скачать книгу бесплатно
И как принесло из Центра молодого помощника уров. Впрочем, они там все молодые, хоть и живут по триста оборотов. Принесло и унесло. А вместе с ним унесло и юную повариху. Так что в Круге она сейчас. Вместе с матерью забрали. Потому как не захотела она мать одну оставлять. Вот как бывает.
Улин радовалась за девушку. В Круг попасть – это не просто честь и деньги. Это ещё и невероятно долгая жизнь. И огорчалась, уже за себя. Осталась без подружки.
Обижаться на Лу, что та пропала молчком и не попрощалась, Улин и не думала. Когда ей самой Новое Имя дали, дня три без памяти ходила. А тут такое.
Одно плохо – про свои новые блюда ей Лу не рассказала. А как было бы здорово домашних порадовать вкусненьким.
Впрочем, еда заботила Улин меньше всего. Но вот жилище. Она уже не раз просила мужа сделать новый дом. Другой. Не такой, как у всех. Но муж отказался. Он никак не мог понять, что не устраивает его жену.
А она мечтала о большом доме. Ведь никто не запрещал строить не так, как другие. Никто не ограничивал ширину и высоту построек. Так почему не сделать дом большим и просторным?
Она уже видела его под своими веками. Кольцо, состоящее из домиков-спален для каждого из семьи и, в середине, большое жилище для вечерних посиделок, когда вся семья собирается вместе. Она бы посадила под стенами вьющуюся траву с белыми цветами, которую видела в лесу. Как бы это было красиво. А в центре маленькая лужайка с аввой и кустиками пёстрой рени.
Улин представляла, как бы она украсила стены своих домиков, но её фантазии превышали возможности. Представлять она могла что угодно, но вот как и, главное, из чего воплощать эти мечты в жизнь, представляться не хотелось. Коряги, найденные в лесу, да глина. Хотя из глины как раз можно сделать многое.
Больше оборота прошло с тех пор, как она начала делать человечков.
В ту ночь Улин не спалось, и она тихонечко, чтобы не разбудить мужа, выбралась из под тёплого одеяла, накинула куртку и на цыпочках вышла на улицу. Луны не было видно, но облака светились так ярко, что Улин без помех добралась до мастерской. Впрочем, она не заблудилась бы и в полной темноте. Муж построил мастерскую в дальнем углу огорода, но Улин могла пройти до неё по любой из тропинок, с завязанными глазами.
Она разминала глину для шариков и, в который уже раз, замечталась о младенце. Представляла себе его личико, глазки, носик, ротик, крошечные ушки. И сама не заметила, как на глиняном шарике вылепилась смешная рожица. Улин улыбнулась и приделала к шарику с лицом, туловище-огурец и четыре колбаски.
Человечка она назвала «Первенец». Он до сих пор стоит в специальной нише. Улин очень любит и бережёт его. Но теперь она видит, какой он нелепый, а ведь первые дни налюбоваться не могла.
С тех пор было слеплено много человечков. В мастерской не хватило бы места, чтобы их всех разместить. Но куклы раскупались быстро.
Их даже не пришлось выносить на рынок. Да она и не думала об этом. Просто показала Первенца подруге и сказала, что он должен помочь ей родить маленького.
На следующий день к Улин пришла ворожея и попросила слепить для неё несколько человечков.
Очень не хотелось этого делать. Казалось, что Первенец должен быть один. Но ворожея, неверно истолковав её замешательство, предложила такую цену, что все сомнения Улин разлетелись, как стайка уличных птиц.
Потом пришла другая ворожея. Потом ещё одна и ещё. Человечков требовалось всё больше. Чтобы освободить время для их изготовления, Улин свалила шарики на Яю. Чем клянчить на леденцы да бусики, пусть сама зарабатывает.
Одна из ворожей, маленькая и прехорошенькая, сама похожая на куколку, посоветовала Улин обратиться к урам и пройти малые курсы по исцелению. Пренебрегать подобными советами не стоило, и Улин послушалась, но не переставала недоумевать, пока на курсах не начала изучать анатомию. Её болванчики сразу начали походить на людей.
Первую пару она, как обычно, оставила себе. Вторую подарила маленькой ворожее. Куклы получались все лучше и изящнее, и цена на них росла. Свекровь перестала донимать мужа, убеждая его развестись и жениться повторно.
Тем более, что в семье росла дочь. Гордость, радость и надежда – кареглазая Яя. Новое поколение ждали уже от неё. Дочери в этом деле надёжнее сыновей.
Никто уже не верил, что Улин может понести. И она сама не верила. И однажды, отчаявшись, предложила мужу развод.
Он ничего не ответил ей. Просто ушёл из дома и не приходил несколько дней. А когда она уже почти сошла с ума от ужаса, он наконец-то вернулся. Встал в дверях чёрной тенью, облокотился о косяк и тяжело вздохнул.
– Ты можешь уйти, если хочешь. Ведь мы не знаем, кто из нас бесплоден. И я пойму, если ты уйдёшь. Но ты должна знать, что я живу только когда ты рядом со мной.
В эту ночь они любили друг друга так, как никогда раньше. И вот теперь Улин боялась, что муж обо всём догадается. Он не сможет сдерживать своего счастья. Оно непременно прорвётся наружу, и другие поймут, отчего он так счастлив. И чёрные колдуны тоже.
Улин тихо ахнула и зажала рот рукой. Не надо даже думать о них. Надо думать о её колечках, сеточках, куколках.
Двух кукол она, как и положено, унесла управителю рынка. Это было совсем недавно. До сих пор с улыбкой вспоминает, с каким изумлением и как долго он разглядывал фигурки, обожжённые в огне и раскрашенные разными красками. Куклы были не из числа первых. Улин уже набралась опыта и научилась делать кукол-женщин и кукол-мужчин. Но лучше всего у неё получались куклы-младенцы. Такие толстенькие и хорошенькие, что их не хотелось выпускать из рук. И всё равно её Первенец был самым лучшим. Ведь он помог ей, как она и мечтала.
глава 2 Былое и думы
– Заинька, вставай.
У-у-у. В такую рань. Но, вспомнив, какой сегодня день, я тут же подскакиваю. Сегодня едем в лес. За грибами. Обожаю грибы. И собирать их люблю. И солить. И чамкать потом с картошечкой.
– Зай, ты чай положила. А соль. А…
– Да всё я положила. В первый раз, что ли?
– Вот именно. Ты вечно что-то забываешь.
– А ты вечно ворчишь.
Михей сердито передёрнул широченными плечами и вышел.
Но сегодня мне трудно испортить настроение. Обожаю лес. Лес это не просто много деревьев и свежего воздуха. Лес – это другое измерение. Здесь время течёт не так. Здесь люди меняются. Даже болезней здесь нет. Для меня, по крайней мере.
Пять лет назад у меня язвочка разговорилась. Года два молчала. Видимо, надоело. Болеть начала, да не по-детски так. Но стоило мне зайти в лес, все боли моментально прекращались. Только я из лесу – вот она, нате.
Муж мой милый даже не верил, что я больна. Всё думал, что шлангую. Пока ФГС не сделала, не верил. Люби-и-мый мой.
– Манюню позвала?
Манюня – это наша соседка. Тоже лесовуха та ещё. Без неё никак. И не потому, что она места знает. Мест у нас и своих довольно. Просто горе у человека, и оставлять её одну душа не позволяет. Нет, в петлю она не полезет. Такая глупость ей и в голову не придёт. Но надо поддержать человека. Помочь ей жить дальше. Или ближе. Как получится.
Говорят, Господь посылает испытания тем, кого любит. Если это верно, то Манюню он просто обожает.
Залитый кипятком подвал с запасами, пропавшие курицы, украденная коза, вечно пьяный муж и нигде не работающий сын, ерунда по сравнению с тем, что в прошлом году пьяная баба, решив развлечься, уселась за руль и сбила Манюнину дочь Варю. Умницу и красавицу.
Сбила страшно. На скорости под девяносто, полностью раздробив ей тазовые кости. Девчонка три дня ещё жила. Ногу ей отрезали – не помогло.
Варя с мужем и сыном приехала к матери погостить. Повидалась, посвиданькалась с родными. Захотелось и с подружками встретиться.
Встретились – в бар завалились. Муж посидел, да и спать отправился. Что ему с девками делать. У них свои разговоры, ему неинтересны. В посёлке что случиться? Варя тут выросла, каждая собака здоровается. До дому два шага. Он и ушёл. А девки посидели, все новости перетёрли. Всем кости перемыли, договорились на завтра встретиться, на речку сходить. Пивко-шашлычки. Вкусно, весело, здорово. Договорились, да и по домам.
Варя, чтоб по ночи грязь не месить, пошла по асфальту. Немного дальше, но ведь, по нашим-то дорогам, напрямик, не значит, ближе. Пойти, пошла, да ушла недалеко. Метров десять-пятнадцать.
Аккурат, до поворота. На котором ежегодно кто-нибудь да разбивался. Будто прокляли дорогу, пока строили. Местные кликуши уже шептаться начали, что убили тут кого-то из строителей. Убили и под валуны дорожные спрятали. И теперь этот неупокоенный, себе компанию ищет.
В первый год сожитель Манюнин на мотоцикле с поворота съехал. Ногу сломал.
Потом компания, развесёлая, улетела. На свежекупленной, в кредит, новенькой тойоте. До самой железной дороги кувыркались. Хорошо их там, в кабине, сидело на шесть тушек больше, чем в салон помещается. Отделались синяками да шишками. Сплющило их немного, но все живы остались. Машинке повезло меньше. Ремонтировать там было уже нечего.
Третьей была молодая женщина. Танечка. Милая девочка. Домой, к ребёнку торопилась. А попала в больницу, оставив на откосе, под поворотом, половину своей шевелюры. Вместе с кожей.
Врачи посетовали, что надо было тот скальп найти. Прирастили бы обратно. А теперь вот ходит Танюша в париках и ездит на операции, где ей остаток скальпа кромсают и на весь череп, потихонечку, натягивают.
Теперь вот проклятие и до Вари добралось.
Тварь эта пьяная сначала орала, что она тут ни при чём, просто проезжала мимо. Потом стала всех убеждать, что Варя сама под колёса бросилась. Потом, когда уже прибыло ГАИ, она снова начала вопить, что это не она. И, вообще, она только что подъехала. Бампер смят? Так это он сам смялся. Под капотом серёжку Варину нашли. Золотую. Сломанную. Да фигня, подбросили. Свидетели видели? Да ничего они не видели, они все пьяные. Муж у этой мрази блатной. Дружки повсюду. И в ГАИ, и в больнице, и даже в мерии.
Свидетелей никто и не подумал опрашивать. Гадину эту на экспертизу не отправили. Тормозной путь, и тот никто замерить не подумал. Вообще никто ничего не делал.
Приехала скорая, увезла Варю в больницу, а остальные потоптались растерянно, мол, чего мы тут забыли, да и разъехались.
Потом дело приостановили. Вроде как свидетелей нет. Потом, и вовсе, закрыли за отсутствием состава. Определили как вынужденный наезд.
Схему ДТП всю переврали. Следователь уволилась. Неужели так много заплатили?
В газетёнке местной пропечатали, как у нас дурные девки неправильно дорогу переходят.
Как я тогда орала и материлась! Разодрала газетёнку в клочья и, до крови, разбила кулаки о стену. Ни Варе, ни Манюне этим не помогла. Да и самой легче не стало.
Везде мерещилась Варя. Я не была у неё в больнице. Кто бы меня туда пустил? Но я слушала монотонный и бесслёзный Манюнин рассказ и видела воочию все, что там произошло.
Огромные Варины глаза на белом личике, рука шарит по пустоте, там, где должна была быть нога, и её тихий голос. «Мама, ты же купишь мне новую ножку?»
Хотела даже в город смотаться. К редактору, в гости нагрянуть, в глазки его голубые посмотреть и спросить добрым тихим голосом.
– Суки. Вы тут были? Вы сами на место происшествия выезжали, чтобы что-то писать?
Одно останавливало. Бессмысленность. Никого я своим вопросом не перевоспитаю. Кто газете платит, тот редактора и танцует. Ну, а когда никто не платит, они любое вранье, по письмам «телезрителей», напечатают, безо всякой проверки.
Взять фельдшерицу нашу. Алкашка запойная, несмотря что медик. И вот подружка еёная, она же собутыльница, писулю нарисовала. Раскрасила фельшерку в самые чистые цвета радуги. Мол, и такая она и этакая. Лучше всех остальных, которые другие.
Напечатали.
А что? Их то наша мадама не лечит. Она и нас не лечит, слава богу. Себя только, да подруженек своих. С самого утра. Заскочит на работу, а потом прямиком в магазинчик. За лекарством.
Ох, что-то я не о том думаю. Тут только начни. Варю в прошлом году убили, а в этом, аккурат через неделю после годин внучка Манюнина утонула. То есть, не утонула даже, а просто задохнулась. Спазм. В лёгких воды не было.
Мама с сожителем рядышком были, обед на достархане раскладывали. Заливчик маленький, мелкий. Сидящему по пояс. Чего волноваться? Наташа, девочка большая. Самостоятельная. За младшими уже ходила лучше мамки. И вот, на тебе. То ли поскользнулась, да испугалась, то ли что ещё, гадай теперь. А только как стали детей к столу звать, так и увидали, что лежит Наташа прямо на воде и не двигается.
Повыли, повыли, да и похоронили девчушку рядом с тёткой. Радость из дома ушла. Горе осталось. И никакой бабе поддержки. Муж пьёт. Сын тридцатипятилетний только рот, как птенец клюв разевает. Старшая дочь сожителя выгнала, а сама четвёртого родила.
Одна радость бабе, по Тайге прогуляться. Ягодки-грибочки. Птички-зайки. Листики, травка зелёненькая. Горбушка хлеба в лесу вкуснее всяких пирожных. И мир этот дурной, в лесу по-другому воспринимается. Все проблемы кажутся решаемыми. А то, что решить нельзя, само рассосётся. Не помирать же в самом деле из-за всякой ерунды, когда вокруг такая красота. Ну, всё собрались, уселись, поехали.
глава 3 Загадки без разгадок
Корм
Пространство засветилось голубым светом, постепенно приобретая всё новые цвета. В сфере появилась картинка: странное существо, похожее на облако, но явно имеющее основательную плотность, висело в воздухе.
Перед ним стояла длинноволосая красивая девушка и что-то кричала, потрясая маленькими кулачками. Облако медленно меняло свой цвет.
Девушка упала на колени, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Существо вытянуло из своего тела щупальце и тут же втянуло его обратно и исчезло. Девушка повернулась на живот и закричала в голос, колотя кулачками по полу.
Вбежала женщина, сестра или мать. Она попыталась успокоить девушку, но та металась на полу и кричала, не переставая. У неё началась истерика. Женщина выбежала, но вскоре вернулась с двумя мужчинами. Они с трудом подняли девушку и вынесли её из помещения.
– Здесь больше ничего интересного. – Сказал ур, взмахом руки сметая картинку.
– Вот ещё.
Снова загорелся голубой свет.
– Здесь нам удалось частично воспроизвести речь. Разумеется, тут идёт перевод.
– Перевод? – Корм повернулся к учёному с удивлённым видом. – Вам удалось так быстро это перевести?
– Родственные алгоритмы. Ничего сложного. Ты смотри, не отвлекайся.
Та же самая комната. Но теперь в ней находились мужчина и женщина. Они стояли перед большим серым камнем. Женщина протянула к камню руку, но мужчина остановил её.
– Осторожно, он ядовит для нас. – Раздался механический голос бота-переводчика.
– Через полтора года мы пройдём подготовку и последуем за ним.
Вторую фразу бот произнёс более высоким тоном, потому что говорила женщина.
Она повернулась и посмотрела в глаза мужчине.
– Мы ведь пойдём вместе. Если ты откажешься, я уйду одна. Я не смогу без него жить. Он ведь мой сын. Он ведь наш сын! – Она повысила голос.
– Конечно, родная. Что мне делать здесь без вас? На Земле почти никого не осталось. Только зря он выбрал эту планету. Всю жизнь проваляться бесчувственным камнем. Лучше бы он выбрал планету ангелов. Там интереснее.
– Не скажи. Кроукки живут практически вечно, и всё, что им нужно, это информация, которую они получают прямо из вездесущего эфира. Ах, как это прекрасно, жить вечно и знать все. Женщина раскинула руки и, запрокинув лицо, закружилась на блестящем полу. – А твои ангелы не знают ничего, кроме спаривания. Да и живут, по сравнению с кроукками, всего ничего.
– По мне, так лучше сто лет спариваться, чем тысячу валяться. – Проворчал мужчина. – Эти каменюки даже поговорить друг с другом не могут. Не о чем. И с чужими не поговоришь. Нечем. Откуда вообще известно, что они живые и разумные? Эх.
Мужчина махнул рукой и отвернулся. Но женщина не слышала его. Она протянула руки к камню и патетически воскликнула.
– Прощай, сынок! Жди нас! Что такое год по сравнению с вечностью!
Камень исчез. Голубой свет погас.
– Это можно смотреть долго. У тебя ещё будет время. Поверь, интересного там немного. Основная тема – исход. Эти странные существа – люди. Они отказались от своей человеческой природы и превратили себя в то, что ты видел. Вариантов множество. А теперь слегка изменим частоту. Возьми вот это. Смотри.
Корм взял синее стекло, оправленное в металлическую рамку, с ручкой для удобства, и поднёс его к глазам. Ур прикоснулся к панели на своей ладони, и, снова, загорелся голубой свет. То, что увидел Корм, повторяло уже виденное. Существа, похожие на людей, прощались с существами, не похожими на людей.
– Что в этом особенного? – Спросил Корм, боясь пропустить главное.
– Особенного ничего, кроме того места, где исчезает эмигрант. На этот раз сцена прощания была короткой. Наверняка, выбрана специально.
– Вот сейчас.
Корм замер.
