Душа альбатроса. Эпилог

Людмила Лазебная

Душа альбатроса. Эпилог

ЭПИЛОГ

У каждого – свой путь…

«Род проходит, и род проходит, а земля пребывает во веки.

Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту

своему, где оно восходит. Идёт ветер к югу и переходит

к северу, кружится, кружится на ходу своём, и

возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море,

но море не переполняется; к тому месту, откуда реки

текут, они возвращаются, чтобы опять течь».

Царь Соломон. (Библия, книга Екклесиаста 1:6)

***

Стремительно пролетало лето тысяча девятьсот семнадцатого года. Отгрохотали июльские грозы над некогда благословенным Царским Селом, где теперь в Александровском дворце, начиная с марта, находились под арестом члены царской семьи.

Печальная участь августейших пленников, помазанников Божиих, пока ещё не была решена, а продолжала «качаться» на чашах весов Правосудия. Образно говоря – на стороне госпожи Фемиды, у которой, как известно, глаза прикрыты непроницаемой для света повязкой, выступали десять министров экстренно созданного второго состава Временного правительства, несущего бремя главного органа власти во вновь образованной Российской Республике и ответственность за исход продолжающейся войны. На другой чаше никак не могла определиться с принятием решения Справедливость Высшего порядка, изображаемая с мечом в руках и открытыми глазами. Именно о ней принято говорить: «Бог всё видит!» и «Бог накажет!»

Природа тоже в эти дни словно пребывала в растерянности перед «небесной механикой», которую будто «заело», как старую пластинку, на монотонной ноте непрекращающегося проливного дождя. «Разверзлись хляби небесные», как было записано в Книге Бытия, когда Бог в наказание за грехи наслал на Землю Всемирный потоп.

Небеса, перекрытые тучами и густым туманом, как и пути земные, окончательно «развезло». Тьма поселилась в облаках. Непрерывно грохочущий гром заглушал людские молитвы и просьбы о милости к Всевышнему. В глубоких коричнево-серых лужах и стремительных водяных потоках отражались лишь вспышки молний. Без солнечных лучей померкли некогда яркие краски цветов. Умолкли веселые птицы. Могучие деревья в Царскосельском парке преждевременно теряли листву.

Стали вдруг унылыми улицы, потускнели, и вмиг проржавели чугунные узорчатые изгороди. Облупилась краска на фасадах домов, заляпанных брызгами грязи, летевшей из-под колес редких повозок и авто. Выглядывая из помутневших, «заплаканных» окон, в надежде увидеть, что происходит на белом свете, хмурые люди в тревоге приходили к мысли, что вокруг будто крутится постоянно повторяющееся немое черно-белое кино, в котором заснят сюжет о приходе на землю Антихриста, несущего своим появлением упадок, разруху и раннюю смерть всему живому. Многим теперь казалось, что и там, в безбрежной вышине Горнего мира, как и на земле, сражаются в эти дни друг с другом силы Добра и Зла. Упоминался не только Конец Света, но и один из первых волхвов, предсказавший рождение Иисуса Христа как Спасителя человечества, – Трижды величайший Гермес Трисмегист, начертавший несколько тысячелетий назад в своей знаменитой «Изумрудной Скрижали» мудрый парафраз:

«То, что внизу подобно тому, что вверху.

А то, что вверху, подобно тому, что внизу».

Но даже этот великий мудрец не смог бы предсказать, что через несколько месяцев в богатой и процветающей державе, занимавшей шестую часть земной суши, брат пойдет против брата, а сын против отца…

***

Весь этот роковой год, начиная с конца января, в России бушевали мятежи и народные волнения, повсюду торжествовало предательство. Даже война с Германией и Австро-Венгрией, в которой Российская империя стала одерживать победу за победой на всех фронтах с приездом в Могилев, в Ставку Верховного Главнокомандующего, Государя Императора Николая II Александровича, перестала быть главным мерилом совести и офицерской чести. Генералов-бунтовщиков и предателей царя волновали иные заботы: как бы удачнее, да выгоднее для себя захватить власть и занять ключевые посты в Государственной Думе и новом республиканском правительстве, которое ещё предстояло организовать и, о котором много говорилось на 5-ой сессии Думы. Подотчетное парламенту «Ответственное правительство» должно было более эффективно, чем Николай II, управлять страной. Эти иуды, объединившись в безжалостную стаю, были озабочены свержением монархии как государственного строя.

По Петрограду коварными змеями расползались слухи: один нелепее другого. В итоге северную столицу заполонили революционные листовки и прокламации, «объясняющие» народу, будто для Российской империи теперь главное зло – не кто иной, как сама Государыня Александра Фёдоровна. «Она является немецкой шпионкой и лично из своей спальни по телефону сообщает через немецкого посла двоюродному «братишке» кайзеру Германии Вильгельму II все секретные планы действующей Русской армии». Оттого, мол, наши генералы потерпели множество поражений на фронтах. Поэтому «надо срочно арестовать коварную немку-предательницу, которая хочет отстранить Николая от власти и стать регентшей при сыне»… Все чаще на первых полосах газет крупным шрифтом приводилась цитата из стихотворения Бальмонта «Царь», написанное поэтом в 1906-ом году:

«Кто начал царствовать Ходынкой,

Тот кончит – встав на эшафот».

В аристократических кулуарах из уст в уста повторялись слова князя Феликса Юсупова, одного из убийц Григория Распутина:

«Государыня вообразила, что она вторая Екатерина Великая и от неё зависит переустройство и спасение России».

«А сама-то въехала в Санкт-Петербург верхом на гробе Александра III, не проносив даже недельного траура по покойному императору-миротворцу, женила на себе Николашку», – судачили негодяи, мечтающие о кровавом дворцовом перевороте наподобие убийства Павла I.

Лидер Прогрессивного блока Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы или кадетской партии) профессор Павел Николаевич Милюков перед заседанием в Екатерининском зале Таврического дворца с некоторым содроганием услышал слова коллеги по Думе Александра Гучкова, который, с дружеской улыбкой подмигнул ему и мечтательно произнес:

– Самый оптимальный вариант свержения монархии в России – это, безусловно, цареубийство… А что вы, господин профессор, так удивляетесь? Как они нас, так и мы их… око за око, как говорится… Вспомните, вспомните, драгоценнейший, текст перехваченной телеграммы в которой нынешняя императрица, эта чопорная англичанка с немецкими корнями, советовала своему безвольному супругу всего лишь менее двух месяцев назад – повесить меня и Керенского за наши прогрессивные высказывания о положении на фронтах…

«Может, Александра Фёдоровна была и права» … – подумал Милюков, вспомнив тот самый повсеместно растиражированный «документ», на который сослался Гучков. Имелась в виду, безусловно, личная, доверительная переписка между Государем и Государыней. Будучи уверенной в полной конфиденциальности общения Александра Фёдоровна якобы написала мужу искренне и гневно:

«В Думе все дураки; в Ставке сплошь идиоты; в Синоде одни только животные; министры – мерзавцы. Дипломатов наших надо перевешать. Разгони их всех… Прошу тебя, дружок, сделай это поскорее. Тебя должны бояться. Мы не конституционное государство, слава Богу. Будь Петром Великим, Иваном Грозным и Павлом I, сокруши их всех…

Я надеюсь, что Кедринского (имелся в виду А.Ф. Керенский) из Думы повесят за его ужасную речь. Это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером… Спокойно и с чистой совестью я сослала бы Львова в Сибирь; я отняла бы чин у Самарина, Милюкова, Гучкова и Поливанова – всех их надо тоже в Сибирь. Все ждут и умоляют тебя проявить твёрдость».

В следующем «перехваченном» послании императрицы Александры Фёдоровны к супругу она была ещё более категорично настроенной по отношению к Гучкову: «Вот было бы славно, чтобы его удалось повесить». Узнав об этом, тот пришёл в неописуемую ярость и уже утроил свои усилия по свержению монархии…

Как выходец из обедневших дворян Милюковых, ведущих свой род со времен Куликовской битвы, профессор-историк, бывший приват-доцент Московского университета, Павел Милюков лично ненавидел Николая II. В 1915 году его младший сын Сергей был убит на австрийском фронте. Но как политик Милюков был за войну до победного конца и категорически против кровопролития Романовых. В программе его партии было черным по белому записано, что в России должна быть установлена Конституционная монархия по английскому образцу: «Король царствует, но не управляет!» Будучи человеком честолюбивым и как ученый сосредоточенным на мелочах и деталях, он вдруг отчётливо вспомнил, как выглядело то самое подметное «письмо императрицы», напечатанное на телеграфном аппарате и затем выклеенное кривыми лентами строчек на каком-то обрывке листа бумаги, и вдруг усомнился в его подлинности. Вспомнил он и царских дочерей, и саму Александру Федоровну в платьях сестер милосердия в Царскосельском госпитале, где они помогали раненым. Да, императрица не часто улыбалась в обществе. Но это, скорее всего, говорило о скромности и смущении, а никак не о её чопорности и заносчивости. «Нет, не могла эта образованная, набожная женщина позволить себе опуститься до столь ругательной лексики по отношению к подданным, тем более, священникам. Скорее всего, «документ» – это кем-то сфабрикованная фальшивка, чтобы ещё сильнее скомпрометировать Государыню и её царствующего супруга…

После некоторой паузы, с достоинством обдумывая каждое слово, Милюков ответил Александру Ивановичу Гучкову, тонко намекая, что чувство мести не красит государственного деятеля:

– Именно поэтому вы, господин депутат, едва начав работу в Государственной Думе, внесли предложения переименовать все названия с именами Романовых, царя и цесаревича, чтобы стереть их не только с географической карты Русского Севера и Тувы, но и из самой истории Российского государства. Однако не думаю, что народ запомнит вас в этой роли. Судят, сударь, по делам-с.

Сощурившись, Гучков ничего не ответил. «Мстительный черт! Надо мне аккуратно поговорить о радикальных намерениях Александра Ивановича с Керенским», – подумал Милюков, зная, что Александр Фёдорович также как и он, по сути, был человеком, придерживающимся мирного урегулирования даже самых сложных юридических вопросов…

А в России, тем временем, мели февральские ледяные метели и проявляли недюжинную активность разного рода политические группы, течения, партии и комитеты. Словно злой демон, поднявшийся из преисподней, злорадно ухмыляясь, наводил неразбериху в головах граждан, сеял сомнение и страх за будущее, внося хаос в сознание людей. Из-за снежных заносов на железной дороге в феврале и начале марта на несколько дней прекратился подвоз зерна в Петроград. Бедняки приступом брали булочные. Несмотря на резкое повышение цен, очереди за хлебом тянулись по всему Невскому проспекту. Голодные рабочие и солдаты громили продовольственные лавки и магазины на Васильевском острове. Военные различных частей стреляли друг в друга. Мятеж среди матросов вспыхнул на Балтийском флоте. В Кронштадте были зверски убиты высшие офицерские чины.

… В конце 1916 года Николай II Александрович ещё пытался спасти ухудшающуюся из-за роста военных расходов экономическую ситуацию в Российской империи. При внимательном изучении и анализе отчетных финансовых документов, предоставляемых Государственной казной, умный государь обратил внимание на безудержную жадность некоторых капиталистов, владеющих промышленными предприятиями, получившими от государства оборонные заказы. При этом цены на изготовление вооружения, боеприпасов были неоправданно завышены. Хозяева заводов порою набирали заказы сверх имеющихся производственных мощностей. «Нужно немедленно установить контроль расходов из казны, в особенности на Путиловском заводе, для этого заменить коммерческую администрацию на грамотных военных специалистов. В империи срочно требуется национализация военной промышленности», – записал государь в своем Высочайшем распоряжении, чем буквально разгневал российскую буржуазию, перекрыв ей возможности получать незаконные сверхприбыли. В результате владельцы оборонных заводов стали провоцировать рабочих на массовые протесты, перестав им вовремя платить зарплату, якобы «по вине царя». Когда на Путиловском заводе назначенная государем военная администрация потребовала предъявить кассу, там лежал один рубль. И это накануне выдачи оплаты труда двадцати тысячам рабочих и служащих! Мятежи могли бы стихийно вспыхнуть уже в конце шестнадцатого года, если бы один из военных государственных инспекторов не предупредил владельцев предприятия, что вынужден немедленно вызвать на завод две дивизии на случай беспорядков. Поэтому деньги тотчас же нашлись… Но уже в конце зимы семнадцатого ситуация повторилась и привела к Февральской буржуазной революции в России.

Теперь повсюду процветали анархия и хаос, достигшие своего апогея ещё в начале марта, когда Председатель IV Государственной Думы Михаил Родзянко публично признался в беспомощности Правительства. Затем последовал Указ о роспуске Госдумы. Солдаты восставших полков Петроградского и Царскосельского гарнизонов и более двухсот тысяч рабочих единодушно требовали политических свобод, равенства народов, «земли и воли», а также – учреждения Республики. Их главными политическими лозунгами были: «Долой Романовых!», «Долой самодержавие», «Вся власть – Учредительному собранию», «Конец войне!». Чтобы подавить мятежи, Николай II Александрович приказал послать на восставший Петроград карательную экспедицию. Но генералы-предатели отказались отправлять верные Государю войска. А сил у полиции, чтобы справиться с разнузданной толпой, внутри которой активно действовали провокаторы, уже не было. Шаг за шагом монархия приближалась к своей последней черте.

В ночь с 1-го на 2-е марта тысяча девятьсот семнадцатого года запертый в личном экспрессе Литера «А» на станции Псков в Ставке Северного фронта император был предан командующим генерал-лейтенантом Рузским, которому прежде безгранично доверял.

Представители Временного комитета Государственной Думы Гучков, Милюков и Шульгин по вызову Рузского срочно прибыли в Псков. Вместе с ними также в императорский вагон, немного смущаясь, вошел последний Министр Императорского Двора Российской империи, генерал-адъютант барон Владимир Фредерикс. Его приезд особенно удивил Государя. С помощью политического силового давления, лжи и физического насилия Командующий Северным фронтом Николай Владимирович Рузский, хитрый человек с большим самомнением, целую ночь вынуждал Николая II подписать напечатанный на пишущей машинке «Манифест» об отречении от Престола.

Император спорил и не соглашался. Во-первых, подобные государственные Акты, согласно действующему Своду Основных Законов Российской империи, должны были писаться исключительно от руки. Во-вторых, происхождение самого документа, подписанного почему-то также вопреки установленному Протоколу не чернилами, а простым карандашом, вызвало немало сомнений в российском обществе. В среде убежденных монархистов поговаривали даже, что предатель Рузский, не добившись добровольного согласия от императора, скопировал его подпись простым грифелем, переведя ее на заранее заготовленный «Манифест» с помощью стекла и лампы с другого Высочайшего Указа. В-третьих, сам Великий Князь Михаил Александрович, будучи четвёртым сыном царя Александра III, никогда не имел титула Цесаревича и на Российский Престол не претендовал. В канун этой Великой Европейской (Первой мировой) войны он женился по большой любви, вопреки запрету августейшего старшего брата, морганатическим браком, за что попал у Николая II в опалу и также по закону, ужесточенному при жизни императором Александром III, де-юре не имел права на Престолонаследие. Причем, как он сам, так и его последующие потомки! На момент вынужденного «отречения» императора у Великого Князя Михаила уже был незаконнорожденный сын Георгий, которого милосердный царь Николай II, несмотря ни на что, принял как родного племянника. А вот дважды разведенную супругу Великого Князя Михаила – Наталью Сергеевну, бывшую в недавнем прошлом замужем за поручиком Вульфертом, подчиненным Михаила, Всероссийский монарх и его семья считали «хитрой и злой бестией, о которой даже противно говорить». У тому же эта роковая особа имела дочь от первого брака… Зная только эти подробности, можно себе представить, сколько противоречивых мыслей пронеслось в голове Николая II Александровича. Ещё он прекрасно знал, что силою собственной власти мог отменить любой, даже собственноручно подписанный документ, поэтому молчал, возможно, всё ещё надеясь на …

– Вы не слышите меня, господин Романов? – кричал Рузский, зеленея от злости. – Подпишите «Манифест»… Подпишите! И мы вас тотчас отпустим. Пока вы тут ерепенитесь, может, в эти самые минуты уже умирает ваш больной сын. Доктор Цесаревича Владимир Николаевич Деревенко прислал телеграмму, что Наследник Алексей не доживет до своего шестнадцатилетия… У вас дома нынче целый лазарет, корью заболели дети, у всех температура под сорок. Представьте, в каком состоянии ваша жена-шпионка? Начальник Петроградского округа генерал-лейтенант Лавр Корнилов получил приказ направиться в Царское Село, чтобы ее арестовать. Отрекитесь! И сразу же поедете к семье. Ну, подписывайте…

– Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия? – спросил Николай II, внимательно посмотрев Рузскому прямо в глаза. Отчего у того по спине пробежали мурашки.

Взглянув на стоящего у выхода Гучкова, как бы ища у того моральной поддержки, генерал даже затопал ногами. И вдруг резко воскликнул:

– Ваше Величество! Заниматься сейчас анкетой обстановки не представляет возможности. События несутся с такой быстротой, ситуация ухудшается, беспорядки усиливаются в Москве и других городах. Войска переходят на сторону бунтовщиков. Что касается Петрограда, я не ручаюсь нынче за вашу собственную безопасность, как и за жизни членов вашей семьи. Вот, взгляните на тексты телеграмм от Главнокомандующих фронтов…

Рузский веером разложил перед императором недавно полученные штабом Северного фронта сообщения от командующих других фронтов и Балтийского флота.

– Читайте! Вот это Вам пишет вице-адмирал Андриан Иванович Непенин, Командующий Императорским флотом Балтийского моря. Вы лично знаете его как человека, не склонного к авантюрам. Он первый признал Временный комитет Государственной Думы. Читайте сами… ах, не хотите? Тогда прочту я, вот: «… не признал возможным протестовать против призыва Временного комитета Государственной Думы. И, таким образом Балтийский флот признал ВКГД. Сообщаю для доклада Государю Императору, что мною получены телеграммы от Председателя Государственной Думы Родзянко. Это же мною приказано прочесть командам. Считаю, что только таким прямым и правдивым путём я могу сохранить в повиновении и боевой готовности, вверенные мне части…»

Рузский подвинул к Государю остальные телеграммы, добавив, что пока не ответил только Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак. Император весьма был удивлен и ещё более морально сломлен, что его предал Великий Князь Николай Николаевич Романов, написавший, что «по долгу присяги коленопрекланенно молит государя отречься от короны, чтобы спасти Россию…» В таком же духе высказали своё мнение командующие Северным, Кавказским, Западным, Юго-Западным, Румынским фронтами…

– Хорошо, – призывая все свои внутренние силы к самообладанию, произнес император. – Поскольку Родзянко сложил с себя полномочия Председателя Государственной Думы, я готов подписать Высочайший Указ о назначении на этот пост князя Львова, он, кажется, беспартийный… Несите бумагу, перо и чернила…

Взяв свеженький, ещё не высохший документ в левую руку, правой – Рузский вновь подвинул к Николаю Александровичу «Манифест».

– Поставьте сюда только подпись. И идите отдыхать, а можете прямо сразу уехать, куда вам будет угодно. Ну-с, скорее.

Более не сдерживаясь, Рузский схватил Государя за руку и, крепко её сжимая, вновь подвинул «Манифест».

– Отрекись, сволочь! Неужели ты не понимаешь, что монархия в двадцатом веке – это анахронизм, пережиток прошлого. Нынче победила революция!

Побледнев, как мел, Николай II Александрович с достоинством встал и спокойно произнес:

– Отрекаюсь! Отрекаюсь от всех вас…Что Вам ещё угодно, господа? Я отрекся…

Сломленный предательством тех, в ком был уверен, теперь уже бывший Всероссийский монарх, в трагические часы своего незаконного свержения с прародительского Престола вглядывался со слабой надеждой в лица некогда обласканных им людей. Но ни в ком из них не нашёл ни помощи, ни участия, ни поддержки. Иуды наслаждались своим превосходством.

В эту минуту Государь вспомнил не так давно прочитанный им доклад одного из агентов имперской разведки, следившего за встречами и контактами в Петрограде чрезвычайного и полномочного английского посла Джорджа Уильяма Бьюкенена, прибывшего в Россию в десятом году. В документе сообщалось, что с самого начала Первой мировой войны посол Объединенного Королевства проводил тайную подрывную деятельность против прочного союза Российской империи со странами Антанты, всячески усиливая английское влияние на умы столичного общества, в особенности против монарха и его ближайшего окружения. Бьюкенен частенько принимал у себя в Британском посольстве представителей российских либеральных партий. Как раз именно Керенского, Гучкова и Милюкова чаще других. «Так вот почему в Псков приехали именно эти люди! Керенского только не хватает». – Догадался Николай II Александрович и, более не удостоив взглядом никого из присутствующих, вышел из штабного вагона, проследовав в личные апартаменты царского экспресса.

Следом за ним вышли все остальные, оставив Рузского одного.

– Император отрекся от Престола! Да здравствует Республика! – Громко и почти торжественно воскликнул Гучков.

Через несколько минут Рузский вежливо пригласил в штабной вагон Министра Императорского Двора Фредерикса. Адольф Андреас Волдемар, или на русский манер Владимир Борисович Фредерикс, сохранивший за собой не только титул барона, но и пожалованный монархом в виду особенного теплого расположения титулом графа, с удивлением взглянул на генерала, подвинувшего на край стола тот самый Акт об отречении Николая II от Престола Российской империи. В конце машинописного текста в правом углу стояла подпись «НИКОЛАЙ», исполненная почему-то … простым карандашом.

– Что это? – хотел он спросить, но промолчал, сделав удивленное лицо.

– Вы здесь, чтобы были соблюдены необходимые официальные формальности, и, главное, узаконить сей исторический государственный документ. Возьмите, дорогой граф, перо, обмакните его в чернила, внизу листа в левом углу вы должны написать то, что в подобных случаях делали всегда по долгу службы, когда этого требовала необходимость. То есть – напишите своей рукой, что удостоверяете подпись Государя. Ну-с, смелее, время не ждет. Мы итак его много потеряли из-за упрямства полковника Романова. – Произнеся с удовольствием последние слова, генерал Рузский довольно усмехнулся и приказал адъютанту позвать депутатов Гучкова и Шульгина запечатлеть лично столь важный для России момент, а заодно отметить его шампанским …

Налицо 2 марта на станции Псков произошёл факт дерогации (derogation, лат. – частичная отмена старого закона), когда группа заговорщиков, захватив литерный поезд Николая II, вынудила Царствующего Государя против его воли отступить от действующего законодательства. Но вечером 2 марта более всего Николай Александрович переживал не за собственную, висевшую на волоске жизнь и не за утраченное право управлять государством. «Кругом измена, и трусость, и обман» – с тяжелым чувством пережитого записал в своём дневнике всеми преданный русский царь. Душа его стремилась помочь любимой жене, оставшейся с тяжелобольными детьми в Царском Селе, а также один на один с «подлыми трусами и предателями» во главе с генералом от инфантерии Лавром Корниловым, прибывшими 8 марта арестовать Государыню Александру Фёдоровну по сфабрикованному абсурдному обвинению в шпионаже в пользу Германии и Австрии…

Тогда император ещё не мог знать, что и арест всех членов его семьи, и несколькими днями позже его личный арест произошли бы в любом случае. До конца преданный царской присяге, легендарный генерал-лейтенант Лавр Григорьевич Корнилов был одним из самых популярных командиров в Русской армии, любим войсками, даже несмотря на то, что являлся убежденным сторонником жесткой дисциплины. После объявления об отречении государя от Престола, он с тяжелым сердцем второго марта принял от Временного правительства пост Верховного главнокомандующего и до последнего надеялся, что, находясь на этой должности, сможет ввести в стране военную диктатуру, так как только эта мера поможет победить большевиков.