скачать книгу бесплатно
Ситуация, в которой оказались беспризорные во время Первой мировой войны, Гражданской войны, голода 1921–1922 годов, великого голода начала 1930-х годов, сталинских репрессий и, наконец, Великой Отечественной войны, характеризовалась первичной потребностью в пище и способами ее удовлетворения: попрошайничество, воровство, убийства. Не случайно в 1922 году врачи Лидия и Лев Василевские в своей небольшой, но ценной книге о голоде, охватившем Россию в то время, вспомнили знаменитое высказывание Томаса Гоббса:
Голод вообще плохой учитель, и рядом с отмеченными выше примерами… высокой жалости и любви к ребенку часто наталкиваешься на примеры противоположные, когда человек человеку волк[30 - Василевская Л. А., Василевский Л. М. Книга о голоде. Популярный медико-санитарный очерк. Петроград: Книга, 1922. С. 79. Лев Маркович Василевский (1874 или 1876–1936) – русский поэт и театральный критик, врач. Во время Гражданской войны был тяжело контужен и почти лишился слуха. Отойдя от литературной работы, занимался пропагандой санитарно-гигиенических знаний, гигиены труда, написал ряд статей и книг о наркомании, сексуальности, проституции, абортах и беспризорности. См.: Василевский Л. М. Голгофа ребенка. Беспризорность и дети улицы. Л.—М.: Книга, 1924; Он же. Дурманы (наркотики). Москва: Новая Москва, 1924; Он же. Беспризорность и дети улицы. Харьков: Юношеский сектор издательства «Пролетарий», 1925; Он же. Гигиена женского труда. Л., 1925; Он же. Аборт как социальное явление. Днепропетровск: Космос, 1927 и т. д.].
Спустя всего десять лет после выступления Крупской на московской конференции в 1924 году на смену идее перевоспитания пришли репрессивные решения. Переломным моментом стало постановление Центрального исполнительного комитета (ЦИК) и Совета народных комиссаров (СНК) СССР «О мерах борьбы с преступностью несовершеннолетних» от 7 апреля 1935 года: был понижен возраст уголовной ответственности за кражу, причинение насилия, телесных повреждений, увечий, убийство и отменена возможность применения к несовершеннолетним мер медико-педагогического характера.
Несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания[31 - Постановление от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» // Известия, Правда. 8 апреля 1935. Текст документа и его проект с дополнениями и пометками, сделанными рукой Сталина, а также секретный циркуляр Прокуратуры СССР и Верховного суда СССР приводятся в сборнике «Дети ГУЛАГа» (Дети ГУЛАГа…, цит. C. 182–183). В 2009 г. Евгений Яковлевич Джугашвили, внук Сталина (Яков – сын Сталина от первого брака), подал в суд на радио «Эхо Москвы» за распространение ложной, по его мнению, информации о том, что Сталин собственноручно подписал указ, разрешающий расстреливать детей с двенадцатилетнего возраста. Московский суд отказался удовлетворять претензии Джугашвили. См.: https://ru.wikipedia.org/wiki/О_мерах_борьбы_с_преступностью_среди_несовершеннолетних. Как сообщает Александр Орлов, бывший разведчик, майор госбезопасности, бежавший в США в 1938 г., – однако официальных документов, подтверждающих его показания, нет – Сталин якобы приказал в начале 1930-х гг. убивать без суда беспризорных, пойманных за разграбление продовольственных складов или железнодорожных вагонов, а также тех, у кого будут обнаружены венерические заболевания. См.: Orlov A. The secret history of Stalin’s crimes. New York: Random House, 1953. P. 39–40, 53. Рус. пер.: Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М.: Всемирное слово, 1991.].
Возраст уголовной ответственности начиная с двенадцати лет был внесен лично Сталиным в проект постановления, подготовленный Генеральным прокурором СССР Андреем Вышинским, который будет выступать государственным обвинителем на московских процессах 1936–1938 годов. Через несколько дней, 20 апреля 1935 года, в органы прокуратуры и суды всего СССР был направлен секретный циркуляр, в котором разъяснялось, что «к числу мер уголовного наказания» относится и «высшая мера уголовного наказания (расстрел)». Число беспризорных, расстрелянных на основе этих правовых актов, неизвестно, но свидетельства и документы указывают на то, что пули и раньше использовались для «ликвидации» одетых в лохмотья детей. Наконец, в постановлении от 31 мая 1935 года отмечалось, что массовая беспризорность в стране ликвидирована.
Конечно, некоторые беспризорные находили свой путь и возвращались к нормальной жизни. В 1967 году журналист Михаил Лещинский опубликовал ряд очерков о судьбах беспризорных, материалы для которых он собирал несколько лет. Лещинским двигал интерес, желание выяснить, что за ребенок стоит рядом с Лениным на первомайской демонстрации на Красной площади в 1919 году, – его можно увидеть в документальной хронике, снятой в тот праздничный день. Кто это был? Беспризорный, как можно заключить по его внешнему виду? Но что с ним стало потом? Книга Лещинского, дополненная в 1985 году, изобилует «чудесами»: это трогательные и вместе с тем восторженные истории про выросших детей, которые, будучи брошенными, бедствовали, жили в голоде и нищете, но, пройдя трудный и извилистый путь, в итоге добились успеха благодаря своей целеустремленности, а также помощи Советского государства. Истории мальчиков и девочек, вчерашних беспризорников, ставших офицерами, высокопоставленными чиновниками, партийными руководителями, писателями, актерами, музыкантами. Самой удивительной оказалась история ребенка, стоящего рядом с Лениным. Это был Николай Петрович Дубинин, известный советский биолог и генетик, лауреат Ленинской премии, академик Академии наук СССР. Лещинский показал, как «ребенок, который мог легко погибнуть в беспризорниках, благодаря заботе партии, благодаря заботе Ленина стал настоящим советским человеком».
Дубинин рассказал Лещинскому о своем пути от сироты и беспризорного до ученого с мировым именем; позже он вернется к этому трагическому периоду в воспоминаниях, его книга под названием «Вечное движение» выйдет в 1973 году. Отец Дубинина, начальник учебно-минного отряда, погиб в самом начале Гражданской войны, осенью 1918 года. Коля в возрасте двенадцати лет вместе с матерью и двумя малолетними братьями и сестрой переехал из Кронштадта, где он родился и жил, на родину матери, в село Спасское Самарской губернии. Но тяжелая жизнь и голод в Поволжье вынуждают Колю уйти из дома в поисках пропитания. Он едет в Самару и попадает в приемник-распределитель, куда собирали беспризорных детей. Здесь, по его словам, «жили двойной жизнью», одна шла на глазах воспитателей, а другая была тайной, с иерархией сильных и слабых, с издевательствами вожаков над малышами. Оттуда Коля и еще двое ребят сбежали:
Так, в тамбурах и на крышах, меняя поезда, побираясь на станциях, дней за десять – двенадцать доехали мы до Москвы. Она показалась нам тогда громадной, мрачной. […]
В это время трудно было жить в Москве всем, а нам, беспризорным ребятам, особенно. По ночам мы прятались от холода в канализационных котлах или в подвалах. По утрам вылезали измазанные, грязные. Днем разными путями добывали себе еду и на ночь опять залезали в свои норы. Ночевали в центре, где-то в районе Никитских ворот, бывали на Неглинной, на Лубянской площади и в других местах[32 - Дубинин Н. П. Вечное движение. О жизни и о себе. M.: Политиздат, 1973. C. 15.].
Утром 1 мая 1919 года Коля и его товарищи оказались на Красной площади, где их внимание привлекла большая черная машина. Их хотели прогнать, но человек, сидящий в машине, – а это был Ленин – разрешил им остаться и даже сфотографировался с ними.
Через несколько десятилетий после публикаций книги Лещинского и автобиографии Дубинина, когда официальная история Советского Союза стала пересматриваться, подверглась сомнению и правдивость рассказа Коли о его личном и социальном преображении. Нападки на Дубинина, умершего в 1998 году, усилились после распада СССР. Так рухнул миф о беспризорном, поднявшемся на вершину советской науки. Свидетельств ряда бывших партийных руководителей и бывших сотрудников советских органов госбезопасности (ВЧК и ГПУ), которые признали в улыбающемся ребенке рядом с Лениным Колю Дубинина, оказалось недостаточно: выяснилось, что этот ребенок – не Коля. Дубинин-генетик был известен как «Лысенко номер два», преемник того самого Трофима Лысенко, который развязал кампанию против ученых-генетиков в Советском Союзе и фактически задушил биологическую науку своей псевдонаучной теорией о модификации наследственных признаков под воздействием внешней среды. Борьба Лысенко с «буржуазной лженаукой» генетикой стала причиной смерти в тюремном заключении в 1943 году Николая Ивановича Вавилова, ученого с мировым именем, и репрессий выдающихся генетиков, таких как Владимир Эфроимсон[33 - Лещинский М. Я. Дважды рожденные. Очерки о судьбах бывших беспризорников 20-х годов. М.: Современник, 1985 (1-е изд. – 1967) С. 12. О ребенке, сфотографированном с Лениным, см.: с. 6–29. О личности Дубинина и его роли в развитии генетики в СССР см.: Сойфер В. Н. Загубленный талант. История жизни одного лауреата. Washington, D. C., 2004 (самиздат). Отдельные главы опубликованы в журнальном варианте. См.: Сойфер В. Н. Загубленный талант. Главы из книги // Континент. 2005. № 123. В книге Сойфера ставится под сомнение «беспризорная жизнь», которую Дубинин якобы вел в детстве. Валерий Николаевич Сойфер (р. 1936) – биофизик, биолог и генетик, один из самых известных советских ученых-диссидентов, содействовал возрождению генетики в России после эпохи Лысенко, в 1988 г. эмигрировал в США. Его книга посвящена «российским генетикам старшего поколения, чьим талантам не суждено было полностью раскрыться из-за преступного тоталитаризма большевистской системы».].
Судьбы сотен тысяч беспризорных неизвестны. Даже если некоторые из них, вероятно, спаслись благодаря силе духа, упорству или удаче, чаша весов склоняется на сторону тех, кому выбраться не удалось. Почти в каждом номере журнала, издаваемого обществом «Друг детей» в 1920-е годы, публиковались списки, которые сегодня кажутся нам невозможными. Родители или государственные учреждения надеялись найти пропавших детей, указывая их имя и возраст, а иногда только имя, потому что возраст был неизвестен, – и это в терзаемой холодом и голодом бескрайней России. Голый список, безо всяких прикрас – мы приводим здесь его начало – напечатан в сентябрьском номере за 1929 год. Поразительно, в нем маленькие Александр Духно и Мария Крайнова, им по пять лет, и Михаил Навашин, которому, как указано, от шести до десяти лет[34 - Друг детей. 1925. № 9. Список пропавших детей приводится на 2-й и 3-й сторонках обложки журнала. Имена и отчества даются полностью или сокращенно, как в оригинале.].
Помогите найти детей!
Список детей, разыскиваемых родственниками, госучреждениями и организациями
1. Адамович Юзеф Генрих., 14 лет, Виленская губерния, потерялся в городе Смоленске
2. Альховские: Иван, Прасковья, Елизавета, Иван, Самарская губерния
3. Абеселевич Легат, Самарская губерния
4. Баянов Петр, 13 лет, Самарская губерния
5. Берестенкова Лидия, 13 лет, Херсонский уезд
6. Бутчины: Иван, 10 лет, Наталия, 9 лет, Нежин
7. Блиновы: Павел, 9 лет, Анна, 13 лет, Самарская губерния
8. Болтов Семён, 10 лет, Конотопский округ
9. Ватаманов Викт. Павл., Самарская губерния
10. Вахтеров Ефим, 12 лет, Самарская губерния
11. Германовы: Александр, Иван, Андр., Самарская губерния
12. Горелова Пелагея, 15 лет, Конотопский округ
13. Губанова Евгения, 10 лет, Самарская губерния
14. Духно Александр Павл., 5 лет, потерялся в Москве, родом из Самарской губернии
15. Журавлева Анаст. Кирил., Самарская губерния
16. Зайцевы: Егор, 10 лет, Алексан., 12 лет, Пугачевский уезд Самарской губернии
17. Зубахин Ив. Ант., 15 лет, Донбасс
18. Исаенко Александр, Иван Андр., Самарская губерния
19. Козлитинов Далмат Лукич, 15 лет, Владикавказ. Ушел из дому в 1921 г.
20. Крайнова Мария, 5 лет, Саратовская губерния
21. Калугин Мих. Петр., 13 лет, пропал в Харькове около 3 месяцев назад
22. Кириллины: Егор, 13 лет и Дмитрий, 12 лет, Самарская губерния
23. Лисецкие: Теофил 16 лет [и еще один ребенок, без имени], 14 лет, пропали в Ковеле в 1915 г.
24. Леонтьевы: Александр, 11 лет, Васил., 9 лет, Матвеевка, Бугуруслан
25. Люшина Евдокия, 16 лет, Самарская губерния
26. Леонтьевы-Львовы: Анна, 14 лет, Мария, 13 лет, Павловка, Самарская губерния
27. Лапаев Павел Максим., 9 лет, Самарская губерния
28. Лаухина Екат. Сем., Самарская губерния
29. Мошко: Антонина, 12 лет, Анна, 11 лет, Тимофеевка, Крым. В 1921 г. потерялись на вокзале в Харькове
30. Мельниковы: Виктор, 14 лет, Антонина, 16 лет, Павловка, Тульская губерния, пропали в Сочи в 1922 г.
31. Митрофанов Ив. Сем., 16 лет, Самарская губерния
32. Мазепов-Батков Мих. Сем., 14 лет, Самарская губерния
33. Мартынов Иван Петрович, 11 лет, Самарская губерния
34. Мамунякова Анисья, Самарская губерния
35. Масленнековы: Александр и Василий, Самарская губерния
36. Маркина-Кучкакова Натал. Ефрем., 11 лет, Пугачевский уезд
37. Навацкие: Стефан и Фаддей Андр. Потерялись в 1921 г. на границе
38. Нестеренко Иван Егоров., 14 лет, Донбасс
39. Навашин Михаил, 6–10 лет, Самара
40. Нафиков Закия, 11 лет, Башкирия
41. Патрикеевы: Прокофий, 11 лет, Мих., 7 лет, Самарская губерния
42. Павловы: Николай, 14 лет, Василий, 13 лет, Люся, 7 лет, Харьковская губерния
Как могли власти, специальные комиссии по борьбе с беспризорностью, найти детей, полагаясь на такие общие данные? Дети часто знали свое имя, но не фамилию или назывались вымышленным именем, чтобы их не нашли и не отправили обратно в семью. Кроме того, нередко власти записывали ребенка под фамилией, связанной с местом, где его нашли. Например, беспризорный мог быть записан как Борис Казанский, потому что его нашли на Казанском вокзале в Москве. Все, кто изучал беспризорность в 1920-е годы, предостерегали, что нельзя полагаться на приводимую ими статистику именно из-за недостоверности анкетных данных[35 - См.: Озерецкий Н. И. Нищенство и беспризорность несовершеннолетних // Нищенство и беспризорность / Под ред. Е. К. Краснушкина, Г. М. Сегала и Ц. М. Фейнберг. М.: Мосздравотд, 1929. C. 116–226 (интересный сборник, выпущенный Московским кабинетом по изучению личности преступника и преступности при Мосздравотделе, куда вошли статьи разных авторов об условиях жизни и психологии беспризорных); Ball A. M. And now my soul is hardened… P. 103–135.].
У Ильи Эренбурга есть роман «В Проточном переулке», написанный осенью 1926 года, где он называет беспризорных «ничьими» или, точнее, «кукушкиными детьми», оставленными родителями в другом «гнезде» в надежде, что кто-то позаботится о них, как это делает кукушка, когда откладывает яйца. Эренбург какое-то время жил в московском переулке, вынесенном в заглавие романа; в основу повествования положены личные впечатления писателя:
Не знаю почему, Проточный переулок тогда был облюбован ворами, мелкими спекулянтами, рыночными торговцами. В ночлежке «Ивановка» собиралось жулье. В домишках, розовых, абрикосовых, шоколадных, с вывесками частников, с выдранными звонками, с фикусами и поножовщиной, шла душная, звериная жизнь последних лет нэпа. Торговали все и всем, ругались, молились, хлестали водку и, мертвецки пьяные, валялись как трупы в подворотнях. Дворы были загажены. В подвалах ютились беспризорные. Милиционеры и агенты угрозыска заглядывали в переулок с опаской[36 - Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь. Кн. 3 // Новый мир. 1961. № 9–11; Итал. издание: Erenburg I. Uomini anni vita. Vol. III / Trad. it. di Giovanni Crino. Roma: Editori Riuniti, 1962. Он же. Люди, годы, жизнь. Т. 1. M.: Советский писатель, 1990. C. 459–462. Эренбург вспоминает о создании композиции романа «В Проточном переулке» и упреках в адрес автора после первой публикации 1927 г.].
В центре Москвы, недалеко от Арбата, в подвале дома под номером десять в Проточном переулке находят приют четверо беспризорных: Журавка (он же атаман), Чуб, Хлепин и Кирюша. На двух верхних этажах в коммунальных квартирах живут разные типажи – бакалейщик, скрипач, бывшая баронесса, – живут среди грез, коварства, интриг и супружеских измен. Но проблема только в них, в проклятых беспризорниках: они украли окорок у бакалейщика, и тот решает наглухо закрыть выход из подвала, замуровать детей заживо (в основу романа лег реальный случай, описанный в газетах).
Петька, маленький сын баронессы, предупреждает детей. Те убегают из переулка, садятся на поезд, идущий на юг. С беспризорными убегает и Петька. В пути они видят людей, непохожих не тех, что жили в Проточном переулке: почтенные граждане едут в уютных вагонах, пьют чай с пирожными, читают книги и обмениваются любезностями, предвкушая отдых на южных курортах. Но когда на остановке дети осмеливаются попросить копеечку, за ними гонятся, их избивают, а Кирюша умирает от побоев («Били его вкусно, как только что перед этим попивали чай»). Нигде нет спасения беспризорным. Милые и интеллигентные пассажиры поезда относятся к беспризорным так же, как самодовольный бакалейщик в Проточном переулке: «Единственный выход для государства – это истребить всех» – такую фразу можно найти в парижском издании книги, но ее убрали, как и несколько фрагментов романа, из более поздних изданий, опубликованных в Риге и Москве[37 - Эренбург И. Г. B Проточном переулке. Париж: Геликон, 1927. Итал. издание: Erenburg I. Nel vicolo Protocny / Trad. it. di Susanna Iris Fеline. Milano: Corbaccio, 1930 (Milano: dall’Oglio, 1965. P. 260). В парижском издании романа на с. 193 читаем: «Единственный выход для государства – это истребить всех». Эта фраза есть в итальянском переводе Сузанны Ирис Фелин, как в издании 1930, так и 1965 г., но отсутствует в рижском издании (Рига: Грамату Драугс, 1927) и в различных переизданиях (Эренбург И. Г. Собр. соч.: В 8 т. Т. 2. M.: Художественная литература, 1991. C. 677). Описание смерти Кирюши навеяно реальным событием, свидетелем которого Эренбург стал во время своей поездки на юг России: «В поезде пассажиры поймали воришку, мальчика лет двенадцати; все на него кинулись, били. Я до сих пор вижу детское лицо в крови…» (См.: Он же. Люди, годы, жизнь. Кн. 2 // Новый мир, 1961. № 9–11; Люди, годы, жизнь. Т. 1. M.: Советский писатель, 1990. C. 247).].
Анатолий Васильевич Луначарский, первый нарком просвещения РСФСР с 1917 по 1929 год, выступал за гуманный подход. В своей речи 8 февраля 1925 года по случаю выставки «Революция, жизнь и труд» в Москве он говорил о картинах Федора Богородского из цикла «Беспризорные»:
Упомяну сейчас только одну фамилию, которую я до сих пор не слышал, художника, которого я не знаю, но работы которого меня порадовали. Он обещает много, принимая во внимание его молодость. Я говорю о картинах, изображающих беспризорных детей и принадлежащих молодому художнику Богородскому. Это превосходные вещи. Мне кажется, что они крепко сработаны. А между тем это очень молодой мастер, – вернее, даже не мастер, а подмастерье. Самое же лучшее то, что здесь мы в самом деле видим перед глазами действительность, настоящий опыт художественного социально-психологического анализа. Это вздор, когда начинают говорить, что художник не должен быть психологом. Художник-психолог вовсе не уходит от материализма. Ведь живописец не может рыться в так называемой «душе» человеческой. Что на самом деле он дает? Он дает внешность, наружность. Он дает чистую материю, то, что относится к тому «поведению», которое изучает как раз наша новая научная психология. Мы должны знать человека. Это основной материал для нас. Мы должны стремиться к тончайшему познанию человека через его внешние проявления. Человеческое чувство, настроение очень трудно учесть непосредственно, но то, как оно отражается в физиономии, в позе, в самой конструкции всего внешнего облика, имеет огромное показательное значение. И вот суметь чисто зрелищными путями представить нам какой-нибудь социальный тип, чтобы перед вами как будто распахнулись двери, и вы сразу осознали, сразу увидели, как переплетались социальные пути, соединялись линии, создавались условия, чтобы дать именно такой тип, – это и есть высокое искусство. Для этого нужно суметь выбрать объект. Вот когда мы смотрим на эту серию лиц беспризорных детей Богородского, мы как будто видим самое нутро тех, которые сейчас растут волчатами. В будущем они, быть может, испытав все эти неласковые прикосновения судьбы, по-разному выйдут на разную дорогу. Одни выкуют необычайно острый ум, гибкость, хладнокровие, самостоятельность и волю, другие окажутся отщепенцами, антисоциальным элементом, а третьих скосит судьба, сделав жертвами туберкулеза, идиотизма и т. д. И молодой Богородский умеет показать нам все это. Его прекрасные этюды нужно издать как иллюстрации к хорошему трактату о том, что из себя представляет такое социальное явление, как детская беспризорность[38 - Луначарский А. В. «Беспризорные дети» Богородского (1925) // Богородский Ф. С. Воспоминания. Статьи. Выступления. Письма / Сост. С. В. Разумовская. Л.: Художник РСФСР, 1987. C. 106–107.].
Богородский ходил по Москве: краски города, золото тысячи куполов смешивалось с серо-черными пятнами беспризорников:
Я никогда не забуду картину, увиденную мною в 1922 году у храма Христа Спасителя. Над Москвой просыпалось морозное утро. В розовом небе кудрявились голубые дымы. Иней посеребрил провода, и снежные сугробы завалили улицы. И вот на фоне темного, огромного собора показалась группа людей. Конвойные… […] с обнаженными шашками вели десяток беспризорных малышей. Они ежились от холода, семеня полубосыми ногами…[39 - Богородский Ф. Как я писал «Беспризорников» (1959) // Богородский Ф. С. Воспоминания… C. 109. Федор Семенович Богородский (1895–1959) – советский живописец, в 1924 г. вступил в Ассоциацию художников революционной России, самую влиятельную художественную группировку 1920-х гг.; один из ведущих представителей социалистического реализма. Нужно отметить, что в своих воспоминаниях, написанных незадолго до смерти, Богородский затронул еще одну запретную тему: он упомянул храм Христа Спасителя, символ православной России, возведенный в благодарность за победу над Наполеоном в 1812 г. и взорванный 5 декабря 1931 г. для строительства на этом месте Дворца Советов (проект не был реализован из-за начала Великой Отечественной войны).]
Там в саду при долине
Там в саду при долине
Звонко пел соловей.
А я, мальчик, на чужбине
Позабыт от людей.
Позабыт, позаброшен
С молодых юных лет.
Я остался сиротою,
Счастья, доли мне нет.
Ах, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И никто не узнает,
И никто не придёт.
Только ранней весною
Соловей пропоёт.
Пропоёт и засвищет
И опять улетит.
И никто не узнает,
Где сиротка лежит…
Граждане, подайте копеечку
маленькому мальчику
беспризорному! Дяденька,
дяденька, тетенька, подай
копеечку, а? а?
Позабыт, позаброшен…
(свистит)
Тетенька!
Счастья доли мне нет.
Ах, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.[40 - Тексты песен, представленные в этой книге, взяты из приложения к компакт-диску «Yulia sings songs of Russian street urchins. Pesni besprizornikov» (Smithsonian Folkways Recordings, Wahisngton, D. C., 2007; https://www.youtube.com/watch?v=RkEMpvnvVWM&t=837s). Песни исполняет русско-американская художница Юлия Запольская (1919–1965), которая в детстве жила в центре Москвы на Арбате и слышала, как поют беспризорные. В 1944 г. Юлия вышла замуж за молодого американского дипломата Томаса П. Уитни, но смогла покинуть Советский Союз только в 1953 г. Ее счита-ют одной из лучших исполнительниц русских песен и романсов.В песне «Там в саду при долине» беспризорник просит милостыню. Слова сопровождаются ритмичным перестуком металлических ложек – так делали беспризорники на улице, в трамваях и на поездах. Эту песню, которая является одной из самых известных и имеет несколько вариаций (см., например, текст, опубликованный в книге: Глатман Л. Г. Пионеры и беспризорные. М.-Л.: Молодая гвардия, 1925. C. 20), ее можно услышать также в фильме Николая Экка «Путевка в жизнь». Тексты песен беспризорников см. также: Галкин А. Песни беспризорных детей. Саратов: Тип. Балаковского Горсовета, 1926; Маро (Левитина М. И.). Беспризорные: Социология. Быт. Практика работы. М.: Новая Москва, 1925. C. 201–225. Маро – псевдоним Марии Исааковны Левитиной (1881–?), педагога, автора и переводчика трудов по педагогике, которая много писала о беспризорности и преступности среди несовершеннолетних. Она также автор брошюры «Работа с беспризорными: Практика новой работы в СССР», первого отчета о работе колонии им. Горького, директором которой был А. С. Макаренко (Харьков, 1924).Итальянский коммунист Этторе Ванни, воевавший в Испании и проживший несколько лет в России, писал об этих песнях: «В России существует множество „запрещенных“ песен. Я слышал их на Украине, в Мо-скве, в Крыму – одним словом, везде. Беспризорники, брошенные дети, сочиняют их и поют, от деревни к деревне, от тюрьмы к тюрьме, от города к городу; проникновенные, печальные песни. В них рассказывается о драме разрушенной семьи, об оставленном на станции ребенке, а поезд увозит его родителей, сосланных в Сибирь „проклятой советской властью“» (Vanni E. Io, comunista in Russia. Bologna: Cappelli, 1950. P. 49). Некоторые из этих песен и баллад стали особенно популярными в последние годы (их можно найти на YouTube). Следует упомянуть также «Песенку беспризорника» Булата Окуджавы (1924–1997), известного поэта и композитора, осиротевшего в 13 лет. Отец был расстрелян в 1937 г. как троцкист, а мать провела 9 лет в лагерях. Песня написана к фильму «Кортик» (1973) режиссера Николая Калинина, это вторая экранизация одноименного романа Анатолия Рыбакова (1911–1998), повествующего о юных пионерах. Сцена встречи с беспризорниками, в которой звучит щемящая песенка Окуджавы «У Курского вокзала / Стою я, молодой, / Подайте Христа ради / Червонец золотой»: https://www.youtube.com/watch?v=ItVQkJaRgN4&ab_channel=dundurey]
2. Бежать
Подальше от фронта, где идут бои с немцами. Подальше от земель, политых кровью в Гражданской войне, в столкновениях красных с белыми. Подальше от охваченных голодом территорий. В период с конца 1914 и до начала 1922 года тысячи мужчин и женщин, детей и стариков перемещаются по бескрайним просторам России в надежде найти безопасное место и пропитание. В людской толпе на вокзалах больших и малых городов от Вятки до Казани, от Нижнего Новгорода до Москвы, на волжских причалах Самары и Саратова выделяются беспризорные. Самостоятельный народец, живущий без взрослых: только дети и подростки, мальчишки и девчонки. Они бегут из родного дома, где у них на глазах умерли родители, где не осталось ни крошки хлеба. Бегут из детских домов, чтобы самим не умереть от холода и голода, или из колоний, где к жестокости товарищей примешивается равнодушие воспитателей.
Рассказ беспризорного
В одной из книг 1925 года приводятся краткие автобиографии беспризорных. Среди прочих там есть автобиография мальчика, имя которого не указано. Рассказ начинается неуверенно, однако далее появляется множество подробностей о событиях, которые запечатлелись в памяти героя повествования, начиная с 1914 года и позднее.
МОЯ ЖИЗНЬ
Насколько я помню, я родился на западе, в городе Варшаве[41 - До 1918 г. часть Польши входила в состав Российской империи.]. Семья моя была большая: она состояла из троих братьев моих и двоих сестер, бабушки и дедушки. Кроме того, у нас были люди, которые проживали временно. Жизнь моя в Варшаве была хорошая. После смерти дедушки мы уехали из Варшавы и приехали в Волынскую губернию, в город Локачи[42 - Волынская губерния (Волынь) – историческая область на северо-западе Украины, в то время территория России.]. Дом, в который мы приехали, принадлежал нам, он находился на окраине города. Вокруг него был роскошный сад, занимавший большое пространство; в нем росли разные фрукты и цветы. Ко мне часто приходили мои товарищи, которых я так любил, что я не забыл и сейчас. Я с ними играл во всевозможные игры, какие только знал; качался с ними на качелях и гулял по саду. Работы я в то время не делал никакой. Но когда мне исполнилось девять лет, меня записали в школу. Когда я стал учиться в школе, то играть приходилось мало, так как надо было исполнять школьные работы. Но зима незаметно проходила, и вновь наступало лето, и я по-прежнему занимался играми. Так счастливо и свободно проходили мои детские годы до девяти лет. Дальше жизнь изменилась и пошла иначе.
Когда мне было десять лет, в это самое время началась война.
Мы жили близко у австрийской границы – 60 верст. И вот 1914 года, 8 июня, в нашем городе был какой-то праздник. После службы народ весь вышел из церкви и стал собираться и говорить о новой войне; все решили готовиться к войне: стали собирать хлеб, стали собирать разные фрукты из своих садов, стали продавать свое имущество. Некоторые стали даже зарывать в землю. На что это нужно было – не знаю.
И вот 20 июля[43 - В другой редакции – 10 июня. См.: Гринберг А. Рассказы беспризорных о себе. М.: Новая Москва, 1925. С. 130. – примеч. пер.] началась война. Люди вечером не стали ходить по улице, весь день шел военный обоз и ехало много солдат. Тут была конница и пехота; они везли пушки и пулеметы, тут и бронированные автомобили, и танки, и прожектора. Народ с удивлением смотрел на эти чудовища. Вечером по улицам города не было видно ни живой души; изредка стали слышны выстрелы орудий. Это было далеко, выстрел слышался в виде грома, но гром все увеличивался и увеличивался. Наконец стало так слышно, что даже стали стекла окон лопаться. Я в большом страхе лег спать. Не проспал я и часу, как вдруг разбудил меня ужас. Я поднялся и увидел, что весь город горит, и услышал страшный гул выстрелов орудий.
Это был тот час, когда враг начал войну и начал наступать на наш город. Я кинулся к маме и папе; их не было. Я их стал искать и нашел только в амбаре. Они собирали вещи в дорогу, чтобы было с чем бежать от войны. Папа меня одел и посадил на телегу, на телеге сидел мой брат и сестра; потом папа пошел за остальными моими сестрами и братом, но не успел дойти до ворот, как снаряд упал перед ним и разорвался, и он не успел их захватить оставшихся дома.
Мы двинулись в путь, оставив дома двоих сестер и одного брата. Ночь была темная, так что не было видно, куда ехать; мы выехали за город и направились к мосту, чтобы переехать реку Буг. Но тут скопилось так много телег, что нельзя было увидеть моста, а вдобавок еще снаряд попал на мост и разбил его, так что переехать нельзя было никак.
А между тем повозок стало больше накопляться, так что стали друг друга давить, толкать в воду, потому что всякому хотелось уехать скорей, а дороги не было видно и моста не было. Тут поднялся стон, крик, плач. Народ все наезжал и наезжал; исхода не было никакого. Народ пустился переезжать реку без моста; так сделали и мы и переехали реку.
Между тем стало светать, но бой не утих. Только отъехали от города, как он загорелся весь, и снаряды стали долетать до нас. Один снаряд разорвался около нашей телеги, а около телеги шла мама, и ее контузило. Она захворала посреди дороги и целый день была без памяти, а вечером умерла среди глухого леса. Хоронить не пришлось так, как хоронят всегда, по обычаю, но доехали до деревни и там сделали гроб и похоронили. Деревня была пустая, не было ни людей, ни животных. При похоронах присутствовали только мы, до тех пор, пока перед нами выросла большая могила. Это был самый тяжелый случай из моей жизни: его я не забуду никогда.
Похоронив маму, мы поехали дальше и приехали в город Киев. Тут мы сели на поезд и поехали дальше быстрее. Через две недели мы приехали в далекую страну – Сибирь; мы остановились в городе Челябинске.
