Книжный шифр. Часть 2. После

Парень в кожанке вышел последним попрощался с водителем и сделав вид что он все еще спит, не спеша побрел вслед за девушкой. Отметив про себя что, дамочка взяла очень высокий темп, да еще и тащит на себе чемодан то наверняка выдохнется где-то на середине пути. А значит ему лишь нужно какое-то время сохранять дистанцию, дать ей почувствовать себя в безопасности, дать ей устать и как только это случится больше не мешкать.

Хитрый хищник знал эти места и похоже проделывал подобное уже не раз. На свету двигаться медленно и лениво, в темноте понемногу наращивать и взвинчивать темп. Эта малышка еще не знает с кем связалась. Он ее приметил еще на вокзале. Не совсем, конечно, его контингент, «кожанка» предпочитал девушек помоложе. Однако, и она подойдет.

Мамочка еще в самом соку и обтягивающие джинсы это подтверждают. Дождь намочил ее блузку дав немного рассмотреть грудь. Минимум косметики, ногти, не ухоженные почти без лака, поцарапанные, а кое-где и смозоленные пальцы рук. Да перед ним канцелярская крыса ей богу! А уж эти дамочки только строят из себя недотрог, а на деле быть может ей даже понравится. Вот это удача!

Отцовской нож, трофейный с зазубринами и веревка прочнее каната всегда при нем. А как пахнут ее волосы, господи боже! Он даже закашлялся стоя за ней в очереди на вокзале вдохнув через чур сильно. Внезапная и очень обильная слюна резко попала в горло. Проснувшийся охранник мог что-нибудь заподозрить? Только вот этот сосунок с дубинкой и шокером может напугать только лишь старушку или ребенка.

Купив билет подальше от ее места из соображений безопасности, парень сел за ней в зале ожидания и зная, что охранник все так же смотрит на всякий случай притворился спящим. Его уловка сработала, усыпив хоть и ненадолго ее бдительность «кожанка», закрыв глаза понемногу вдыхал в себя роскошный аромат спелой, сочной женщины. Он насыщался им не спешно, дышал спокойно и размеренно как это делают спящие, никаких резких звуков и шорохов. Уже предвкушая их встречу в лесу, фантазируя и желая, чтобы все началось как можно быстрее, одновременно с этим уже чувствуя, как кровь отливает от мозга и в штанах начинается движение. На перроне он немного от нее отстал, когда, замечтавшись не услышал сигнал о прибытии автобуса. А нагнав у посадочной платформы помог погрузить багаж прикрыв тем самым выпирающую складку на брюках. Похоже доброжелательный и вездесущий водитель автобуса смеялся вовсе не над ней. Сидящий за рулем усатый мужчина как раз-таки заметил то, что не увидела она и тактично промолчал очевидно решив, что они едут вместе.

Их разделяло расстояние всего в полтора фонаря, он двигался быстро лишь тогда, когда находился в тени, еще пара рывков и останется лишь вытянуть руку. Клер постепенно теряла темп, усталость брала свое, поклажа становилась все тяжелее, а ноги медленнее. Неудобные туфли натерли ступни до мозолей, боль с каждым шагом становилась все сильнее. Однако она старалась не оглядываться, но изредка все же бросала быстрый, испуганный взгляд на парня позади себя. Больше всего ее настораживало то, как ловко он умеет скрываться в тени, постепенно укорачивая расстояние между ними.

Глядя ей в спину, парень подумал, что эта женщина больше похоже на загнанную лань. Куда же ты так торопишься милая? Неужто от кого-то бежишь? Может быть от меня? Да брось ты, не стоит. Все равно ты скоро устанешь, а до города далеко. И сопротивляться не сможешь, когда буду рядом.

Черные как смола тучи возвышались над ними из-за них не было видно не звезд не луны а фонари, единственный источник света на дороге, казалось вот-вот погаснут. Огни поселения словно маяк светились посреди темноты Клер уже могла разглядеть в нескольких метрах перед собой табличку с названием как вдруг сильная, мускулистая рука обхватила ее сзади за плечи, а в спину уперся острый как игла кусок стали. Едва она открыла рот чтобы закричать как грязная рука с силой сжала ей губы.

– Ш-ш, – словно змей прошептал незнакомец в кожанке. – Мы же не хотим, чтобы нас кто-нибудь услышал, верно? Пойдем со мной, я аккуратно, тебе понравится.

С этими словами тип в кожанке поволок ее в чащу подальше от трассы. Клер ощущала его нетерпеливое, жадное дыхание, зловонный запах изо рта, смешанный с потом дезодорант, и думала, что это последнее что она почувствует в своей недолгой жизни. Сил на борьбу у нее совсем не осталось, на что и рассчитывал этот мерзавец. Его жертве остается только смириться с судьбой, дать ему сделать с собой все что ему захочется и рассчитывать на милосердие и благородство маньяка.

Горькие слезы брызнули из глаз Клер, она подумала, что это ее конец. Жалкий, незавидный конец обычного школьного библиотекаря, который буквально за пару недель лишился всего того, чем дорожил. Она подумала о Дэйве, об Оливере, о своей библиотеке, о том, что, когда ее найдут в колонке с некрологом в газетах о ней, появится всего одна строчка. Время рождения и время смерти, ведь больше ничего у нее не осталось. Конечно, если ее сумеют отыскать в этих дебрях, но вряд ли кто-то вообще за это возьмется.

Убедившись, что они достаточно далеко от проезжей части кожанка ненадолго ослабил хватку и держа женщину рукой с ножом, другой торопливо вытаскивал из кармана веревку. Ему необходимо было связать ей руки и ноги, после этого постоянного ритуала жертва уже ничего не могла поделать и оказывалась в полной его власти. Хотя эта взрослая, умная женщина почти и не сопротивлялась.

Он же привык к другому, привык к применению силы, когда молодые девушки пытаются освободится, позвать на помощь или же вовсе ударить его. Ему всегда нравилась эта игра. Нравилось смотреть на их жалкие, отчаянные попытки спастись, и каждая делала это по-разному, у каждой была своя изюминка. Кто-то кусался, пинался, пытался встать на ноги и убежать, но всех их постигла незавидная участь.

«Кожанка» бил их по спине, груди, в живот чтоб сбить дыхание. Молотил их своими огромные кулаками до тех пор, пока они не падали на землю. Дальше же шли удары ботинком. Но никогда по лицу. На их лица у него были особые планы. Ему они нравились, он искренне восхищался красотой женских лиц и завершив все свои грязные дела ставил фотографию в рамочку.

В мастерской на втором этаже дома у него была своя галерея предсмертных портретов. Он говорил своим женщинам что все кончено, что настал момент и он сейчас их убьет. Многие из них принимались кричать от ужаса, кто-то, смирившись закрывал глаза, иные махали руками прося пощады. Парень в кожанке видел весь ужас и страх в их глазах, отчаяние охватившее их и угасание животворящего огня что все это время придавал им сил.

Ужас смерти в чистом виде как быстрое угасание свечи на сильном ветру и одновременно с этим окончание всех земных кошмаров и тревог, промелькнувший страх постепенно сменялся принятием и ожиданием грядущей смерти. У них перед глазами наверняка уже проносилась вся жизнь и появлялся темный туннель с быстро несущимся на них поездом. Свет и больше ничего.

Но вместо ножа из кармана он выхватывал фотоаппарат и щелкал свой кадр. В этот момент девушки решали, что все это лишь дурацкая шутка и им в этот раз удалось обмануть смерть. Облегчение, громкий выдох и смех. Второй кадр нравился ему меньше и вместо портретов снимки попадали в альбом что всегда лежал над камином в гостиной. Затем убрав в карман свой старенький, видавший виды Поляроид «кожанка» действительно доставал нож дабы поскорее закончить этот спектакль.

Только он решал, когда переходить к следующему действию. Он режиссер, сценарист и главный герой. Особенно парню нравилось осознавать тот факт, что именно он является тем самым фактором, который доводит этих молодых девушек до подобного отчаяния. Красотки глядя на него уже готовы расстаться с жизнью. Он сломил их сопротивление, а они подарили ему наслаждение.

Однако, что касается сегодняшней жертвы «кожанка», казалось, не испытывает рядом с ней какого-то особенного настроения. Вот тебе и отличие молодой от опытной. Было похоже, что эта женщина сама готова на все чтобы расстаться с жизнью. Она в отличии от остальных выглядит слишком ослабевшей, слишком загнанной и обреченной. Ощущение такое, что у нее больше нечего забирать.

А может быть наоборот она сейчас поддается только для того, чтобы в дальнейшем набраться сил. Или опять-таки в отличии от других отчаянно сопротивлявшихся, обреченных девушек решила выжить, дав маньяку с лихвой наиграться. Чтобы там не было у нее на уме «кожанка» еще никого не отпускал.

В тот момент, когда парень связывал руки у нее за спиной с трассы в сторону Норта свернула машина. Небольшой, старый пикап, похоже кто-то из фермеров припозднился. Для Клер фары этой трахомы сейчас были как две звезды в мрачном небе, как последний луч надежды, появившийся неизвестно откуда.

На какую-то долю секунды, когда парень ее только схватил она почувствовала, как ее охватил страх. Однако сейчас, смирившись, никакого ужаса Клер не испытывала. А свет фар вдалеке только придал ей сил. Руки были уже связаны, но оставались ноги, ей только нужно правильно подгадать момент и рванувшись изо всех сил перехватить эту машину.

Связав руки, «кожанка» опустился на одно колено в грязь не для того, чтобы сделать ей предложение, а связать вместе ноги. Как только он попытался продернуть веревку между ее щиколоток Клер резко рванувшись правой ногой наступила ему каблуком на руку и что есть силы вдавила в рыхлую землю.

Парень, взвизгнув от боли как свинья выронил нож вместо того, чтобы воткнуть его в ногу Клер и с силой толкнув женщину в спину попытался выдернуть руку. В последний раз с силой нажав на его кисть и почувствовав, как ломаются пальцы бывший библиотекарь, ощутив внезапный порыв сил со связанными сзади руками пустилась во весь опор по тропинке прямо к дороге.

В ее крови сейчас бурлил адреналин, она чувствовала, как стучит в висках, дыхание было громким и тяжелым, казалось, грудная клетка вот-вот разорвется от напряжения, а в голове была одна, отчаянная мысль. Нужно во что бы то не стало перехватить машину.

Выскочив на дорогу прямо под свет фар Клер отчаянно закричала. Едва не уснувший за рулем фермер, последние несколько часов отчаянно боровшийся с усталостью в миг взбодрившись нажал на тормоз. Пикап и без того ехавший со средней скоростью скрипнув шинами остановился в нескольких метрах от беглянки. Ноги Клер подкосились, и она осела на асфальт, щурясь под лучами двух небольших прожекторов как какая-то кинозвезда. Раздался хлопок водительской дверцы и на дорогу выскочил бородатый старик.

– Что такое? Вам плохо? – заметив связанные у нее за спиной руки мужчина, охнув оглядываясь по сторонам кинулся обратно к машине. На секунду Клер даже показалось, что он, испугавшись сейчас бросит ее здесь и уедет. Но не прошло и минуты как старик вернулся с ружьем.

– Все будет хорошо, вы в безопасности, – проговорил он, старательно вглядываясь во тьму леса.

Пробормотав что-то невнятное Клер потеряла сознание.

Глава 15. Маленькая комнатка и детские фотографии

Хмурое июньское утро. Лето в этом году не балует, хорошо, что хоть дождь закончился и теперь от реки к лесу серой дымкой тянулся туман испарений. В воздухе стало градусов на десять теплее, но какой от этого прок если нет солнца. Без точно направленных солнечных лучей это тепло расползается всюду бесполезной лишней духотой. Никому от него нет пользы лишь становится труднее дышать.

Открыв глаза лежа в теплой, мягкой постели Клер первым делом подумала, что все это было сном. Что она, как всегда, в своем красивом, уютном доме, малыш Олли жив, а Дэйв, открыв дверь войдет, улыбаясь с подносом и принесет ей завтрак в постель как это обычно бывало. И не было той страшной аварии, похорон, несправедливого увольнения, расставания, ухода из дома и всех последующих жутких кошмаров. Все это было лишь сном, злым, уродливым видением полным горечи и страданий которых она не заслуживает.

Однако это ощущение было не долгим через несколько секунд Клер почувствовала ноющую боль во всем теле. Стертые в кровь ступни горели огнем, спина болела в том месте, к которому ей этой ночью приставили нож, а на руках виднелись следы от веревки. Приподнявшись на локтях, она осмотрелась вокруг.

Эта маленькая комнатка на втором этаже была ей очень знакома. На стенах висели постеры и картинки из ее прошлого, рисунки, сделанные когда-то давно ей самой. Чуть дальше на комоде у зеркала стоят фотографии в рамках. Различные эпизоды жизни одной маленькой девочки.

Вот фото, на котором маленькая Клер идет в первый класс, косички, бантики, аккуратно выглаженная мамой юбка и конечно же ее любимые блестящие на солнце розовые туфельки. Слегка скованная, застенчивая улыбка, несомненно, прикрывающая собой эти уродливые, металлические вставки на зубах. Брекеты из-за которых одноклассники дразнить ее будут еще очень долго.

Дальше на соседнем фото ей уже больше пятнадцати, улыбка до ушей, никаких брекетов нет, а по росту постепенно догоняет отца. Он так же улыбается и все они щурятся немного от вспышки. Мама снимает ее выпускной, до тех пор, пока сама может стоять на ногах, это у нее ведь сегодня праздник.

На последнем фото они стоят все втроем на Клер черный выпускной балахон, в руках виднеется красный диплом, который впоследствии она уронит в лужу, когда Дэйв впервые в жизни подхватит ее на руки. Самого Дэйва на фото не видно, очевидно снимает он. Родители улыбаются, а сама Клер уже выглядит совсем взрослой, уверенной в себе, серьезной молодой женщиной у которой впереди были большие планы и большие надежды, которые в итоге не оправдались. Ей нравилась эта фотография больше всех. Последний снимок с родителями.

С трудом поднявшись с кровати Клер, не спеша слегка прихрамывая подходит к окну. Воспоминания прошлых дней нависают над ней словно тени и наслаиваются одно на другое. Голова идет кругом от свежего воздуха, который огромными, ненасытными глотками вбирают в себя ее легкие, мысли путаются в водовороте странного ощущения дежавю, нет сил их остановить, и она даже не пытается.

Она уже и не помнила, когда в последний раз тут была. В этом старом доме с большой, уютной гостиной посреди которой стояла кирпичная печь, дедушка Митч строил ее своими руками, а отец Клер будучи тогда еще тринадцатилетним мальчишкой потихоньку таскал в не достроенный дом эти самые кирпичи. Целых триста штук, горделиво выпятив грудь утверждал он впоследствии. Один раз затопишь такую и можно в жаре жить неделю даже самой лютой зимой.

Впрочем, жара Клер никогда и не нравилась. В детстве она всегда душила ее словно тиски, окружала и нависала над ней мутной пеленой, даже в парилке порой ей легче дышалось. Городская девчонка к такому теплу не привыкла, ей подавай прохладную комнату, в которой чтобы по-настоящему согреться нужно закутаться с головой в плед с чашечкой крепкого чая. Духота обычно сильно бьет по мозгам, трудно думать о чем-то, когда тебе тяжело дышать. А Клер даже в детстве не могла ни о чем не думать, умные мысли то и дело блуждали в ее юной головке. Не мыслить значит не жить, так нередко говорил ей папа.

А что до холодов, то о Норте ходили разные слухи. Например: что в самые дикие морозы по поселению бродят стаи голодных волков. Дед рассказывал, что как-то зимой они забыли забрать домой пса. На утро нашли лишь его лохматую голову. Закопали ее за сараем чтобы дети не видели. С этой самой собакой у папы Клер было связано много событий, хороших и не очень.

Он, бывало, вспоминал как кормил его бобами с грядки родителей, кидал их шелудивому в пасть и смеялся. Подходить ближе родители не позволяли. Однажды из взрослых дома никого не было он услышал лай собаки и чей-то писк у забора. Маленький, желтый цыпленок застрял между досок, а собака все норовила схватить его лапой. Пес был настолько рад этой неожиданной охоте что не обращал никакого внимания на мальчишку, который пытался его отогнать. А мальчик, видя, как носится пес, рычит и лает побоялся к нему подойти. Он громко кричал и звал взрослых, но никто так и не пришел. В итоге цыпленка ему спасти не удалось из-за своего страха. Пес ему казался таким большим, таким грозным, а сам мальчик на его фоне был маленьким и тощим. Он боялся, как бы разыгравшаяся животина не кинулась на него, о чем не раз ему говорили взрослые.

Хотя по заверению бабушки собака была добрейшим в мире существом и однажды даже приютила этого маленького мальчика в своей конуре. Ей не понятно было только одно, как парнишка сумел забраться туда и уснуть, а сам пес, явно не возражавший такой компании не скулил и не лаял пока мальчик спал. Зато потерявшие его взрослые, совершенно сбившись с ног поставили на уши всю округу. Не раз даже заглядывали в ту самую будку, но из-за собаки не увидели в ней ребенка и нашли его только тогда, когда он, выспавшись вылез сам. Криков от родителей было много и отцу Клер непременно досталось если бы за него не вступилась прабабушка. Сам же папа совсем не помнил эту историю, был слишком мал и лишь посмеивался, когда ее в очередной раз рассказывали за столом перед гостями.

Вид из ее маленького окна на втором этаже не чуть не изменился, природа за долгие годы существования этой земли сумела сохранить все на своих местах и глядя на распростертый перед ней пейзаж сердце Клер наполнялось радостью и ностальгией. Сколько энергии, сколько жизни сейчас было у нее перед глазами. Настоящей, дикой, еще не до конца замаранной присутствием человека красоты.

Вдалеке бархатным, широким ковром виднелся грязновато-зеленый лес, как будто сами горы со временем состарились и поросли мхом. Бесконечно длинный зеленый горизонт. Горная гряда выглядела словно лохматая, недобритая нога великана, что улегся отдохнуть рядом у реки да так и остался. Лесной лабиринт без выхода и входа для человека. Вся красота дикой природы, вся ее неотвратимость и жизненная сила нависала над Клер от уровня четвертого этажа и ниже до самой земли. Колючее, зеленое покрывало, накрывшее горы. Пока существует оно, живет все на планете.

Ближе к дому, но еще за рекой пролегала равнина. Искусственно заровненный, протяженный в разные стороны участок земли на одной стороне которого были посевные поля, а на другой – пасека. Клер помнила, как частенько в детстве путала стороны и пчелы гнали ее порой до самой реки. Она бы и сейчас, наверное, не разобравшись наткнулась на улей, маленький домик для пчел. Стоит его потревожить и жди беды, крохотные создания буду защищать свой дом ценой собственных жизней.

Сама речка, вдоль которой и строился этот небольшой городок официального названия и обозначения на картах не имела, но местные жители частенько называли ее именем ярко-голубого цветка, травы, что когда-то давно заполоняла эти самые поля. Город Норт, река Лён, все это им казалось логичным. Один ее край все так же, как и раньше сворачивая влево уходил куда-то вглубь леса, другой же – проходя через добрую половину города убегал в сторону такого же маленького, портового городка Стоуни впадая в его озеро и не редко в сезоны большой засухи подпитывая его. На этой же стороне была и большая, медленно ржавеющая но все еще исправно работающая водокачка высотой примерно в три этажа с которой берет воду весь город, а следом за ней старая, заброшенная мельница старик строивший ее когда-то уже давным-давно умер.

Добрый дядюшка Дик, лесник отшельником, живший на мельнице в уединении, в свое время учивший ее разным лесным премудростям. Но о нем Клер подумает чуть позже сейчас же ее волнует лишь красота, распростертая за окном и ощущения, которые она у нее вызывает. Будто развернутая картина, написанная ловким художником на широком холсте и каждый мазок его кисти, приводит смотрящих в неописуемый восторг. Клер хотелось сохранить эти ощущения надолго ведь скорее всего она тут не задержится.

Глядя как сильный ветер качает верхушки деревьев она подумала, что в лесу наверняка еще лежит снег. Словно след прошедшей зимы никак не желавшей отступать. И он наверняка пролежит там, в тени этих высоченных деревьев как минимум до середины июля. До тех пор, пока воздух не прогреется окончательно и солнечные лучи не высушат верхний слой почвы.

Двигая свой взгляд ниже от самого берега реки Клер увидела ряд посаженных дедушкой деревьев, заслоняющих его участок и постройки на нем от любопытных, пронырливых глаз соседей. Когда она их видела в последний раз лет десять назад они были еще саженцами и вряд ли кто-то рассчитывал на то, что маленькие, хилые кустики приживутся. Похоже в успех верил только сам дедушка, вложивший в них столько труда и терпения. И надо думать эти величавые яблони его не подвели. Будучи почти что ровесниками малыша Олли расцветали и плодоносили почти каждый сезон. Великая сила труда и благодарность за это природы.

За деревьями в паре метров от забора пролегала единственная в городке асфальтированная дорога, проходившая по Центральной улице. По которой и шла сюда Клер этой ночью от остановки на трассе. От Центральной вдаль поселения уходили два ответвления, улицы без асфальта с обыкновенными проселочными дорогами состоящие из кочек, луж и грязной земли. Похоже местного финансирования хватило только на несколько километров твердого грунта, а остальной асфальт наверняка хранится в мешках в подвале особняка окружного мэра. Эти две улицы жителями так и назывались «Правая» и «Левая», по-простому, бесхитростно и понятно.

Над каждым из домов вдоль дороги белыми рядами возвышались бетонные столбы на каждом из которых на катушках крепились линии передач. Они от одного дома к другому зигзагом проходили через все поселение. Столб-дом, дом-столб и так далее до самого горизонта. Нет конца и края электрическим линиям, словно паутина связывающим всех людей вокруг и захватывающим все. Блага современного мира, дошедшие до тихой глуши.

Сами дома были очень похожи друг на друга но каждый из них выделялся чем-то особенным. У некоторых вместо двух окон было три, у других вместо ребристого шифера на крыше большими пластами лежал ровный металл, кто-то ставил пластиковые окна, а кто-то обычные, деревянные, одни приезжали сюда только на выходные, праздники и отпуска, а другие прожили здесь всю жизнь.

Над одним из домов соседей Клер заметила клубы медленно поднимающегося темного дыма, который валил из ржавой, металлической трубы без крышки, что не редко спасала ее от дождя. Похоже соседи как обычно топили баню. И снова как волна на нее нахлынули воспоминания как она сама еще будучи маленьким, не смышлёным ребенком помогала отцу топить баню. Он носил воду в ведрах от самой водокачки, а Клер подносила ему поленья по одному. Ей всегда нравился запах жженых спичек, огонь, ярко горящий в печи и негромкое потрескивание медленно сгорающих деревяшек.

Все что делали сейчас соседи ей было знакомо. Даже их поведение на природе и образ мышления современного, дикого человека. Наглого, беспринципного, считающего себя выше любых других существ и даже самой природы. Но растерявшегося оказавшись в незнакомой для себя среде так далеко от дома. Они приезжали сюда в свой летний, загородный дом для того, чтобы в кое-то веки хотя бы ненадолго вырваться из душных офисов и хоть как-то разнообразить свою скучную, унылую жизнь. Внести в нее незначительные, малозаметные изменения только лишь для того, чтобы не сгнить вовсе со скуки.

Эти городские грязнули только для этого сюда и приехали, чтобы испить чистой речной водицы без хлорки и примесей, вымыться в ней дочиста очистившись от городской грязи, надышаться досыта свежим воздухом, покопаться в грязи роя грядки и ставя теплицы, поносить воду в ведрах руками и вообще размять свои засидевшиеся городские мышцы. Фитнес на свежем воздухе в чистом виде очень дорогое и весьма странное для современного человека удовольствие.

В общем и целом, вели они себя как неандертальцы, внезапно узнавшие о существовании огромного мира за окнами тесных квартир, маленьких, узких городских кварталов, подъездов и дыма выхлопных труб. Во всяком случае местные так их и называли, даже и не пытаясь скрыть свою лютую зависть и неприкрытое отвращение к городским.

Впрочем, так же эти люди относились и к Клер, которая в их глазах всегда была лишь избалованной, маленькой девочкой. Даже несмотря на то, что ее родственники прожили здесь большую часть своей жизни и живут до сих пор. Она никогда здесь не станет своей. Даже среди горных вершин, лестных массивов и большой воды вряд ли сможет прижиться. Похоже придется быть ей изгоем всю жизнь.

В этот момент раздался негромкий стук в дверь, отвлекающий молодую женщину от трогательных детский воспоминаний и вновь возвращая в бурную взрослую действительность.

* * *

– Войдите, – прохрипела Клер чувствуя, как у нее болит горло ровно в том месте, где его сжимали пальцы маньяка. Слегка прокашлявшись и проглотив слюну, она повторила чуть громче: – Войдите.

Ручка двери повернулась влево не громко скрипнули ржавые давно отслужившие свое петли и в комнату Клер нарушив благодатную тишину вошли двое. Бабушка Мардж в своем обычном домашнем халате в цветочек с слегка встревоженным видом, а следом за ней стуча каблуками своих больших, тяжелых ботинок высокий, статный мужчина преклонных лет, но все еще державший себя в прекрасной форме.