Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 1

«Давай дальше я. Футболист снова травмируется, потом не может забивать. Видимо, из-за этой самой пресловутой установки».

«Похоже на то. Какой из меня конспиратор! Ничего завуалировать не могу! Как-то эта пресловутая установка переплелась с образом ворот, полных трибун, камер, не давая забивать. Я попыталась порвать эту связь, но не смогла ее устранить, они слишком соединились. Надо снимать установку».

«Сними, в чем вопрос? Не сможешь ― скажи профессору».

«Если я так сделаю, у Дмитрия не будет выбора, как и у меня.

Профессор не будет сомневаться, установку он снимет, но потом…»

«Ты чего-то боишься?»

«Да, эта установка делает Березина осторожным, защищает, не дает рисковать. Если ее снять, то неизвестно, сколько он еще поиграет, пока не сломается. А без футбола, славы, восхищения он не сможет жить. По сути, у него две установки, слитых сейчас воедино: „Забьешь ― травмируешься“ и „травмируешься ― не сможешь играть вовсе“ Я попробовала их разъединить и погасить первую, но, похоже, у меня не получилось».

«Но, насколько понимаю, его из основы выводить будут, если не начнет забивать. Там и тренер собирается в отставку из-за него».

«Какую еще отставку? Ничего об этом не слышала!»

«Такое впечатление, что в клубе работаю я, а не ты. Об этом на многих сайтах пишут. Якобы Кротов сказал, что нужно Дмитрия заменять, а Дубинин ему в ответ: „Не вмешивайтесь в мои дела, сам знаю, кого на игру ставить!“ Твой шеф дал последний шанс, обещая принять после матча меры, если его условия не будут выполнены. А тренер воздержался от комментария».

«Скорее всего, ты прав. Михалыч порой упертый, может и в позу встать, и уйти может. Что же делать? Я совсем не знаю!»

«Проще всего объяснить все Березину, пусть сам решает».

«Он однозначно будет за устранение установки».

«Значит, так оно и должно быть».

«А вдруг он потом пожалеет?»

«Это его выбор. В противном случае будет винить тебя за испорченную жизнь, так лучше?»

«Нет, но в противном случае, если что-то случится, винить себя буду я».

«Ты знаешь мое мнение, но поступай, как считаешь нужным. И вообще: не надо так переживать за других. Не мне тебя учить, но брось все так близко к сердцу принимать, иначе тебя ненадолго хватит! Не заморачивайся из-за ерунды! Пусть люди сами за себя решают и сами расплачиваются за свои решения!»

«Настоящий профессиональный психологически выверенный ответ, спасибо! Приму к сведению. Что я все о себе, как ты?»

Маша шла по серому кафельному полу травматологического отделения больницы с серыми же панелями стен. Из больших окон виднелся край двора, где гуляли выздоравливающие: одни опирались на костыли, другие передвигались в колясках, третьи перемещались спокойно на своих двоих. Каблуки (хоть и низкие) ужасно громко цокали, привлекая к их обладательнице повышенное внимание, как, впрочем, и блестящий пакет с яблоками, апельсинами и бананами. Маша осматривала номера на дверях больничных палат, пока не нашла нужный. Она подметила: даже двери в больнице, несмотря на то, что они белые, почему-то кажутся серыми. Девушка постучала и, не дожидаясь отклика, вошла.

В палате было четыре койки, около каждой ― тумбочка, в углу ― умывальник, ближе к двери ― два стула, больше ничего. Все кровати заняты, на правой от окна рослый детина, отвернувшись к стенке, видел очередной сон; на левой ― смотрел в потолок еще один представитель «больной» братии. На ближней к двери ― перебинтованной рукой пытался почистить апельсин пожилой человек, рядом ― парень в очках с перебинтованной головой, свесив ноги, копался в ноутбуке. Девушке потребовалась пара секунд, чтобы вычислить цель своего прихода.

– Ну, здравствуй, больной! ― весело воскликнула Маша. ― Причем больной на голову, это как раз по моей части, вот я здесь. Как ты спрятался хорошо, еле разыскала!

Стрелок приподнялся на постели, измерив удивленными глазами гостью.

– Как ты меня нашла? Что ты здесь делаешь? Почему пришла?

– Как много вопросов! Принесла тебе фрукты, чтобы витамины в твоей голове порядок навели. Искала тебя с вчерашнего вечера, звонила твоей маме, она сказала, что ты дома с раннего утра не появлялся. Думаю, ладно. С утра она мне перезвонила, ты так и не дал о себе знать. Я позавтракала кофе с бутербродом, ― слушатель ерзал, показывая нетерпение. ― Не унывайте, больной! Я не говорила, что рассказ будет коротким! Я поехала на «хату», там мне не открыли. Тогда я позвонила Поле, и она через кого-то из твоей братвы раскрыла место твоего пребывания. Вот, я здесь.

– Сурово, но зачем так долго мучиться?

– Короче, ― намеренно протягивая гласные, как это делает Стрелок, она объяснила:

– Мне нужно написать плакат.

Стрелок расплылся в довольной улыбке. Хотя улыбнулся он только губами, глаза же продолжали быть холодными.

– Это больше не ко мне, мы теперь больше печатаем. А я, может быть, в скором времени буду заниматься совсем другими вопросами. Если соглашусь перейти в центральный фан-клуб. Дай угадаю: для Березина? Что-то вроде: «Мы верим в тебя, Дима!»

– Вот и нет. Нужно баннер в поддержку тренера вывесить. Он в сложной ситуации, его могут в любой момент «попросить» из команды. Может, предложишь сесть? ― девушка все это время стояла.

– Ты надолго? ― поинтересовался Стрелок. ― Если только насчет плаката, то я что-нибудь придумаю. Не знал, что все так далеко зашло. Михалыч ― классный тренер, его нужно поддержать, ― «какой же он худой, скулы так выпирают, лучше бы я ему котлет принесла!»

Маша выложила из пакета фрукты, поправила халат и пошла к двери, Стрелок зажмурил глаза, перевернулся на бок, а когда снова открыл, то непроизвольно приподнял брови.

– Во-первых, спасибо. Во-вторых, я еще не все сказала, ― девушка сидела на стуле, благополучно принесенном из другой части палаты. ― Что же ты не хвастаешься своими успехами? ― Маша обвела взглядом комнату. ― Как ты здесь оказался?

– А тебе какая разница?

– Интересно, не зря же я полдня потратила на поиски!

– Короче, поболтали мы с фанатами красно-белых.

– И сколько человек участвовало в разговоре?

– Человек тридцать.

– Насколько же плодотворно вы побеседовали?

– Пустяки, ногу повредил да голову, когда падал.

– Что же домой не едешь?

– Обследование прохожу, есть подозрение на сотрясение мозга, ― Стрелок все время смотрел куда-то в сторону, что девушке не нравилось.

– Голова ― «суперважное» место в организме, как нам говорили, так что в будущий раз при падении старайся приземлиться на что-нибудь другое! ― улыбнулась Маша.

– Ага! ― отозвался носитель очков с соседней койки, ощупывая голову. Стрелок на него посмотрел как-то особенно, больной замолчал.

– Ну и как? Понравилось?

– А то, поставил пару фингалов! ― в этот момент рослый детина повернулся, демонстрируя сиреневый отек под спящим глазом. Маша указала на него пальцем, как бы спрашивая: «Этот?». Стрелок кивнул.

– Хотя он нормальный пацан. И, если честно, не лучший был денек.

– Да уж, ― согласилась Маша. Разговор велся полушепотом. ― Может, я сяду на краешек? Устала сидеть в одном положении! ― попросила Маша.

Стрелок подозрительно сдвинул брови, но ничего против не сказал.

Девушка примостилась на край кровати.

– Помнишь, ты спрашивал, за кого я тогда болела? Еще хочешь узнать?

– Я и так знаю.

– Откуда? ― изумилась Маша.

– Нас тогда не так уж и много было. Я выяснил: только один из них жил в одном с тобой городе, скорее всего, за него ты и болела.

– А вдруг я болела за кого-то не из моего города? Ведь болеют же за артистов, которые в других странах живут!

– Все так, только болеют чаще всего за того, кого знают, с кем есть что-то общее. Не похоже, чтобы ты увлекалась гонками и знала всех гонщиков в лицо и поименно.

– А болеют же из-за внезапной симпатии: понравился человек, и все тут! ― сопротивлялась девушка.

– Мне кажется, ты не из тех, у кого может возникнуть случайная сильная симпатия.

Девушке, очевидно, требовалась пауза, она выдохнула.

– Я сдаюсь, ты угадал. Хочешь узнать, как мы познакомились?

– Раньше       из      тебя      слова      нельзя      было      вытащить,      теперь      сама предлагаешь, странно!

– Соглашайся, второй раз не предложу.

– Ну, давай, все равно мне нечего делать.

– Я была на первом курсе, дело было в феврале ― ночи еще темные, длинные. Как сейчас помню, падали огромные хлопья снега, они блестели при свете фонарей, приятно касались ладоней, лица. Я возвращалась поздно вечером из университета ― там какая-то игра проходила. В то время я считала, что могу все делать сама, поэтому шла одна, не сказав встретить меня. Мой путь проходил через дворы, обычно они освещались, но в тот вечер половина фонарей не работала.

Вдруг впереди показались две черные фигуры, они приближались ко мне, что-то в них меня сразу смутило, заставило быть осторожнее и повернуть за угол, но тени принялись передвигаться быстрее и перестали быть тенями. Я очень испугалась! Бросилась бегом, но шаги становились все громче, послышался злой хохот, не знаю, как у меня сердце не остановилось! Когда у меня уже закончились силы, я кинулась к ближайшему подъезду и нажала кнопки наугад, пошли гудки, но мне не ответили. Я по натуре такой человек: до последнего не сдаюсь, но до сих пор помню эти черные, надвинутые на лоб шапки!

Внезапно дверь подъезда раскрылась, какой-то парень вывел из подъезда собаку. Он мигом окинул взглядом мое лицо, оценил ситуацию и не стал закрывать дверь. Мои преследователи убеждали парня, что отпустят его, если он уберется подальше. Незнакомец соглашался, я одарила его таким взглядом, который убил бы, если мог. Но тут произошло неожиданное: парень схватил меня за руку, втолкнув в подъезд и захлопнув дверь.

Послышался шум, возня, я хотела звонить в милицию, но не могла найти телефон в сумке. Протяжно, тоскливо завыла собачонка снаружи, а потом пульсирующий звук возвестил, что дверь вот-вот откроется.

На мое счастье, в дверях был тот самый парень.

– Выходи, они убежали, ― сказал он мне. ― Чего ты! В следующий раз поживишься! ― это он уже добавил, обращаясь к собаке.

Спаситель сказал, улыбаясь, что все закончилось. Парень на прощание посоветовал мне записаться на курсы самообороны, а лучше ― не ходить одной в темноте…

– Это был Керимов?

– Да, он. Но я вот к чему веду. Иногда кажется, что просвета нет, что нужно принимать все, как есть, раз сделать ничего нельзя. Кажется, что нам никто не поможет, не выручит, не спасет; что все будет плохо или очень плохо ― не лучше. Но тут появляется шанс, больше похожий на чудо. И грех от него отказываться. Надежда есть всегда.

– Не понимаю, к чему ты это говоришь. И чего я тебя вообще слушаю? ― «а, правда, почему? Еще с утра никого не хотелось видеть, а она не мешает, почему?»

– Эффект      ареола.       Мое      лицо      вызывает      у      тебя      воспоминания счастливого события, распространяя и на меня положительное отношение.

– Когда я тебя тогда… ― Стрелок попытался мимикой показать, что он сделал около двух месяцев назад.

– Чего тут стесняться, говори прямо: «Когда я тебя тогда чуть не убил…» ― услужливо подсказала Маша.

– Сурово, но верно. Да, ты, наверно, много страха натерпелась?

Стрелок      старался      говорить      с      издевкой,      но      девушка      нарочно не обратила на нее внимания.

– Немало, но меньше, чем когда за мной гнались. После своего чудесного спасения я еще долго боялась темноты и людей бандитского вида как…

– Чего тут стесняться, говори прямо: как у меня, не так ли?

– Да. Но я тебе должна быть благодарна, ― разоткровенничалась Маша.

– Короче, как так? ― недоумевал Стрелок.

– Теперь я знаю, что могу за себя постоять! И все Димка, его совет.

Кто же информацию про плакат слил? ― полюбопытствовала девушка.

– Химик.      Он      посчитал,      что      это      меня      остановит,      ―      ядовито усмехнулся больной.

– Надеюсь, ты его не покалечил?

– Почти нет, только с лестницы спустил.

– Да,      Химику повезло,      легко      отделался.      Ему пока      безопасней держаться от тебя подальше. Кстати, в какой ты сейчас больнице?

– В городской.

– Конечно, не в сельской! Номер какой?

– Четвертый.

– Насколько я знаю, твой отец в коме. А в больнице с каким номером он лежит?

Стрелок понял намек.

– Не твое дело, ― отрезал он.

– Как хочешь, просто он сегодня утром в себя пришел, он на втором этаже. Это так, для справки.

Стрелок будто онемел и закрылся непроницаемой маской. Маша посмотрела на часы:

– О! Да я опаздываю! Извини, убегаю! ― она быстрым шагом направилась к выходу, на ходу добавив:

―      Вспомни, кто ты. По-моему, ты не из тех, кто радуется тому, что чуть не лишил жизни такого же чудака, как и ты сам!

Парень на соседней койке, тот самый, что тоже участвовал в потасовке, подозрительно зашуршал и издал нечто, смутно напоминающее смешок, но тут же предпочел раскашляться, чтобы не испортить такой драматический момент.

Некоторое время Стрелок сидел в тишине. Затем он приподнялся, опустил перебинтованную ногу, схватил костыли и неуклюже, с непривычки, попрыгал к двери. Он огляделся по сторонам, прежде чем показываться в коридоре, выбрал момент, когда помещение казалось пустым, и попрыгал дальше. По лестнице передвигаться было чрезвычайно сложно: больная нога ныла, а каждое касание к ней заставляло стиснуть зубы, но он поднимался. Один раз Стрелок чуть не споткнулся, поскользнувшись. Последние ступеньки он преодолел, держась за перила одной рукой, и прижимая костыли другой.

Маша выглянула из-за угла и сердечно поблагодарила за содействие притаившуюся там же медсестру.

* * *

Девушка сидела на кожаном диване в небольшом тупике холла на первом этаже, провожая глазами капли, стекающие по оконному стеклу. Она опиралась локтями на плотную спинку, не замечая времени. Вода бежала постоянными струйками, казалось, что вот-вот ручейки спрячутся за рамой, что этот бег прекратится, в конце-то концов! Но нет, появлялись все новые и новые, новые и новые капли. Да, ничего не заканчивается. Любой конец ― это только начало. Вот еще одно тому подтверждение: Полину меланхолию как рукой сняло, а чудодейственное средство уже ремонтирует бывшую «хату», он же ― источник информации о Стрелке, в миру ― Гоша.

Это даже к лучшему. Но дождь не кончается, впечатление, что он никогда не кончится. Через капли мир не такой правильный, скучный, привычный. Вся беда и радость в том, что все мы смотрим на жизнь будто через «капли»…

Неожиданно рядом плюхнулся кто-то, перечеркнув все очарование одиночества.

– Я вас долго искал! Психолог сказал, что не может справиться! Все пропало! ― сокрушенно воскликнул Березин, опустив голову на колени, закрыв лицо руками. ― Это конец, крах, все!

Девушке показалось, что футболист всхлипывает. Ей хотелось съязвить или просто пошутить, чтобы разрядить обстановку, но она не могла. Маша помнила, как рассказала о своей догадке касательно травмы и невозможности играть, как Дмитрий, даже не разобравшись в сущности проблемы, тут же ратовал за снятие установки… Ее рука сама собой потянулась к Дмитрию, хотела погладить взъерошенные волосы, коснуться рубашки, успокоить. Но она зависла в воздухе, побыла несколько мгновений и остановилась. А потом пальцы своими кончиками слегка пробежали по краям белого хаера… Девушка с трудом заставила себя признать: «Это не тот Димка!»

– Вы справитесь, я знаю. Ничего не потеряно, мы что-нибудь обязательно придумаем! Не сдавайтесь, не надо!

Смотреть на страдания человека, понимая, что бессилен ― ничего хуже и придумать нельзя!

– Все хорошо, ― внезапно выпрямился он. Девушка отдернула руку.

– И я вам про то же!

– Нет, все отлично! Это шутка, профессор справился! Мария, психолог сказал, что в этом большая ваша заслуга! Не знаю, чем вас отблагодарить!

Маша сначала разозлилась этой шутке: разве можно над этим смеяться! Но долго пребывать в таком состоянии не могла.

– Благодарить здесь на за что. Хотя… Обещайте быть осторожным.

– Что за просьба! Но если это так важно, тогда обещаю.

Дмитрий улыбался так счастливо, так близко, так открыто! Маша не могла не ответить. Интересно, на сколько процентов профессор уверен в результате!? Она повернула голову и увидела, как выглянуло солнце. Засверкали капли на стекле, заискрились и начали таять. Да уж, все когда- нибудь заканчивается, забывается, уходит. Что говорил Костя? Меньше думать о других, больше о себе. Ну и правильно!

Подождите. Костя. Мост. Вода. А правда ли у готов так распространен ритуал с резанием крысы? Есть ли он у них вообще? Был ли тогда Костя готом?

Все-таки хорошо, что мы не умеем пока предугадывать каждый шаг человека, читать мысли, будто открытую книгу. Ведь иначе жизнь стала бы намного скучнее, монотоннее, однообразнее. К тому же, в каждом из нас есть что-то такое, о чем другим лучше не знать. И это что-то человек имеет право хранить за семью печатями.

Хорошо, что можно верить улыбке, не задумываясь над тем, какого мнения о нас ее обладатель на самом деле. Хорошо и то, что мы можем снова и снова заглядывать в глаза вроде бы знакомого нам человека и задавать безмолвный вопрос: «Кто ты?»

Я не играю

Кто не играет, тот не живет.

Вся эта довольно странная и даже бессмысленная история началась с череды глупых совпадений и случайностей в день очередного домашнего матча нашего клуба. Я сидела на трибуне, читая конспект и мало следя за тем, что происходит на поле. Внезапно меня увлек поток возликовавших болельщиков, буквально подлетевших вверх от радости ― наши забили гол, похоже, кто-то из атакующей линии. А, да это мой подопечный ― Березин! Признаюсь, для меня долгое время все футболисты казались с высоты трибуны на одно лицо, но тут ошибиться просто невозможно! Белый хаер помог сориентироваться.

Что ж, поздравляю Дмитрия и себя тоже. Ведь, как сказал профессор, нападающий перестраховался, когда пришел ко мне повторно, а я поспешила с выводами о своей неудаче. Мне удалось разорвать связь в сознании Березина между голом и травмой, не повредив изначальной установки, оберегавшей его от излишнего риска. Так что, все прошло лучше, чем я ожидала.

Внезапно трибуны ахнули. Я ахнула вмести с ними, поддавшись мимолетному порыву конформизма, не зная причины такого поведения. Все прояснилось, когда я взглянула на поле: Дмитрий сначала «подарил сердце» (фирменный знак забитого гола), а потом поднял футболку ― под ней обнаружилась какая-то картинка. Форвард указывал на изображение и посылал зрителям воздушные поцелуи.

И все бы ничего, только вскоре на большом мониторе крупным планом показали эту пресловутую картинку. Тут моя челюсть опустилась от неожиданности ― на фотографии была я. Пару дней назад, когда я шла по коридору, Дмитрий попытался меня сфотографировать. Эта детская забава не пришлась мне по душе, поэтому я сделала строгое, насупившееся лицо ― свела брови, сморщила лоб, поджала губы. И такой меня видели в прямом эфире несколько десятков тысяч человек, если не сотен.

А Поля говорила, что у психологов неблагодарная работа, что о нас тут же забывают, как о плохом сне, когда он заканчивается! Хотя сначала я не оценила этого поступка ― слишком пафосно, открыто. Да и мог предупредить. Я бы сама принесла фотографию, где представлена в лучшем виде. Но с другой стороны приятно, что греха таить! Это очень мило ― поблагодарить вот таким образом, при всех. Ведь работа у нас складывалась непросто: он не хотел замечать своей проблемы, а я, вопреки всем законам психологии, пыталась решить ее раньше, чем ко мне обратятся официально.

Но дело даже не в этом поступке, а в том, что он за собой повлек. Несколько минут спустя мне позвонила Поля и спросила, когда я приеду, настаивая, что надо срочно поговорить. Так как на стадионе я уже успела увидеть больше, чем следовало бы, то в перерыве с чистой совестью покинула трибуну, страстно надеясь, что меня никто не решится сличить с хмурой девушкой на фотографии. Мое бегство (почему бегство, просто отступление!) прошло благополучно.

Сейчас, находясь в комнате для индивидуальной психологической разгрузки (благодаря стараниям Николая Степановича, у нас появилась и такая!), я провожу опись поступившего инвентаря, а передо мной продолжают стоять блестящие, загадочно ― выжидающие глаза Поли.

– А еще подруга называется! ― пожаловалась она.

– Что такого срочного случилось? ― недоумевала я.

– Как что?! ― неподдельно удивилась Поля, отломив приличный кусок шоколадки. ― Почему ты не сказала своей лучшей подруге, что в тебя влюблен один из самых симпатичных и популярных футболистов! Я- то думала, что у тебя одна работа все мысли занимает, а ты даром времени не теряла! ― широко улыбнулась брюнетка и отломила еще кусок от плитки. ― Еле дождалась, пока ты придешь, прямо сгораю от нетерпения!

– Ты смотрела прямую трансляцию? ― Поля уже давно снова стала равнодушна к футболу, поэтому такое поведение меня насторожило.

– Да, думала, Гошу крупным планом покажут, они же плакат в честь Дубинина разворачивали! Но ты от темы разговора не уклоняйся! Я вся в предвкушении счастливой истории любви, ты же знаешь, как я их обожаю! Ну, рассказывай! ― Поля потащила меня за руку к дивану, усадила рядом собой и, жадно заглядывая в глаза, приготовилась слушать.

– Я потому тебе ничего раньше не рассказывала, что мне сказать нечего! Дмитрий в меня не влюблен, он просто таким оригинальным образом выразил благодарность за оказание психологической поддержки после травмы. Вот и все.

Глаза Поли разочарованно потухли.

– И все? ― переспросила она недоверчиво. ― Ладно, пусть фотография ― это благодарность, а сердце, посланное в твой адрес? ― не унималась она.

– Сердце ― это всего лишь особый знак гола. Дмитрий уже давно так отмечает забитые голы.

Поля совсем сникла.

– Я не знала об этом! Извини, что сорвала с места! ― моя подруга, чтобы как-то оправдать свое поведение, раскрыла ноутбук и предложила еще раз пересмотреть интересный момент.

– О, тут интервью Дмитрия выложили! Давай посмотрим!

– Ладно, если тебе хочется.

Сначала корреспондент поздравил нашего форварда с победой и отличной игрой, затем осведомился:

– Кто, если не секрет, та девушка, изображенная на фотографии?

Дмитрий выглядел несколько уставшим, но глаза у него как-то особенно искрились. Я не смотрела прежде его интервью, может, он специально на камеру старается, но за несколько месяцев, прошедших под моим наблюдением, такой взгляд я почти не видела. Наверно, это знак полного выздоровления, в том числе и психологического.

– Это одна хорошая девушка, благодаря ей я в такой отличной форме, и этот гол также посвящен ей.

– Вы знаете, что мы, журналисты, обожаем ваш клуб за постоянное поступление свежей информации ― споры, конфликты, акции…

Да, профессионалы, умеют подольститься!

– А сердце вы тоже посвятили этой загадочной девушке? ― допытывался журналист.

– Сегодня я все посвятил ей! ― заключил Дмитрий и улыбнулся, обнажив столько зубов, сколько смог.

Поля отошла от монитора в задумчивости и посмотрела на меня оценивающе.

Мне кажется, Дмитрий переборщил. Конечно, он постеснялся бы сказать, в чем я ему помогла, но так двусмысленно завуалировать! Даже я, со своим достаточно высоким уровнем абстрагирования, не зная Дмитрия и сложившейся ситуации, могла бы допустить, что он питает симпатию к девушке на фотографии. Но я успела узнать Березина слишком хорошо.

– И как ты объяснишь его высказывания? ― Поля указала на монитор, где застыла улыбка Дмитрия.

– Он решил меня отблагодарить таким необычным образом, а сам ― это за ним водится ― не подумал, что у него будут спрашивать, кто девушка на фотографии. Дмитрий очень кичится своим образом самоуверенного, настойчивого, успешного парня, в глубине души боясь, что его могут счесть слабаком, неудачником. Он не мог сказать правду, что я помогала преодолеть психологические трудности ― это разрушило бы сложившейся имидж. Поэтому он говорил полунамеками.

Я так подробно и обстоятельно все описала, что Поля почти мне поверила.

– И правда, ― вздохнула Поля. ― Чтобы покорить такого красавчика, нужно быть очень богатой, популярной, успешной, безумно красивой. А мы с тобой, ― девушка подвела меня к зеркалу, ― совсем обычные.

Я утешила себя тем, что мысль о симпатии Березина ко мне могла прийти в голову только такой романтичной девушке, как Поля, да и та вскоре отказалась от своей первоначальной догадки.

Но не тут-то было. На следующий день мы с профессором командовали разгрузкой будущей психологической комнаты, которая раньше служила для хранения архивов клуба. Теперь бумаги перевозили в специально оборудованное подземное хранилище. Николай Степанович давно задумывал отдельный процедурный кабинет, где бы проводилась работа с клиентами, а также, куда могли прийти футболисты и работники клуба, чтобы отдохнуть и восстановить душевное спокойствие. Тем более, эта комната соседствовала с нашей.