоже поеду с тобой, завтра вы- ходной, в понедельник утром приеду, успеваю на работу.

– Да, да, конечно, дочка, я подумал о многом. Если он решил устроить жизнь, пусть устраивает, жизнь одна и каж- дый хозяин своей жизни. Считаться, конечно, нужно, но с нами случай другой и ничего теперь не исправишь, нуж- но соглашаться, не то никогда не простит. Если что, пусть пеняет на себя. Он парень – в девках не останется! Хочет испытать судьбу? Бог ему в помощь! (анца дипепшааит)! – говорил Шалва, – ведь я хотел, чтобы он хоронил меня. Но, ничего… В старину вообще не хоронили и ничего, – доба- вил Шалва.

– Папа, о чём ты? Ведь он не навсегда уехал. Ты у нас ещё такой крепкий, – затем спохватилась и спросила, – как в старину не хоронили?

– Спрашиваешь, как не хоронили, а вот так: есть такая легенда, дед мне рассказывал.

– В старину, когда человек доходил до преклонного воз- раста, не ждали, пока он умрёт своей смертью, а плели кор- зину в человеческий размер и на лошади в этой корзине поднимали старца в горы. Тогда люди жили долго. Сын на- ходил в горах большой обрыв и сбрасывал корзину с его родителем. Оставив родителя умирать в горах, сын возвра- щался домой.

Однажды пришло время одного старца, главы семей- ства. Всё подготовили к ритуалу, и сын повёз отца в горы. Когда наступила церемония прощания и сын поставил кор- зину над обрывом, отец взмолился и попросил сына:

– Подожди, сынок, я выйду из корзины и сбросишь меня без неё.

Тогда сын уточнил: «Зачем нарушать обряд похорон?» На это отец ответил:

– Корзину плести не так уж легко, зачем её будешь сбра- сывать со мной? Повези её домой и пусть она стоит там, пока ты не состаришься и твой сын привезёт тебя в ней!

Слова отца прошли, как удар молнии по телу сына, и он вздрогнул и сказал:

– Среди этих святых гор, которые видели мучительную смерть старцев и были свидетелями такому глупому об- ряду, заявляю, что я отменяю такой глупый ритуал с сегод- няшнего дня.

С этими словами он привёз отца обратно домой. Так и стали дожидаться, пока человек не кончит жизнь своей смертью. – Рассказал Шалва.

– Милый мой папочка, пусть это будет через сто лет, но Аляс всегда будет рядом, – улыбаясь, сказала Асида.

– Да, да, дочка, поехали домой. Завтра в нашем хуторе

«ацуныхуара»! – вспомнил Шалва и приободрился.

Это – обряд язычников. В воскресный день «лацарамза» (июнь) – месяц посева. Когда заканчивают посев кукурузы

и другой огородной культуры, местные жители бригадами в округе их поселения устраивают праздник в честь власте- лина посева.

Здесь властелином и хранителем посева считают «Джад- жа»; он – Бог плодородия.

В жертву владыке приносят быка, за его заботу об уро- жае: – чтобы посевы густо взошли, во время орошались природой. Обряд проходит веками, от дедов, прадедов и до сих пор, жители и молодёжь относятся к этому обряду с трепетом и уважением.

На красивой полянке, где стоит грабовое дерево, со- бираются жители округа, нарядные, красивые и со своим угощением.

Место обряда не меняется и считается святым. Туда можно приходить в остальное время только для отдыха и благих намерений.

Жители согласованно выбирают жреца, который об- ращается к Всевышнему – хранителю полей с просьбой за своих людей, чтобы он защитил всех от невзгод и даровал здоровье, удачу всем тем, кто приходит поклониться со своей семьёй под этим многолетним грабовым деревом.

Он вспоминает и тех, кто не смог присутствовать в этот день на празднике обряда по той или иной причине, но ду- шой здесь со своей семьёй.

Жрец держит в руках ореховую веточку, аккуратно выструганную в рогатку и на нее нанизывают святые ча- сти быка: печень, сердце и несколько добротных кусков варёного мяса и пресную лепёшку из пшеничной муки, (тесто для обряда должна месить взрослая женщина, как принято говорить, чистая женщина) и её варят вместе с мясом.

После того, как жрец произнёс молитвенную речь, он отдаёт ветку с мясом печени и сердцем женщинам и они делят на равные куски содержимое веточки и раздают,

чтобы каждый присутствующий испробовал святые куски быка. Это часть обряда!

Затем все садятся за трапезу под тенью огромных гра- бовых деревьев. Здесь запрещено напиваться. Нужно пить только в меру, и только красное вино.

Автобус скрипя, поднимался по крутой горной дорожке в село Арасадзих, где проживает семья Миларба.

* * *

Прошло два месяца, как уехал Аляс, и от него не было никаких известий.

Гулиза сильно переживала и ей было тяжело скрывать свое волнение. Шалва молчал, ходил угрюмо, но никому не докучал.

В тот день Гулиза встала, как всегда рано, с рассветом. Её хватало на всё и на всех. За свою жизнь это женщина ни- кого не обидела. А если её обижают, она умела проглотить обиду, чтоб не создавать эмоциональных ссор.

Дурное слово порождает более дурное – считала она. Её позвала соседка Нора, она подходила к калитке. Ус-

лышав голос Норы, Гулиза пошла навстречу, приглашая её домой, но та отказалась, сославшись на время. Она принес- ла ей радостную весть. Ей в автобусе почтальон передал письмо из Москвы.

– Как ты меня обрадовала, (сбыкухшааит), – не могла скрыть свою радость Гулиза, – пусть каждый рассвет при- несёт тебе радостную весть, – не унималась Гулиза, будто соседка написала данное письмо.

– Иди, иди и обрадуй Шалву, – сказала Нора.

Гулиза позвала мужа, чтобы он прочитал письмо вслух:

– Уора, хозяин, где ты? – Взрослые женщины, никогда не называют своих мужей по имени, обычай не позволяет – это «пхашароп», стыдно.

– Что случилось? – отозвался он.

– Пойди сюда, принесли письмо от Аляса.

Шалва быстро поднялся к дому, бросив все дела. Он взял письмо и стал читать про себя, чтобы не расстраивать мать. Вдруг плохие новости.

– Читай вслух, – встревожилась Гулиза.

В письме Аляс сообщал, что он устроился в троллей- бусный парк водителем. Целый месяц он проходил курсы вождения рогатого троллейбуса и выучил в совершенстве, а теперь катается по улицам Москвы, по маршруту: от ме- тро Новослободское, по Дмитровскому шоссе, до Бескуд- никово. Он писал, что здесь познакомился с прекрасным парнем Валерой, с которым он проходил практику, и будет жить в одной комнате с ним в общежитии. Троллейбусный парк предоставляет приезжим иногородним общежитие. Валера тоже приезжий из Батайска, (Ростовской области). Они будут работать вместе.

Про Наташу ни слова.

– Мне обязательно нужно поехать к нему. Убедиться, что он не врёт. Надо же, наш Аляс, наш сорванец… он ездит по московским улицам и развозит людей. «Афырхаца, сыч- кун»! (герой, мой сынок).

Наташа помогла Алясу, чтобы устроиться в троллейбус- ный парк, и закрепили к Валерию Кравченко. Они сразу стали большими друзьями.

Когда в первый раз Аляс увидел Валеру, он обратился к нему на абхазском языке, приняв его за абхаза. Валера так удивлённо посмотрел на него, и он понял, что ошибся. Валера объяснил, что в Абхазии ни разу не бывал. Первый абхаз, с кем он общается – это Аляс.

Наташа через свои связи смогла прописать Аляса к себе, они расписались. Родители Наташи не восприняли Аляса и были против курортного романа единственной дочери и ее спонтанного замужества. Они считали этот поступок до- чери несерьёзным.

Аляс часто слышал, какие скандалы в семье, и что её ро- дители не жалуют его.

Прошло время и он потихонечку стал отдаляться от На- таши, переехал к Валерию в общежитие. Наташу навещал, но реже, иногда оставался ночевать у неё.