Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

17 июня 1968 года. Доведенная до отчаяния редакция составляет письма Брежневу, в ЦК, в секретариат Союза писателей.

«Где-то между перепечатками (писем. – Л. Ч.), – я в них уже запутался, – было решено позвонить Беляеву и сообщить о нашем решении. Это был любопытный разговор. А. Т. спросил его: “Не переменили ли вы решение относительно снятых материалов?” Тот ответил “нет”. Тогда А. Т. начал ему говорить в соответствии с уже написанным письмом и развивая его, что он не понимает, как может возникнуть сравнение между фашистской историей и нашей действительностью. Он этого просто не понимает, это никак не укладывается в его сознании.

Беляев начал что-то говорить о том, что книга о Гитлере редактируется в “Политиздате”, а у нас другой вариант и что Кондратович, видимо, его не понял… “Кондратович сидит здесь, и он может корректировать наш разговор, – сказал А. Т. – Я не могу понять причин снятия материалов и сегодня же вынужден буду обратиться в ЦК”. – “Это ваше право”».

25 июня 1968 года.: «Ничего. Молчание. Верстаем шестой номер с работой о Гитлере (продолжением. – Л. Ч.). Кстати, в пятницу в "Книжном обозрении" появилась статья о том, что “Госполитиздат” выпускает исследование Мельникова и Черной о Гитлере. Исследование называется марксистским. Муж Эмилии (цензора «Нового мира». – Л. Ч.) – зам. главного редактора этого издания – не мог не знать о том, что у нас эта работа идет под нож…»

Если память мне не изменяет, мой муж и соавтор очень старался организовать эту рецензию. Наверное, ее писал «хороший» цэковец из «хорошего» подъезда.

И вот «красный день календаря…». Брежнев позвонил Твардовскому.

3 июля 1968 года. «…И тотчас же я услышал. А. Т.: “Леонид Ильич? Здравствуйте!” Говорил Брежнев. Вначале ясно было, что он ссылался на занятость. ‹…› Брежнев говорил, почти жалуясь или кокетничая: “Судьба наградила меня должностью генерального, знаете, сколько забот”. А. Т. на это сказал: “Я понимаю вас, но, может быть, найдется все-таки щелочка, речь идет и о моей литературной судьбе, и о гораздо большем”. Тот что-то говорил. А. Т.: “Я понимаю, хорошо, хорошо…” И несколько неожиданно и едва ли уместно, о чем я ему потом сказал: “Но, может быть, вы разрешите вопрос с пятым номером, в котором против ума и логики снимают ряд материалов”. Тот ответил правильно: “Я об этом ничего не знаю, ничего не могу сказать”. А. Т., несколько преувеличивая, когда тот сказал, что обязательно примет, обязательно хочет поговорить и т. п., начал: “Я очень признателен вам, вот Демичев меня обещал две недели принять, а потом уехал и не принял”. Тот ответил: “Ну, всякое же бывает”. А. Т. тотчас же поправился. “Да, конечно, мало ли что заволочет жизнь”. Но и о Демичеве не стоило говорить.

Однако это мелочи. Главное – беседа была» (курсив мой. – Л. Ч.).

Как ужасно грустно читать запись этой беседы много десятилетий спустя. Большой поэт, крупный общественный деятель, редактор самого известного в СССР журнала от смущения не знает, что сказать жалкому человечишке, который. непонятно за какие заслуги, оказался повелителем великой несчастной страны.

Но тогда сам факт звонка Брежнева в редакцию воспринимался как огромная победа. «Главное – беседа была», – написал Кондратович…

Кто-то из сотрудников «Нового мира» сообщил мне и мужу о звонке генерального, сказал, что теперь все в порядке, «Гитлер» пойдет…

Как бы не так. Напрасно Твардовский все снова и снова звонил Брежневу. Помощники каждый раз сообщали, что Леонид Ильич отсутствует. Испарился.

А в это время на Кондратовича, а через него на Твардовского с удвоенной силой жали цэковские деятели – требовали снять «Гитлера». «И тогда начался спор о снятых вещах (о рукописи Мельникова и Черной и прочем). Они мне то, что и раньше, говорили… я им свое».

Насколько наивными были и Твардовский, и вся редакция, видно из записи Кондратовича от 22 июля. На минуту они поверили, что Д. Мельников, мой дорогой супруг, может победить всю чиновничью рать. Боюсь, что Д. Е. слегка блефовал или скорее выдавал желаемое за действительное. Вот что он передал через Лакшина Кондратовичу, который уже хотел переверстывать пятый номер. Он, Мельников, дескать, «активно действует и надо подождать с переменами хотя бы день-два». И далее. «Оказывается, Мельников, – пишет Кондратович, – после нашего разговора в четверг связался с Беляковым (это первый заместитель Пономарева) и Загладиным (тоже заместитель-международник. – Л. Ч.). Те прочитали “Гитлера” и ахнули. Это как раз то, что нужно. Западные историки сейчас пытаются доказать, что нацистская партия действительно была партией, в то время как мы хотим сказать, что это была не партия, а банда без каких-либо партийно-конституционных установлений. И это запрещают! Кто-то из них позвонил Беляеву, и тот (во втором разговоре) стал уже сдавать… Мельников обещал сегодня с кем-то еще поговорить – и доложить нам.

Решили пока ничего не менять.

Часа в два пришел А. Т.

А. Т.: – Ничего не будем менять. Поверьте мне, на Гитлере они погорят. Запрещать Гитлера и видеть какие-то соответствия – пусть это они где-нибудь скажут.

Потом он еще это повторил. Сказал также: “Мы не можем ничего уступить. Ни строчки…”»

Но что бы ни говорил Д. Е., что бы ни говорили новомирцы, было ясно: нашу личную, «антигитлеровскую», войну мы проиграли!

Книжка ушла в самиздат. Первыми ее прочли те же партийные чиновники – в ту пору они обожали политическую крамолу. И в «Дневнике» Кондратовича есть тому подтверждение…

Параллельно с историей пятого номера «Нового мира» шла история «Собрания сочинений» самого Твардовского в издательстве «Гослит». И это тоже было хождение по мукам. Однажды Твардовского вызвал Михайлов – председатель Комитета по делам печати при Совете министров, – долго мурыжил, а «потом попросил меня (Твардовского. – Л. Ч.) прислать ему верстки снятых статей…»

Но тут надо хоть несколько слов сказать о времени, когда это все происходило…

Время было трагическое. Безнадежное.

От наших волнений из-за рукописи «Гитлера» до ввода войск в Чехословакию оставалось всего полгода.

И всего два года оставалось до окончательного разгрома «Нового мира» Твардовского.

И два года и десять месяцев – до смерти главного редактора старого «Нового мира» А. Т. Твардовского.

А до того, как в конце туннеля забрезжил свет, – еще долгих семнадцать лет!

И все же опять приведу две цитаты из Кондратовича.

Нашу книгу в «Новом мире» запретили, но она осталась в памяти новомирцев.

Вот один пример: хорошего писателя Балтера ни за что ни про что исключили из партии, а он не захотел писать апелляцию. Чудеса. Неслыханная дерзость в понимании людей того времени.

«А. Т.: – И вы знаете, это может пойти, может распространиться.

Я (Кондратович. – Л. Ч.) заметил, что люди могут и подавать заявления о выходе из партии.

А. Т.: – И это может быть. Хотя, как сказано в “Гитлере”: “Выход из партии был невозможен”. В этом все дело! Выйти нельзя….

И второй, еще более выразительный пример.

30 августа 1968 г. «А. Т.: – Алексей Иванович, сейчас я вам скажу такое, от чего вы или сразу протрезвеете, или, наоборот, опьянеете. Я понял, почему они не давали нам напечатать работу о Гитлере. И не дадут теперь-то уж ни в коем случае.

– Из-за того, что там написано, как был подготовлен и осуществлен захват Чехословакии?..

– Да. И вы думали тоже об этом? А мне это вчера в голову пришло. Как осенило».

Далее Кондратович, комментируя этот разговор (другим шрифтом, стало быть, спустя долгое время), опровергает догадку Твардовского и свою собственную. Видимо, он прав. «Думаю, что относительно связи работы о Гитлере с Чехословакией мы ошибались. Скорее всего работа о Гитлере все-таки не пошла дальше отделов, а в отделах вряд ли знали о планах вторжения, тем более что и планы вторжения, лелеемые, конечно, в определенных, в особенности военных, кругах до августа наверняка не были планами того же Брежнева…»

Прав Кондратович! Не могли чиновники из ЦК знать за несколько месяцев о вводе войск в Чехословакию. Но и авторы монографии о Гитлере тем паче не знали о замыслах советских властей за год до чехословацких событий, когда писали свою книгу. И все же сумели так достоверно описать вторжение гитлеровцев в Чехословакию, что мысль о сходстве двух позорных вторжений пришла одновременно в голову и Кондратовичу, и Твардовскому…

Молодец Д. Е.! Это он автор главы о Чехословакии! И как жаль, что он не знал об этом разговоре. А ведь мог знать: «Дневник» Алексея Ивановича вышел уже в 1991 году. Воображаю, как бы мой дорогой тщеславный муж гордился тем, что написал Кондратович. Но мы разобщены… Ничего не знали о публикации дневников Кондратовича.

Прощальных сцен в «Политиздате» не помню. Мы им сообщили, что книга запрещена, – да они и сами все знали. Их курировали те же цэковские отделы, да и Главлит был на всех один (един во многих лицах). Набор рассыпали…

Нет, все-таки припоминаю. Забирая рукопись, я не отказала себе в удовольствии, поймав нескольких политиздатовских начальников, рассказать им анекдот на тему аллюзий… Анекдот звучал примерно так:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Теперь понимаю, что, если бы Ефим Александрович добился известности как знаток древних языков – основ иврита, он бы, несомненно, вошел в Антифашистский комитет и его постигла бы участь всех членов этой организации, то есть гибель в сталинских застенках.

2

Насчет Громыко я сильно заблуждалась, написав эти строки, – как известно, все познается в сравнении. Так вот, на фоне теперешнего министра РФ Лаврова Громыко был, безусловно, замечательным дипломатом, радеющим о благе родины. И не забудем, что он один из тех, кто сделал возможным переход из эпохи Брежнева – Черненко в эпоху Горбачева.

3

Институт мировой экономики и международных отношений, создан в 1956 году.

4

Для сравнения: в институте Варги было, наверное, не больше двух дюжин ученых.

5

В день смерти М. М. Жванецкого президент Путин произнес слова скорби и признания заслуг усопшего.

6

Псевдоним Д. Е. Меламида, который он вынужден был взять после войны, во время борьбы с космополитизмом в СССР, и под которым печатался всю жизнь.

7

С работы Сашу не уволили, но все же «выдавили» из страны. Он надеялся, что в эмиграции получит кафедру либо в Англии, либо в США. Поселился в Бостоне, рассчитывая, видимо, на работу в Гарвардском университете. Ничего не вышло. И только в годы перестройки Некричу разрешили приезжать на родину.

8

Дочь Д. Е. Меламида от первого брака.

9

Комарденков Василий Петрович (1897–1973) – живописец, сценограф, график, преподавал в Строгановском институте.

10

Виталий Комар и Александр Меламид.

11

Похлебкин В. В. – междунвродник-скандинавист, один из милых московских чудаков 1960–1970-х, который прославился своей кулинарной книгой.

12

Кондратович Алексей Иванович (1920–1984) – советский писатель, литературный критик; заместитель главного редактора в журнале «Новый мир» с 1958 по 1970 год.

13

Я говорю о первом издании дневников Кондратовича. В последующих их публикациях, уже после смерти автора, были изъяты все упоминания о наших разговорах о «Преступнике» в редакции, да и вообще обо всех перипетиях с публикацией нашей книги.