скачать книгу бесплатно
Воскрешение сердца
Светозаръ Лучникъ
Родился Человек… Родился, чтобы жить в любви и радости, но Время тяжких перемен наложило на его плоть уродство, которое он пытался победить всю свою жизнь. Он искал истину, стремился быть любимым, но понимал, что любовь даёт страдания. И, чтобы выжить в этом грешном мире, прежде надобно пройти длинный коридор скорбей, испытаний, унижений…
Пора раскрыть Начало Слова
Пусть будет в чувственной нужде любая мысль, и даже буква. Коль сердце выберет любовь, тогда в любви раскрой и душу, а при раскрытии души? узришь и тайну. Коль сердце выберет совсем иное, то и оно не будет тьмою, но станет светом и теплом, в котором сеется величие любых основ. Без них никак. И не осилить этот век.
Ты человек, а человек рождён Величием Благим, с добром, без зла. В благом величии Иисус рождает верный смысл. И пусть же в Нём течёт великое дыханье, оно и станет пробуждать на внутреннем чутье достоинство Святой Любви, а без неё прожить нельзя, она есть рай, стирающая ад.
Если льётся удивление на способность рассыпающихся слов, тогда смело открывай свет своего немеркнущего (и почётного) вдохновения и устремляйся на покров Живого Слова, могущего и оживотворить твою несомненную благость и верность. Коли нет тайного вдохновения по такому желанию, тогда лучше не мучить себя напрасными возможностями данного наречия.
Но какая бы воля не пробудилась на момент двигающихся мыслей, какая бы сила не укреплялась на непосильной жажде желания, пусть сие только одно сумеет вложить на дух плоти – воскрешение вашего смелого сердца!
Без воскрешения невозможно унаследовать правду, нельзя и удержаться на бездорожье. А погибать – удел слабых. А для кого же сила определена? Вот-вот. Сильный устремляется на поиск и находит исток надежды. С надеждой уже можно спокойно двигаться, куда пожелаешь, главное – не утерять огонёк Любви.
Коль слово вывело в такой рубеж, тогда и славно, тогда почёт, и уважение, и множество добротных свойств. Теперь лишь прошагай со мной весь этот путь. Не тяжек и недолог он, нет вольнодумств, но есть печаль, несущая раздумью слог.
Пусть же на сём пути не стянут мысли ум зловредностью и горечью тоски, да гнилью. Одна любовь пусть разольётся в чувственном порыве и не сомнёт удел земной, но приоткроет глубину, чтобы, нырнув в неё, не утонуть, а отыскать заветный берег для себя. Он так желанен. И не придуман.
Теперь пора.
Пора бежать вперёд. Бежать не торопясь, но и не медля, ведь опоздать весьма опасно будет. Сомнения оставить хорошо бы позади, они сжигают чувства незаметно, а надобно приметить важность, твёрдость шага своего, чтобы пройти сквозь холод, тьму и выйти на благие просторы бытия, где и встречает путника Иисус, любя.
О способности мысли
Что такое мысль? Это основа человеческого мышления, по которой строится форма общения со словом, сообразующимся на каждом мгновении. На словах нам дана жизнь тела, и от них мы ориентируемся в идеях разнообразных талантов. Предложенный сюжет даёт впечатление для человеческого ума, чтобы ум сей мог различать добро и зло внутри своего настроения так, как движется мыслительная способность, как она формирует качество слов.
Кто находится в бреду и нежелании, это слово покажется бредом нежелательным. Кто отыщет здесь любовь Иисусовой сладости, тому явится сладостная благодать и сомнёт горечи страхов и боли, познает сие только тот, кто сумеет вкусить таковые пробуждения, а чужому дыханию дело оное покажется странным. Кто слышит жёсткий навет, у того сердце обливается кровью сомнений. Главное – это то, чтобы пробудилось реальное чувство или чутьё достойной (и неизменной) благости, на которой строится непростая мудрость данного слова, защищённого любовью Иисуса Христа. Постигнет правду только тот, кто способен размышлять!
У каждого человека есть своё личное мнение, (принято считать, что мнения проистекают от духов зла, а рассуждение уже даётся на божественном и духовном поиске), но ни у кого нет своих мыслей. Поэтому принять или отвергнуть слово – это уже зависит от строения чувственных навыков, коими наделена человеческая душа, но на правах, не зависящих от собственного суждения, хотя борьба, несомненно, в уме засвидетельствует истину так, как она сама себя удостоит проявить.
Свобода слова – это смысл жизни на доле человеческой плоти, а всё остальное – есть избрание по истоку жажды накопления. А как оная скапливает стремление – это уже чувствуй самостоятельно и обустраивайся в сём. Пусть нравится или нет, но суть заключена на сильном впечатлении своего достоинства, а есть ли оно внутри настроения – покажет этап заключительной мысли по последней странице. Не сомневайся, обязательно покажет! И не только покажет, но и родит более того! Теперь же ни к чему глаголать про сие. Узнаешь в своё время, которым облечётся твоя сущность!
Все мысли и слова находятся в Божественном Дуновении Святого Творчества, и когда человек получает своё собственное рождение в этом творческом проекте сил, то сразу же на него проистекает и персональный Промысел Божий. Мысли высеваются разнообразно, но проявляются – и мудро, и примитивно, горячо и холодно, сильно и слабо, от личного желания ничего не зависит, каким бы устремлением человек себя не выдвигал вперёд. Ему на этой земле ничего пока не принадлежит, кроме свидетельств на данное тело по слову Бога.
Гумисоль – главное действующее лицо предложенного слова. Он получил грязное тело, но эта грязь омывается поиском себя на даре гениального голоса, то есть именуется сие – талант или Божий дар. Божий дар у всех, но далеко не все способны его в себе засвидетельствовать правильно и осмысленно.
Гумисоль получил и тело, и душу, и чувства, и желания, и прочие принадлежности по миру земли, но он стремится выявить свою святую причастность к Иисусу, Которому доверяет. Поиск истинной веры его заставляет страдать, потому что человек переплавляется в искушениях и так получает совершенство Бога или настоящее Его подобие.
На страдании человек всегда отрекается от святой любви, потому что её мудрость, мудрость самих страданий, не так-то легко познать, а, познав, и принять. Отрекается и Гумисолька, но отрекается он не от веры в Иисуса, а от того, что свет Его любви ласкает только богоподобных людей, так ему кажется. А многие же отрекаются от Бога на закате чувственного наследия и даже при благополучии земных (изобильных) даров, не пытаясь вовсе познавать, Чья Воля бьётся в их сердцах, Чья Мысль функционирует в дыхании!
Но, в конце концов, Гумисоль уразумевает, в чём правда Иисуса Христа, как обретается Его великая свобода и Его неиссякаемая любовь, и кто истинный мудрец и кому божественная красота открывается и даётся в наследие.
Страдания и мытарства не остаются без наградного утешения, ведь их труды были задействованы в исторический процесс мятущегося человека не просто так, ради забавы или болезненного утруждения. По духовному прозрению Гумисоль понимает, что его уродство – это лишь факт, на котором воспитывается любовь к Истине. И тогда он воскресает и получает тело, готовое к подвигам ради любви, той любви, которая всегда плескалась у берегов его плоти!
Можно прожить длинную или короткую жизнь, но так и не познать Бога правильно, Каков Он на самом деле, какова Его могущественная воля и сила. Можно молиться устами, можно творить достойные дела добра, которые даже и не есть само добро, но так и никогда, никогда не приблизиться к Иисусовой правде Слова
Какие бы чувства не всплыли во время чтения данного сюжета, пусть только одно проявится на задворках ума – это сильное, мощное впечатление, пробуждающее любовь. А кто определил меру языка?! Кто возложил на Живое Слово какие-то обязательные (стандартные) условия? Или Бог реализует Своё многообразие одинаковыми способностями?! Бог предстоит вне всего! Следовательно, и слова Его раскинуты повсюду на разнообразии и изобилии, и писать слово можно так, как оно выплёскивается из души, хотя бы кому-то это и не совсем нравилось.
Слово себя позволяет развивать не в узком пространстве текущих мыслей, а на полной непредсказуемости, в которой и проявляется личность, пусть даже и такими странными и непривычными впечатлениями. Во всех номинациях движет Единый Бог!
Суть заложена на то, чтобы человек, стремящийся внять образующемуся слову, хотя бы чуть-чуть испил боль Гумисолькиной жажды и пожалел страдание маленького гения. Понял бы, как тяжело жить в мире с теми людьми, которые презирают твоё незаслуженное убожество, и только одними внешними признаками на вздохах – ох и ах проявляют свою унизительную, подлую и лицемерную жалость, не ведая вовсе, какая драма напитывает ум такой нежеланной плоти.
Тебе, который живёт на достатке своего тела, не признать покровительство страхов иного достатка, когда душа просто горбится на мрачном произволении… Гнётся… Изламывается… А жить надо… И прожить не день и не два, а многие лета… Попробуй-ка, осиль такую жизнь! Не хочешь?! А они тоже! тоже не хотят, но живут, живут посреди нас и стремятся к достойной благости, к чувственному покою, к настоящей любви, но ничего не могут получить, потому что мы уже всё захватили в свои руки. Наши руки в крови… Как отмыть? Любовью сердечной и истинной!
Любовь Иисуса Христа не лицемерна в том случае, когда она даёт право нести тяготы друг друга, а не разглагольствовать о них по фарисейскому слову. Любить легко, если есть должная взаимность и единомыслие. А если их нет?
Тогда любовь уже трудна и горька, и свет не в силах разбить мрак душевного мучения. Всегда необходима дружба и помощь, взаимопонимание. А кто, кто может подарить это сокровище, кроме Иисуса? Никто. Из нас – никто! Увы, но факт!
Вот и ищет Гумисолька себя в этом пагубном, адовом мире, ищет повсюду, спотыкается, падает, встаёт из руин, встречает свою мудрость, что так явно предстала пред ним. Мытарства позади, а впереди – новая жизнь… Что принесёт она? Покой или… О, мир, как ты жесток! Но ведь человек, человек сделал тебя таким…
Пожалуйста, люди, если вы считаете себя покровителями и королями судьбы! Не извращайте ценности добра! Не искажайте волю божества! Не стирайте с себя святость! Помогите любви, и она осияет вас светом Иисуса! А Он соединит нас всех на полноте единства! Это и будет рай на земле! А к иному и не будем устремляться!
Посвящается любви и уродству, где любовь и именуется светом Христовым, а уродство – убогой душой, но именно два завета и стянуты единством сего начала – душа и тело, позволяющие слиться духом прозрения в Боге, но со всем человеческим родом безраздельно.
Рождество
Он родился первым.
Свет, возложивший на него бремя тяжких усилий этого злого и пагубного мира, облёк его крошечное тельце явным уродством, которое тяготело над ним длину многочисленных дней и ночей. Но называлось это единым словом – жизнь, хотя само назначение жизни измерялось долготой утомительных лет, лет, которые предстояло прочувствовать собой на всех периодах роста в теле, знаменующем волю рая, а напитанных болью ада.
Даже само чувственное рождение было сопряжено с мрачным утром, которое вспыхнуло грозовым привольем проливного дождя на взбесившемся ветре, что разветвлял путь чёрных туч, гнездившихся на сероземном небе, но на небе, принадлежавшем всему человечеству.
Мать, носившая плод в утробе, где созревал ум существа новой плоти, была примята и раздавлена покровом грязи и воды. Не имевшая достоинства и прозрения на потоке насилия и ужаса, посреди огромного мира, где царил бездарный хаос, разврат и помрачение нравов, она трепетала от болезни и унижения в полном одиночестве, на диком ужасе женского отчаяния.
Она одна, совсем одна. Нет никого рядом. Нет помощи заботливого и доброго мужа, даже подруги любящей и искренней не нашлось, или хотя бы понимания со стороны тех, кто истоптал святое произволение чувства, именуемое – любовь.
Разве любовь такова?
Разве она приносит печаль? Смотря, с кем любовь ласкалась. Если с чистотой, то она – велика на свойстве смысла, а если иначе, то она сопричтена к разврату и позору и уже не может носить титул святого восторга.
Потеря невинности стяжается памятью утробы матери, и она этою памятью утробного свойства облекает чувственную плоть растущего тельца на период дальнейшей тяготы, которая и будет складывать пороки и ужасы.
Женщина, ныне облёкшаяся волею испитого унижения на сладострастии тленной плоти, прежде тоже была воспитана матерью блудницею. Наследственность блудного насилия уже внесена на долю женственного изнеможения однажды, то есть один раз.
Эта мера привнесена из рая на землю первыми людьми, когда Адам и Ева, вкусив запретный плод, познали друг друга иначе, чем теперь познаётся Бог из условий земного века. Они же познали себя из телесных впечатлений, окунулись в кровяные лжевосторги и оставили эти убогие мгновения целому поколению, потому-то никому и не удаётся избежать сетей обмана в любви.
Человек постепенно утеривает ценность и, следовательно, становится всё менее и менее мудрым, но более и более развратным и грубым, а отсюда и само тело меняет форму пробуждения, и только по смерти тела приходит способность, которая уже правильно открывает нам нашего Творца.
Но никто и не виноват в опеке своего странного совокупления друг в друге или плоть с плотью. Ведь такая основа заложена в естество человеческое не зря, не просто ради забавы, ради мучений или ради смерти, хотя, исходя из жизненных моментов, можно с лёгкостью заверить, что Бог услаждается болью человека!
Откуда же сошла нежеланная болезнь? Как ни странно. Но с облагодетельствованного неба. И на узаконенных (упрочнённых) началах. Избежать нельзя, невозможно, а прожить предложено всем (от первого до последнего), исключений не существует! Посмотри на себя и определишь сие весьма откровенно…
Теперь другая женщина и с другими ценностями своего подобия в отношении божественной Евы, в коей и предначертана мера всему поколению, лежала посреди мрачного убожества пустынно-грязной улицы и слушала навет зла, распростёртого пред ней так явственно и убедительно. Но жена без мужа – это всё равно, что земля без неба. Совокупность даёт возлюбленное плодородие. Мужчины служат прихотям тела более организовано, и потому их бремя насилуется от тьмы иначе, нежели у женщины.
Все друг с другом, но не все одинаково мыслят, а похоть реализует себя однотипно. Пришла и стянула узлы членов до боли и сумасшествия на безумных идеях кровяных притоков а, стянув, и осквернила мысли, и человек испил унижение, хотя кому-то это покажется блаженством, а это потому, что он никогда не зрел подлинное блаженство, которое приносит восторг неземной!
Она в свои семнадцать лет смотрела на мир в розовом чувстве, когда жизнь – это рай. Рай в любви присутствует, несомненно, но на земле любовь соприкасается ада обязательно, в этом историческая сущность дыхания вечности. Рай – откровение света. Ад – вместилище мрака.
А на единении – человек с человеком (мужчина, женщина) и купаются оба во свете, во тьме. Найти что-то единое для себя – нельзя, просто невозможно. Поэтому приходится жить в обоюдной символике, а отсюда и господство страсти, и речевая лирика образов, и болезненности, и прочие неустройства.
Страсть возникает из союза, но не сливается ни со светом, ни с тьмой. Страсть расходуется самостоятельно на приливах и отливах крови, которая и есть – главный источник чувств. При избытке чувства кипятятся кровью, и человек не в силах совладеть с тем, что творится внутри тела.
Осуждать телесное жжение (немеркнущая жажда плотского недомогания) – ума много не надо. А вот выяснить его смысл – это уже мудрость, предоставленная веком нынешним. А знания и вовсе не каждому по зубам.
Вот и текут, льются, скачут мгновения как-то пресно и весьма болезненно, убого и мученически, а ответа нет и нет, хотя всякая (полезная и потребная) правда спрятана внутри человеческой души. А попробуй, отыщи её!
Рвалась воля испёкшихся чувств. Женское достоинство сломлено на пути, что предстал так горько и страшно, и теперь оно не выискивает себе равенство, не выискивает любовь, которая вечна, умереть – неспособна, или смыться дождём зла.
Он говорил ей слова, лаская так откровенно, что девичья краса и гордость парила вне всяких впечатлений. Нет, сами впечатления не стирались на данном этапе полюбовной и лиричной опеке, но она, эта опека, лобзала её душу как-то слишком горячо и взволнованно. Поверила слову, поверила жесту, поверила взгляду и упала в объятия не грубого человека, именуемого мужчиной, а в объятия человека, которому доверилась безгранично!
А зачем поверила-то? Зачем доверилась?
Пусть, пусть шептал о любви…
Но разве мужчина достоин правды на теле, коим испивает сладострастие? Нет, его тело – это игра, игра в любовь и в слова. Он думает иначе, поступает иначе и реализует своё право не чувством души, а желанием прихоти.
Сперва глаголет словечки попроще, чтобы сломать женский ум, потом скудость незаметно испаряется и на смену является изобильное красноречие, яркая вольность и безудержный огонь! Осиль-ка устоять, не упав!
Кто осилит? Кто выдюжит?
Этот не щадящий огонь обжигает волю ума, воспитанную нежностью и женщина или девочка, у которой опалён мозг таким благостным наречием, уже не совладает с тем, что в ней живёт. Тогда наступает не перелом, а болезненный приступ, рождается страх…
–Я люблю…люблю… – Шепчет он, – ты единственная, не такая, как все…моя…моя… А я твой… И между нами любовь. Нет ей конца и не будет во век… Мы родились друг для друга, ты моя, я твой… Кто нас вырвет из райских чертогов?
Разве этот фарс назовёшь мудростью?
Нет.
Но липнет, липнет и сминается плоть на плоти…
О, тупеет воля нервов…
Поэтому и сжигает рабская зависимость слова, сжигает в миг. Так горячо и утомительно, но приятно… Голова в тумане, сознание стирается нежностью, тело плавает на горячем дыхании, с которого брызжет лава чувств, а мудрость тает и скрывается в глубину, нет ей места на таковом накале крови. Тьма насилует волю свободного дыхания, жжёт, жжёт разум, не выкарабкаться из его сетей… Истома душит… Рвётся грудь от желания, а тело на безумном порыве…
–А-а-а…
Любить умом или звуковой принадлежностью для женщины – есть не борьба, а поражение. Такая победа мужчине по вкусу! Он мнит себя истинным героем, но героем, который проходит через ужас женского унижения. Это уже не достоинство мужской чести, а позор!
О, сколько слов произнесено устами мужей?! И все они истекают из тела похотливого и трясущегося! Разве такое совладение чувств можно отнести к намёку на любовь? Нельзя. Почему? Именно слова губят искусство любви настоящей и нелицемерной! Подлинность её усматривается в Божестве и Святости, ибо эти величины никогда не врут, их блаженство поистине всегда, всегда приносит покой и желанное умиротворение.
О! уловить бы момент! Улови, попытайся!
Бог любит в Святом Молчании, такая любовь не губит, не умирает, не испаряется по утру, а напротив воскресает, позволяет рассуждать правильно и мудро. Именно Любовь Бога и сотворила весь мир, то, что над ним и то, что под ним!
Но отчего тогда Он извратил сущность Своей Любви? Не смущайся, человек! Вникни лучше в себя. Если бы Бог не разлил в человеке кровяное жжение плоти, тогда человек никогда, никогда не познал бы принадлежность святой любви, любви, которая бессмертна, которая в истине радует и наслаждает!
Человек изначала сотворён таким, чтобы засвидетельствовать своё истинное достоинство на творчестве всегдашнего преуспеяния и успеха, хотя и с трудностями на различных болезненных воздыханиях. Если сотворить человека иначе, на другой образности, он будет уподоблен совершенно иному творчеству, и естественно утеряет принадлежность к человечеству.
Ангелы сотворены Ангелами и у них свои впечатления и мудрости, а человек сотворён человеком и потому он всегда – Адам и Ева. Это и есть человеческая условность, внесённая на тело и душу. Бог творит так, как того требует творческое вдохновение. И на таком проекте все и ищут личное торжество от человеческих усилий, возможностей и желаний, пусть даже и Бог ведёт их на Свою вершину явного богоподобия такими трудными путями кратких лет!
Богоподобие стяжается умением жить в терпеливом молчании, в непрестанном размышлении и исследовании, поэтому святые и говорили: молчание – золото, а слово – серебро. Молчит Бог, а человек в слове ищет добротный смысл.
Любовь – это полнота всякого впечатления, и потому она заключена в едином Боге. Человек раздвоен и он совладелец полноты, он может себя внести в этот проект таинственно. Два – муж и жена – получают неоценимую способность составить единое, то есть полноту любви! И сеются их усилия постоянно на разных вариациях.
Пока идёт воспитательный процесс с земным фактом познавательных слов, любовь всегда будет провоцироваться телом на поступки странно и невнятно. Руки гладят, глаза обволакивают, сознание теряет существенную ориентацию. Звуки речи пьянят голову влюблённой девушки, которая теряет свою независимость.
–Любимая…
О, разве мужчина способен произнести своим дыханием это магическое слово, чтобы женщина осталась равнодушной или какой-то истеричной?! Нет, не остаётся равнодушной она, которая выискивает земное счастье посреди обмана и разврата, в этом грязном и роковом моменте судьбы, но судьбы, принадлежавшей ей по праву.
И её красивое, молодое тело теперь тоже принадлежит ему полностью, неминучая страсть срывает условности вместе с одеждой. Пламя загорается всё сильнее и сильнее, всё ярче и ярче, словно ждёт впереди великолепие чуда. И неужели это чудо достойно сожаления? Что потом?
А потом отупение… Огонь погас. Страсть не умерла. Изломана воля часов, и ожидание исковеркано, а суть осквернена. Душа на потоке ада, и этот чёртов ад коверкает сознание, заставляя кровь безумствовать в отчаянии.
–Ты клялся мне в любви… Говорил, что я единственная, я твоя, только твоя… – Напоминает она в испуге. – Что произошло? Что случилось? – О! как хочется ей познать истину и остаться с любимым, но он-то совершенно равнодушен к страданиям и стонам. Добился, чего жаждал, и теперь она ему не нужна!
Ну и что?! Да, клялся! Клятва осталась при устах.
–Я по-прежнему люблю тебя и принадлежу только твоему, твоему желанию, милый и дорогой… А ты, ты ещё любишь меня? – Она искала опору, а наткнулась на препятствие и, причём на непреодолимое препятствие.
–Ты мне больше не интересна. Я познал тебя, весь твой исток, всю твою жажду… – Ответ страшен, ужасен, безжалостен. Он хуже смерти. Лучше бы убил и один раз отмучиться, а так… Как же жить дальше? Где выискивать долю равенства?
–Почему? – Отчаяние слетает с губ, которые измяты в поцелуях.
–Уйди… – Раздражение явное, оно летает в воздухе, как топор палача, забирая всё лучшее, оставляя худшее. – Ты ещё найдёшь своего парня…Ты красива, у тебя большое будущее… Ты со своими достоинствами отыщешь своё счастье… – Говорит, словно смеётся над ней.
–Не бросай меня…
Позор омывается горькой слезой!
Он смущён, но не раздавлен. Не знает, как отвязаться, лишь бы ушла, оставила его. – Ты молода… Найдёшь своё счастье… За дверями этого дома тебя встретит не один прохожий… Твоя любовь покоится в их желаниях, только позови…
–Но мне никто не нужен! Я тебя люблю…
–Прости…
–Разве ты не видишь мою боль?!
Но он уходит поспешно, уходит навсегда…
Ищет познания смущённая душа, душа, испёкшаяся в холодном разврате горячего дыхания ночи. Таких ночей немного, они покрыты грязью отвратительных впечатлений. Судьба коверкает смысл, стирает его грани отчётливо.
–Постой…
Силится затянуть мгновение. Не хочется расставаться… Но неизбежность очень жестока и трагична. Она испивает оцет и желчь, а впереди… Впереди её ждёт болезнь, страхи, новые унижения и новые бесчестия.
–Не реви. Твои слёзы запоздалые. – Говорит он ей резким голосом и равнодушным к её страданию. Она уже использована им, и она ему не нужна. Коварен, напыщен, ядовит. – Ты мне не интересна… Я определил тебя… Сама виновата…
