скачать книгу бесплатно
– Если побить его, нас, чего доброго, выгонят из школы, – ответил тот.
– Да тебе не надо ничего делать – я сам справлюсь.
Шаопин немного подумал и сказал:
– Не надо. Если вдруг чего, нас дома убьют.
– Мы сами теперь взрослые, сам заварил – сам расхлебываешь. Ты не лезь, я знаю, что с этим делать.
– Не смей, слышишь. Нет у нас никаких оснований. Если просто так колотить безо всякого повода, как потом оправдаться?
– Повод состряпаем.
– Даже не думай об этом!
Хотя Шаопин с Цзинь Бо были ровесники, и сердце его еще горело от гнева, он был куда спокойнее.
Цзинь Бо замолчал. Когда Шаопин доел лепешки, они вместе вернулись в школу. Шаопин и подумать не мог, что его товарищ не послушается и начнет активно планировать избиение старосты.
Цзинь Бо очень любил порассуждать о братской верности и дружеской солидарности. Даже главные задиры класса слушали его. Он договорился с группой парней побить Янминя, но обставить все так, чтобы в школе их никто не вычислил. Цзинь Бо хранил все в строгом секрете от друга. Предполагалось, что бить будут тоже в его отсутствие.
Только на следующий день Шаопин узнал о планах Цзинь Бо. Он запаниковал – бросился искать друга и стал убеждать его, что так нельзя. Тот велел ему не лезть и сказал, что сделает все так, что комар носу не подточит:
– Пускай идет себе жаловаться – ему ничего не доказать. Он один, а нас семеро. Мы сильнее.
Но Шаопин не склонен был думать, что все так просто. Староста Гу не из тех, кто станет сидеть сложа руки, – он наверняка доложит обо всем в школе. Если правда выплывет наружу, для Цзинь Бо это может закончиться исключением. Правда, и слишком ругать Цзинь Бо он не решался, потому что тот затеял все исключительно ради него.
«Если Янминь донесет учителю, – думал Шаопин, – то придется встать и сказать, что это я подбил Цзинь Бо поколотить его. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Цзинь Бо наказали. Он все делает ради меня, и я должен разделить с ним ответственность».
Много дней Шаопин не мог думать ни о чем другом и только напряженно ждал разбирательства. Но время шло, а все по-прежнему было спокойно. Цзинь Бо сказал, что сам Янминь клялся и божился не доносить на них, но Шаопин не верил. Но в итоге староста действительно никому не проболтался и вел себя совсем как раньше, как будто ничего не произошло. С Цзинь Бо и теми одноклассниками, которые его избили, он обращался волне обычным образом – не лебезил, но и не выглядел затаившим злобу. На следующий день после драки он просто сказал учителю, что простудился и должен сходить к врачу, а потому не сможет присутствовать на уроках. По словам Цзинь Бо, в тот день, когда Гу Янминь отправился к врачу, Хунмэй тайком последовала за ним…
После драки Хунмэй и Янминь сблизились еще сильнее. Оба они поняли, в чем было дело. Даже если бы Цзинь Бо был законченный подлец, он все равно не стал бы лезть с кулаками безо всякой причины. Единственной причиной была Хунмэй. Все знали, что происходит между ней, Шаопином и Янминем. Шаопин держался тише воды ниже травы, и вот его товарищ взялся отомстить за него. Другое объяснение сложно было придумать.
Шаопин видел, что Хунмэй ненавидит его. Она делала вид, что его просто не существует. Янминь, что бы он там ни думал, внешне сохранял с Шаопином нормальные отношения. Но, разумеется, теперь он не скрывал и своих отношений с Хунмэй. Что же до девушки, то она, кажется, намеренно сообщала всему свету, что они с Гу Янминем – пара. Выбираясь в город, она делала это исключительно на велосипеде Янминя, а возвращала его всегда в местах полюднее и смущенно улыбалась в ответ. «Спасибо», – шептала она.
Спасибо. Шаопину тоже хотелось сказать «спасибо» жизни за урок. Опыт такого рода оказался совсем не бесполезен. Чувства его утратили былую нежность, но душа собрала богатый урожай.
Поостыв, Шаопин понял, что Янминь – человек хороший. Он не стал никому мстить. Не потому, что испугался, – какие бы бравые ребята ни ополчились на него, им было не выстоять против школьного порядка. Если бы он донес на них, всем пришлось бы нелегко, а Цзинь Бо вообще могли выгнать из школы. Но староста замял дело и одержал в каком-то смысле моральную победу.
Потом Шаопин подумал, что поведение Хунмэй тоже было вполне объяснимо. Ему было не сравниться со старостой. Симпатия – дело добровольное. Она зависит от обоюдного желания. Как говорится, насильно мил не будешь.
Первая волна бурного течения юности понемногу улеглась. Шаопин даже почувствовал радость облегчения. Дух его окреп. Он осознал, что должен жить нормально, как обычный человек, не теша себя несбыточными мечтами. Нормально, но не быть филистером. Быть может, ему всю жизнь предстоит прожить обычным человеком, но он не станет посредственностью. Во многих совершенно обыденных вещах часто требуется необыденный подход. Вот, например, Янминь – его избили, а он и не задумался о мести. После такого редко кому удается сохранить душевное спокойствие, но староста повел себя необычно. Над этим стоило поразмыслить. Шаопин понял важную вещь: и в самых общих вещах может проявляться величие личности.
Это было первое усвоенное им самим знание о жизни, и оно оказало глубокое влияние на всю его последующую судьбу.
Через несколько дней в жизни Шаопина произошло нечто неожиданное: по указанию уездного агитпропа и управления культуры школа организовала агитбригаду, которой предстояло отправиться с выступлениями по всем окрестным коммунам. Из их класса выбрали его, Цзинь Бо, Хао Хунмэй и Гу Янминя. Шаопин должен был участвовать в сценке и в другом номере с чтением отрывка из «Ловкого взятия горы Вэйхушань»[20 - Современная пекинская опера, созданная в 1958 году в Шанхае на основе рассказа Цюй Бо «Бескрайние леса и снежные равнины». Повествует о борьбе сил НОАК с разбойниками, укрывающимися на горе Вэйхушань в начале гражданской войны.]. Староста Гу тоже был занят в сценке, а также поставлен заместителем главы их небольшой бригады. Хунмэй должна была танцевать, а Цзинь Бо играл на флейте и пел. У него был прекрасный тенор.
Сценка называлась «На страже революции», ее написали вместе школьные учителя литературы. История была такая: брат и сестра из деревенских бедняков, закончив школу, возвращаются домой и вступают в ожесточенную борьбу с «классово чуждыми элементами» в лице кулацких детей и потерявшим классовую платформу бригадиром за право распоряжаться телегами. В конце концов они получают поддержку секретаря коммуны и побеждают…
Учительница музыки была их бригадиром и режиссером. Она сделала Шаопина исполнителем главной роли Чжан Хунмяо. Он робко и счастливо принял эту роль. Шаопин и представить не мог, что его младшую сестру попросят сыграть Тянь Сяося. Кулацкого сына играл один парень из старшего класса. Янминь играл секретаря коммуны.
После необходимого количества репетиций их бригада отправилась по коммунам. Шаопин был очень рад стать частью бригады и получить впервые возможность проявить свои таланты. Кроме того, в деревнях их кормили белым хлебом и мясом. Он расхаживал по сцене в безупречной одежде и чувствовал себя совершенно другим человеком. Младший Сунь чувствовал, что остальные тоже смотрят на него другими глазами.
Как главный исполнитель Шаопин выходил на сцену вместе с детьми разных больших людей. Он переживал самые захватывающие дни своей жизни. После сценки и Шаопин, и Сяося читали еще по отрывку – и эта декламация пользовалась самой большой популярностью. Конечно, соло его товарища Цзинь Бо тоже часто встречали бурными аплодисментами. Участники агитбригады стали не разлей вода. Все они были в том возрасте, когда человек неравнодушен к веселой шумихе, плюс за выступление полагались хорошие харчи, и каждый день проходил в итоге радостно и легко. Все прошлые обиды забылись. Шаопин и Цзинь Бо с нетерпением ждали приглашения в Каменуху, где было много знакомых и бывших одноклассников. Им было очень важно показать себя в коммуне. Быть может, и родные смогли бы прийти на выступление…
Но на полпути бригада неожиданно получила звонок из агитпропа: в регионе готовился конкурс чтецов, и уезд выбрал Сяося с Шаопином в качестве участников – им надлежало немедленно возвращаться в уездный центр для подготовки.
На Шаопина эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Боже! Он отправится в округ! Это будет его первое долгое путешествие, впервые он прикоснется к большому миру…
Все в агитбригаде завидовали ему и Сяося. Не стоит и говорить, как он был взволнован. Сяося тоже радовалась выпавшей им возможности, но она в детстве жила в округе, и для нее в их поездке не было ничего удивительного. Она не волновалась так, словно уезжает за границу, потеряв покой и сон. Учительница переделала их сценку – Цзинь Бо вызвался играть Чжан Хунмяо, а Хунмэй заменила Сяося в роли его сестры…
Шаопин отпросился съездить домой. Он сразу понял, что не сможет отправиться в округ с мешком гаоляна – нужны продталоны. И потом, разве мог он ехать в такое место в своей нынешней одежде? Костюм ему никто не выдаст. Когда он стал думать обо всем этом, желание бурной деятельности сразу схлынуло, и ему стало тоскливо, – словно кто вылил на голову ушат холодной воды. Лучше уж не ехать, чем ехать так, как побитая собачонка. Шаопин решил разведать обстановку – как бы взрослых не хватил удар от таких безумных трат…
Когда Шаопин в тревоге и смятении приехал в Двуречье, он не знал, что весть о его путешествии уже добралась до деревни. Об этом знала каждая собака. Он не догадывался, что все деревенские только о нем и судачат – как будто он уже выбился в люди. Во всем Двуречье нашлась бы всего пара – тройка таких счастливчиков, сумевших побывать в округе.
Что удивило и обрадовало Шаопина, так это то, что перед его приездом брат накопал два мешка картошки, продал ее и купил плотной синей материи. Она дожидалась Шаопина в доме семьи Цзинь – мать Цзинь Бо обещала сшить ему по мерке славный костюм. Отец собрал всю пшеницу, какая была в хозяйстве – набралось с гулькин нос, – отмерил два литра и сменял их в Каменухе на карточки.
Брат с отцом решили все проблемы, из-за которых он переживал. Все родные так сияли от счастья, что в носу у Шаопина то и дело начинало пощипывать. Он задержался дома на пару дней. Мать специально для него наготовила всякой вкусной еды и все твердила, чтобы в округе он был поосторожнее – это тебе не наша Каменуха…
Шаопин булавками приколол в кармане нового синего костюма карточки и десять юаней, которые брат выручил от продажи помидоров и тоже отдал ему. Он был безмерно благодарен своим близким. В таком настроении Шаопин вернулся в город. Вместе с Сяося они три дня репетировали в уездном доме культуры, и в конце концов директор дома повез их в округ.
Когда Шаопин вышел из здания автовокзала, он сразу же был ослеплен городом и совершенно потерялся. Сяося показывала ему все, что узнавала. Он был так взволнован, что в голове все смешалось.
Они провели семь дней в общежитии № 2 окружного ревкома. Когда мероприятие закончилось, Сяося поводила его по разным известным местам. Шаопин познакомился с несколькими сотрудниками окружного дома культуры – в том числе с поэтом Цзя Бином, который оказался из того же уезда, что и он сам. Тот пригласил всех троих земляков в гости и громоподобным голосом читал им свои стихи.
Шаопин и Сяося оба заняли второе место, а директор уездного дома культуры был так счастлив, что улыбался во весь рот.
Шаопин был вдохновлен увиденным. Он вернулся в уезд, нагруженный бессчетными новыми впечатлениями, почетной грамотой и собранием сочинений Мао Цзэдуна. В субботу, прихватив купленные в округе для домашних гостинцы, он поехал в Двуречье. Кормили их хорошо, и Шаопину даже удалось сберечь свои десять юаней, поэтому на них он накупил всем родным, кроме зятя, подарков: бабушке – упаковку кексов, маме с сестрой – по паре чулок, папе с братом – по махровому полотенцу, Ланьсян – красный клетчатый платок, а племянникам – двести пятьдесят граммов монпансье…
Глава 11
Жунье мучилась несколько месяцев. Она разрывалась между браком, к которому ее принуждали, и собственными симпатиями. Семья Ли Сянцяня и тетка Сюй спелись не разлей вода – они обрабатывали ее по очереди, а Шаоань, наоборот, держался на почтительном расстоянии. Жунье пала духом и не знала, что делать. В конце концов ей было всего двадцать два года, и она жила в чужом доме. У нее не было ни своих денег, ни достаточной смелости, чтобы решительно противостоять двум далеко не маленьким семьям одновременно – тем более что речь шла и о ее родственниках, о благодетелях, которые искренне радели за нее.
Ну да бог с ним – если бы Шаоань действительно мог на ней жениться, она бы и думать не стала об этом. Жунье убивала мысль, что обожаемый Шаоань не отвечает на ее зов…
В одну из суббот после их совместного путешествия в Каменуху Жунье приехала в Двуречье. Она хотела как можно скорее увидеть Шаоаня и поговорить с ним.
Пообедав дома, она сказала родителям, что собирается навестить кое-кого в деревне и в приподнятом настроении побежала в дом семьи Сунь. Но мать Шаоаня сказала, что сын не вернется домой до вечера: наступило время мотыжить землю под пшеницу, он собирался обедать прямо в поле.
Жунье едва могла скрыть свое разочарование. Она немного поболтала с женщинами, оставила сласти, привезенные для бабушки, и в расстроенных чувствах попрощалась. Перед уходом Жунье попросила передать Шаоаню, чтобы завтра он обязательно приходил в обед домой – ей нужно поговорить с ним по одному делу. Отложить это никак нельзя – уже завтра после обеда ей нужно возвращаться в город.
Мать Шаоаня заверила ее, что непременно передаст.
Вообще-то Жунье собиралась еще раз наведаться к ним вечером, но потом подумала, что родные станут беспокоиться, если она пойдет одна в темноте. И потом: вечером вся семья Сунь соберется дома и они с Шаоанем не смогут толком поговорить. Она не решалась назначить свидание где-нибудь в поле. Не дай бог, кто-то увидит – поползут слухи, и всем это выйдет боком. Все-таки полдень – лучшее время: дома у Шаоаня никого не будет, и они смогут спокойно пообщаться во дворе.
На следующий день в полдень Жунье опять с волнением поспешила к дому Шаоаня. Когда она поднималась на холм, сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Тяжело дыша, Жунье подождала, пока оно успокоится, и только тогда вошла во двор.
И тут же все в душе оборвалось – Шаоань не вернулся. Жунье сказала себе, что, верно, он придет позже, – все-таки человек бригадир, дел у него много. Надо терпеливо ждать.
Мать Шаоаня заволновалась:
– Я Шаоаню несколько раз вчера вечером сказала, чтобы непременно приходил, что дело важное…
– А он? – нетерпеливо перебила Жунье.
– Буркнул «ага»…
Что означало это «ага» осталось загадкой: то ли Шаоань действительно согласился вернуться, то ли просто дал понять, что услышал.
Жунье присела на кан. Она ждала Шаоаня, но мысли ее были далеко.
Прошло время обеда, но Шаоань так и не вернулся. Жунье не могла больше усидеть на месте. Она соскользнула с кана и стала ходить взад-вперед по комнате, делая вид, что рассматривает фотографии под стеклом. Ее слух улавливал малейший шорох у порога.
Мать Шаоаня занервничала и пошла на двор высматривать сына.
– Такая хорошая девочка, – бурчала она, – два раза, считай, приходила зазря, а этот обормот еще заставляет ее ждать… – Она с беспокойством сказала Жунье: – Видать, не придет он. Кто знает, что этого балбеса задержало. Что за дело-то у тебя? Может, скажешь, а я уж ему передам…
Жунье покраснела:
– Да бог с ним. Не страшно. Как-нибудь приеду – скажу…
Она поспешила домой, чтобы успеть в город. Родители проводили ее до дороги, по которой ходил автобус. Проезжая под холмом, Жунье с тоской взглянула на дом Шаоаня. Ей было невыносимо обидно: она бросилась в деревню в надежде отдать наконец всю себя, весь свой пламень любимому, но не увидела даже его тени. Жунье никак не могла понять, почему Шаоань не пришел встретиться с ней. Он же должен был понять, зачем она приехала! Отчего он избегает ее?
Вернувшись к себе, Жунье начала понемногу успокаиваться и задаваться вопросом, возможно ли, что Шаоань действительно был так занят в поле, что не смог прийти домой. Почему нет? Он был бригадиром и за многое отвечал лично. Очень может статься, что какое-то дело не пустило его…
Она быстро решила еще раз передать ему весточку через Шаопина. Хотя в хозяйстве сейчас было много работы, уж на день – два он всегда мог отлучиться. И потом, он должен был, просто обязан, догадаться, в чем дело…
Жунье снова побежала в школу и попросила Шаопина передать в субботу брату, чтобы он непременно приезжал и что ей опять срочно надо с ним поговорить…
В воскресенье вечером она с нетерпением ждала возвращения Шаопина и думала, что когда Шаоань наконец приедет, она не будет уже такой стеснительной и все ему скажет как на духу…
Но Шаопин привез плохие вести: брат сказал, что очень занят и приехать не может. Жунье обмерла. Она закрыла дверь и всю ночь проплакала в общежитии…
На следующее утро у Жунье не было занятий. Она не стала завтракать, а сразу пошла на излучину за школой. Глаза были красные и опухшие. Прежде Жунье нравилось проводить время на тихой излучине – теперь же она оцепенело сидела в траве. Ей не хотелось оставаться в общежитии: если бы кто-то из коллег зашел к ней и увидел ее в таком виде, она бы не смогла объяснить им, в чем дело. Еще она боялась, что в школе может найтись какая-нибудь работа – но чем она могла помочь в своем нынешнем состоянии? Она чувствовала страшную усталость от мира.
Яркий огонь летнего зноя освещал землю с ее буйным цветением, но Жунье чувствовала только страшную пустоту в сердце. Посидев немного, она очнулась невыносимо уставшей. Бессонные глаза горели и ныли. Жунье упала в траву, как работник-лежебока, и довольно скоро забылась…
Она пришла в себя, только когда заслышала голоса. Жунье испуганно села и увидела, что перед ней стоят ее тетка и мать Сянцяня. Она поспешно вскочила на ноги.
Обе женщины были очень удивлены, застав ее спящей в поле, а Жунье – озадачена их неожиданным появлением. Не успела девушка спросить, зачем они пришли, как мать Сянцяня подскочила к ней и взвизгнула:
– Ой ты батюшки, что у тебя с глазами?
Жунье смущенно ответила:
– Всю ночь читала…
– Вот любит читать человек, – пропела тетка, а потом обернулась и спросила племянницу: – А чего в общежитии не спишь?
Жунье поспешно сказала:
– В общежитии все время народ ходит, я хотела просто посидеть здесь немного. Я не думала, что…
Женщины заулыбались, и атмосфера разрядилась.
– Пойдем, тетушка Лю приглашает тебя на обед, – сказала Сюй Айюань. – Она у вас там не была никогда, вот я и взялась ее проводить, но в общежитии мы тебя не нашли. Потом твоя коллега сказала, что видела, как ты шла сюда…
– Пойдем, пойдем, пойдем, – произнесла мать Сянцяня не терпящим возражений начальственным тоном. – Попробуешь, что мы там наготовили. Я подумала, что тебе с непривычки чудно будет, вот и тетю твою пригласила.
Жунье была смущена. Зачем ей идти в дом к чужим людям и обедать там безо всякого повода? Но теперь, когда они нашли ее, она уже не могла отказаться. Если бы она отказалась, как должны были эти двое выйти из положения? Вряд ли бы она после такого задержалась в тетином доме надолго.
Да, в жизни порой мороз и снег сваливаются на нас в одночасье. Бедная Жунье ничего не могла поделать: душа противилась, но ноги сами несли ее следом за женщинами. В конечном счете она не осмелилась никого обидеть: последствия такой обиды не хотелось и представлять.
Жунье всю дорогу шла за ними, как ягненок, и думала: «Разве от того, что я схожу к ним разок, я стану их невесткой? Кроме того, и тетушка Лю с дядюшкой Ли, и тетка Сюй с дядей Фуцзюнем были старые коллеги – для них было в порядке вещей ходить друг к другу в гости». Жунье шагала вперед и пыталась отыскать хоть какой-нибудь благовидный предлог, чтобы сгладить неловкость этого явно странного визита…
Жунье никак не могла представить, что об этом визите прознают коллеги и знакомые. Поползли слухи, что она и Ли Сянцянь уже помолвлены. Для красного словца добавляли, что скоро она выйдет замуж за сына уездного председателя Ли.
Что еще больше разозлило ее, так это то, что сам Сянцянь, словно в подтверждение сплетен, пришел к ней в общежитие. Он уселся у Жунье в комнате, стал травить всякие байки и предлагать ей скататься на каникулах в столицу провинции или в Пекин на его машине. Жунье не решалась выставить его. Ей не хватало смелости. В итоге пришлось придумать предлог и выскользнуть из общежития, оставив незадачливого водителя куковать в одиночестве.
Когда она решила, что ему наскучило ждать и он ушел, Жунье вернулась обратно. Она увидела, что Сянцянь действительно пропал, но комнату было не узнать: зольник был вычищен так, что там не осталось ни пылинки, железный совок для мусора вымыт до блеска. Вот человек!
В тетином доме она то и дело сталкивалась с матерью Сянцяня. Та всегда заботливо спрашивала ее, нет ли у нее каких трудностей, мол, если какая помощь нужна, – не стесняйся…
Тетя тоже несколько раз подступала к Жунье: сказала, что Сянцянь признался родителям, что она ему нравится… Если Жунье не выйдет за него, он, как пить дать, наложит на себя руки. Вот родители и обхаживают ее, чтобы она стала женой Сянцяня…
Жунье было неприятно, но она не чувствовала ненависти к Сянцяню. Она способна была оценить искренность. В другом случае она давно бы пошла на попятную и уступила, но это… Это значило отдать всю себя тому, кому Жунье отдавать себя не хотела.
Зачем ты так мучаешь, жизнь? Если бы не Сянцянь, она бы мирно работала, как раньше, отдаваясь любимому делу, а душа ее была бы покойна, как безмятежное озеро. Это было бы счастьем. Но вот в озеро упал камень, и покой ее внутреннего мира был нарушен. Что было еще хуже – от этого камня пошли круги, и в сердце Жунье очнулась сжигающая все любовь, любовь к совершенно другому человеку… А когда она бросила свой камень, сердце любимого не отозвалось ни единым всплеском…
С прошлой зимы Жунье мучилась страстью и переживаниями. Как сильно хотела она рассказать все дяде, которого так уважала! Но ей было страшно вносить сумятицу в его жизнь: Жунье смутно чувствовала, что у дяди и так не все ладно на работе. Ему хватает собственных проблем. Не нужно ему переживать еще и из-за этого.
Отец… он, конечно, был секретарем производственной бригады, но в душе оставался простым деревенским мужиком. Ему было не понять ее. В таких вещах не стоило и рассчитывать на его помощь. Мать была простой, неграмотной женщиной…
Жунье, обдумав все и так и эдак, поняла, что ей придется принять решение самой. Конечно, у нее не было особой уверенности в том, что ей хватит сил. Но она решила, что постарается не упустить свою судьбу.
Ли Сянцянь давил на нее все сильнее и сильнее. Неизвестно, когда он успел сложить ее угольные брикеты аккуратными стопочками перед дверью на манер небольшого, тщательно спроектированного домика. Он расколол грубые бревна на щепу, тонкую, как изящные поделки, и построил еще более художественное здание рядом с угольными пирамидками.
Вся школа нахваливала ее «жениха» и цокала языками, указывая на его «шедевры», оставленные под дверью.
Жунье больше не могла этого выносить. Она решила снова наведаться в Двуречье. На сей раз она должна была увидеть Шаоаня во что бы то ни стало. Даже если он опять вздумает прятаться от нее в поле, Жунье пойдет к нему сама, наплевав на все приличия.
Глава 12
Шаоань мучился ничуть не меньше Жунье. Он был ошеломлен, когда прочел ее записку.
Конечно, в детстве они были не разлей вода, но Шаоань и представить не мог ее в роли своей жены. С какой стороны не погляди, это было абсолютно невозможно. А раз так – чего и думать.
И вот – не было печали, так черти накачали. Перед его глазами, как молния, вспыхнула белая полоска бумаги, от которой голова шла кругом. Он чувствовал, как в груди струится огромный теплый поток, как вертится над головой небо, как земля дрожит под ногами, а весь мир улыбается и становится совершенно другим. Он не помнил, как дошагал от Каменухи до Двуречья. Пока Шаоань не вошел во двор, рука его продолжала судорожно сжимать записку.
