Братья по вере

Глава 6

Сентябрь начался дождливо и слякотно. Резко похолодало. Днями небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, и не единый луч солнца не мог пробиться через эту небесную груду.

В один из дней с самого утра лил дождь. Порывы ветра обрывали с деревьев еще зеленые листья и кружили в воздухе, роняя их на промокшую землю. Яблони в саду имения Богомоловых склонили свои гибкие ветви под тяжестью дождя, уныло качаясь на ветру. В доме стало зябко, и Наталья Никифоровна велела разжечь камин. Тихо потрескивали в камине сухие поленца, и комната наполнилась приятным запахом древесины. Графиня сидела в кресле перед камином в домашнем платье, укутавшись в белый шерстяной платок, и читала вслух Андрею, который, как обыкновенно, сидел рядом, склонив голову на колени к матери. А Василий бродил рядом, высматривая кого-то в дверях.

– Ты кого-то ждешь, Вася? – спросила Наталья Никифоровна, подняв глаза на Василия через пенсне. – Если Соню, так она на кухне чистит серебряный сервиз.

Василия молчал, заложив руки за спину.

– Тот самый, который нам прислал в подарок ваш дядя Александр, который из Индии, помнишь? – напоминала графиня о появлении в доме раритетного индийского сервиза.

– Да, помню, – ответил Вася отстраненно. – Он привез этот сервиз в прошлом году, кажется.

– Иди же, Вася, что ты томишься, – велела, наконец, Наталья Никифоровна. – У нее и так последнее время столько работы, что вам и поговорить некогда, ступай же, ступай.

Василий удивленно посмотрел на графиню, потом на улыбающегося Андрея, что сидел рядом с ней, и, смущенно помявшись, выбежал из комнаты.

– А я думала, вы мне сами расскажите. – произнесла графиня, сняв пенсне и заглянув Андрею в глаза.

– О чем, маменька? – изобразив удивление, спросил Андрей.

– О то, что Васе нравится наша служанка Соня. – спокойно проговорила графиня. – Я же сама вижу, как он сморит на нее, как бежит, если только случается возможность встретиться с ней. Если он решит на ней жениться, я не буду возражать. – она улыбнулась и погладила сына по голове.

– Правда? – восхитился Андрей. – Маменька, вы даже не представляете, как Василь обрадуется. – он вскочил с места и хотел было бежать, но мать остановила его.

– Погоди, погоди, остановись – заволновалась она. – Не спеши, тебе вредно. Кроме того, не нужно пока ему ничего говорить. Вот, если он сам решит и спросит меня, тогда уже будем об этом разговаривать. – она подала руку сыну, и он снова сл рядом.

Соня на кухне чистила индийский сервиз и любовалась блеском начищенных блюдец. Увидев, что вошел Василий, она улыбнулась.

– Соня, – обратился он к девушке. – Сегодня нам, наконец, нужно поговорить серьезно. Ты обещала в чем-то признаться и после того, как нас грубо прервали, ты избегаешь этого разговора. – он взял серебряную чашку из ее рук, останавливая девушку. – Нам и так очень редко удается поговорить наедине, вокруг всегда полно народу. Нужно воспользоваться этой минутой и все сказать друг другу.

– Вася, сейчас? – пожала плечами Соня. – Я бы не хотела, чтобы нам кто-то помешал.

Василий прошел к двери и запер ее.

– Теперь нам никто не помешает, говори же – произнес он серьезно.

Соня поправила чепчик и прошла к окну. Василий смотрел ей в спину, и странные мысли роились в его голове. Это молчание раздражало его.

– О, Господи! – воскликнул он неистово. – Да что же такое ты хочешь рассказать, что так оттягиваешь и боишься?

– Я не боюсь, просто не уверена. – ответила спокойно Соня, повернувшись к Василию лицом. – Я скажу. До того, как я пришла работать в этот дом, я служила у княгини Ливен. Я была у нее с самого детства. Когда она со всеми своими друзьями отошла от православия и обратилась к Евангелию, я тоже обратилась. Я была там, когда Лорд Редсток свидетельствовал в ее доме. Потом случилось так, что ее управляющий стал сильно докучать мне, но я боялась сказать, потому что мне могли не поверить. Тогда я попросила рекомендации, и княгиня отпустила меня. – Соня вздохнула. – Тогда я пришла работать к вам.

Василий молчал в изумлении. Он смотрел на Соню и не находил слов для ответа.

– И это все? – спросил он, улыбнувшись. – Это то, о чем ты не могла мне сказать все это время? Почему, Сонечка? Я просто отказываюсь понимать твои соображения.

– Сначала я не видела причины говорить об этом, а, когда ты признался, что любишь меня, я испугалась. – отвечала девушка, опустив глаза. – Потому что я тоже полюбила тебя, но должна была быть уверена в том, каков ты, как ты держишься Христа. Если бы я сказала раньше, ты мог бы обмануть меня или притвориться. Но теперь я сама вижу, как ты любишь Господа. – она подняла на Василия глаза и радостно улыбнулась, показав белые зубы.

Василий засмеялся и, подскочив к Соне, закружил ее в объятьях.

– Соня, это невероятно! – воскликнул он. – Ведь я высматривал то же самое, я хотел, чтобы и ты стала, как мы, и тогда бы нам ничего не мешало. – он взял ее за руки и поцеловал в ладони. – Боже, как я счастлив, что все так получилось! Господь услышал мои молитвы и сделал даже лучше, чем я ожидал.

Они оба смеялись, держась за руки и глядя друг другу в сияющие радостью глаза.

Вдруг в дверь постучали. «Открывайте! Кто там?!» – раздался голос поварихи Варвары. Соня притихла и закрыла ладонью губы.

– Господи, что могут подумать? – прошептала она, уставившись на Василия. – Может, подождать, пока она уйдет?

Василий закусил нижнюю губу и потер лоб. Варвара продолжала громко стучать в дверь и вопить.

– Она сама не за что не уйдет. – произнес он и, подойдя, отворил дверь.

– Ага! – воскликнула Варвара, не успев войти. – Чем это вы тут занимаетесь? – она прищурилась и посмотрела на Соню с осуждением. – А? Чем это? – не унималась повариха.

– Мы разговаривали, только и всего. – отвечал спокойно Василий, но все-таки волновался.

– Разговаривали? В самом деле? – продолжала Варвара, обходя кругом сначала Васю, потом Соню. – А зачем же было запирать дверь?

Соня закрыла глаза, и слезы потекли по ее раскрасневшимся щекам. Увидев, что девушка заплакала, в лице Василия изобразилось недовольство.

– Да! – воскликнул он вдруг. – Мы только разговаривали! Не выдумывайте себе, и не смотрите на нас так, будто, вы увидели нечто!

– От чего же двери запирать при простом разговоре? – в лице Варвары изобразилась ехидная улыбка.

– От того, – отвечал Василий твердо. – Что вы тут ходите все время, а разговор это был серьезный, и я не хотел, чтобы вы тут бродили и подслушивали.

– Расскажешь об этом матушке нашей, Натальи Никифоровне. – Варвара сорвалась с места и побежала вон из комнаты.

– Вася, Вася, что же будет? Господи, что же будет? – запричитала Соня, глядя на Василия глазами, полными слез.

– Ничего не будет. – спокойно отвечал Василий. – Нам нечего стыдиться, мы ничего плохого не сделали. Бог – свидетель. – он взял девушку за руку и повел за собой.

В зале повариха Варвара уже во всю рассказывала графине об увиденном. Она не стыдилась приукрасить и описывала все в ярких красках с особой эмоциональностью. Скоро в комнату вошел Василий с Соней.

– Вася, – обратилась графиня к молодому человеку. – Подойдите сюда вместе с Софьей.

Позади графини стоял и Андрей. Он казался возбужденным и не спускал глаз с Варвары, одаряя ее недружелюбным взглядом.

– Расскажи, как все было. – велела графиня Васе спокойно. – А вы, Варвара, замолчите. – строго приказала она поварихе.

– Наталья Никифоровна, – начал Вася. – Вы сами все знаете. Выйдя от вас, я пошел к Софье, чтобы поговорить. Это должен был быть серьезный разговор, он все время откладывался по разным причинам, поэтому, чтобы никто не мог помешать, я запер дверь.

– Но вы смеялись, я слышала! – воскликнула Варвара, показывая на Василия полным пальцем.

– Довольно! – громко приказала графиня. – Вы забываетесь, Варвара. Кто дал вам право доносить на моих детей и обвинять их. Я верю Василию. А, ежели вы сейчас же не извинитесь перед ними, вам придется убраться из этого дома.

Все обомлели. Широко раскрыв глаза, Андрей смотрел на мать и, даже немного испугался. Василий глубоко вздохнул и виновато нахмурился.

– Не нужно извиняться – сказал он.

– Нет, нужно. – возразила графиня и взглянула на повариху.

– Простите меня, Василий Григорьевич – произнесла Варвара сквозь зубы.

– Ступайте, занимайтесь своими делами. – велела графиня поварихе. – Софья, не плачьте, – обратилась она к служанке. – Я знаю, что вы любите друг друга, но никакой дурной мысли у меня о вас нет. Выйдете все, кроме Василия. – сказала графиня и прошлась по комнате.

– Наталья Никифоровна, – вздохнув, сказал Василий. – Это Варвара себе позволяет, потому что неродной я. Конечно, она и права. Кто я такой, как и она, по сути, так что не стоило ей извиняться.

– Прекрати, Вася. – прервала графиня Василия. – Ты мой сын, и я никому не позволю так обращаться с тобой. Ты хочешь жениться на Софье, об этом говорили?

– Да, хочу, но говорили о другом. – отвечал Василий. – Именно этот разговор сделал меня уверенным в моих намерениях по отношению к ней. – он пересказал графине разговор, который состоялся у него с Соней.

Наталья Никифоровна подошла к Василию и обняла его, поцеловав в лоб.

– Хорошо, – сказала она спокойно. – Следующим летом вы поженитесь. Не нужно торопиться, сейчас пока общайтесь, но в пределах дозволенного, а к лету мы подумаем о свадьбе. – она посмотрела умиленно на Васю. – Прости, дорогой, сейчас пока нет возможности, много расходов на лечение, сам знаешь.

– Я о большем и не мечтал. – сказал Василий и поцеловал графине руку.

Андрей встретил Василия в коридоре. Они молчали, но в глазах брата Андрей прочел, что все кончилось благополучно. Они обнялись и оба успокоились.

Глава 7

В один из дней, когда графиня, как обыкновенно, сидела у камина и читала, ей сделалось дурно. Закружилась голова, дыхание стало тяжелым. Андрей и Василий помогли ей дойти до комнаты, а служанка Соня, приготовив постель, уложила графиню в кровать. До самого вечера, не смотря на уговоры сыновей послать за доктором, Наталья Никифоровна отмахивалась ослабевшею рукой и, причитая, уверяла, что все пройдет. Но спустя два дня ей сделалось совсем худо, и Андрей, вопреки материному велению, послал за доктором.

Василий ходил по коридору и, поднимая руки над головой, молился. Андрей, стоя у стены и прижавшись к ней затылком, смотрел на брата и, еле шевеля губами, также молился о здоровье матери. Все слуги собрались в гостиной. В доме стояла гробовая тишина. Вскоре прибыл доктор. Соня провела его к графине и закрыла за собою дверь.

Около двух часов не было никаких вестей. Василий все также упорно молился, не останавливаясь ни на минуту. Андрей весь извелся. Ему самому уже становилось дурно. Лицо его было бледно, губы сухи. Весь вид его был осунувшийся и болезненный.

Наконец, из комнаты вышел доктор. Лицо его было уставшее. Василий подбежал к нему с надеждою в глазах.

– Все плохо, господа. – произнес доктор, качая головой. – При ее заболевании, это уже тяжелая форма. Не оправится. – он надел шляпу и удалился.

Андрей заплакал и поспешил войти в комнату к матери. Наталья Никифоровна лежала на постели совсем изнеможенная и обессилевшая. Увидев сына, она натужно улыбнулась. Андрей упал на колени перед кроватью и, прильнув к материнской руке, целовал ее. В дверях стоял Василий. Сдвинув брови и стиснув зубы, он держался, чтобы не заплакать.

– Не плачь, Андрюша, – говорила графиня, еле дыша – Еще сам занеможешь. Не тревожь мне сердце, родной. – она увидела Василия в дверях. – Подойди, Вася. – сказала Наталья Никифоровна, протянув дрожащую руку.

Василий подошел и взял графиню за руку. Он опустил голову, чтобы она не видела его волнения.

– Не плачьте, родненькие, мои, – говорила Наталья Никифоровна, прилагая усилия, чтобы сказать каждое слово. – Вася, женись и будь счастлив, но только не бросай брата, позаботься о его здоровье. Держитесь Господа и Слова Его, а все остальное приложится. Будьте тверды и ничего не бойтесь. А я уйду к Господу, поэтому не плачьте. – она тяжело вздохнула и сказала. – Позовите мне священника.

Братья послали за священником. Андрей рыдал на шее Василия и был безутешен. Василий старался подбодрить брата, вспоминая Священное Писание. Рядом с ними стояла и Соня с опущенной головой. По щекам ее текли слезы и, капая с подбородка, падали на руку Василия.

Священник, войдя в комнату к умирающей, сел подле нее и хотел было начать по порядку таинство исповеди, но графиня прервала его, сказав:

– Я послала за вами, батюшка, не для того, чтобы исповедоваться, но, чтобы вы помогли мне составить письмо покаянное для моих детей. Вы сохраните мою тайну, а после того, как отойду я, исповедь мою пусть читают сыновья мои, тогда уже можно будет.

– Что же вы, Наталья Никифоровна, не скажите, им пока еще живы? – удивился священник.

– От того, святой отец, что духу мне не хватает на то, – отвечала графиня тяжело. – Не откажите мне, только вы можете выполнить мою просьбу. – она указала рукой на письменный стол и сказала – Возьмите там, на столе, и записывайте слова мои.

Когда священник был готов писать, графиня, собравшись с силами, заговорила и сказала:

– Двадцать два года тому назад, когда еще был жив муж мой, Андрей Петрович, случилась со мной эта беда. Необходимо было ему отправиться в Индию, к брату моему, Александру Никифоровичу, он давно уже жил в той стране и занимался торговлей. Проводила я Андрея Петровича в дальний путь на долгое время. Спустя некоторое время поступил к нам на службу человек по уходу за конюшнями. Я с большой любовью относилась к лошадям, а потому муж построил большие конюшни и завел жеребцов разных пород, чтобы доставить мне удовольствие. – графиня отвернула лицо к стене и, умолкнув на минуту, продолжила. – Его звали Григорием. Он был прислан к нам по рекомендации знакомых Андрея Петровича и по его поручению, потому как человек этот имел добрую славу о своей работе с лошадьми. – графиня вдруг заплакала, но, набравшись сил, продолжала – Я много времени проводила с лошадьми, и человек тот все время был перед моими глазами. Скоро я поняла, что ищу лица его, встречи с ним. – больной голос Натальи Никифоровны дрожал. – Никогда не доводилось мне любить, святой отец, я не испытывала горячей страсти. Замуж меня отдали рано, а муж мой был человек уже взрослый. Господи! – прошептала она, но шепот ее прозвучал, как крик из самой глубины души – простите меня, голубчик, Андрей Петрович, дети мои, Господи, простите.

Священник поднес графине воды. Но Наталья Никифоровна отказалась и велела продолжать писать.

– Я словно с огнем играла, – продолжала графиня. – И довела себя до греха. Всем сердцем полюбила я Григория. Позабыв честь свою и мужа, согрешила. – она тяжело сглотнула и согласилась выпить воды. – Андрей Петрович все не возвращался. Я, совсем позабыв себя, виделась с Григорием каждый вечер. Так прошел год. Наконец, вернулся муж. Он привез подарки, и сервиз серебряный индийский, который теперь напоминает мне о бедном Андрее Петровиче. Я, боясь, быть открытой, перестала видеться с тем человеком, с Григорием, но скоро поняла, что беременна. Уже было поздно что-то делать, хотя я бы и не решилась на такой грех. Через два месяца все стало заметно. Андрей Петрович был сам не свой. Он не разговаривал со мной, не устраивал скандалов, и своим молчанием убивал меня. А в сторону Григория я и смотреть боялась, чтобы, не приведи Господь, муж не узнал, кто стал любовником жены его. Роды были трудные, я думала, что умру. Муж, только я родила, выхватил ребенка из моих рук, и велел служанке подбросить его в какой-нибудь сиротский дом. – графиня ненадолго замолчала, потому, как с каждой минутой говорить было все труднее. – Я не знаю, как это все не разнеслось в свете, но никогда не слышала я никаких толков. Может это потому, что имение наше в отдалении, не знаю, право. Через три месяца в конюшню нашу подкинули младенца. Григорий просил Андрея Петровича разрешить оставить мальчика, и тот позволил. Шли годы. Все как будто забылось, и Андрей Петрович меня простил. Через четыре года у нас родился сын, Андрюша. Муж души в нем не чаял. Но скоро опять все переменилось, потому, как подкидыш конюха нашего рос и узнаваемы стали в нем черты самого Григория. Андрей Петрович ничего у меня не спрашивал, но очень недобро смотрел он на мальчика, и, похоже, догадался, что это и есть сын мой. – графиня посмотрела потухшими глазами на священника и сказала. – Не выдержало сердце кормильца нашего, и скоро он скончался. Моя вина, Господи, моя вина. – она снова заплакала. – Мой родной сын рос, как слуга в доме, и не могла я дать ему своей ласки и любви. К Григорию я не подходила и не разговаривала с ним, чтобы не давать повода к подозрениям и слухам. А еще через несколько лет не стало и его самого. Когда он умирал, я пришла к нему. Рядом лежал Вася, удрученный печалью; он спал у изголовья отца. Григорий, собрав последние силы, просил меня позаботиться о нашем сыне. – графиня закрыла лицо руками. – Простите меня дети мои, простите Андрей Петрович, Господи, помилуй меня, Господи, Господи…

Священник перекрестил графиню и сказал:

– Отпускаю тебе грех твой, раба Божья, Наталья.

– Не утруждайтесь, святой отец. – произнесла Наталья Никифоровна хриплым голосом. – Бог меня уж давно простил. Я каялась перед Ним, а потому и простил. Вы только письмо-то заверните, да положите в верхний ящик моего стола, и ключом вон тем заприте. Пусть дети мои прочтут исповедь мою, чтобы знали, что братья они.

Священник сделал, как повелела графиня, помолился над ней, перекрестился и вышел.

Глава 8

Скоро настала чудная пора золотой осени, хотя наступила она позднее обыкновенного. Золотою листвой были усыпаны парки и аллеи Петербурга. Солнце последним теплом обогревало улицы и мосты. В садах имения Богомоловых дивно пахло осенью, и парили в воздухе паутинки. Косяки перелетных птиц мерно плыли по небу, улетая на юг.

Упражняясь в верховой езде, Василий скакал вокруг имения на своем коне, который был подарен ему на восемнадцатилетние графиней. Под лучами осеннего солнца играло переливами крепкое тело породистого гнедого жеребца, и развивалась по ветру лоснящаяся грива. Из окна наблюдала Соня, маша рукой, как только Василий проезжал мимо нее.

В саду под озолоченной яблоней, роняющей спелые свои плоды, сидел Андрей, читая Евангелие вслух. Рядом в кресле, как обыкновенно, сидела еще не окрепшая и ослабленная Наталья Никифоровна, укутавшись в теплую шаль.

– Маменька, – обратился к матери Андрей. – я хотел посоветоваться с вами в одном деле.

– Я слушаю, говори, конечно. – Наталья Никифоровна посмотрела на сына с вниманием.

– Дело в том, – начал Андрей. – Что мне полюбилась одна молодая графиня. Вы знаете эту семью. Это Мария Нежданова. Помните, мы увиделись с ними в парке, когда ехали с приема три недели назад?

– Я замечала, что ты меняешься при ней, сынок – закивала головой графиня. – Что же ты хочешь, чтобы я сказала?

– Я бы хотел объясниться с ней, – Андрей опустил голову и улыбнулся. – Но я сам ни за что не сумею. Может, мне написать ей письмо?

Наталья Никифоровна отвернулась в сторону и вздохнула, задумавшись. Потом она посмотрела в сторону Василия, подошедшего к окну и разговаривающего о чем-то с Соней.

– Я, конечно, понимаю, Андрюша, – начала она тихо. – Но мне кажется, что эта девушка не будет тебе доброй спутницей.

Андрей посмотрел на мать вопросительно.

– Я знаю об этой семье, что они очень противятся нашей вере – продолжила графиня – И Вася мне рассказывал, что от них кажется какая-то усмешка, если только он начинает свидетельствовать.

– Почему я не замечал этого? – спросил Андрей, пожав плечами.

– Нет, они не посмеиваются в лицо, но, знаешь, это просто чувствуется. Я даже от самой графини Неждановой, их матери, чувствовала это, когда случалось встретиться с нею.

– Хорошо, я понял, маменька. – огорченно сказал Андрей и, встав, хотел уйти.

– Погоди, сын, – остановила его Наталья Никифоровна. – Я не запрещаю тебе. Ты можешь сделать так, как захочешь, но я хочу, чтобы ты прежде подумал, не будет ли беды тебе через нее. Может статься, что она не примет твоей веры, что же тогда?

Андрей молчал, потупив взгляд. Графиня взяла сына за руку, и, притянув к себе, поцеловала его в лоб.

– Ступай, помолись об этом. – сказала Наталья Никифоровна. – Я тоже помолюсь о тебе.

Андрей, сжав губы, кивнул и пошел в дом.

У окна разговаривали и смеялись Василий с Соней. Глаза их сияли, а лица были румяны, молоды и свежи.

– Когда мы поженимся, – говорил Вася – У нас будет много детей. Мы будем собираться вечером у камина и все вместе читать и молиться. А после мы будем петь, прославляя Господа. За окнами будет выть ветер и безумно кружиться метель, а в доме будет тихо и уютно. – он наклонил голову и улыбнулся, замечтавшись. – Ты будешь качаться в кресле, а я буду рядом держать тебя за руку, как сейчас.

– Ты очень загадываешь, Вася, – засмеялась Соня. – Даст Бог, если живы будем.

– Да, да, – согласился Василий. – Я так счастлив, что все так оказалось.

– Как? – удивилась Соня.

– Вот так. Что ты, оказывается, тоже в Господа веришь и Евангелие знаешь. Я же столько молился об этом, так переживал. А Бог дал мне даже быстрее, чем я думал.

– Я тоже очень рада этому. – улыбнулась Соня, глядя в глаза Василию.

К вечеру, когда все разбрелись по своим комнатам, Василий, ища брата, вошел в зал. Андрей сидел за столом с листком бумаги в руках, немного покачиваясь в раздумье. Он писал что-то, потом быстро зачеркивал, брал новый лист бумаги и снова писал. Наконец, он обременено вздохнул, покачал головой и, взглянув на Василия, вошедшего в комнату, сказал:

– Василь, я не знаю, как написать, у меня не получается.

– Что и кому ты пишешь? – спросил Василий, подойдя.

– Я хочу написать письмо Марии, – ответил Андрей. – Я хочу объясниться с ней.

– Думаешь, это правильно? – поинтересовался Вася. – Может, погодить немного, помолиться?

– Сколько можно годить? – возмутился Андрей и, облокотившись о стол, схватился за голову. – Я места себе не нахожу, понимаешь? Тебе легко сказать, у тебя все хорошо, вы с Соней поженитесь летом.

– Я тоже молился об этом и ждал. – отвечал Василий, садясь рядом. – Видишь, как все устроилось.

– Помоги мне, пожалуйста. – взмолился Андрей, ухватившись за руку брата. – Не могу я сам, не знаю, что написать.

Василий косо и нехотя улыбнулся. Он пододвинул к себе чистый листок бумаги и принялся писать.

Написав письмо, Василий и Андрей передали его слуге и велели отправить в дом Неждановых.

На следующее утро письмо было доставлено по назначению. Молодая графиня Мария Нежданова, увидев письмо, затрепетала. Она прижала его к груди, озираясь по сторонам, и поспешила в свою комнату. На лестнице ее встретил брат. Изумившись волнению сестры, Николай спросил:

– Что с тобой, Маша? И что за письмо ты получила?

– Прошу, Николя, не спрашивай меня, умоляю. – говорила она в волнении.

– Я надеюсь, ты не состоишь в переписке с Василием? – спросил Николай серьезно. – Я уверен, что родители были бы против твоего общения с ним. И не только потому, что он безроден, хотя это тоже причина существенная, но и потому, что их мысли слишком чужды нам. – он взял сестру за руку и сказал тихо. – Состоять в переписке с этим сектантом? Прошу тебя, Маша, не роняй нашего достоинства. Весь свет смеется над этой блажью, на которую они променяли все общество и своих друзей.

Мария сделалась серьезной. Она гордо подняла голову и сказала твердо:

– Я не состою ни в какой переписке, Николя. И прошу, чтобы ты впредь не смел даже думать обо мне такое. Даже если бы и было так, как ты говоришь, я бы не позволила себе опуститься до тех мыслей, коими теперь живут некоторые знатные господа.

Мария одернула руку и, поднявшись мерно по лестнице, вошла в свою комнату, заперев дверь.

Молодая графиня подбежала к окну и, трепетно раскрыв письмо, читала, еле шевеля губами:

«Здравствуйте, Мария. Я долго не решался вам написать, но теперь, решившись, не могу не объясниться перед вами. Мое послание не будет утомительно длинным. Я лишь надеюсь, что, прочитав его, вы не отвергните моего скромного признания. С тех пор, как я увидел вас однажды, не проходит и дня, чтобы я не вспоминал вашего лица и вашего прелестного голоса. Сказать, что я влюблен – это очень мало и, быть может, недостойно по отношению к вам, но я пишу именно для того, чтобы вы знали об этом. Признание мое скромно и коротко, и я не прошу вас даже писать ответа, но, если бы вы соблаговолили ответить мне хотя бы короткою запиской, я был бы счастлив. С почтением, к вам».