Истории дядюшки Беса

– Ты ешь, ешь, но не отвлекайся от истории-то.

– Короче говоря, – пережевывая, продолжил Тим. – Валя проснулась как ни в чем не бывало и чувствовала себя превосходно.

– Это невероятно, – отозвался Антон, который никак не мог оторваться от улыбающегося во весь рот Семёна.

– У меня оказался иммунитет, – скромно улыбнувшись, сказала Валя и попробовала картошку.

– Ну, – расхохотался вдруг Дик. – Похоже у нас есть нужный "сосуд" с лекарством для нашего Учителя, друзья.

– Какого еще учителя? – спросил Тим.

Дик вкратце все рассказал. И про Василия, и про ученого, скрывавшегося где-то в лесах близ Москвы с его дочерью.

Валя застыла и непонимающе уставилась на старика.

– Дядя Вася?..

– Поверь, – Грязный Дик положил ладонь ей на плечо. – Он сделал все для того, чтобы мы могли покончить с этой чертовой заразой. Сейчас вы вернулись и это просто высший знак того, что он все сделал правильно. Так что печалиться сейчас глупо.

Валя понимающе кивнула, но заметно погрустнела.

– А моего-то обалдуя вы как нашли? – спросил Антон. – По нему на моих глазах толпа тварей прошлась! Я думал – все, конец моему пацану.

– Мы первым делом отыскали подпол, – сказал Тимур и кивнул на ружье, которое оставил возле двери. – Василий был прав, там находилось оружие, но мы могли прихватить с собой только ружье. Вышли из деревни, нашли еле дышавшую "ниву" и поехали в сторону Дзержинска. Увидели клубы черного дыма.

– Ангар, – кивнул Дик.

– Наверно, – Тимур взглянул на Семёна. – Возле одной из дорог нашли этого балбеса. Сидел, смотрел на дым и курил свою "травку".

– Хыйеехх…

– Мой мальчуган! – Антон обхватил руками хихикающего Семёна и обнял.

– Потом мы втроем уже поехали в сторону Москвы. Увидели брошенный на дороге грузовик и поняли, что это ваш. Семён начал что-то невнятно бормотать и махать руками, пока мы не доехали до этой деревни. Он уверенно указывал на нее, затем на этот дом. Так мы вас и нашли.

– У зомбаков нюх хороший, как мы поняли, – сказал Дик, обращаясь к Антону. – Походу твой пацан почуял, где мы остановились.

– Д… дыа…

– Вы слышали! – Антон аж прослезился от счастья. – Он сказал "дыа"!

Вся компания весело рассмеялась.

– А я тебя даже сначала не узнал, – смущенно обратился Тим к Еве.

– Нравится? – Ева густо покраснела.

– Так тебе намного лучше. Настоящая стала, что ли.

Девушка просияла и принялась собирать тарелки.

– Ну ладно, – Дик достал карточку и положил на стол. – Шоу "Давай поженимся" приберегите на потом. Пора спасать эту сраную планету.

Дик вызвался сесть за руль. Тим с Валей на коленях спереди, а Антон, Семён и Ева с Лапкой устроились сзади.

– Дай бог чтобы все это было не зря.

Двигатель заревел и автомобиль тронулся с места.

В стенах подземной лаборатории было жарко. Гудели различные датчики, переливались и шипели разноцветные жидкости в колбах. В специальной футуристичного вида капсуле находилось существо, которое совсем недавно было обычной девочкой, которая, отдыхая в Индии наглоталась воды из реки. А в таких реках, как мы знаем, местные жители любят стирать белье, выбрасывать отходы и… умирать. При чем эти трупы спокойно проплывают мимо стиравших белье людей.

В одной из таких рек, в которой скоро искупается наш нулевой пациент, женщина родила мертвого ребенка. Мертвого, потому что женщина была заражена одноклеточным паразитом токсоплазма гонди, который обычно заражает клетки животных и заставляет инфицированных грызунов проявлять необычное поведение. Токсоплазма изменяет мозг крысы, вызывая сексуальное возбуждение от запаха кошачьей мочи. Кошка, съевшая зомби-крысу, становится новым хозяином токсоплазмы, которая начинает размножатся в ее кишечнике. Так же этот вирус может передаваться от кошек к людям. У людей вирус обычно заражает ткани тела, такие как скелетные мышцы, сердечная мышца, глаза и мозг. Люди с токсоплазмозом иногда испытывают такие психические заболевания, как шизофрения, депрессия, биполярное расстройство и беспокойство. Именно этими симптомами и болела та женщина, которая додумалась родить ребенка в реке. А незадолго до этого она на спор съела кошку, которая оказалась инфицированной. Клетки вируса передались не рожденному ребенку и принялись мутировать уже в нем. Так что, грубо говоря, женщина родила первого зомби, но младенец не выдержал и умер перед появлением на свет. А дальше природа сделала все сама. Мутировавшие клетки попали в организм дочери Василия и принялись мутировать и эволюционировать уже в ней, добравшись до мозга.

Ну, а дальше вы все знаете сами.

Крепкий мужчина преклонного возраста взглянул на часы и снял с себя белый халат, пропитавшийся потом.

Почесав дряблое предплечье с татуировкой "Люси", он произнес:

– Хватит с меня этого дерьма.

Подойдя к рубильнику, который отвечал за подачу кислорода в капсулу и который давно манил его, он ухватился за него обессиленной рукой.

В этот момент запиликала входная дверь. Мужчина дернулся, так как ни разу не слышал этого звука. Посетителей у него никогда не было.

Убрав руку и почесав неухоженную бороду, он недовольно прошаркал в коридор. Открыл тяжелую круглую дверь. Поднялся по лестнице и застыл возле двери, которая вела наружу. В мир, который обречен на гибель.

– Кто там? – хриплый и прокуренный старческий голос. – Копы? Валите нахрен.

– Лестер Беннингтон? – послышалось по ту сторону двери. – Мы от Василия, у вас его дочь. Мы с хорошими вестями. Привезли вам лекарство.

– Какого хрена…

Открыв дрожащими руками дверь, мужчина сощурился от яркого солнца.

– Ну нихрена, какой здоровяк…

Мужчина, привыкнув к яркому свету, оглядел странную компанию: старик в ковбойской шляпе, возле которого звонка лаяла странная собака на колесиках, похожая на крысу; судя по опухшему и красному лицу – любитель спиртного, с сияющей улыбкой; ЗОМБИ?; блондинка, в обнимку с каким-то пацаном. И тут в центр вышла какая-то девчонка, лет десяти.

– Здравствуйте, – сказала мелкая. – Меня зовут Валя. И у меня иммунитет.

Бонус мерзости

Три немножко неприятные истории. Я, честно говоря, в шоке, если ты до сюда дочитал.

Мерзость №1. Шарф

Вечер перед Рождеством. Я отлично помню, как выла метель, и на дорогах стояли огромные пробки. Снегоуборочные машины светили оранжевыми огоньками в ночи, сгребая тонны белоснежного, сверкающего снега.

Завораживающе.

Мне было тринадцать лет. Я сидел на заднем сиденье дедушкиного «Ниссана» и играл с моим четырехмесячным котенком Свитти, пока мы медленно ползли по пробкам к нашему дому. По телевизору в то время крутили мой любимый мультик «Приключения Свитти», про маленького уличного кота и его друзей. Как только я увидел этого зеленоглазого малыша, который выпрыгнул ко мне из коробки, я сразу понял, как его назову.

Малыш лежал у меня на коленях пузиком кверху и пытался своими малюсенькими коготочками подцепить мои шнурки от меховой шапки.

– Да-а уж, – устало протянул дедуля, поглаживая рукой шею и включая «поворотник», чтобы перестроиться в соседний ряд. – Сколько лет тут езжу – всегда одно и то же. Опоздаем, едрит-карбид.

– Да будет тебе, – махнула рукой бабушка. Она сидела на переднем пассажирском сиденье и протирала рукой запотевшее боковое стекло. – Разбухтелся, как пердунчик. Наташка сказала, что сама доберется, за ней заезжать не придется, так что у нас куча времени в запасе. Куда торопиться-то? Время только седьмой час.

«Наташка» – это моя мама. В тот вечер мы планировали заехать к ней на работу и уже все вместе отправиться домой к папе. Устроить ему, так сказать, сюрприз. Ведь сегодня у него день рождения.

Но вот только сюрприз поджидал нас.

Спустя примерно полчаса, мы вырвались из пробки, и до дома оставалось совсем ничего.

– Ну вот! – бабушка шутливо толкнула дедушку в плечо. – А ты раскряхтелся. «Опоздаем!», да «опоздаем!». Ну ты и пердунчик!

– Да ну, тихо, – дедушка схватился за руль и принялся бешено оглядываться по сторонам. – Разобьемся же, едрит-мадрид!

– Да ну тебя, – бабуля весело хохотнула и прибавила радио. Салон наполнила рождественская музыка.

– Максимка, – бабушка развернулась ко мне. – Ты не уснул там? Скоро приедем.

– Не сплю, бабуль, – не отрываясь от котенка, ответил я. Свитти все размахивал своими лапками, в бело-серую полоску, пытаясь зацепить шнурок. Но я оказался ловчее и постоянно выигрывал этот поединок, вовремя его отдергивая. Не зря же я частенько практиковался правой рукой, запираясь в ванне!

Бабушка хохотнула.

– Понравился наш подарок?

– Очень. – Я буквально засиял, поймав бабушкин взгляд, который был наполнен любовью и заботой. – Спасибо большое еще раз.

– Надеюсь Андрей не будет против, а? – бабушка повернулась к дедуле.

– Мы ему от нас такой подарок везем, так что пусть только попробует. Верно, Максимка?

– Ага! – рассмеялся я.

Мой отец строил нам дом за городом. Ох, как мама прыгала от радости, когда увидела план этого дома! Я тогда еще совсем ничего в этом не понимал, но знал, что дом будет двухэтажный, с камином. Возле дома росло огромное дерево, где папа обещал мне соорудить шалаш, в котором мы с друзьями будем секретничать, и обсуждать наши «хулиганские спецоперации». Я был вне себя от радости!

Поэтому мы везли папе огромную коробку в праздничной обертке и с бантом, где таился большущий по моим тогдашним меркам чемодан с «важнейшими», как говорил дедуля, выставляя указательный палец вверх, инструментами, помогающими в постройке.

А мне на тот момент не терпелось показать ему и маме моего котика. Я буквально места себе не находил. Как же они обрадуются! Да и соскучился я очень, чего уж греха таить.

На новогодние каникулы родители всегда меня отправляли к бабушке с дедушкой в деревню. Но тогда наша школа с начала декабря была закрыта на карантин, и мы учились дистанционно, поэтому родители отправили меня в деревню почти сразу же. Мама иногда приезжала нас навещать, а папа был загружен работой, так что я не видел его больше месяца.

Внутри меня все переворачивалось от возбуждения и предвкушения!

– Батюшки, – сказала бабуля, поглядывая на наручные часы, когда мы подъехали к дому. – На час раньше приехали! Свет в доме-то и не горит.

– Ну дела, – буркнул дедушка, припарковывая автомобиль возле дома. – Балбес, ну! Предупредил же, что мы приедем.

– Ну, хватит тебе, – махнула рукой бабушка, открывая дверь и впуская в салон свежий морозный воздух. – Максимка, сиди пока. Сейчас дедушке коробку поможешь передать. Не тяжелая?

– Да донесу, – дедушка вышел из автомобиля и принял у меня коробку. – Нормально!

Я вылез из салона, прижимая к себе Свитти. Бедняга прижался ко мне, боясь холода и снега, который огромными хлопьями накрывал нашу улицу. Вьюга решила отдохнуть и лишь снежинки в медленном танце покрывали пространство, опускаясь на сугробы.

– Красотища, – улыбнулась бабушка, оглядываясь вокруг и укутываясь в теплую шубку. – Настроение сразу такое… праздничное.

– Эй, праздничные. Мне тяжело вообще-то! – лицо дедушки от натуги приобретало красноватый оттенок. – Дверь-то открывайте, едрит-сверлит! Ключи есть?

– Ой, да есть-есть, – запричитала бабушка, доставая на ходу ключи и подходя к домофону. – Насладиться не даешь.

– Сейчас я тебе вручу этот «сундук», и ты у меня ой как насладишься.

А я навсегда запомнил тот предпраздничный вечер. Улица была украшена разноцветными гирляндами, от чего наша серая пятиэтажка подсвечивалась красно-сине-зелеными огоньками и этот медленно-падающий снег, который как капустка хрустел под ногами, не давал и шансу вашей улыбке сползти с лица.

Мы поднялись на третий этаж, стуча ботинками, стряхивая комья снега, которые уже успели налипнуть, и постучали в нашу квартиру.

– Уснул что ль? – дедушка прижался ухом к двери.

– Так открыть-то ты не пробовал? – бабушка повернула ручку двери и дверь отворилась.

– Да уж. – Хохотнул дедуля, первым входя в квартиру, неся перед собой наш огромный подарок. – Старость не радость…

Включив везде свет, дедушка вошел в зал.

– Так, – сказал он, направляясь на кухню. – Стол накрыл, уже похвально. Люд, позвони ему что ль, куда он ушел?

– Да сейчас-сейчас, – бабушка накинула свою шубку на вешалку в коридоре и пригладила мокрые волосы, что слиплись на голове.

Я опустил Свитти на пол и тоже принялся раздеваться.

– Тогда он у меня по башке получит, – дедушка тоже принялся раздеваться, вновь потирая шрам вокруг шеи. Откуда он – мне было неизвестно. – Сколько раз говорил: всегда закрывай дверь. Тридцать пять лет мужику, а повадки все те же!

– Подбирай выражения, Сереж… – кивнула бабушка в мою сторону, доставая сотовый телефон.

Дедушка лишь улыбнулся и потормошил меня по голове.

– Да этот-то мальчишка смышленый! Вон уже, ответственность появилась, а? – он присел на корточки и погладил Свитти за ухом. Котенок повалился на спину, обхватил его руку лапками и принялся лизать пальцы. – Лизун какой! Надо его так было назвать.

Мы рассмеялись, а котенок принялся нализывать дедушкины пальцы еще сильнее. Словно это карамель.

И правда… Может не то имя я ему выбрал?

– Лизун… – сказал я, и котенок поднял на меня свой взгляд.

– О! – дедушка хлопнул в ладоши. – Откликается. Я же говорю – лизун!

И тут я услышал мелодию папиного телефона. Его мобильный лежал возле включенного телевизора, по которому пели праздничные песни наши эстрадные певцы.

– Наташке позвоню, – сказала бабушка, сбрасывая вызов. – Ну что это за дела такие?

Дед только покачал головой.

– Проголодался, Макс?

Я кивнул, и мы отправились на кухню.

Дед достал трехлитровую банку вишневого компота и соорудил мне пару бутербродов с колбасой и сыром.

– Перекуси пока. Сейчас как за стол все сядем, покушаешь как надо, ага? – подмигнул мне дедушка. – Ну? Что говорит? – обратился он к бабушке.

– Она с ним созванивалась час назад – был дома. – Бабушка села на диван и отложила телефон в сторону. – Она подъезжает уже, а наш где шляется – неизвестно.

И тогда-то мне стало не по себе. Знаете, как бывает? Вот у тебя все хорошо, тепло на душе, празднично и тут вдруг ты начинаешь ощущать какую-то тревогу. Поэтому бутерброды мне в горло не лезли, и я остановился на одной кружке компота, которую мигом осушил.

– Максимка! – повернулся ко мне дедушка. – А где этот, лизун-то твой?

Точно! Его нигде не было. Может, поэтому мне стало так тревожно?

– Котенок к тебе побежал, – бабушка махнула в сторону моей комнаты. – Чувствует, наверно, где хозяином больше всего пахнет.

– Эй, Лизун! – выкрикнул я и побежал к себе в комнату. Кличка мне эта на тот момент казалась намного лучше той, что придумал ему я.

Но только на тот момент.

Зайдя в свою комнату, я не стал включать свет – свет гирлянд, развешанных на елке, которая стояла в моей комнате, вполне хватало.

И тут я увидел то, от чего мое сердце застучало быстрее.

Подарок!

Ай да папка! Все предусмотрел!

Под елкой, украшенной помимо гирлянд различными игрушками и «дождиками», на полу стояла праздничная коробочка, украшенная золотистой лентой. Я радостно подскочил к елке, готовый вскрыть подарок, но вдруг остановился.

В комнате послышался какой-то звук.

Как будто кто-то царапает когтями по дереву.

Повернув голову, я увидел, как мой котик скребёт дверь в кладовую, которая была закрыта.

– Эй, Лизунчик! – я с улыбкой подошел к котику и уже нагнулся, чтобы поднять его на руки, как остановился.

Я услышал шепот из кладовой.

Медленно подняв голову, я уставился на дверь и затаил дыхание.

Чей-то нечленораздельный шепот.

– Б… бабушка? – мой голос стал таким тоненьким и слабым, что я сам его еле расслышал.

Шепот сменил тихий, протяжный стон, словно кто-то пытается поднять неподъемный камень.

– Ы-ы-ы-ы-кхрр…

– Кто… кто здесь? – услышал я свой шепот. Я по-прежнему стоял в полусогнутом состоянии, не в силах пошевелиться. Меня словно парализовало от страха.

Кто прячется в моей кладовой?!

И тут дверь медленно отворилась. Лизуну удалось подцепить ее лапкой, и он юркнул в темноту за дверь.

Из темноты послышался частый, глухой стук по полу.

– Стой… – еле выдавил я, по-прежнему не сдвинувшись с места. По мере того, как отворялась дверь, и разноцветный свет гирлянд освещал помещение кладовой, дрожь моих губ нарастала. Затем начали стучать зубы.

И вот я, наконец, увидел то, что пряталось в темноте.

Первым я увидел папин шарф. Один его конец был привязан к вешалке, а второй был туго обмотан вокруг шеи моего отца. Следующим, что я увидел, это его лицо. Оно было пунцового цвета, словно из мультфильма о коте Свитти и его друзьях, когда герой очень сильно злится и его голова вот-вот лопнет.

Далее я увидел его глаза. Они неподвижно глядели прямо на меня, и в них читалось что-то, что я не мог тогда понять. Это было что-то животное, нечеловеческое. Язык, который полуживым слизняком свисал изо хрипящего рта, блестел от густой слюны, которая тоненькой струйкой стекала ему на праздничную рубашку.

У него же сегодня день рождения. И должен приехать сын. Вот так праздник!

Мой взгляд опустился ниже и тут я вскрикнул от ужаса.

Его брюки были спущены до колен.

Он мастурбировал.

Его правая рука сжимала его «причиндал», который глядел на меня одиноким глазом, из которого сочилась сперма…

Эта жидкость была разлита повсюду: на папиных брюках, на внутренней стенке кладовой. Даже пол был залит ею и блестел в свете гирлянд.

Его нога неистово стучала по полу – вот откуда был этот гулкий звук.

Неужели бабушка с дедушкой не слышат?

Я с ужасом наблюдал, как она дрыгается, словно невидимый кукловод хаотично тянет за ниточки, выбивая бешеный ритм, а затем звук затих. Так же резко, как и начался. Тело отца обмякло и его глаза, которые яростно сверлили меня все это время, скрылись под веками, обнажая моему взору розоватые белки. Я в ужасе опустил взгляд вниз. На полу что-то шевелилось.

Мой кот.

Он лакал.

Мой желудок скрутило, и я не успел среагировать, как меня вырвало. Так как последние два-три часа в моем желудке не было ничего, кроме вишневого компота, меня стошнило именно им.

И в ту же секунду в комнату влетели бабушка с дедушкой. Не знаю, почему мне тогда стало стыдно – из-за отца, что прятался в кладовке и душил себя, играя со своим «причиндалом», или из-за Лизуна (больше я его так никогда не называл!), слизывающего с пола жидкость из папиного «причиндала» и моей блевотины.

– Кровь… – дрожащим голосом, выговорила бабушка. – Кровь! Убили! Убили!

Она приняла вишневый сок, которым меня вырвало, за кровь отца.

Больше ее ничего не смутило, потому что она упала в обморок.

Дедушка не проронил ни слова. Он лишь стоял рядом, почесывая шею.

И напоследок…

Забавного в этой истории мало, скажите вы. Что ж, да, признаю. Тот Рождественский вечер оставил на моей психике неизгладимый отпечаток.

Именно поэтому я достроил дом, который строил при жизни мой отец для нашей семьи.

Именно поэтому я так же построил в том доме кладовую.

Именно поэтому, когда моя жена и сын отсутствуют в доме, я беру шарф, который отец подарил мне в праздничной коробочке с золотистой лентой в ту роковую ночь, и запираюсь в кладовой.

Именно поэтому я теперь не могу кончить без асфиксии.

Как не мог и мой отец. Как не мог и его отец. Вот откуда у дедушки тот ожерельный шрам во всю шею. Только ему повезло больше – он выжил. Вряд ли такой шрам мог оставить шарф, но что это было – не хочу знать.

Скоро мой сынишка подрастет. И будь уверен, я знаю, что тебя порадует!

Ведь это единственное удовольствие, которое я теперь получаю.

Мерзость №2. Бревна

Саке обжигает горло, но он, улыбнувшись, облизывает горькие губы, вместе с копотью, которая щеточкой усов красуется над верхней губой.

– Ты все еще получаешь от этого удовольствие? – его собеседник смотрит исподлобья. – Не надоело?

– Заткнулся бы ты лучше, – хохочет он, закидывая части бревен в печь.

Отстегивает ворот грязной и потной рубашки и садится напротив собеседника. Пот льет ручьем. На глаза вновь попадается его чертовка – саке. С омерзительной пьяной улыбкой он потирает руки.

Наливает – выпивает.

Вопросительно поднимает бровь и, глядя на собеседника, кивает в сторону полупустой бутылки.

– Нет-нет, – машет руками. – С тобой я пить не буду.

– «С тобой я пить не буду», – передразнивает он, закидывая новое «топливо» в печь. – Какие мы важные.

– А ты-то сам, кем себя считаешь?

С минуту он думал, боясь нарушить сладкий треск бревен в печи.

– А я – уважаемый человек. Следи-ка ты лучше за своим языком, паршивец.

Пригрозив пальцем, он отпил из бутылки.

– Уважаемый он, – хмыкнул собеседник. – Сидишь тут, целыми сутками, да бревна в печь кидаешь и бухаешь как черт, пока снаружи творится ад. Как ты себя человеком-то считаешь после этого?

– Ты уж определись, – схватив бутылку саке, он подходит к этой наглой сволочи и делает большой глоток. – То я «черт», то «человек».

– Так кем ты себя считаешь?

– Опять ты за свое… – он делает глоток, ставит бутылку на стол и подходит к бревнам, тупо уставившись на них пьяным взглядом.

– За что вы их так назвали-то? «Бревнами».

Он икнул.

– Знаешь, пока ты не спросил, я ведь и не задумывался. – Хватает из общей груды тел мужскую ногу и закидывает ее в печь. – Китайцы, русские, монголы, корейцы, – начинает хохотать и вновь прикладывается к бутылке, причмокивая губами. – Все тут! Мертвые! Подопытные, жертвы экспериментов нашей армии! «Бревнами» мы их назвали, чтобы не думать о них, как о чем-то другом! «Бревна» не жалко, «бревна» ничего не чувствуют!

– Это люди…

– Заткнись!!! – подскакивает к собеседнику, – «твари», так он его иногда называет – и плюет в лицо. – Нет здесь людей!

– Вот ты и признался, что не являешься человеком…

Сделав очередной глоток, размахивается и бьет собеседника в лицо. Зеркало разбивается на тысячи осколков, а он продолжает их топтать, пока его не отвлекает стук в дверь.

На пороге стоял улыбающийся японец. Один из солдат его армии.

– Новые «бревна» принимать будете?

– А как же! – хлопает солдатика по плечу и приглашает войти. Следом за ним заходит еще несколько солдат, везя перед собой в тележках груды расчлененных тел.

Глаза его жадно блестят и, проводив солдатиков, он возвращается к осколкам зеркала.

– Я не человек и не «бревно». Я – сотрудник 731 отряда, а тебе, кусок дерьма, самое место среди «бревен».

Отпив саке, он схватил пару женских конечностей и, напевая колыбельную, вновь выполняет свою работу.

***

Черный дым из трубы будет валить всю ночь в городе Хиросима, до самого утра. В 8 часов 15 минут города не стало.

За что тебя привезли сюда?

Почему ты оказался здесь?

Но, раз с тобой это случилось,

Тогда не плачь.

Спи, спи… баю бай, баю бай,

Быстрее усни. Не плачь, не плачь,

Спи, спи, спи, баю бай…

Японская колыбельная.

Мерзость №3. Мизанабим

Уровень первый

Тишина в зале.

Гаснет свет и приглушается музыка.

– Дамы и Господа! – мощный луч прожектора ударяет в бардового цвета занавес, и в середине островка света посреди огромной сцены стоит малыш лет девяти в смешном маскарадном костюме и ловко вертит в одной руке металлическую, черно-желтую трость с набалдашником в виде головы разъяренного дракона. – Прошу немного вашего внимания!

Щелкают выключатели, и вся сцена озаряется светом. Из колонок, развешанных по всему залу приглушенно играет театральная музыка.

– Добро пожаловать на наш детский спектакль, – звонкий голос малыша, казалось, заполнил все пространство вокруг сладостным туманом, лаская уши зрителей. – Сегодня вы увидите сценку под названием «Клетка из костей» и да, – ослепительно-белые перчатки деликатно поправили пестрый галстук, что оранжево-желтыми красками красовался поверх отутюженной белоснежной рубашки, что совсем скоро будет забрызгана кровью. – Это замечательное название придумал я!

По залу раздался одобрительный смех.

– Спасибо, – малыш поклонился залу, сняв на пару секунд с головы картонный цилиндр. – Однако! Перед началом мне нужен доброволец! Кто хочет? Ну же, смелее! Кто хочет принять участие в этом детском спектакле? Делать вам ничего не придется, не бойтесь!

Маленький ведущий увидел поднятую женскую ручку, что робко вынырнула из пучины голов смотрящих.