Светлячок для Летучего Голландца

Но вечно пребывать в таком блаженстве, естественно, не получится. Лежа поперек кровати, слушала его дыхание и гоняла в голове сомнения, как тяжелые шары для боулинга.

Были мы с коллегами в боулинге. Отмечали какой-то праздник. То ли восьмое марта, то ли двадцать третье февраля, не помню. Хорошее развлечение для большой компании. Особенно, когда большая ее часть толком не умеет играть. Шары у нас попадали во все кроме кегель. Мне удалось быстро приспособиться и даже пару раз сбить все неваляшки.

Ладно, утро вечера мудренее. Повернулась на бок и попыталась заснуть. Только стала задремывать, Голландец зашевелился. Потянулся в разные стороны, чмокнул меня в бедро и спросил:

– Ужинать будешь?

– Нет. Не хочу пока.

– Опять мне значит готовить. Хитрая лиса.

– Есть немного.

– Ладно, уж. Я в душ.

Соскочил бодро с кровати и ушел в ванную, полилась вода.

Червь вины опять загрыз мое нутро. Но жизнь штука непредсказуемая и любит выкинуть коленце. Иногда как раз вовремя.

Зазвонил мобильный телефон. Я заметалась по комнате, соображая, откуда идет звук. Простыня как-то неудачно обернулась вокруг меня и пару раз чуть не навернулась с риском для здоровья.

Источник симпатичной, заводной мелодии нашелся в штанах у Германа. Вначале успокоилась, что это не мой телефон надрывается. Хотела уже сунуться с ним в ванную, вдруг что-то важное. Но автоматически посмотрела на экранчик. Как мило, «Олененок» звонит. Никогда не лазила по чужим телефонам и сейчас чувствовала себя немного паршивенько. Вызов прекратился. Я присела осторожно на диван и залезла в память аппарата. Куча сообщений от этого самого или точнее самой, запуталась, «Олененка». Честно чуть не всплакнула. Такие они нежные, светлые, никакого укора, только беспокойство все ли в порядке. И скоро ли вернется. В каждом слове чувствуется любовь. Повздыхала, смахнула слезу. Звонила она много раз, бедняга. Хоть бы поговорил с ней немного. Посмотрела его ответы: сухо, по делу, лишь парочкой нежностей разбавил и то так вскользь.

«Ну, не скотина ли!».

И тут подумала, что со мной что-то не в порядке. Она же моя соперница. Но я не чувствую никаких уколов ревности, злости по отношению к ней. Захотелось только написать что-нибудь успокоительное, приятное, вроде как от Германа. Как же мне все это знакомо и понятно. Приобнять бы ее, поддержать по-женски.

Нет. Точно пора психологу обратиться. Сижу на диване. Читаю сообщения от неизвестной бабы моему (вроде как) мужчине и слезу пускаю от сочувствия к ней.

Вот именно вроде как. Ты уже все поняла, что ничего у вас не выйдет, даже, если он останется или позовет тебя с собой. Ничего не получится. А она его ждет, любит…

– Что ты делаешь?

– А?

Вскинула голову. Голландец стоял в дверях в одном полотенце и хмуро смотрел на свой телефон, зажатый в моей руке. «Фу. Как глупо, противно. Будто в телесериале». Даже язык отнялся.

Снова звонок и я подскочила от вибрации. Это Олененок. Протянула ему трубку.

– Второй раз звонит. Ответь, пожалуйста.

В недоумении забрал его у меня и ушел на кухню, прикрыв дверь. Совершенно излишне, я не собиралась подслушивать и скрылась в ванной. Когда вышла, поняла, что он все еще там. Чтобы немного собраться с мыслями и силами, прибралась в комнате, переоделась в джинсы и майку.

Надо поговорить, не бегать же друг от друга по квартире. Решительно толкнула дверь кухни. Он сидел за столом, перед ним лежит телефон. Взгляд еще более усталый, чем с утра.

– Что-то случилось?

Все же посмотрел на меня.

– Нет. Все в порядке.

– Кто она? Не расскажешь?

Мы еще немного помолчали.

– Герман, я не собираюсь устраивать истерику, сцену ревности или еще что-то в таком духе.

– Я знаю. И не думал даже об этом. Не поэтому молчу.

– Ты же помнишь. Мы договаривались когда-то – обо всем начистоту говорить.

– Да, помню, – еще помолчал, повертел прямоугольник из черной пластмассы на столе. – Мы познакомились примерно с год назад. Случайно. Я вышел из супермаркета, на улице дождина хлещет. А она стоит, как растрепанный воробушек, под маленьким козырьком с двумя огромными сумками.

Улыбнулся воспоминаниям, глаза зажглись золотыми искорками.

– Я сел в машину, еще раз посмотрел на нее и понял, что не могу вот так бросить одну. Сдал назад, открыл пассажирскую дверцу, и минуты две уговаривал ее сесть в машину. В конце концов, разозлился и хотел уехать – мокни, раз очень хочется, но тут дождь разошелся, и она все, же согласилась. Еле-еле пару слов из нее вытащил, пока ехали. Все прижимала к себе сумки – будто это грудные младенцы или шит – с сомнением косилась на меня.

Я хохотнула.

– Нисколько не удивлена.

– Почему? Неужели я такой страшный?

– Нет, не страшный. Просто выглядишь не благонадежно.

– Я? – удивленно заморгал. – Женщин не понять.

– Ага. Женщин сложно понять. Просто незамужняя девушка почти в каждом мужчине видит потенциального жениха. А ты по виду, как есть бабник. Поматросишь и бросишь.

– Я же не замуж предлагал пойти, а подвезти до дома в плохую погоду. Обычная любезность.

– Для женщины это совершенно не важно. Вдруг приставать бы начал, увез неизвестно куда.

– Ерунда, какая…

– Может. И что дальше?

– Что, что. Довез до дома. Несмотря на протесты, донес сумки до квартиры. Дверь открыла ее младшая сестренка. Кстати, гораздо более общительная и гостеприимная особа. Не слушая недовольного бормотания, пригласила к чаю. Я посидел немного, пообщался. Так все и началось.

Я сидела, подперев щеку кулаком и, в который раз, чуть не расплакалась от умиления. Старею, наверное.

– Прямо сюжет для современной мелодрамы. Наша история больше походила на серии из «Бандитского Петербурга».

– Это точно, – и тут посмотрел виновато.

– Что ты думаешь делать?

Пожал плечами.

– Честно? Не знаю. Я запутался окончательно. И с тобой расстаться, кажется чем-то странным, невероятным. И с ней я чувствую себя совсем по-другому…

«Как рыцарь в сверкающих доспехах. Комплекс спасателя».

– Несу бред какой-то. Зачем я тебе это говорю?

– Мы же договорились? Так? – налила себе чаю, ему тоже, опять присела напротив.

– Я рад лишь одному, что мы можем спокойно поговорить. Потому что одному мне не разобраться. Ты знаешь, месяц назад я зашел в ювелирный магазин и долго стоял там столбом, пока девушка за стойкой не докричалась до меня. Выбирал, выбирал и купил ей обручальное кольцо.

Сердце сжали ледяной рукой. Да, я испытывала небольшое облегчение, что все само собой разрешилось. Но это было моей сокровенной мечтой – получить от него обручальное кольцо. На глаза навернулись слезы, чашка чуть не выскользнула из рук. Сколько не играй с благородство, а было безмерно обидно и больно.

– Прости.

– Ничего. Подарил?

– Нет. Оно так и лежит у меня в бардачке. Не знаю, почему так и не сделал этого.

С силой поставила чашку на стол, звякнула вся посуда, через край вылилось немного темно-коричневой жидкости.

– Потому что трусливая скотина! – вскинула руку, предупреждая его возражения. – Я имею полное право говорить тебе такие вещи. Как друг. Как женщина, что чертову прорву времени сидела и ждала тебя.

– Это было вынужденно. Теперь ты все знаешь. Я не мог подвергать тебя опасности, – теперь он поднял руку, когда увидел мои шевелящиеся губы, невысказанные слова так и рвались наружу. – Я послушал и моя очередь говорить. Признаю, сначала я не думал о тебе серьезно. Но те пять месяцев все перевернули. Я задумался, что же могу тебе предложить. Почти ничего.

– Себя, черт возьми!

– С милым рай в шалаше. Слышали. Но дело даже не в этом. Я увяз по самые уши. Я имею в виду не шальных парней, с которыми общался, а высоких чинов, что обделывали свои делишки. Я был в курсе этого. И просто так уйти, мне никто бы не дал. Пока был нужен, был в деле, то находился в относительной безопасности. Меня бы слили, как Славку.

– Что?

– Мне шепнули очень настойчиво после похорон. Что, если я не хочу для своих родных такой же участи, то лучше сидеть тихо и не дергаться. Моя мать не причем. Про тебя еще прознали откуда-то. Я согласился на все. Посидел немного. А когда вернулся, застал у тебя этого дядечку без штанов. Я бы его убил, но что-то удержало.

– Не знаю, что сказать. Все это ужасно. Но оправдываться глупо.

– Ничего не говори. Все, что было, то прошло.

– Да, прошло. И ты поменял свое мнение обо мне?

– Нет. Бесился, ревновал, скрывать не стану. Но и тебя постарался понять. Хоть не сразу получилось. Просто…

– Просто. Понятно.

Уставилась на свои руки. Какая усмешка судьбы.

– Но ведь не все время, же над тобой довлели?

– Нет. Все устаканилось более или менее, я уволился. Решил, что можно вздохнуть свободно. Как получил сообщение от бывшего коллеги с просьбой приехать. Но, когда добрался до места, узнал, что он мертв. Умирал долго. Убийцу не нашли.

– Ты сразу догадался?

– Нет. Только после третьего убийства. Не мог сначала поверить.

– Понимаю.

Он еще раз крутанул телефон.

– Я не мог так тебя подставить. Ты ведь ни в чем не виновата. И разобраться надо было.

– Бла-бла-бла. У тебя комплекс сверхответственности, друг мой сердечный. Невозможно за все в этой жизни быть в ответе.

– Знаю, но…

– Без «но». То, что было, то прошло. И должно послужить нам обоим хорошим уроком. Не теряй времени на глупые размышления о том, как же будет лучше. Просто делай, что хочешь. Жизнь одна. Ты уже потратил много времени на них. И что? Много ли я была с тобой счастлива? Ты меня спросил?

Герман замер, не поднимая глаз, что-то обдумывая. Потом решился, посмотрел на меня. Я же сидела и смотрела на него все время в упор.

– А ты не была со мной счастлива?

Помотала головой.

– Конечно, была. Я была до одурения, полного поглупения и умопомрачения счастлива. Мало кто из женщин может похвастаться такими воспоминаниями. Но не каждой женщине хочется испытать подобное. Мне кажется Олененок… Тьфу, ты! Как ее по-человечески зовут?

– Оля.

– Думаю Оля совсем другого склада характера и ей ближе более традиционные отношения. Что-то иное она не приемлет. Я ведь права?

Он кивнул.

– Ты совершенно права, как ни странно. Вы же не знакомы. У вас есть что-то общее, но в, то, же время вы абсолютно разные.

– Понятное дело, что разные.

– И она младше меня.

– Я тоже младше тебя. И что такого? На сколько, кстати, всегда, хотела узнать?

– На девять лет.

– Немного. Хорошая цифра. А она на сколько?

Маетно посмотрел на меня, вроде как не надо соль на рану сыпать. Какой нежный оказывается.

– Не тушуйся. Сорок один для мужчины это не возраст. Так сказать детство только закончилось.

– Смешно. Ей двадцать семь. Вокруг нее на работе и не на работе куча молодых, пробивных парней более походящих по возрасту, по интересам, образу жизни.

– И что? У тебя множество преимуществ перед ними. В первую очередь бездна обаяния. Жизненный опыт и не только жизненный, не будем краснеть и скажем об этом, что немало важно. Легкий налет риска в глазах, а на женщин я тебе скажу, это действует очень сильно. Теперь вот появилась стабильность и спокойствие. Старая жизнь окончена.

Герман слушал, внимательно наблюдая за мной. И в конце моей речи расхохотался.

– Я такой лопух.

– С чего вдруг такие мысли?

– Сижу и думаю. Вот я тебе поверяю сокровенные тайны о другой женщине. Не просто женщине, с которой сплю, а которой купил кольцо. А ты довольно так спокойно их слушаешь. Еще и утешаешь меня, подбадриваешь. Другая бы на твоем месте уже разбила бы об мою голову все тарелки или угостила сковородой и выгнала поганой метлой.

– И что же ты надумал?

– Что ты сама не знала, как меня спровадить, а тут такой удобный сценарий. У меня другая и ты даже можешь еще претензии предъявить.

Лихо улыбнулась. Придется признаваться, раз догадался. Надо было умерить свое благородство и, правда разбить пару тарелок и усладить слух соседей звуками скандала. Никогда этого не умела, значит не стоит и начинать.

– Прав. Надеюсь, не обиделся?

– И, да и нет. Невозможно все в одну секунду перечеркнуть. Немного обидно. Но с другой стороны испытываю огромное облегчение, что не нанес тебе еще одну рану. Или травму.

– Нет, никаких ран и травм.

– Не верится. Можно мне тебя обнять?

– Можно.

Мы постояли посреди кухни, сжимая друг друга в объятиях. Понимая, что определенная веха наших жизней закончилась. Дорожки расходятся. Остается только посмотреть, что же там было, и пойти дальше, не оглядываясь. Возможно, что уже никогда не увидимся.

– Ты справишься одна?

– Справлюсь. У меня же нет никаких серьезных травм.

– Я не о том. Но хорошо. Жаль, что у меня никогда не было твоей фотографии.

– Ни к чему. Тем более теперь. Не дай Бог, если Оля найдет случайно. Как ты ей объяснишь?

Сильнее сжал, прощаясь.

– Ты права. Если вдруг когда-нибудь тебе понадобится помощь, то знай, ты всегда можешь ко мне обратиться.

Я отошла от него, собрала чашки, тарелки со стола.

– Это тоже ни к чему. Я хочу перелистнуть страницу и все. Новая глава. Тебе советую поступить так же. Но спасибо за предложение. За помощью мне есть к кому обратиться.

Кивнул и ушел в комнату. Слышно было, как он возится, собирая вещи. Слушала с замиранием сердца. Все происходило будто во сне. Остановился в дверях со спортивной сумкой.

– Прощай.

– Прощай.

Когда хлопнула дверь по телу прошла дрожь. Господи, неужели, в самом деле, ушел навсегда? Неужели не надо ждать больше, тосковать, надеяться, каждый раз после его приезда давать себе слово, что начну жизнь сначала, какой-то вечный понедельник. А потом понимать, что все равно жду, хоть бы и маленькой частью сознания, но жду. Корю себя, ругаю, но повторяю одно и то же.

Сейчас по-другому. Сейчас на самом деле новая жизнь. Что-то изменилось во мне. Не знаю что. Но мне это нравится, надо привыкать. Неуверенно улыбнулась. Привыкнем.

Домыла посуду, прошлась по комнатам. Пора затеять уборку. Кряхтя, вытащила тряпки и ведро. Уберем не только из сознания лишнее, но и с некоторых поверхностей в доме. Это всегда мне помогало изгнать из головы упаднические мысли, сосредоточится, если было нужно, либо отвлечься. Пространство будто очищается вместе с тобой, становится больше места, воздуха.

Мурлыкая какую-то веселую песенку себе под нос, исполнителя уже не помню, домыла полы. Взглянув на результат своих трудов, довольно улыбнулась и лихо, закинув тряпку в ведро, громко запела:

– «Растяни меха, гармошка,

Эх, играй-наяривай,

Пой частушки, бабка Ежка,

Пой, не разговаривай.

Я была навеселе

И летала на метле,

Хоть сама не верю я

В эти суеверия…»

Хлопнула входная дверь, послышались быстрые, торопливые шаги и на кухню влетел Димка, волосы растрепаны, на лбу испарина. Торопился к обеду сразу видно. Оглядев родителей, меня, заглянул в кастрюлю посмотреть, что же за вкуснятина на сегодня его ожидает. Мама выглядела как-то странно, даже не сказала ничего про волосы и не снятую куртку.

Вспомнив про вежливость, спохватился.

– Здравствуйте, тетя Света.

– Привет, сорванец.

– Пельмени! Это круто. Я жуть, как проголодался. А скоро уже будет готово?

– Скоро. Не голоси так.

Люба очнулась и придирчиво осмотрела отрока.

– Сначала в ванную мыться. Ты же по уши в грязи.

– Хорошо, хорошо. Уже ушел.

Подхватив из плетенки круглую печенку, улетел.

Подружка перевела свой тяжелый взгляд на меня, посверлила немного – что собственно мало смутило, сколько я их перевидала взглядов ее этих, тоже подхватила печенку и увлеченно зажевала – потом повернулась к мужу.

– Валя, где твой широкий кожаный ремень? У него еще пряжка квадратная тяжелая.

Он не сразу ответил от удивления.

– Не помню. Вроде в шкафу. А тебе зачем?

– Чтобы эту дуру уму-разуму научить. Жизнь не может научить, может хоть у меня получится. С помощью твоего ремня. Всыплю, как следует чуть пониже спины.

– Люб, ты чего?

Я сидела тихо, ждала, когда буря поутихнет, и внимательно разглядывала печенку в руке.

– А ничего! В том то и дело. Взяла и счастье свое другой подарила. Еще и на прощание голубой ленточкой перевязала. Благословение свое дала: живите счастливо, детишек плодите.

– А что мне надо было сделать? Связать его и не отпускать, пока «да» в загсе не скажет?

– Вот именно, Любаш. Насильно мил не будешь…

– С чего вдруг насильно? Ой… – тяжко вздохнула, махнув на нас рукой. – Он же сомневался до самого конца. С одной стороны проверенная временем подруга, с другой молодая девица. Могла бы по-умному на свою сторону утянуть. Пустить слезу, напомнить про былые чувства…

Валя строго посмотрел на нее, и подружка замолчала, подавившись последней фразой. Неожиданный поворот. Обычно в беседах и спорах в этой семье властвовала жена.

– А зачем? Мне хочется спросить. Я ее хорошо понимаю. Тринадцать лет решиться не мог. На что он ей сдался? Телок какой-то. Я вот, когда тебя увидел в первый раз в обнимку с бутылкой коньяка на заднем сиденье, сразу понял – эта женщина будет моей. Если бы ты сама меня не нашла раньше, то разыскал бы и сделал все для этого. Вот так я думаю.

Повернулся ко мне и положил руку на плечо.

– Все правильно, Светик, ты сделала. Гнать его поганой метлой. Нормального мужика найдешь. Но вы партизанки, однако, столько лет знакомы, а эту историю только сейчас узнаю. Ладно, разобрались и хорошо. Есть хочу просто жуть, как наш Димка выражается. Пойду, руки помою.

И вышел.

Люба заворожено смотрела ему вслед. Потом чуть придя в себя, кивнула на закрывшуюся дверь.

– Нет, ты видала?

– Ага.

– Столько много нового можно узнать о человеке. Хоть и живем уже… Сколько?

Я вытаращила глаза, пожала плечами.

– Ты меня спрашиваешь? Вроде лет семь.

– Нет, чуть меньше. Может шесть с половиной.

Замолкли, озадачившись этим вопросом. Потом в голове всплыла картинка, как мы с ней сидели в шпионской экипировке в машине, выслеживая супруга. Подруга, блин, называется, даже ведь не узнала, чем дело кончилось.

– Кстати, чем твоя история со слежкой закончилась?

Она смущенно прикрыла ладошкой щеку.

– Поймал он меня. Сижу, значит, жду его, дверь со стороны пассажира открывается и Валя устраивается на сиденье, как ни в чем не бывало. Я слово вымолвить не могу от страха. Покачал головой и говорит: «Ну, что? До дома довезешь?».

Попыталась спрятать улыбку. Не рой яму другому…

– Что дома сказал?

– Что, дура. Во всем ты была права. Ходить в спортзал стал из-за меня. Говорит, засмотришься на молоденького, уйдешь. Я ему у виска повертела. Но потом думаю, ничего, пусть старается.

Разложила пельмени по тарелкам. Я все это время, не отрываясь, строгала салат. Похоже, сейчас будут стратегические предложения.

– Светка, а давай и мы с тобой в фитнес запишемся? А? Тоже фигуру блюсти будем?

«Я почти экстрасенс!». Непроизвольно сморщила нос при упоминании физических нагрузках.

– На меня все эти тренажеры и тренеры тоску нагоняют.

– Я же и говорю – фитнес. Будем прыгать, а не на тренажерах помирать.

– Любанчик, не охота мне.

– Вот же ленивица. Вас с моим Димкой обоих ремнем регулярно отхаживать надо. Ему, видите ли, тоже все время «не охота».

– А ты у нас больно кровожадная стала. Чуть что сразу за ремень.

Она оперлась бедром о стол и с тоской посмотрела на меня.

– Не понимаю. Неужели тебе нисколько своих сил и времени не жалко? А точнее лет потраченных на него. И сколько моральных вложений. И все в одну секунду.

– Не в одну секунду. Еще два года назад, когда мы ездили на базу, я поняла, что надо со всем этим балаганом заканчивать. И уже более ответственно подойти к своей жизни.

– Да куда уж ответственней?

Замерла с ножом, пытаясь сосредоточиться и потолковее объяснить свой ход мыслей.

– Я поняла, что брак с Димой оставил более глубокий след, чем мне хотелось бы признать. И я просто боялась вступать в какие-то серьезные отношения. А Герман был очень удобным для этого. То ли вернется, то ли не вернется? Неизвестно. Можно вечно пребывать в состоянии драматической героини. Жалеть себя вдоволь, что вот так судьба сложилась, люблю, забыть не могу, поэтому не замужем.

– Это слишком сложно для меня. Но были, же у тебя еще мужики?

– Были. Так все такие же неопределенные то женатые, то временно, как начальник склада, например.

– Ой, много слов, а толк, какой? Бросай это самокопание и займись лучше своей личной жизнью вплотную.

– Я и так занимаюсь. С Олегом поговорила и дала отставку.

– Молодец. А так нюни распустила и чайной ложечкой себе мозг вычерпываешь. Поняла в чем дело – в двойне молодец. Всем спасибо, все свободны. И поехала дальше.

– Любка, дай я тебя обниму!

– Давай, иди уж, что там.

Стиснула меня в своих медвежьих объятиях, покачала немного. Вот с кем я чувствую единение и покой, убежденность, что все кончится хорошо.

В дверь просунулась взлохмаченная голова.

– Мам, а мы есть сегодня будем?

– Будем, будем. Все уже готово и на столе. Чего не проходите?

– Так вы тут обнимаетесь. Папа сказал, не мешать.

– Все наобнимались. Теперь поедим.

– Слава, Богу! – распахнул дверь. – Пап! Пошли ужинать!

Было первое мая. Солнце жарило во всю, но ветерок был еще прохладным.

Недалеко от города, километрах в пятнадцати, Любанино семейство сняло домик с банькой, небольшой беседкой, мангалом, чтобы жарить шашлыки. Весь набор услуг. Естественно меня взяли с собой. Мужчиной я пока не обзавелась, поэтому почти все выходные проводила с ними.

Хотя надо отметить, что с недавнего времени стала чаще посещать родственников, родителей. А не просто ограничиваться звонками раз две-три недели и поездкой на рождество и мамин день рождения.

Рядом пронеслись с криком дети. Я лениво приоткрыла глаза и последила за ними.

– Опять что-то делят. Дима, не трогайте шампуры! Да, я все вижу. Положите на место, это не игрушка. Глаза еще друг другу повыкалываете.

И продолжила шинковать овощи.

– Сейчас набегаются, потом шашлыка наедятся и уснут мертвым сном. Хорошо, что на два дня сняли. А то поднимай их потом из машины в квартиру.

– Да. Здесь очень хорошо.

Мы находились почти в самом лесу. Недалеко была речка. Тишина, если не считать голосящих на разные лады Димку и Дианку. Замечательно пахнет, небо сверкает.

Я поудобнее завернулась в плед.

– Тебе помочь?

– Да, сиди уже. Отдыхай. Дыши воздухом чистым, полезно. Тебе не холодно? Может еще принести плед? Валя!

– Чего?

– Ничего не надо. Не отвлекайся от шашлыка. Это Люба опять всполошилась ни с того ни с сего.

– Хорошо.

Послушно отвернулся к мангалу и поворошил угли. Рядом на столике стоял бидон с маринованным мясом и большое блюдо.

– Я? Всполошилась? Вот же неблагодарная особа!

– Дорогая, я тебе очень благодарна. Но мне уже тридцать три года.

– Только будет. Не забегай вперед.

– Ладно, только еще будет. Но все равно. Уже не девочка чай?

– Не девочка, верно. А ведешь иногда себя, как дите неразумное.

– Не начинай, пожалуйста, – чуть не натянула плед на голову. – Мне эти разговоры про мою нерадивость изрядно надоели.

– Ничего. Умного человека не грех несколько раз послушать.

– Я и слушаю, куда мне деваться.

– Милая, не доставай ты ее, – это Валя решил оторваться от своих шашлыков и вступиться за меня. – Мы же отдыхать приехали.

– Ты там мясом занимаешься? Вот и продолжай, не вмешивайся в женские разговоры.

– Есть, мой генерал.

Я засмеялась.

– Слушай. Ты домашний тиран.

– Я сейчас обижусь.

– А я уже давно могла бы обидится, но ничего, обошлось как-то.

Она подбоченилась и взглянула грозно.

– И на что это интересно?

– Я тебя очень люблю и ценю твою заботу, но иногда ты через чур навязчива.

– Вот теперь я обиделась.

– Извини. Пойду, прогуляюсь немного.

– Иди.

Подобрав свою мантию в виде пледа, аккуратно спустилась по ступенькам и тихонько побрела к реке.

Сзади было слышно перешептывание супругов:

– Ну, чего ты к ней пристала?

– Ничего…

Я зевнула и, запрокинув голову, вгляделась в вершины сосен, что качались на невероятной высоте. Так, по крайней мере, казалось отсюда с земли.

По узкой тропинке прошла между деревьями. Под ногами поскрипывали иголки. Где-то стрекотали птички. Скоро вышла к реке. Берег был довольно крутым, песчаным. Корни деревьев, что росли на соседнем берегу, наполовину свешивались в воду. Красотища.

Как хорошо находится здесь в храме умиротворения. Постояла немного, впитывая тишину этого места, и двинулась в обратном направлении. А то подружка вышлет за мной поисково-спасательный отряд. На самом деле это просто здорово, когда есть такие друзья. Что они беспокоятся, волнуются о тебе.