Когда мы жили на 43-м пикете

Но при всём при том, висел на видном месте папин солдатский ремень с медной пряжкой – стимул послушания…

Подарки

Дарили мне книги и игрушки не часто, но сколько было радости! Очень я любила книжки-раскраски и новенькие цветные карандаши. Большие подарки были к дню рождения. Запомнился синий патефон. Он был меньше размером, чем обычные патефоны и выглядел детским, что никак не отражалось на его работе. Пластинки крутили те же самые. Теперь по праздникам, под патефон, взрослые танцевали фокстрот «Рио-Рита» или танго «Брызги шампанского» и кружились в вальсе «Дунайские волны». Сейчас меня удивляет, что в ту пору все умели танцевать вальс! Мне разрешали самостоятельно проигрывать пластинки. Я усердно крутила ручку патефона и осторожно опускала иголку на пластинку. Не всегда удачно. Иголка издавала противный звук и приходилось выслушивать нотацию о бережном отношении к вещам вообще и к пластинкам в частности.

Последним подарком от родителей стал велосипед. Мне исполнилось семь лет и немыслимо щедрый подарок был вручён со словами – «Нынче ты пойдёшь в школу и поэтому мы дарим тебе этот велосипед, он называется «Школьник». И действительно, на раме красовалась символическая надпись. Я уже умела читать и с восторгом, несколько раз прочитала такое многозначительное название. Хотелось вскочить и помчаться, но за окном ещё белели сугробы, день рождения у меня в марте. Мне не разрешили даже дотронуться до подарка из-за опасения, что я вымажусь смазкой, толстым слоем щедро покрывавшей велосипед. Папа видя моё нетерпение, сжалился и разрешил позвонить в блестящий звоночек на руле, на этом радость закончилась. Я была обескуражена, но папа невозмутимо убрал велосипед подальше с глаз, до лучших времён. Надо-ли рассказывать, с каким нетерпением я ждала когда растает снег и высохнут дороги. Велосипед служил мне верой и правдой много лет. Гоняла я на нём по улицам «43 пикета» до той поры пока колени не стали упираться в руль. Велосипед перешёл по наследству сестре и она не слазила с него ещё несколько лет.

Торт и рыбий жир

Первый торт в моей жизни был в виде большой шоколадной звезды. Меня поставили на стул перед гостями. Я торжественно, с выражением продекламировала стихотворение, выученное с мамой накануне. Когда родители открыли коробку, я увидела, что-то сказочно невероятное, в кремовых завитках и шоколадной глазури. Разве можно есть такую красоту! Хорошо запомнилось – торт был пятиконечный и мне исполнилось пять лет! Мне отрезали от звёздного торта один луч и налили чай в новую, только что подаренную чашку. Но вкуса того торта я не помню.

Зато хорошо помню вкус рыбьего жира. Нет ничего более отвратительного, чем эта полезная мерзость. Что заставляло родителей поить меня этим снадобьем? Я не была болезненной и хилой, совсем даже наоборот, в меру упитанный, здоровый ребёнок. Каждое утро папа доставал из шкафчика ненавистный пузырёк и подзывал меня. Я смотрела как льётся в ложку вязкая струйка и мой организм содрогался от отвращения. Папа просил открыть рот… Зажмурившись, я проглатывала как можно быстрее содержимое ложки. «Молодец!» – объявлял папа и я убегала.

Гастрономический рай

Большим событием для меня был выход в город с родителями – это было праздником. До сих пор помню роскошный магазин № 13, его ещё называли «Нижний гастроном». Он мне казался настоящим дворцом, с витиеватой лепниной и бронзовыми люстрами. Никогда больше, за всю свою жизнь, я не встречала такого изобилия конфет. А какой аромат настоящего шоколада стоял в бакалейном отделе! Я любовалась разнообразием шоколадных сластей, пока родители делали покупки. Потом они спрашивали меня, что же я выбрала, но выбрать было невозможно! Тогда они на свой вкус покупали по несколько штук разных сортов и я ликовала – моя коллекция пополнится новыми фантиками! Затем мы шли в отдел «Соки, воды». Там наслаждаясь лимонадом с шипучими пузырьками, я разглядывала огромного медведя под потолком. Медведь тоже пил из своего стакана. Он как живой, то запрокидывал голову назад, то наклонял её вперёд. Его стакан, то пустел, то снова наполнялся и я не могла оторвать глаз от этого чуда!

В отдельных будках сидели кассирши в белых, кружевных наколках на голове. Глядя, как они крутят ручку кассы я тоже хотела стать кассиром. Впрочем, глядя на пролетающие самолёты, над нашим домом я мечтала стать лётчиком.

По магазинам ходили не часто. В основном все продукты были свои, домашние – овощи, мясо, молоко. Всегда говорили – картошку с капустой вырастили, значит с голоду не помрём. Ну, а если есть корова, то совсем сытная жизнь. В магазине покупали хлеб, сахар, крупу. Только с получки покупались какие-нибудь вкусности, но в ограниченном количестве, лишь попробовать – конфеты, колбаса, шоколадное масло, даже небольшой ломтик красной рыбы. Бабушка от своей порции отмахивалась – баловство, а не еда!

Не помню, что бы нам покупали яблоки. Конфеты помню, а яблоки не помню, но в пакете с Новогодним подарком, яблоко было всегда. Представьте моё изумление, когда я вдруг узнала, что яблоки растут на дереве! Ну не растут же на дереве конфеты или пряники! Почти как у Корнея Чуковского про Чудо-дерево, только там росли чулки, да башмаки…

Пакетов с Новогодними подарками, всегда было два. Один выдавали на утреннике в школе и мы на него сдавали по рублю. Другой подарок был бесплатный – папа приносил с работы пригласительный билет от профсоюза на ёлку в д/к «Победа» и по этому билету выдавали подарок. Подарки были щедрые, много разных, шоколадных конфет, яблоко или мандарин, маленькая шоколадка и большущая вафельная конфетина «Гулливер». Обычно, родители конфеты прятали и выдавали по одной штуке, но Новогодние подарки не забирали. Сначала я с ними играла – пересчитывала конфеты, сортировала, высыпала из пакета и снова складывала. Как кошка с мышкой. Изо всех сил я старалась конфеты не есть, но их становилось всё меньше и меньше и наконец оставалось несколько карамелек.

Конфеты и яблоки, это всё экзотика. Самым крутым лакомством был сахар. Не такой как сейчас, а колотый большими кусками или пиленый. Пиленый неровными кубиками, был завёрнут в синюю обёрточную бумагу и перевязан золотистым шпагатом. Теперь такой сахар почему-то не производят, а жаль. Сахар от меня прятали, закрывали под замок, но я его находила и получала нещадную трёпку, потому, что одним кусочком я ограничиться, ну никак не могла. Последний раз такой сахар я видела в 1998 году, мы его покупали в городе Болотное. Сахар продавали на колхозном рынке из больших мешков, как в далёком детстве.

Соседи

Все соседи жили очень дружно, всегда помогали друг другу. Сегодня кому-то колодец роют, а завтра у другого крышу чинят. Нам соседи помогали пристраивать дом. Когда привозили сено, помогали метать стог. Отец с соседями был в хороших отношениях, его уважали, но близко дружил он только с одним соседом. Жили по соседству с нами татары. Кормушаков дядя Гена, так все его называли, настоящее татарское имя Халиулла. Папа его называл Бабай – дедушка. Интересный был человек, другой национальности, с другими повадками и привычками. Дома ходил в диковинном полосатом, татарском халате и тюбетейке, расшитой затейливыми узорами. Курил он папиросы, но не магазинные, а сам набивал их при помощи пинцета. Достанет с полки сундучок с пустыми папиросными гильзами, коробку с ароматным табаком и священнодействует. Не спеша, как будто колдует…

В Юрге проживало очень много татар. Рядом с городом были деревни, где жили одни татары – Улус, Шалай, Зимник, Сар-Саз и другие. Многие татары не знали русского языка, особенно пожилые. Теперь молодёжь из этих деревень не знает своего, родного, татарского языка. Неподалёку от нас жили Халиковы. Дедушка не снимал с головы тюбетейку, бабушка ходила позвякивая монистами. Пытались мы у них покупать молоко, но пришлось отказаться. Бабушка русский язык не понимала. Приходилось общаться через сыновей, их было шестеро, все взрослые. Если их не оказывалось дома, объясняться с бабушкой было трудно.

Немцев тоже было очень много, пленных и депортированных. Наш «43 пикет» построили немцы. В школе, в пятом классе, когда начинали изучать иностранные языки, класс делили на две группы – половина учеников учит немецкий, другая половина английский. В немецкой половине большинство было немцев. В девяностых годах очень много немцев семьями выехали навсегда в Германию, на свою историческую родину.

В Юрге есть улица Интернациональная. Наш «43 пикет», по своему составу тоже был многонациональным. Наши соседи – татары Кормушаковы, белорусы Шульга, украинцы Маляко, немцы Шох. Про межнациональные конфликты никто и не подозревал. Пацаны в уличной потасовке, если вдруг обзывались «фашистом», то это пресекалось. Хотя, за глаза и взрослые могли про кого-нибудь сказать – «вредный хохол» или «хитрый татарин». Немцы отличались невероятной чистоплотностью. Если во дворе идеальный порядок, а в доме невероятная чистота, значит здесь живут немцы. Среди них тоже не все знали русский язык или говорили с сильным акцентом.

На дне колодца

Зима. Мы с Галкой все в снегу. По сугробам лазить надоело и я зову подругу к нам домой погреться. Она колеблется, то ли к нам пойти, то ли уже домой пора сваливать… Чтобы заманить её к нам, я хвастаюсь новенькой коробкой пластилина. Но это её не соблазняет. Она заявляет, что у неё этого добра, горы. Горы? А у меня вон, полный колодец пластилина! Встав на занесённую снегом горловину колодца, я начинаю прыгать. Снег обрушивается и не успев ничего понять, я оказываюсь на дне колодца. Далеко вверху, в светлом квадрате, торчит Галкина голова. Осознав всю серьёзность произошедшего и посовещавшись, мы понимаем, что без родителей мне не выбраться. Галка рванула к нам домой. Когда Галкина голова на верху исчезла, мне слегка взгрустнулось в предчувствии взбучки…

Тем временем мама, стоя на стуле, складывала на шкафу, журналы ровными стопками. Вдруг, с грохотом распахивается дверь, влетает Галка и орёт: – «Тётя Тася, ваша Людка в колодец провалилась!!!» Веером полетели журналы, стул и мама. Схватив на ходу фуфайку, мама выскочила на улицу. За ней вприпрыжку неслась Галка. В светлом квадрате надо мной возникло две головы. Убедившись, что я не утонула и ничего себе не сломала, мама побежала к соседям за помощью. Вытащил меня из колодца на вожжах Кормушаков Валера, мой спаситель. Очень мне повезло, что в колодце не оказалось воды.

Папины друзья

Большими друзьями были у папы коллеги по работе. Начальник мартеновского цеха Манохин Фёдор Иванович, бригадир сталеваров Шушляев Николай Николаевич и мастер участка Фильченков Иван Семёнович. С его дочерью Светланой Ивановной мы и сейчас общаемся. Ещё кто-то был, но уже не могу вспомнить. На фото – вечер металлургов в ДК «Победа», 9 февраля 1958 г. В верхнем ряду: Фильченков Иван Семенович и папа. Ниже: начальник цеха № 50 Федор Иванович Манохин.

Семья Манохиных жила в большом пятиэтажном доме № 40, по улице Московской. Мы часто бывали у них в гостях, в просторной трёхкомнатной квартире. У Фёдора Ивановича была жена тётя Галя и трое детей. Старшая дочь Люда, на год или два, старше меня, младшая Женя на год младше меня и сын Витька. Люда и Женя маме очень нравились, отличницы, аккуратистки и она хотела, чтобы мы дружили. А мне нравились их куклы и книги. Книги были большие и красочные, это были сказки с яркими иллюстрациями. Нравился городской уют квартиры. На тёплом полу можно было сидеть и даже лежать. У них я впервые мылась в огромной, белой ванне. Туалет меня поразил своей невероятной чистотой, находился он прямо в квартире! У нас на «43 пикете», удобства находились на улице в дощатой будке и называлось это «уборная». Зимой им пользоваться было малоприятно. В сорокоградусный мороз снять с себя штаны, удовольствие ещё то… Как же я завидовала их городской жизни.

Уже тогда я поняла разницу между городским комфортом и неудобствами частного дома. Не надо носить воду на коромысле и греть её. Вода льётся сама из крана, и холодная, и горячая. Можно мыться в огромной, белой ванне когда угодно и сколько угодно. Посуду мыть под струёй горячей воды – неописуемый восторг! Дом к утру выстывал и вылезти из-под тёплого одеяла не было никаких сил, а в городской квартире тепло круглосуточно. Не надо топить печку и таскать бесконечные вёдра с углём, золой и помоями. В 1986 году я наконец-то получила трёхкомнатную квартиру и была на седьмом небе от счастья! Какое же это блаженство умываться по утрам тёплой водой из-под крана не ледяной водой из рукомойника! То, что в своём доме было неприятной необходимостью – мытьё полов, посуды и стирка белья, в городской квартире вдруг стало довольно приятным занятием.

Столичная командировка

Однажды папу отправили в командировку в Москву. Было это примерно в 1957 году. Наверно он там был долго. Помню, как приходили от него письма. Внизу странички одного из писем, он нарисовал девочку на трёхколёсном велосипеде, чем привёл меня в неописуемый восторг! До сих пор помню эту карикатуру.

Помню подарки Московские – целлулоидный заяц, солидные, настольные часы в деревянном корпусе, ковровая дорожка, (все её почему-то называли персидской) и китайские шёлковые нитки мулине для мамы, невероятных расцветок. Ошеломительно красивые, мамины лаковые туфли на высоком каблуке, запомнились надолго, наверное, не только мне одной. Приходили к маме приятельницы, разглядывали восхищённо столичные подарки. Мама прохаживалась перед ними по ковровой дорожке, как по подиуму, поблескивая лаком новых туфель.

В Москву папу посылали на повышение квалификации. Работу свою папа любил. На лацкане пиджака у него красовался знак «Ударник коммунистического труда». Помню, как он с гордостью показывал нам свой партийный билет, когда его приняли в ряды коммунистической партии – теперь он коммунист! В праздничных застольях папа с друзьями говорили увлечённо о работе, иногда начинали яростно спорить. Возмущённые женщины прерывали их спор и предлагали спеть. Папа с Фёдором Ивановичем вставали из-за стола и громко запевали «По диким степям Забайкалья…» Потом пела мама: «Куда ведёшь, тропинка милая, куда ведёшь, куда зовёшь…» Хором затягивали: «Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело…». Когда дело доходило до «Ой! Мороз, мороооз…», гости начинали собираться домой. Долго прощались у порога, обнимались, выпивали «на посошок» и снова обнимались…

Анютины глазки

Случалось, что к маме забегали подруги или приятельницы с работы. Она тоже к ним иногда ходила и меня с собой брала. По гостям я ходить любила. В незнакомых домах было интересно смотреть, как живут люди, как у них всё обустроено. Встречалось много чудных вещей, которые я видела впервые. Больше всего меня поражала детская мебель. Детский, но совсем как настоящий, диванчик для трёхлетнего ребёнка, производил на меня неизгладимое впечатление. Детские стульчики в те времена были в любом доме. Деревянные, резные и крашеные, с подлокотниками и без, они были привычным атрибутом. Но диванчик с пружинным сиденьем, оббитый бархатом или затейливый комодик с настоящим зеркалом, повергали меня в шок. Впрочем, и совсем не детские вещи я разглядывала с разинутым ртом. Вычурные вазы в буфетах, настенные часы, изящные статуэтки на комодах, салфетки на полках замысловатых этажерок, слоники на диванных полочках…

В городе много было эвакуированных из Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Краматорска. Люди везли с собой дорогие сердцу вещицы, диковинные для глухого городка в далёкой Сибири. Я готова была разглядывать все эти несметные богатства часами. Никто мне и не мешал. Мама со своими приятельницами были заняты обсуждением нарядов, но главной темой, конечно, были вышивки. Вышиванием в то время, занимались абсолютно все. Вышитые крестиком салфетки лежали на всех полках. Вышитыми «дорожками» украшали спинки диванов, стелили на стол поверх вышитых скатертей. На вышитых покрывалах, высились пирамиды подушек в вышитых наволочках. На окнах висели «выбитые» занавески, с ажурной вышивкой ришелье. В простенках между окнами, рушники с вышитыми красными петухами. На диванах красовались мягкие «думочки» – маленькие вышитые подушечки.

Все поголовно вышивали крестиком. Гладью вышивать редко кто мог. Из всех знакомых и родственников, гладью вышивала только мама. И нитки у неё были не обычные, как у всех, а китайское шёлковое мулине, привезённое папой из Москвы. Вышитые крестиком розы были очень красивые, но они меркли рядом с анютиными глазками, вышитыми мамой гладью, китайским шёлком. Маме приходилось даже вышивать на заказ, хотя тогда вышивать умели все, но её произведениями все восхищались. Никто не мог повторить мамины анютины глазки. Недавно где-то вычитала, что анютины глазки традиционно считаются кладбищенским цветком… После маминых похорон, все вышивки разом куда-то исчезли.

Килька в томатном соусе

Гулянки праздничные были, не только в компании папиных друзей. Праздновали и с мамиными родственниками, нашими любимыми и дорогими тётями. С роднёй встречали Новый год и собирались за столом на Пасху. Мне такие гулянки нравились гораздо больше. Стол ломился от бесхитростных вкусностей – винегрет, холодец с горчичкой, квашеная капуста с лучком, политая подсолнечным маслом и хрустящие, пахнущие укропом огурчики. Ломтики солёного сала с прослойками источали восхитительный чесночный аромат. На середину стола ставили шкварчащую, чугунную сковороду с яичницей, жареной с кусками сала или домашней колбасой, а рядом дымилась тушёная картошка с мясом. На печке уже закипала в кастрюле вода под пельмени. Но среди этого домашнего изобилия, привлекал моё внимание только один деликатес, магазинный – банка кильки в томатном соусе! Не было тогда на столах никаких мудрёных салатов, но летом всегда была окрошка. На таких гулянках были все свои, родные. Нам детям, позволялось вертеться среди взрослых, что категорически запрещалось делать в других застольях. Мы с двоюродной сестрой Тамарой, развлекались от души! Папа уже не пел, он вёл умные беседы в мужской компании. Пел дядя Саша Гончаров: «А годы летят, наши годы как птицы летят, и некогда нам оглянуться назад…» Мужчины говорили об охоте и мотоциклах. Дядя Дима был заядлым охотником, а у папы был мотоцикл ИЖ-49, очень популярный в то время и им было, что обсудить.

Даже меня однажды папа с дядей Димой взяли на охоту. Недалеко от нас начинались лога. На дне логов были болота и кое где даже небольшие озерца. Уток на этих болотах водилось много разных. Уже вечерело, когда мы подъехали к ближайшему логу. Оставили мотоцикл наверху, а сами спустились к озерцу. Стрелял дядя Дима и папе дал выстрелить. Подстрелили несколько уток и очень сокрушались, что одну из них, так и не смогли добыть из топкого болота.

Побелка

Но праздники были редко. Жизнь в основном состояла из будней наполненных событиями не очень любимых мной. Не любила я, когда белили. А белили часто. Осенью после уборки огорода, к 7 ноября. Обязательно к Пасхе или к 1 Мая затеют побелку. Как же я её терпеть не могла! Запах извёстки до сих пор мне неприятен. Беспорядочно сваленные в кучу вещи, мебель сдвинутая со своих мест, оголённые окна – всё меня раздражало. Я и сейчас не переношу дискомфорт. Мне вручали тряпку и я усердно тёрла забрызганный известью шкаф.

Зато потом, как всё сияло чистотой! Мама с довольной улыбкой стелила на полочки накрахмаленные салфетки и вешала на окна белоснежные тюлевые занавески. Оконные рамы на зиму заклеивались бумажными полосками, чтобы не дуло. Между рамами укладывалась белая вата, а на неё ёлочные украшения. В зимнюю стужу на оконных стёклах мороз рисовал сказочные узоры. С улицы на всех окнах были деревянные, крашеные ставни. На ночь и во время сильных буранов ставни закрывали. После очередного бурана, папа шёл откапывать лопатой, занесённые снегом окна и распахивал ставни. В дом врывались лучи яркого солнца и становилось весело.

Картошка

Не любила, когда копали картошку. Все грязные, в земле. Уже спина устала и рыть надоело, а поле всё не кончается. Помогать взрослым приходилось с малолетства. Мне выделяли рядок и требовали не отставать и не оставлять клубни в земле. Картошки сажали много – себе на еду и на корм скоту. Дома опять грязь и беспорядок, на полу земля. Картошку ссыпали в подпол в комнате и в погреб на улице. Но вот картошка выкопана. Ещё стоит сухая и тёплая погода. Из опустевших огородов тянет дымом осенних костров – жгут ботву и опавшие листья. Пора чудесного бабьего лета. В прозрачном воздухе плывут паутинки и пахнет грибами, как в лесу. Но уже совсем скоро начнётся пора дождей, а там и первые снежинки закружат…

В школе нам тоже приходилось копать картошку. Каждую осень нас посылали на помощь колхозникам. Когда начиналась массовая копка, нас собирали на школьную линейку и объявляли: «Завтра едем на картошку!» Школьные стены содрогались от дружного вопля «Ура!» Учителя сокрушённо качали головами: «Вот ведь!» Готовы выполнять тяжёлую, грязную работу, лишь бы не учиться… Но на картошку ездить было гораздо веселее, чем сидеть на уроках. В автобусе мы дружно горланили песни хором и ржали, подшучивая друг над другом.

Капуста

Полетели белые мухи, лужи покрылись ледком – пришла пора солить капусту. В кухне ставили две кадки. Сначала их мыли, потом бучили. Накроют кадку деревянной, круглой крышкой, а сверху старым одеялом и фуфайками. Нальют воды немного и бросают туда раскалённые в печке булыжники. Горячий пар распарит бочку и она не будет протекать. Заодно и микробы сдохнут. Потом эти булыжники положат на крышку, как гнёт. Стояли кадки поперёк кухни не один день, проход загораживали. Папа доставал оселок и долго точил ножи.

В начале октября наступал день, когда начинали рубить капусту. С утра папа таскал кочаны с огорода. На полу опять грязь от сапог, но никто не разувался, не до того. Капуста прихваченная морозом, в тепле отходила. Мама снимала с вилков верхние листья и кидала их в кучу. Бабушка начинала шинковать капусту тонкой соломкой. Тем временем мама уже тёрла на тёрке морковку. На столе росла гора нашинкованной капусты, её посыпали тёртой морковкой, ароматными семенами укропа и щедрой горстью соли. Перемешав укладывали в кадку и плотно утрамбовывали кулаками. Между делом папа очистит пару сладких кочерыжек и мы с ним весело хрустим. Тётя Нина тоже пыталась помогать, но только бестолково толклась у всех под ногами. Наконец кадки до верху наполнены. Верхние листья и кочерыжки вынесли скотине. Отмыли, отскоблили пол, но кадки ещё несколько дней будут стоять на кухне. Бабушка будет протыкать капусту острой палкой – чтобы горечь вышла.

Наконец, одну кадку опускают в подпол, эта капуста для еды. Зимой наберут хрустящей капустки в миску, добавят лучку, польют постным маслицем. Вкуснотища! Главная закуска на праздничном столе! Вторую кадку выкатывали в сени, это на щи. В сильные морозы капуста замёрзнет. Бабушка выйдет с миской в сени и нарубит сечкой на щи сколько надо.

Семейные обеды

По утрам бабушка поднималась раньше всех. Проснувшись, я лежала и прислушивалась к знакомым звукам. Вот бабушка гремит подойником и уходит в стайку доить корову. Хлопают двери и кот начинает назойливо мяукать, это бабушка вернулась с парным молоком. Сейчас она будет цедить молоко по кринкам и коту плеснёт. Слышно, как бабушка строгает лучины для растопки. Наконец в печке весело трещат дрова и дом наполняется приятным теплом. Можно вставать.

Щи бабушка варила каждый день. Остатки вчерашних щей вываливала собаке. Мыла кастрюлю, заносила из сеней кусок говядины на мозговой косточке и ставила вариться новые щи. Моей обязанностью было начистить картошку. Так каждый день. Кроме щей будет ещё толчёная с маслом или жареная на сале картошка, а может быть молочная каша… Но щи были каждый день в обязательном порядке. Варили их в каждом доме, и вроде, из одинаковых продуктов, но у каждой хозяйки они получались разные на вкус. Все наши родственники помнят щи приготовленные тётей Изой – неповторимый вкус!

До сих пор частенько вспоминаю аромат и вкус тех щей. Бульон на сахарной косточке получался наваристый (папа меня научил, как выбить из этой косточки вкусные мозги), капуста квашеная с укропчиком и картошечка. Зажарка на свином сале, а не на растительном масле. Запах жареного сала с луком вызывал приступ голода. Варились щи на открытом огне, на печи, а не на электричестве и от того были ароматные и такие вкусные. Я и сейчас помню те семейные обеды. По воскресеньям все садились за большой стол, мама перед каждым ставила тарелку щей. На середину стола водружалась сковорода с жареной картошкой. Картошка тоже жарилась на свином сале с лучком. Нарезанная тонкими пластиками, слегка подрумяненная. Её можно было есть после щей на второе, но я предпочитала уплетать всё вместе – ложку картошки, ложку щей. Так меня папа научил. На дне сковороды картошка была особенно вкусная, с румяными поджарками. И всё это запивалось холодным молоком или простоквашей. Ах как вкусно! Поэтому я была как колобок. Щёки на плечах лежали…