скачать книгу бесплатно
– Да, давайте, спасибо, только побыстрее, чтобы главврач не увидела…
Помощники – это, конечно, хорошо, но от лома так разболелись руки, что больно даже писать. Через пару недель она решает отказаться от работы. Два месяца и десять дней – уже немало для мечты о море.
Вообще-то до восемнадцати лет ее не имели права брать на работу, так что спасибо Таниной маме, главврачу, за такую возможность. Тане Людмила много помогает с английским – он ей плохо дается.
…Как-то раз, готовясь к контрольной, Людмила нашла в библиотеке учебники, из которых Князев, их учитель, брал диктанты, и хорошенько запомнила слова, на которые он обращал особое внимание. Найти тот самый диктант в одном из трех учебников, которыми преподаватель пользовался при подготовке, было нелегко. Но интуиция ее не подвела.
Ох и мудреное правописание в английском! Выбранный ею диктант – очень трудный – и оказался тем самым. На следующий день после проверки тетрадей учитель с немалым удивлением прокомментировал результаты:
– It’s a kind of miracle. Zhidkova didn’t make any mistakes, and Konkina (то есть Таня) only one[1 - Это какое-то чудо, Жидкова не сделала ни одной ошибки, а Конкина – только одну (англ.).].
И правда, подруга все-таки умудрилась ошибиться. Но весь класс написал из рук вон плохо, и для учителя было очень подозрительно, как Таня в таком труднейшем диктанте сделала только одну ошибку!..
…Конечно, Танина мама после этой истории не могла ей отказать. Девиз «Помогай другим всегда, когда можешь!» будет часто выручать Людмилу в сложных жизненных ситуациях…
***
Море! Людмила впервые отдыхает на море! Заработанных осенью денег как раз хватило на билет до Сочи, и даже сколько-то осталось на прожитье. Она, конечно, поехала не одна – одна не решилась бы – с ней Таня и ее родители. Они снимают квартирку в маленьком поселке между Сочи и Адлером, в частном секторе. Две комнаты заняла подруга с семьей, а самая крохотная досталась Людмиле. Это честно: заплатила она совсем немного. Первую неделю они с утра до вечера купаются и загорают, обедают в кафе, а ужинают вкуснейшими фруктами, купленными на рынке. Людмила никогда еще не пробовала таких спелых абрикосов. Самые вкусные – мелкие круглые, с красным бочком. Они не сладко-приторные, как обычные, а с приятной кислинкой. А какие сочные красавцы-персики! Рядом с домом растет инжирное дерево (оно же фиговое, оно же смоковница), иногда на завтрак хозяйка ставит на стол банку инжирного варенья. Вкуснятина, и с земли ведь тоже можно подобрать… После скудного на фрукты Челябинска черноморское разнообразие кажется особенно восхитительным. А море, Черное море – это вообще чудо, разве оно может надоесть? Медуз пока совсем мало, вода прозрачная и изумительно бирюзовая, Людмила плавает и загорает часами. На второй день пришлось мазаться сметаной – спина и плечи сгорели так, что спать она могла только на животе. Теперь она знает, что купаться нужно рано утром и ближе к вечеру, а в остальное время лучше не вылезать из тени.
За неделю ленивой курортной жизни все ее скромные сбережения улетают бесследно. Хорошо, за квартиру уплачено вперед – но есть же что-то нужно?.. Недолго думая, Людмила идет в ближайшее кафе, на которое она давно посматривала, завидуя посетителям.
– Здравствуйте! Вам, случайно, работники не нужны?
– Посуду мыть пойдешь?..
После работы ломом в заледенелом больничном саду работа посудомойки Людмилу не пугает. Она соглашается, едва выслушав условия – смены через день, начинать в семь утра, питание за счет заведения.
На следующий же день в семь ровно она уже в кафе. Заведующая залом, добрая, симпатичная женщина в белом халате, подталкивает ее к большим чанам – в одном творог, в другом – сметана. И шепчет на ухо:
– Давай налегай, пока мы не разбавили. Таких продуктов у вас на Урале точно нет.
Берет глубокую тарелку и с горкой накладывает ей творог со сметаной.
– Так много?.. Мне же не съесть!
– Ешь, когда дают, и беги, когда бьют!
И правда, молочные продукты здесь невероятные: сметана такая густая, что ложка стоит, жирная… А уж творог! Ложку проглотишь, какая вкуснотища!
Кафе на первом этаже работает с семи тридцати до полудня. Ее задача – собирать грязную посуду со столов и уносить в мойку, длинное оцинкованное корыто, разделенное на три части. Вытряхиваешь остатки еды в мусорку, потом складываешь тарелки, приборы и прочую посуду в первое «отделение» с горячей водой, моешь. Перекладываешь во вторую чашу – здесь горячая вода с горчицей. И, наконец, ополаскиваешь в третьей воде… (Сегодня к такому отнеслись бы с брезгливостью – что за антисанитария! – но в то время это было нормой. И, надо сказать, болели люди реже… С нашей ковидной эпохой не сравнить.)
После двенадцати Людмила поднимается на второй этаж, в ресторан, и работает на кухне. Пока она чистит и режет овощи, ее учат разным кулинарным премудростям. Рассказывают, например, какие говяжьи отрубы считаются лучшими, и как их надо готовить, чтобы не испортить, – это целая наука, но Людмила пропускает все мимо ушей, ей неинтересно. А жаль! С годами ценности меняются…
После смены она уходит с полной авоськой: булочки, пирожки…
– Бери давай, не стесняйся! Завтра все равно новое печь, а это уже под списание, продавать нельзя!
Людмила сидит на гальке, подстелив под себя полотенце, и уплетает булочку с вареньем после вечернего купания. Народу на пляже мало, солнце почти село, и голубовато-золотые волны с шелестом перебирают некрупные камешки. Небо окрасилось в охряно-оранжевый, из-за небольшого облака с сияющей оторочкой веером вырываются лучи. Через несколько минут покрасневшее солнце показывается с нижнего края облака. На него уже можно смотреть почти не щурясь. Чайки с пронзительными криками ловко ныряют в море, выхватывая серебристых рыбешек, другие – наверное, не голодные – лениво покачиваются на волнах. Пахнет водорослями и вечерней прохладой, Людмила кидает в воду гладкие округлые голыши, то голубовато-серые, то бежевые, то почти белые. Ноги немного гудят после целого дня у раковины в кафе, но это ничего – завтра можно отдохнуть. Сказка, а не работа!
Из воды, неловко ковыляя, выходит девчонка примерно Людмилиных лет. Она странно подволакивает одну ногу и немного кособочится. Усевшись на расстеленное рядом полотенце, принимается выжимать длинные темные волосы, с любопытством поглядывая на Людмилу. Та, поймав ее взгляд, улыбается.
– Ты давно приехала? Я тебя тут раньше не видела! – говорит девушка.
– Восемь дней назад. Наверное, просто не пересекались. Я обычно так поздно не купаюсь.
– А! А я всегда в это время. Не люблю, когда народу много и на меня таращатся. Пораньше тут полон пляж местных парней, они так гогочут, все время кажется, что надо мной. Ты же заметила, как я хромаю?..
Людмила кивает:
– Заметила, но не так уж и сильно ты хромаешь, по-моему… Над чем тут смеяться?
– Ой, да брось! Некоторым лишь бы посмеяться, а над чем, без разницы. Это у меня с детства, полиомиелит. Год в больнице провалялась, и вот. Хорошо еще, вообще ходить могу. Счастье, что теперь от этой пакости прививают.
Людмила не знает, что ответить. Ей очень жалко новую знакомую, у нее такие красивые зеленые глаза, но взгляд грустный. И она пододвигает к ней авоську с булочками:
– Ты столько плавала, проголодалась, наверное? Возьми, я так наелась, не могу больше.
Девушка берет плюшку с яблочным повидлом и что-то одобрительно мычит, впиваясь в мягкую выпечку. Плюшки и правда хороши, Света и девочки из кафе знают свое дело!
Уходят с пляжа они уже подружками.
Людмила встречается с Галей через день, после смен в кафе и ресторане, и отдает ей все, что разрешается вынести с кухни. Работа-отдых-работа-отдых – в этом графике время летит стремительно, начался обратный отсчет: через шесть дней поезд. Завтра челябинская подруга и ее родители, с которыми она делит квартиру, уезжают, и хозяйка твердо сказала, что и Людмиле нужно съехать – если, конечно, та не намерена платить за все три комнаты. Она бы и рада, но деньги слишком большие…
– Андрей Валерьевич! Можно, пожалуйста, я четыре ночи переночую здесь, в кафе? – Людмила объясняет ситуацию директору.
– А где ты спать будешь? – смущенно спрашивает тот.
– Я могу так, на полке, мне места хватит, правда!
– Как на полке? Скрутит поясницу, и кто тогда мне посуду мыть будет до конца недели?
– Да вы что, я четырнадцать лет на полу спала!
«На полке» – это на длинной деревянной полке, на которую утром поварихи складывают привезенный свежеиспеченный хлеб. Жестко, конечно, но несколько ночей перекантоваться можно!
Положив под голову еще мягкую булку хлеба, завернутую в полотенце, подстелив под себя простое шерстяное одеяло типа солдатского и укрывшись белой простынкой, которой закрывают хлеб от мух, Людмила чувствует себя на нижней деревянной полке вполне комфортно. И спится ей в окружении соблазнительных запахов еды не хуже, чем в квартире в частном секторе. Она мечтает о поезде – мысленно она уже в купе, на нижней полке, едет в Москву к подруге. Галя пригласила ее в гости! Ей представляется Красная площадь, Кремль, Собор Василия Блаженного – все, что она видела в кино.
Глава 7
Шпионка
И вот наконец поезд Адлер – Москва. Вагон общий, жара, духотища, все сидят, притиснувшись друг к другу, как шпроты в консервной банке… Они еще даже не тронулись, а соседки уже разложили на столе свои кулечки: вареные яйца, огурцы, помидоры, водку… Людмила сидит у окна, глядя на мелькающие за окном леса, изредка перемежающиеся полями и деревеньками, мечтает о Москве и не слышит скучные до зевоты разговоры других пассажиров – «а он ей», «а она…», «да ты что?!»
К вечеру ноги затекают так, что дальше сидеть невозможно, и она решает пройтись по вагону, хоть немного размяться. И – о везение! – находит свободную третью полку, предназначенную для багажа. Вскарабкавшись наверх, она блаженно растягивается в полный рост, подкладывает под голову сумку с вещами и документами и под перестук колес проваливается в сон. Спит она чутко – до нее долетают то обрывки фраз, то чей-то богатырский храп, то звон стаканов. Время от времени поезд замедляет ход и со скрежетом останавливается на очередной станции, иногда буквально на минутку, а иногда на десять или даже двадцать. Но и такой отдых – тоже отдых, жаловаться не на что! Она предвкушает встречу с Москвой.
Утром в вагон садится пассажир с большим багажом, и Людмиле приходится покинуть убежище. Ее место у окошка, конечно, уже занято. Места есть в конце общего вагона, у туалета – ну да ладно, ничего не поделаешь. До Москвы осталось ехать всего день, можно и потерпеть.
На Казанском вокзале Людмилу встречает Галя. Пока подруга ведет ее к метро, она зачарованно оглядывается: здание вокзала с его башней, большими и маленькими оконцами, колоннами и рельефами напоминает сказочный замок. Какой он огромный! А площадь перед ним такая просторная, что снующие по ней люди с сумками, тюками и чемоданами кажутся муравьишками. Одна «муравьиная» тропа тянется к входу на станцию, в центральную из трех высоких арок. Большая красная «М» обрамлена белыми завитками, на самом верху красуется пятиконечная звезда.
Девушки бросают в прорезь турникета по три пятикопеечные монетки, и створки открываются. Людмиле немного страшновато ступать на ступеньку ползущего куда-то вниз эскалатора. Резиновый поручень двигается чуть быстрее, чем механическая лестница, пару раз его приходится перехватывать, и под ладонью у Людмилы оказывается рельефное клеймо с какими-то цифрами и буквами. Когда они оказываются на станции, она задирает голову, чтобы получше разглядеть мозаичные панно: кони, всадники, знамена, храмы… Галя смеется, тянет ее за руку:
– Ну поехали уже! Ты как будто в музей пришла!
Она и правда чувствует себя как в музее. Розоватый, с прожилками, мрамор, золотая смальта, тяжелые люстры… Ей доводилось слышать, что московское метро – самое красивое в мире, но она и представить себе не могла, насколько оно великолепно.
– Это мозаики художника Павла Корина, «Комсомольская» – образец сталинского ампира, – комментирует Галя, увлекая ее к дверям сине-голубого поезда.
Людмилу восхищает начитанность подруги – она знает массу вещей обо всем на свете! За год в больнице та перечитала столько книг, сколько, наверное, Людмила за полжизни.
По кольцевой они доезжают до станции «Краснопресненская» и пересаживаются на «Баррикадную», на фиолетовую ветку. Эти станции оформлены строже и скромнее, но красный и розовый мрамор смотрится очень нарядно. Белые светильники под сводом зигзагом разрубают «Баррикадную» ровно пополам. Девушки выходят на «Беговой» – здесь мрамор уже желтовато-белый.
Галя и ее родители живут в коммуналке на Беговой улице, напротив ипподрома, в длинном семиэтажном доме.
Галина мама, маленькая женщина в толстенных очках-лупах, уменьшающих глаза раза в два, встречает Людмилу очень приветливо. Ужин уже готов: вареная картошка и простой салат – огурцы-помидоры-зелень, – заправленный ароматным подсолнечным маслом. Людмила, конечно, приехала не с пустыми руками, она вручает хозяевам банку инжирного варенья, купленного у хозяйки. Всю дорогу она боялась разбить гостинец, но, к счастью, он уцелел, не зря она завернула банку в два полотенца.
За столом Галин папа наливает себе рюмку водки и осушает ее в один глоток. Людмила невольно напрягается, но тот ограничивается двумя рюмашками, видно, знает свою норму. Пока женщины болтают – Галина мама расспрашивает Людмилу об учебе, о семье, о жизни в Челябинске – он молча ест, время от времени поглядывая на гостью крошечными темными глазками. Выражение лица у него непонятно-хитроватое. Она старается не обращать на него внимания, еще не хватало, чтобы этот неприветливый человек испортил такой хороший вечер! Первый ее вечер в Москве…
Наутро, наскоро позавтракав, они едут в центр. Людмиле интересно всё. Галя немного посмеивается над ее восторженностью, но рада возможности показать подруге любимый город, которым она гордится.
Они выходят из метро на «Охотном ряду», у гостиницы «Москва». Впереди, как старинный терем, красуется Исторический музей, а рядом – величественные башни и стены Кремля. Открыточный вид! Людмилу не покидает ощущение нереальности происходящего, неужели она и правда здесь, в Москве?..
Перед Кремлем снуют машины и бело-голубые автобусы-буханки, движение тут куда более оживленное, чем в ее родном городе. А народу! Кажется, что в субботу в центре гуляет полгорода. И все такие нарядные, модные… Людмила слышит живую английскую речь: среди гуляющих немало туристов, и распознать их очень просто, они сразу выделяются из толпы, не только манерой одеваться, но даже и выражением лица. Ей так хочется с кем-нибудь заговорить по-английски – не зря же она целый год учила язык?! – но приставать к людям на улице она не решается.
– Хорошо, сегодня мавзолей закрыт, – замечает Галя, – а то не попали бы мы на Красную площадь.
– Почему?
– Все перекрывают, а очередища такая, что вдоль всего Александровского сада тянется.
Людмила долго любуется собором Василия Блаженного. Каждая луковичка не похожа на другие, у каждой свой цвет и узор: сине-белые вертикальные волны, красно-белые горизонтальные зигзаги, а еще есть чешуйки, выпуклые ромбы, шипы… И над всем этим великолепием – высокий шатер с золотой главкой.
– Представляешь, а ведь этот храм хотели снести в тридцатые… Говорили, что он якобы мешает автомобильному движению.
– Как хорошо, что не снесли![2 - В то время пострадало много церквей и монастырей.]
Девушки обходят Кремль, сначала по набережной, а потом возвращаются туда, откуда начали, через Александровский сад.
– Хочешь, пройдем по Горького до Пушкинской, а оттуда на Старый Арбат?
– Спрашиваешь! Конечно, хочу!
Они идут медленно, Людмила наслаждается каждой минутой прогулки. Когда еще выпадет такой шанс? В конце улицы, почти у самой Пушкинской площади, она замечает вывеску «Гастроном № 1».
– Галь, давай зайдем! – Оттуда так вкусно пахнет, а витрины!..
– Ты же не собираешься тут ничего покупать, я надеюсь? Тут такие цены – закачаешься!
– Нет, что ты, я просто посмотреть! Это же «Елисеевский»!
«Елисеевский» – магазин-музей, магазин-дворец, ода советскому пищепрому. На прилавках высятся пирамиды консервов и головок сыра, красотки-продавщицы в белоснежных фартуках, с кружевными коронами на голове, режут докторскую тончайшими, почти прозрачными ломтиками и бережно заворачивают в такую же полупрозрачную пергаментную бумагу. Шик! Людмила успела проголодаться, но купить здесь хоть что-то она себе позволить не может. Чего тут только нет! А ведь люди покупают… В гастрономе полно народу, и в каждом отделе к прилавкам тянутся очереди. В кондитерском отделе она замечает пару иностранцев: высокий смуглый симпатичный мужчина средних лет и черноволосая, такая же смуглая женщина помоложе. Мужчина кажется недовольным, он что-то говорит продавщице, энергично жестикулируя, та разводит руками. Людмила берет подругу за руку, чтобы не потерять ее в толкотне, и тянет поближе.
– …Does anyone here speak English?..[3 - Кто-нибудь здесь говорит по-английски? (англ.)] – долетает до нее обрывок фразы.
Это ее звездный час! Людмила смело подходит к иностранцу и улыбается ему:
– Can I help you, sir?[4 - Я могу вам помочь, сэр? (англ.)]
Тот, обрадовавшись, что кто-то здесь его понимает, сверкает ответной улыбкой. На фоне смуглой кожи зубы кажутся особенно белыми.
– Здравствуйте, мисс! Мы хотим купить в подарок ассорти советских конфет, четыре коробки. Можно еще добавить несколько плиток шоколада. Буду очень признателен, если вы переведете это продавщицам, не представляю, как это изобразить жестами, – объясняет он на безупречном английском.
Людмила переводит его слова продавщице, и та с облегчением принимается фасовать сладости по коробочкам, длинные пальцы порхают над прилавком, не замирая ни на секунду. Осчастливленные иностранцы расплачиваются, и они выходят из гастронома вместе.
Иностранец представляется: его зовут Хосе-Фернандо, он профессор антропологии из Лимы, а спутница – его племянница Мария. Галя подсказывает, что Лима – это столица Перу. Значит, английский для него не родной, но говорит он, как будто закончил Оксфорд. Галя почти ничего не понимает, и Людмила принимается переводить в обе стороны. Они стоят на тротуаре улицы Горького уже минут двадцать и не могут распрощаться, недовольным прохожим приходится их обходить.
– Would you like to have a cup of coffee with us?[5 - Хотите выпить с нами чашечку кофе? (англ.)] Мы остановились неподалеку, в гостинице «Националь», – говорит перуанец.
Девушки переглядываются. С иностранцами пить кофе нельзя, могут быть большие проблемы!
– Давайте лучше еще погуляем, в Москве столько интересного!
И они продолжают прогулку. Людмила с Галей играют в экскурсоводов: Галя рассказывает, Людмила переводит. Во рту у нее пересохло, но английские фразы слетают с языка все более и более непринужденно.
Перед памятником Пушкину она с выражением декламирует по памяти «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», а потом пересказывает содержание по-английски. По бульварному кольцу они доходят до Арбатской, проходят по Арбату, по переулкам, мимо Зачатьевского монастыря – он, конечно же, закрыт – выходят на Пречистенскую набережную. А оттуда – в Парк Горького. Перуанец покупает всем мороженое в вафельных стаканчиках, и они съедают его на лавочке, в тени раскидистых лип, отдыхая от жары. Солнце уже не такое злое – хотя, в любом случае, с черноморским его не сравнить – тени удлиняются, свет становится золотым.
В завершение этого сказочного дня они поднимаются над парком на огромном колесе обозрения. Видно, что Галя очень устала, ее хромота усиливается, но она не жалуется и по-прежнему весела.
– Людмила, Галина, спасибо вам за чудесный день! В знак благодарности хочу предложить вам составить нам компанию завтра, мы едем в Загорск с экскурсией.
– Товарищ профессор, но ведь в Троице-Сергиеву лавру возят только иностранцев, нас туда не пустят! – с сомнением в голосе говорит Галя. Людмила переводит.
– Ничего страшного, я скажу, что вы – мои дочери. Просто не говорите по-русски при экскурсоводе.
– Людмила, поехали! Нельзя отказываться, в лавру так просто не попасть, а там такая красота, я фотографии видела в книге по искусству!
Людмила и не думала отказываться, она готова ехать куда угодно, где интересно!
Ранним утром подруги являются в «Националь». Профессор предлагает завтрак в гостиничном ресторане, но они, естественно, отказываются.
Когда в гостиницу приходит экскурсовод, профессор знакомит ее со своей «семьей». Придуманная им легенда не вызывает ни у кого вопросов, хотя девушки даже после отдыха на море не очень-то похожи на перуанок. С другой стороны, может, у них мать – славянка, бывает ведь и такое…
Автобус останавливается у стен лавры. Галя, которая вчера и позавчера принимала восторги Людмилы с легкой насмешкой коренной москвички, сегодня теряет невозмутимость: она и не мечтала попасть в этот древний монастырь-крепость. Они молча любуются мощными белыми стенами, церквями и колокольнями.
Самое поразительное здесь – многоярусный иконостас Свято-Троицкого собора, творение Андрея Рублева и его учеников. Людмила никогда особо не задумывалась о религии и Боге, но ей кажется настоящим чудом, что эти деревянные иконы пережили столько веков и исторических событий.
По территории монастыря черными тенями проходят бородатые монахи, они как будто перенеслись сюда из пятнадцатого столетия, вернее, это группа иностранцев во главе с экскурсоводом каким-то образом очутилась в прошлом.
Обедом их кормят здесь же, в трапезной. Простые щи, черный хлеб, квашеная капуста, компот – все невероятно вкусное, и все приготовлено монахами. Капусту они квасят в огромных бочках, хлеб пекут в дровяной печи, а яблоки для компота собирают в монастырском саду и сушат каждое лето. Это маленький, изолированный и вполне самодостаточный мир, жизнь в котором совершенно не похожа на привычную советскую действительность и подчиняется каким-то своим странным правилам. Она не может себе представить, как можно месяцами – годами! – выстаивать службы в зябком полумраке храмов и не выходить за пределы стен лавры. А ведь некоторые монахи вообще живут затворниками у себя в кельях. Добровольно!
