скачать книгу бесплатно
Но в этот раз ребятам повезло: револьверов у воспиталки при себе не имелось. Вероятно, забыла на столике дежурного в комнате для тихого часа.
Артем вскочил на ноги, схватил длинный шишковатый дрын, поднял его над головой и принялся изображать дикарский танец, выкрикивая: «Тумба-юмба! Тумба-юмба!» Ноги угрожающе грохотали по шиферу. Было бы очень эффектно, если бы этот обитатель необитаемого острова вдруг проломил шифер, провалился и сломал ногу, а воспиталка добила бы его, кричащего звериным криком. Каблучищами. По сломанной конечности. Еще наступила бы на место перелома и долго держала бы там подошву, постепенно увеличивая нажим. И инфернально хохотала бы при этом, запрокинув голову.
– Ах ты негодяй! – разъярилась злобная воспиталка.
Она схватила кусок растрескавшегося асфальта поувесистее и запустила в танцующего дикаря. Черный ком тяжело, жирно описал в воздухе дугу и приземлился на шифер. Крыша беседки, за годы службы принявшая на себя множество ударов, на этот раз не выстояла. Образовалась рваная дыра, в которую можно было просунуть голову.
Артем так и сделал: встал на четвереньки и, просунув башку в беседку, проорал:
– А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!
Воспиталка подлетела к проделанной ею бреши, подпрыгнула и выбросила вверх руку, чтобы схватить Артемку за лицо и сорвать его, как кровавую мясную маску. Но тот оказался проворнее и успел ускользнуть от смыкающихся когтей.
На прощание спустив штаны и показав воспиталке зад, он с криком: «Вуууухуууу!» – скакнул вниз и оказался по другую сторону забора. Денис прыгнул следом.
– А ну, подошли сюда, шпана! Я вас достану, будете все беседки мне ремонтировать!
– Тумба-юмба! Тумба-юмба! – завывал Артем, убегая.
13
Юрий проснулся от стука адского молота в голове.
Впрочем, «проснулся» – это не совсем верное слово. Его деградировавший разум слегка высунулся из разрыхленного алкоголем мозгового вещества.
Вчера Юрец хорошенько приложился к пузырю вместе с друзьями и подругами из окрестных дворов. Должно было так случиться, что пузырь оказался не один и все мероприятие затянулось часов до двух ночи.
Как возвращался домой, он не помнил. Такие провалы в памяти – обычное дело, если самогонку запить пивом. Компания редко так шиковала, но в этот раз кто-то что-то где-то спер и удачно сбыл. А тут уж, если присоединился к вечно пьяному братству, то принцип простой: один за всех и все за одного. Твои деньги – общие деньги, хочешь ты того или нет. И если после знатной попойки у тебя остались какие-нибудь жалкие копейки, тебя даже просить не приходится. Ты сам предлагаешь купить пивка. Идешь за этой самой бутылкой в магазинчик через дорогу. Новый. «Луной» зовется. В него несколько раз сходишь – и фейс действительно как луна становится. Сиреневатая, бугристая, с кратерами.
Высыпаешь мелочь в железную тарелку, заплетающимся языком требуешь бутылку пива, грудой хлама высыпаешься наружу, в дверях сталкиваешься с местным хулиганьем, которое тоже пришло за бухлом, получаешь по морде, с третьей попытки открываешь пиво о бордюр, отколов горлышко. До своих друзей не доносишь. Все равно одной бутылки на всех мало, смекаешь ты. И, стараясь не порезаться об острые края, залпом всасываешь чудотворную жидкость. Как хренов пылесос «Буран».
И вот тут-то тебя накрывает конкретно. Разум оказывается погребен под обломками разрушенных спиртом мозговых тканей…
На бутылку пива Юрию хватило, даже после того как он скинулся на самогонку.
Откуда деньги? От бабки, вестимо. Попросила его соседка за молоком сходить. Сказала, пятьсот рублей даст. Ну, он и рад. Почему бы за пятьсот рублей доброе дело не сделать? Бабка-то не ходит почти, тяжело ей. Туда-сюда, уже скоро в простыню заворачивать.
Купил он, значит, молока, на сдачу заглянул к самогонщице и жахнул стаканчик. Бабке решил соврать, что молоко подорожало, даже своих сто рублей пришлось доложить. Так даже не пятьсот, а шестьсот вышло бы.
А тут эти вырожденцы ссут в подъезде. Нет, это вообще беспредел! Сраные демократы довели страну до ручки! Никакого порядка!
Как всякий приличный человек, Юрий сделал гопникам замечание, за что и получил по лицу. Бидон с молоком он, естественно, уронил. Старушка, к счастью, слышала перепалку, даже выглянула в подъезд, так что Юрию не пришлось ее убеждать в своей невиновности. Пятьсот рублей она ему, конечно, не дала (зажала, старая карга), но двести отсыпала мелочью. В квартиру она его не пустила, а вынесла вознаграждение в целлофановом пакете.
Вот откуда у дядь Юры в тот день взялись деньги. Доброе дело сделать не получилось, но он искренне старался, так что заслужил…
И вот, его разум толчками прорывается к суровой похмельной реальности.
Сколько времени-то?
Стук адского молота спазмами боли отдается во всем теле.
Юрий хватается за голову и скулит как побитый пес. До боли сжимает руками лицо. Скрипит зубами. Сворачивается в комок под одеялом.
Молот стучит сильнее. Металлический скрежет расходится волнами по телу. Умирающие нейроны мозга отчаянно пытаются сбиться в кучу и наскрести хотя бы слабое осознание того, что происходит.
Что, черт вас всех дери, здесь вообще творится?!
Может быть, это и есть преисподняя? Вот она. Сначала ты пьешь, взмывая в небо. Ты – новый человек. Ты – сверхсущество. Один глоток – и ты можешь все что хочешь. Ты – философ, повелитель стихий, властелин мира, обладатель Абсолютной Идеи!
И чем дальше, тем могущественнее ты становишься.
Ты – Бог!
И ты не замечаешь того момента, когда вдруг низвергаешься в похмельную пропасть. В клоаку, где кипят моча, рвотная жижа и дикая головная боль…
И ты уже не сверхчеловек, а полное дерьмо. Без вариантов.
Ч-черт, это ведь в дверь стучат!
Не буду открывать. В гробу я их всех видал, мудаков, гондонов штопаных. Пусть отправляются в жопу.
Но они не отправляются. Все стучат и стучат как заведенные.
Нет, это был не тот стук, который преследовал его ночью. Не то существо. Оно днем не явится – это Юра знал точно.
Прошедшей ночью он ничего не слышал.
Впрочем, это неудивительно. Странно, что он в таком состоянии ухитрился подняться на пятый этаж, вставить ключ в замок, раздеться… нет, пожалуй, раздеться у него как раз не получилось. Триканы болтались на левой ноге, а рубашка так и осталась криво застегнутой, какой была с утра больше суток назад. В том состоянии, до которого он напился, он должен был завалиться спать под куст.
А ведь он был близок к тому. Несколько кустов по дороге домой радушно приняли его в свои объятия. Будь он немного трезвее, с удовольствием остался бы там. Только в состоянии полного алкогольного безумия ему удалось забыть, что может поджидать его в подъезде…
Нет, вы прекратите там стучать или нет?! Я разве неясно дал понять, что не хочу никого видеть и слышать?! Настырные паскуды.
Неужто пришли выселять за неуплату?
Нет, так нельзя. Тогда выселяйте еще полстраны! Или хотя бы половину нашего дома. Я вам лично покажу, кто еще тут пользуется благами цивилизации на халяву.
– Открывай!
– Меня нет дома! – пьяно прохрипел Юрий. Достаточно громко, чтобы они услышали.
Да, он был еще изрядно пьян. Ему нужно было еще хотя бы два часа сна.
– Ну что, вскрываем дверь?
– Да там он, там. Небось, пьяный валяется как бревно. – Это был вороний голос его тещи.
– Замок хлипкий, минута работы. Андрей, иди вниз, смотри, чтоб этот хмырь с балкона не сиганул.
Только теперь до Юры дошло: менты что-то разнюхали. Или теща самолично приложила руку. Пришли его забирать, а она с ними, тут как тут.
Нет, мне таких прелестей жизни не надо. Кто эту дверь потом чинить будет? Они меня сейчас заберут, в СИЗО захлопнут как кузнечика в банке, а сюда – заходи кто хочет. Казалось бы, нечего брать… но ведь телевизор! Это я, значит, потом вернусь, а телевизора-то и нет. А как жить? Что смотреть? Нет, друзья мои, так не пойдет.
– Иду, иду! – закричал Юра.
– Быстрей давай! – Стражи порядка явно церемониться не собирались.
– Да щас, щас! – стонал Юрий, тщетно пытаясь принять сидячее положение. – Дайте штаны-то хоть надеть…
Он кое-как натянул жеваную штанину на правую ногу, сунул ноги в тапки и прошаркал к двери.
– Пойдешь с нами, – скомандовал с порога моржовый хрен в форме. С моржовыми усами. – Обувайся.
Ни «здрасьте», ни «до свидания». Беспределят по-черному, менты поганые.
– А что я сделал такого? – покатил ответную бочку Юрий, аристократично приглаживая колтуны на башке.
– Я те ща покажу, сука, что ты сделал, мудак паршивый! – Усы уперли руки в бока и плюнули прямо на затертый резиновый половик. – Обувайся, я сказал.
Юрий счел за лучшее повиноваться.
Старуха-теща смотрела на него с раздирающей в клочья ненавистью.
– Это он ее убил! – проскрежетала она железными яйцами. – Вы посмотрите на рожу эту! Пьянствует беспробудно! На человека уже не похож!
Она ринулась к Юрию, протянув к его горлу свои шишковатые пальцы с длиннющими ногтями. Ее сморщенное лицо дрожало, как иссушенный осенний лист.
Безликий субъект в милицейской фуражке взял ее за локти и оттащил на два шага назад.
– Дамочка, будете лезть – мы вас удалим, – расставил приоритеты усатый.
– Это же моя дочь! Да как вы…
– Последнее предупреждение, дамочка.
– Да чт…
– Последнее, я сказал! – Его неотесанный указательный палец едва не уперся в ее ведьмин нос.
Это умерило ее пыл.
Пока Юрий завязывал шнурки, его порванное веко снова напомнило о себе острой болью. Оно задергалось, как курица под лезвием ножа.
Проклятые дети, мать их за ногу! Чтоб им в аду гореть! Если Юрия сейчас не заметут, то он их отловит по одному, как поганых хорьков, и… и порешит. Всех троих. Ему-то уже не впервой.
Впрочем, убийство супруги стало казаться ему чем-то эфемерным. Как будто не на самом деле. Да и супруги никакой, в общем-то, не было. Лишь иллюзия. Тающие день ото дня воспоминания о бытовом кошмаре, когда жилое пространство приходилось делить с неопрятной бабой, которая (только подумать!) имела наглость не одобрять привычки Юрия. И вот, это наваждение рассеялось. Теперь даже трупа не осталось.
Нет, он определенно ее не убивал. Это все был сон. Она просто исчезла. Ушла из дома и не вернулась. Уехала с прекрасным непьющим принцем в волшебную страну грез.
В жопу это все! Естественно, ты ничего такого не делал. Ты ведь трусливая душонка, бывший мелкий бюрократ, нынешний неудачник и просто дегенерат и кретин. Куда тебе до такого! Убийство – удел сильной личности, а ты ничтожество. Вошь. Тебе жить-то осталось год-два и обчелся. Да и «жить» – это слишком громко сказано.
Не было никакого убийства. Тебе померещилось. И отсутствие трупа там, где ты его якобы (якобы!) закопал, – весомое тому доказательство. Если бы там действительно что-нибудь было, ты бы не увидел разрытую яму, когда огромная собака загнала тебя в овраг.
Но дети…
Эти мерзкие исчадия ада!
Они должны поплатиться за то, что сделали.
Дядя Юра вырежет их поганые языки, а потом будет заталкивать в глотки горстями камни. Такие же, как те, которыми эти мерзавцы швырялись в него. Они ответят за все. Пожалеют, что посмели проявить неуважение к старшему да еще и повторять в его присутствии сплетни, гуляющие по округе.
Первый шнурок на стоптанной туфле удалось завязать довольно быстро и без происшествий. Но, едва Юрий взялся за второй, начались серьезные проблемы. От пребывания в согнутом в три погибели положении закружилась голова. Перед глазами поползли черные извивающиеся щупальца. Изо рта к полу потянулась нить слюны. Глаза налились свинцом и перестали видеть.
Он пошатнулся, уперся головой в угол под зеркалом и сложился пополам у порога, так и не завязав один шнурок.
Он бы так и остался там и пролежал несколько часов кряду, если бы усатый мент не схватил его за шиворот. Он выволок его на лестничную площадку, поднял на ноги и толкнул вниз по лестнице.
– Симулянт сраный! – выкрикнул милиционер ему вслед. – Пошел, давай!
Юрий судорожно схватился руками за перила, проскользил несколько ступеней вниз, развернулся по инерции и рухнул на задницу внизу лестничного пролета. Было больно.
– Я спускаюсь, – предупредил милиционер. – Вставай, пока я не подошел.
Их разделяло девять ступеней. Девять ступеней, которые здоровый человек преодолеет в три прыжка за одну секунду.
Юрий схватился за перила, сделал рывок, но снова рухнул задницей на пол.
Вторая попытка почти увенчалась успехом. Он уже почти встал, как вдруг сзади оказались проклятые Усы. Они дали ему такого пинка, что он спотыкающейся трусцой пробежал следующий пролет.
Дальше он спустился сам.
Внизу его ждали еще один милиционер и опер в гражданском. Опер с прищуром курил, облокотившись на капот ментовоза. Он был из тех, кто постоянно курит и вынимает сигарету изо рта, только чтобы закурить следующую. Его лицо было пергаментного цвета и покрыто сетью морщин, а короткие волосы – пепельно-серого оттенка. На лбу красовался фиолетовый шрам. Затянувшиеся швы просматривались настолько хорошо, словно рану зашили проволокой.
Юрий вспомнил, что ему нечего курить. А так захотелось, глядя на смолящего напропалую следака.
– Дай закурить, отец, – попросил он и протянул руку, словно стоял на паперти у церкви.
– Бог подаст, – процедил сквозь зубы следак. Втоптав окурок в дворовую пыль, он сел на переднее пассажирское сиденье.
Юрия затолкали в зарешеченный кузов и куда-то повезли.
14
В это жаркое утро умирающего лета Денис и Артем были заняты изготовлением «прыгунов» – натирали упавшие зеленые каштаны об асфальт, чтобы получить коричневые «волосатые» прыгучие шарики. Когда все мыслимые рекорды прыжков были установлены, занятие порядком надоело. Да и пить захотелось. Они отправились к ближайшему «водопою» – колонке у моста.
Рядом, по кромке оврага, тянулась улица Вильямса. Что это был за человек со странной такой нерусской фамилией, никто толком не знал. И почему в его честь назвали захолустную улицу у забытого богом оврага – тоже хрен разберет.
Самым популярным местом здесь была колонка. Она была, черт возьми, популярнее, чем рюмочные и пивные!
