Куклы зазеркалья

Шея затекала быстро, и приходилось довольно часто менять положение, но не очень помогало. К концу пути было ощущение, что между лопаток вбили кол ни повернуть, ни выдернуть.

– Подайте, пожалуйста, матрас с подушкой.

Сначала я не услышала, что от меня хотят, достала наушники из уха и кивнула. Чтобы достать этот тюк, нужно встать на карачки и изгибаясь под немыслимым углом, нащупать край и тянуть. Пусть падает им на голову, они же просили. Пока ехала восемь часов вдоволь наигралась в человека-паука.

Соседи мне попались хорошие. Три женщины ехали вместе. Аккуратно прошуршав пакетиками, сходили в туалет, переоделись на ночь в другую одежду. Меня ни сколько не смущало и не стесняло, спать в той же самой, и было очень лень сползать с полки. Потом они пошушукались и рассредоточились на своих местах. Наутро та же очередь на переодевание и утренний моцион, растворимый кофе и баранки. Мне ничего не хотелось. Пришлось только внять жалобам желудка, вылить в него кефир, припасенный на такой случай.

Город встретил наш поезд только-только занимающимся рассветом, было около шести утра. Я засунула нос в ворот ветровки, было свежо.

Новый, неизвестный город, где я никогда не была. Не то, чтобы он представлялся враждебным. Но все новое вызывает вначале отторжение, потому что изведанная территория, кажется гораздо безопаснее.

«Но ты-то знаешь – безопасность понятие относительное. И. если сегодня место смотрится спокойным и уютным, то совсем не обязательно, что завтра оно останется таким же. Все меняется».

Да, все для меня изменилось два месяца назад. Опять прыжок, кувырок, переворот и жизнь верх тормашками. Как же я напугала своих соседей, воя в подъезде. Не стоило, конечно, так впечатляться этой бумажкой. Но ничего не поделаешь. Неожиданный удар. Только думаешь, что расстался со своим прошлым, а оно раз и снова из-за угла появится.

Затею переехать к Егору оставила. Сослалась на то, что не готова к совместному проживанию и т.д. Конечно, холод отчуждения между нами прошел. И некоторое время общались мы натянуто. Я не могла избавиться от ощущения, что на меня смотрят, следят за всем. А он видимо от обиды. Ну, что ж и такое бывает.

И все доводы и увещевания понятны. Но я никому не могла бы объяснить, что со мной происходит. Почему вернулось мое состояние – отчужденное, холодное, закрытое. Тетка и Марина недобро косились на Егора, но я объяснила, что перемены не связаны с нашими отношениями.

Что же делать?

Опять впадать в кому ожидания? Ждать звонка в дверь? Ждать звонка по телефону и звука знакомого голоса? Ждать дальнейших действий с его стороны? Угроз? Я не знаю чего еще. Опять ждать. От этого становилось еще хуже. Внутри теснилось чувство нетерпения напополам со страхом и желанием забиться в какую-нибудь дыру, бежать и остаться.

С объяснениями вообще всегда было проблематично. И психолог, заметив изменения моего состояния, пыталась вытащить подробности. Чем больше она хотела, тем больше я закрывалась. Надо отдать ей должное. Использовала она совершенно разные методы и приемы. Но ничего не помогло. Я просто совершенно не готова об этом говорить.

Хотя, да ужасы, происходящие в той камере пыток, обсуждались нами много раз. И моя роль этакой музы маньяка тоже.

Но об Андрее нет, мы не говорили. Я боялась на секунду расслабиться и проговориться. Это мой страшный сон, наваждение. И я считала, что с этим можно справиться только самой.

Свадьба Марины и Глеба прошла отлично. Я очень рада за них и старалась веселиться во всю, время от времени поправляя ленточку с надписью «свидетельница». Коллеги Изотова отмачивали шуточки по поводу таких названий.

Главное, что они остались довольны, а также полны радости и предвкушения новой жизни. Совсем другой – вместе решать, вместе жить. «И, слава Богу, без свекрови». Это уже Марина выдохнула с облегчением, пока объект нашего обсуждения отошел в сторону к родственникам. Похоже, новоиспеченная жена держалась из последних сил, чтобы не поссориться с ней. Но мне мама Глеба очень понравилась и показалась не такой уж и навязчивой. Его старшая сестра вот это да! – генерал в юбке. Муж и дети ходят по струнке. Оказалось она воспитатель в детском саду.

Все было прекрасно: церемония, лепестки роз, осыпающие жениха и невесту, их сияющие лица, голуби, вылетающие из сложенных ладоней. Все было прекрасно. Но изнутри не переставало скрести – уныло, настойчиво, неотвязно. Не давало погрузиться в этот свадебный угар полностью. Как будто тонкий поводок – тянул, сдавливал легонько шею.

Напряжение не отпускало. Телефонную трубку я брала с некоторой опаской. В подъезд первое время заходила, преодолевая себя, подозрительно косясь на почтовые ящики.

Егор, никогда ранее не заплывающий за выставленные мною буйки, тоже пытался узнать, в чем дело. Он знал историю, связанную со мной. Еще бы! Об этом знал весь город. Слишком громкое. Слишком грязное для нашего захолустья. Невиданное, вызывающее, хоть и немного противное, чувство настойчивого любопытства.

Он все знал и никогда не спрашивал об этом. Мы жили здесь и сейчас. Я интересовалась только стандартными данными о его прошлом: где родился, где жил до этого, кто родители, где учился…. Все по списку. Жили только тем, что могли дать друг другу сейчас. Мне нравилось ощущение мягкой заботы без навязывания, настойчивости. Хотя понимаю насколько ему тяжело держать себя в таких рамках. И пытаться сосуществовать рядом с моим депрессивным, мрачным, замкнутым состоянием, которым я закрываюсь, как щитом от остального мира и людей. И от него иногда тоже. Когда ситуация накалялась и воздух между нами напоминал электрическое поле, посверкивающее от напряжения, я подходила к нему, обнимала сзади и упиралась лбом в спину. Она такая твердая и одновременно уютная. И в такие моменты приходило понимание выражения «я за тобой, как за каменной стеной». Он моя каменная стена. И чувствовала, как большая теплая рука ложится на мою. Не надо говорить. Все и так понятно.

За свадебным столом мы сидели отдельно. Свидетельница должна сидеть за столом рядышком с женихом и невестой. Но я время от времени ловила его взгляды и шутливо поднимала глаза к небу – мол, так все это надоело. И хотелось, очень хотелось в такие моменты выкинуть все из головы. Сказать: «Да пошло все к черту!». Я не поддамся на дешевые эффекты.

И в голове уже зрело решение запечатать все мысли, воспоминания в большую коробку и выбросить на помойку. Все это мне больше не нужно и только мешает жить дальше.

Мы вернулись домой уже под утро, устало обменялись поцелуями и, обнимаясь, но, приняв душ, сразу, же вырубились и проснулись от тихого поскуливания. Дрейк, положив голову на край кровати, жалобно поглядывал на нас. Бедный пес.

Покряхтывая, Егор встал и, натянув тренировочный костюм, позвал четвероного друга гулять. Весело процокали когти по полу, послышалось бряцание ключей в двери. Все стихло.

Я еще понежилась на мягком матраце. И вдруг вспомнила тот старый продавленный, под которым выпирали пружины, и пахло от него и белья хлоркой и лежачими больными, чужим потом…

Резко села на кровати, потерла лицо. Потом быстро стащила все белье на пол, загрузила машинку, налив побольше в отсек для порошка вонюче-сладкого кондиционера, и постелила заново.

Прошлепала на кухню и задумала приготовить на завтрак блинчики, надо было занять себя чем-нибудь до их возвращения. Солнышко светило ярко. Я открыла окошко и методично выпекала блин за блином. На улице весело щебетали птички, блинная гора становилась выше.

Посмотрела на часы, что-то они сегодня долго. Это странно. Пошла искать телефон, но напрасно потратила время – ответная трель раздалась где-то в квартире. Его мобильник нашелся в куче одежды оставленной на кресле вчера.

Пока они не вернулись, бестолково слонялась по квартире, понимая, что беспокоиться и выдумывать всякие ужасы еще рано. Надо успокоиться. Идти искать их тоже не вариант, парк большой, могу просто разойтись с ними. Или просто встретили знакомого, разговорились. Куча вариантов.

Но противный тоненький голосок внутри пищал, даже не пищал, а вопил: «Это он! Это он!». Я пошла, умылась холодной водой. Посоветовав себе прекратить истерику, пока еще ничего не произошло. Если через час не вернутся, то пойду искать сама. Если не найду сама, то что же делать, придется потревожить людей в их первый день супружеской жизни и позвонить Глебу. Больше не знала, что придумать.

С нетерпением следила за стрелкой на часах и уже вскочила, чтобы нестись к парку на всех парах, как заскрипела входная дверь.

Уф. Выдохнула.

– Что же вы так долго…

Слова замерли в горле. Егор нес Дрейка на руках, лицо серое, волосы взъерошены, в глазах боль, потрясение, и чувство вины. Пес был частично забинтован, нос разбит.

Устало уложив его на диван, он сам сел на пол рядом. Я подошла и погладила осторожно короткую шерстку между ушей. Карие глаза печально поглядели не меня.

– Что случилось?

– Я так и не понял, – широкие ладони закрыли лицо, он долго не продолжал, справляясь с собой, – отпустил его побегать, как обычно. Сам побежал круг, но когда дошел до середины, услышал собачье поскуливание, переходящее в визг…. Побежал на этот звук. Дрейк лежал в кустах из бока кровища льет. А того козла я не догнал. Только видел, как кусты за ним шевелились в стороне… Черт!

Он еще помолчал.

– Я бы его убил. Но не до этого было. Возле парка такси стояло, мужик хороший попался, довез нас быстро до ближайшей ветеринарной клиники. Не побрезговал, что машину испачкает. Короче повезло. И все не так серьезно оказалось. Ранение поверхностное, только крови много. А так, пару дней полежит и опять в строй. Да, Дрейк?

Пес тихонько проскулил что-то.

– Это он от лекарств вялый. Я одно не могу понять. Зачем? Ведь он добрый такой, дружелюбный. Зачем?

– Я не знаю. О, Господи!

Из глаз полились слезы.

Он обнял меня и погладил по голове.

– Все обошлось, все хорошо…

Но поганое ощущение, что это не конец, а только начало цепочки событий, усиливалось и вскипало внутри.

Весь день был посвящен уходу за нашим мохнатым другом. Даже боязно, как бы он совсем не разнежился в такой атмосфере. Мобильник оживился в десять вечера. Номер был незнакомый, но занятая другими мыслями не придала этому значения и рассеяно нажала на кнопку, удивляясь тому, кому и что понадобилось в такой час.

– Алло. Слушаю вас?

– Привет, милая.

И голос такой спокойный, ласковый, певучий, как будто мы расстались только вчера, после кино или кафе. Никакой тебе зловещей трескотни из трубки или шорохов, ни скрипучего голоса, как в кино.

Все обычно и просто и от этого еще страшнее.

– Привет.

Егор издалека посмотрел на меня и вопросительно качнул головой. Наверное, лицо у меня в этот момент было как минимум испуганным.

Я махнула рукой, показывая, что звонок неважный, и направилась в сторону ванной. Внутри с грохотом сошла горная лавина и завалила все оборонительные сооружения, выстроенные мною, оставив только лед и холод.

– Не молчи, милая. Это так скучно. Мы давно не виделись, неужели тебе совершенно нечего мне сказать?

– Нечего.

Дверь я захлопнула и теперь смотрела в зеркало, как лицо становится замерзшей маской, а глаза двумя стекляшками без эмоций.

– Жаль, очень жаль. А я ждал, хотя бы банальных слов. Типа, прости, что продырявила тебе башку ведром и оставила помирать в огне пожара. Этого было бы достаточно.

– Достаточно того, что я не рассказала о тебе. По-моему этого вполне достаточно.

– Хм…. А ты стала прагматична. То высокие чувства тебя волновали, а сейчас…. Ладно, я не о том. Я наблюдал за тобой…

– Я поняла уже.

– Твои прогулки по парку с самого утра наводят на мысли о бессоннице. Я прав?

– Ты же следил за мной. Зачем тебе тогда что-то объяснять?

– Не кусайся. Держу в руках фотографии. Ты такая загадочно-грустная и притягательная.

– Зачем ты звонишь?

«Не понимаю, зачем разводить эту дребедень про загадочную грусть? Ты, дорогая, похоже, забыла, с кем говоришь. Это ведь его любимая игра загонять мышку в угол, потом опять выпустить, а потом снова в угол. Весь смысл в этой игре».

– Зачем? Я уже сказал, давно мы не виделись и не разговаривали. Я соскучился.

– Неужели? Не нашел пока другую игрушку?

Послышался тяжкий вздох.

– Ты никогда не была для меня игрушкой. Я много раз об этом твердил.

– Позволь мне не поверить.

– Не верь. Ты никогда мне не доверяла. Это очень обидно, – я фыркнула в трубку, так, что он услышал. – Да, обидно.

– Какая глупость. Тебе обидно…

– Потому что, хоть и не сразу, но я открыл тебе почти все свои секреты. Душу, можно сказать выворотил наизнанку, – «это точно, наизнанку мою и свою», я сглотнула, но это движение далось с трудом. – Я был предельно откровенен. И что? И, кстати. Не припомню, чтобы ты была сильно против.

– У меня не было выбора.

Смех был очень громким, таким, что пришлось отнести трубку подальше от уха, когда он прекратился, поднесла обратно.

– Выбора…. Ох, ну и насмешила ты меня. Выбор есть всегда, моя милая. У тебя он был. Но ты проявляла отменное усердие при наших встречах, – смешок, тихий, говорящий сам за себя. Я вдавила ногти в ладонь. – И была очень довольна. А что, не так? Можешь все отрицать. Но я помню все детали. Твои стоны, поскуливания даже иногда, как ты прикусывала мою губу до крови, как твои ногти…

– Замолчи!

– Хорошо, замолкаю. Но вспомни, разве все не так было?

Я молчала задавленная своими воспоминаниями и ужасом и стыдом, от того, что не могла объяснить своего поведения. Что могло быть общего у меня с той девушкой, в которую я превращалась рядом с ним. Только общее тело. Разум голосил, орал, что на самом деле все не так.

Другой голосок тихий, вкрадчивый говорил: «С ним ты настоящая. Такая, какая есть. Необтесанная обществом и моральными устоями, правилами этикета и еще бог знает чем. Да, все так. И ты боишься себе в этом признаться. Боишься до ужаса, что кто-то узнает об этом. И самое главное, что он это понимает. Он все про тебя знает. Все твои потаенные желания, страсти скрытые под слоем цивилизованности и воспитанности. Этой маской, которую ты носишь каждый день и к которой привыкла как к своей собственной коже».

Или не так.

Он просто использовал мое влечение и страсть по-своему. Придал им совсем другую форму, подстроил под себя, как музыкант инструмент.

Свое наваждение им я никак не могла отрицать. Это было. Вопрос только в том есть ли помимо этого еще что-то.

– Милая? Ты там уснула?

– Нет. Я не уснула. И все еще не понимаю причину, по которой ты мне звонишь. Прошел почти год, а ты связался со мной только сейчас. Что тебе нужно?

– А ты скучала по мне?

– Нет. Не очень.

– Я заметил, что не очень. Ты в ванной? Я просто слышал, как захлопнулась дверь и эхо небольшое.

– Да.

– Что ж прячешься от любимого? Или он так временное увлечение?

– А это не твое дело!

– Почему же, мое. Помнишь, я тебе кое-что обещал? Что никто и ничто не помешает нам быть вместе. Помнишь?

– Помню. Но ты как-то странно исполняешь свои обещания, учитывая, что все это время от тебя не было, ни слуху, ни духу. И удар ведром по твоей голове выразил мое отношение к твоему предложению.

– Это было не предложение. И от тебя я такого, конечно, не ожидал. Но мое решение остается неизменным. А на счет молчания, тут все просто. Потребовалось продолжительное время на реабилитацию.

– Все же я не могу понять. Что же ты хочешь от меня? Объясни или я ложу трубку.

– Не ложи трубку, а то хуже будет.

– Не надо угрожать. Мне все равно и ты это прекрасно знаешь.

– Я не угрожаю. Я предлагаю: найди меня. Это в твоих интересах.

Внутри все замерло.

– Что за ерунда? Это розыгрыш такой?

– Нет, это не розыгрыш. У меня неплохое чувство юмора, но не в этот раз, милая.

– Перестань меня так называть и объясни толком или отвали. Я обращусь в милицию, что мне звонит какой-то псих и угрожает.

– Можешь и так поступить. Твое право. Но хотел узнать. Как себя чувствует Дрейк?

Я присела на ванну.

Вот дерьмо!

– Неплохо, сейчас.

– Это хорошо. Не очень люблю театральные эффекты, но тут я подумал, что понадобится маленькая демонстрация. Это не розыгрыш, как ты могла сама убедиться.

– Да.

– Вот и чудненько. Теперь слушай меня внимательно… – его прервал стук в дверь.

– Лера! Лера, ты долго еще будешь разговаривать по телефону, прячась за унитазом?

В трубке хмыкнули.

– О, у него даже чувство юмора есть. Он просто находка, милая.

– Заткнись, – это я прошипела в трубку. А потом громче, чтобы было слышно за дверью. – Я скоро. Это Марина звонит.

– Марина позвонила сейчас на домашний и пожаловалась, что не может до тебя дозвониться.

– Я скоро.

– Хорошо.

Выдохнула и вернулась опять на бортик ванной.

– М-да. Могу только сказать – роль Штирлица не удалась. Или нет, радистки Кэт.

– Заткнись.

– Ты сегодня как то совсем не оригинальна. Даже вон соврать толком не можешь. Без огонька, без выдумки. Короче, мне тоже это все надоело, – он приостановился, голос потерял свою тягучесть и напевность, видимо эта игра ему надоела. – Найди меня, а то следующим будет твой любовник. И далее по списку: тетка, Марина…

– Ты бредишь.

– Нет. Я не брежу и вполне в своем уме. И уже напомнил тебе, что не забываю своих обещаний и всегда держу слово. И ты моя.

– В чем проблема? Приезжай.

– Нет. Я злюсь и хочу, чтобы ты немного постаралась. Помучалась. Игра по моим правилам.

– Ты больной.

– Говори, что угодно. Но все останется в силе, пока ты не вернешься ко мне. Добровольно.

– Добровольно? Ты что-то путаешь. Шантаж не подразумевает добровольности.

– Это опять твой выбор. Только твой. Можешь ведь обратиться в милицию. Но сама понимаешь дело закрыто. Ничего на меня, как участника тех событий не указывает. Вообще ничто не указывает на пару в этом деле. Я постарался, поверь мне. И тебе решать, что делать. Давай, милая, действуй. А то в последнее время ты больше напоминаешь овощ.

– Не без твоей помощи.

– То, что ты не можешь принять себя настоящую, это не моя проблема, а твоя. Я лишь помогаю тебе. Совсем чуть-чуть направляю в нужную сторону.

– Чуть-чуть…

– Да. Решай. Все в твоих руках. Иначе с продырявленным боком будет ходить твой юморист, если будет ходить, конечно. Кстати, он мне нравится, отличный выбор. Но ты моя. Не забывай об этом. До встречи.

И отключился.

До встречи! Самоуверенный засранец!

Я включила холодную воду и немного поплескала в лицо. Вроде помогло. Хотя, в голове, как был некий туман, так и остался.

Что делать?

Хороший вопрос. Можно, конечно, поступить, как здравомыслящий гражданин и отправиться в милицию. Но с чем? Как объяснить кто он? Да, черт с ним придумаю историю. Можно и не выдумывать лишнего. Познакомились у тетки, погуляли, он уехал, а я нашла другого. Вот звонит, беситься, угрожает.

И что?

А ничего, пока кто-нибудь реально не пострадает. Все ты прекрасно понимаешь. Милая. Усмехнулась и еще зачерпнула холодной воды и вылила обратно. Опять тот же вопрос. Что делать?

Неужели пойти на поводу у этого психа? Ты знаешь. Что он псих. Это знаешь, к сожалению только ты. Никакой справочки у него по этому поводу не имеется из соответствующего учреждения. Для остальных это обычный средний бизнесмен. Немного закрытый и резкий. Но это и понятно, по-другому бизнес и не построишь.

И все же?

Не знаю.

Вышла из ванной. Егор отвернувшись, что-то строгал на деревянной доске. Похоже, назревает скандал. Ничего необычного. Мне бы тоже было неприятно и непонятно, почему он болтает по телефону в ванной, закрывшись. В голову сразу полезли бы ненужные мысли. И вообще, а как же пресловутое доверие?

Подошла, обняла сзади. Очень нужно было почувствовать его силу и спокойствие, этого как раз и не хватало сейчас. Мышцы под моей ладонью напряглись. Пришлось ему сдаться и оставить свой оскорбленный вид.

– Что случилось? Ты можешь мне объяснить?

Вдохнув его запах, потерлась о мягкую ткань футболки и отпустила. Надо на что-то решаться.

– Мне придется на какое-то время уехать.

– В смысле? Еще раз спрашиваю, что случилось?

– Я и объясняю. Мне придется уехать. Не хочу врать, придумывая причины.

– Спасибо и на том.

Кинул нож на стол и повернулся так, чтобы видеть мое лицо и глаза.

– Скажи просто, что случилось. Любую проблему можно решить. Тем более вместе. Я же все вижу и понимаю, что что-то изменилось за эти два месяца. Ты опять ушла глубоко в себя.

– Ты говоришь прямо, как мой психолог.

– Причем здесь это? Я не твой психолог. Мне важно знать, что происходит. Иначе я не смогу тебе помочь.

«Мне никто не сможет помочь».

– Я вижу все отчаянные мысли, они написаны у тебя на лице. Просто доверься мне, наконец. Доверяй мне.

– Я доверяю.

– В какой-то мере да. Но иногда у меня такое ощущение, что я живу только с частью тебя, а остальное скрыто.

– Ты уверен, что хочешь узнать эту часть меня? Она может оказаться совсем не такой, как ты себе представляешь. И вполне возможно, совсем непригодной для общения.

Видно было, что он взбешен.

– Это уже мне решать. Я думал, просто подожду. И все само встанет на круги своя, если не пытаться вытряхивать из тебя твои мысли и чувства.

– Не надо, не вытряхивай. Все равно ничего не добьешься. Я расскажу. Когда смогу. Сейчас это невозможно.

– Почему?

– Просто невозможно. Есть вещи, которые касаются только меня и моей прошлой жизни. И не ты и никто другой не поможет мне разобраться со всем этим.

– Откуда ты знаешь? Попробуй.

– Нет.

– Это гордыня. И еще раз повторюсь, ты мне не доверяешь.

– Доверяю. Ты мой самый близкий человек.

– Неужели… Лера. Я хочу тебя защитить. Даже, если придется защищать от самой себя. Готов помочь тебе в любой ситуации. Черт! А ты закрылась, и я не могу достучаться до тебя.

– Прости. Но не нужно. Сейчас мне нужно уехать.

– Куда?

– Я пока не знаю. Сначала к себе на квартиру. Вызову такси.

Егор сел на диван. Дрейк мирно похрапывал на своей половине. Посмотрев на его перевязанный бок, сглотнула комок в горле, обошла их на ватных ногах, присела на корточки, рядом с его коленями и положила ладони на большие руки – аккуратные ногти, вздутые вены, как же я их люблю.

– Егор, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Но, ту часть меня, не знаю, как объяснить. Нужно отрубить. Иначе она отравит жизнь дальше и тебе и мне, а я не хочу этого.

– Невозможно взять и вырвать что-то из своей жизни, как лист из тетради. И раз уж мы вместе, придется уживаться, как с плохим, так и с хорошим.

– Я понимаю, просто дай мне это время. Я прощу тебя только об этом.

– Я хочу знать.

– Нет.

Он медленно снял мои руки и встал, походил.

– Я ничего не могу обещать, если ты уходишь не объяснившись.

– Я не могу.

– Все ты можешь! Я сейчас немного не в себе, потому что совершенно не знаю, что и думать. Не знаю. Извини, но ничего не могу обещать. Ты уходишь, значит уходишь.

Я поднялась, прошлась по квартире, собирая вещи, на которые наткнулась. Половину оставила. Мне было все равно.

И теперь стою на вокзале в чужом городе, такое ощущение, что посреди пустыни – некуда возвращаться, никто не ждет.

С одной стороны легче. С другой – он прав. Я так и не смогла заново научиться доверять людям. И мне жаль, что мы так расстались бестолково и глупо.

На вокзале было довольно много народу в этот утренний час. Кто-то выглядел на удивление бодро, но в основном все пялили бессмысленные глаза и пытались понять, куда же им нестись со своими сумками и чемоданами.

Следуя указателям, поднялась наверх по переходу, напоминавшему подземный ход гномов. Выбралась и огляделась по сторонам. Люди спешно разъезжались кто на такси, кто на своих машинах.

Рядом с вокзалом работало круглосуточное кафе, я направилась туда заправиться кофе, чтобы не заснуть. И подумать над планом действий, выработанным мною и Глебом.

Да, хоть это и кажется странным.

Встречалась я с Мариной, дабы объясниться, почему не отвечала, но они пришли вместе. Наплела, что мы с Егором поссорилась и теперь подумываю уехать ненадолго, сменить обстановку. И вроде все складно, про причину естественно замалчивала.

– Ничего не понимаю. Это ерунда какая-то. На свадьбе вы были просто два голубка. Пара дней не может все так круто изменить.

Пожала плечами. Настаивать она не стала, знала, что давить бесполезно.

– Ладно, ладно. Но хоть куда ты поедешь? Ты с теткой советовалась?

Нет, вот с кем с кем, а с ней я этот вопрос в последнюю очередь обсуждать буду.