Ангел с разбитыми крыльями

– Обоссаться! Единственный сынок Санторо оказался фотографом! Сдохнуть от смеха! Не мог поспособнее состругать сынка! А теперь мы его в два счета разделаем! Джанни, этот идиот что, и правда, считал тебя другом?

– Заткнись, Ренцо.

И снова грубый, натянутый смех, словно это не люди, а страшные птицы слетелись над мамой, и бьют над ней крыльями, раздирая когтями.

– Заканчивай ее драть, Фред, она мертва.

– А задницей шевелит, будь здоров!

– Кончай, сказал! Надо спрятать тела и сжечь машину.

– Массимо, ты слышал? Стоп… Кто это у нас здесь?

– Ренцо!

Они заметили меня, или услышали мой плач, но один из них, самый молодой и еще безусый, подошел к нашему автомобилю и выволок меня наружу за шиворот. Бросил на камни.

– Парни, похоже он всё видел.

Минуту все молчали. Видимо, такого поворота не ожидали даже они.

– Джанни, – отозвался тот, который Массимо. – Санторо никому не простит, если узнает.

– Знаю.

Их фигуры и лица я восстанавливал в памяти много лет. Каждое движение, каждую черту и слово.

И каждый раз это воспоминание возвращает меня в бесконечный ад, в котором секунды оборачиваются часами. И вновь тот, который со шрамом на толстой губе, подходит ко мне и медленно присаживается на корточки. Сверлит черными глазами, не скрывая своего лица. Рассматривая так же внимательно, как я его. Лицо убийцы моих родителей.

– Малыш, ты умеешь плавать?

Он спросил меня почти ласково, но я знал, что передо мной чудовище, и не ответил.

Я захлёбывался рыданием, и было так страшно, что я глотал собственный плач, боясь издать хоть звук.

Он ударил меня по лицу.

– Нет!

– Не умеешь. Но ничего, научишься. Парни, – скомандовал Скальфаро, вставая, – столкните его! Нам не нужны свидетели, мы и так увлеклись. На нем нет следов, так что просто сбросьте в реку.

Нет, этот Джанни не боялся убить меня лично. Он знал, что делал. Но ему нужны были гарантии молчания, и в тот миг он связывал их всех одним преступлением.

Они стояли и молча стреляли в землю у моих ног, пока мой плач не превратился в крик ужаса. Я видел по их взглядам, что каждый понимал: в этом убийстве он заходит за черту, но ни одного это не остановило.

Потом я сорвался с края моста и полетел вниз. Ударился о воду, и холодная река унесла меня на глубину вместе с цветными картинками моего прошлого.

Я умел плавать, я соврал.

Но лучшее бы тогда я умер.

Настоящее время…

– … Господин комиссар, и еще один вопрос от радио «Нордика Италия». Как вы думаете, может ли убийство адвоката Федерико Ла Торре быть связано с именем предпринимателя Марио Санторо и давним конфликтом, который повлек за собой войну криминальных кланов? Я имею в виду дело об убийстве Ремиджио и Лары Санторо семнадцатилетней давности, по которому одним из подозреваемых проходил сын убитого адвоката, Массимо Ла Торре.

– Нет. Не вижу никакой связи между названными вами людьми.

– Ну как же. Позволю себе напомнить слушателям радио, что именно Федерико Ла Торре выступал на суде адвокатом защиты и блестяще разбил сторону обвинения, которая строилась на показаниях самого Марио Санторо. Убийство его сына и невестки, известной модели Лары Айс, так и осталось нераскрытым. Также не было найдено и тело его восьмилетнего внука Адама. А позже Федерико Ла Торре с группой своих адвокатов взыскал с Санторо гигантскую компенсацию за клевету и судебные издержки.

Тогда на выходе из суда Марио Санторо поклялся, что рано или поздно каждый виновный в убийстве понесет заслуженное наказание – это было на всех заголовках газет, а через некоторое время по Ламбардии прокатилась череда смертей глав криминальных кланов. Не кажется ли вам, господин комиссар, что эта история может иметь продолжение? Ведь говорят, что Марио Санторо и сегодня негласно остается одним из влиятельнейших представителей итальянской мафии.

– Говорят? Послушайте, уважаемый, вы сейчас строите домыслы и конспирологическую теорию уровня «Есть ли жизнь на Марсе?» А наш полицейский департамент следует исключительно букве закона. Мы делаем всё возможное, чтобы расследовать данное преступление. Все новости по делу будут освещаться через отдел прессы. Что же касается личности Марио Санторо, то хочу напомнить, что вы говорите об уважаемом бизнесмене и меценате. На вашем месте я бы поостерегся бросаться подобными заявлениями.

– Это не заявление, господин комиссар, это предположения, которые возникли не на пустом месте. Известно ли вам, что в недавнем интервью, которое Марио Санторо дал одной из своих газет, он сенсационно заявил, что намерен передать управление страховым бизнесом и компаниями внуку Адаму, который закончил престижный университет в Швейцарии и получил прекрасное юридическое образование. Но где и при каких обстоятельствах нашелся Адам сеньор Санторо отказался рассказать и ничего не комментировал. Однако всем любопытным ясно, что светловолосый парень, которого заметили в его обществе, не может быть настоящим Адамом. Стоит только взглянуть на фотографии восемнадцатилетней давности. Это парень не имеет ничего общего с ребенком Лары Айс!

– И? Что вы хотите, чтобы я прокомментировал? Личную жизнь граждан Италии? Наличие семейных родинок на задницах их любимых чад? Вы полагаете это в моей компетенции?

– Нет, но я хотел уточнить…

– Следующий, пожалуйста! Не вижу смысла реагировать на ваши провокационные вопросы.

Я выключил радио, снизил скорость и свернул на боковую дорогу. Проехав тихий участок между богатыми виллами, остановил автомобиль у белых ворот и приспустил стекло на двери.

– Это я, Алонзо, – коротко бросил в переговорное устройство.

– Вижу. Открываю.

Ворота распахнулись, и я въехал в поместье моего деда. Неслышно повел автомобиль по дороге, медленно спускаясь по извилистому треку к дому.

Вилла на озере Комо сменила свое старое название на новое «Лара», но осталась тем же красивым местом, каким я его запомнил в детстве. Когда я нашел виллу десять лет назад, то уже не был тем счастливым ребенком, которым это место меня помнило. Я был полон решимости уничтожить здесь каждый куст, каждое дерево и цветок, посмевший вырасти без моего участия. Но прежде хотел убить того, кто легко забыл и предал свою кровь.

Кто не нашел меня, когда я в этом больше всего нуждался, валяясь в горячке или избитый беловолосым ублюдком на земляном полу с такими же одинокими и потерянными душами. Я еще долго жил памятью о высоком, сильном человеке, и верил, что он придет и спасет меня. Вырвет из цепких рук инока Сержия. Пока эта вера не истлела и наконец умерла под новым крестом, появившимся на дальнем холме в саду.

Я даже не заметил, как её место заняла злость, которая выросла во мне вместе с силой. Пока однажды эта злость не превратила меня в демона, и я не освободил себя сам.

Тогда деда спасла охрана и его верный друг Алонзо, который вырубил меня шокером и был готов пристрелить. Но прежде мне удалось пробраться в дом, подобраться к шее Марио и оставить на ней следы. Однако шок деда, когда он узнал меня в скорчившемся на полу злом оборванце, каким я предстал перед ним, сила и радость, с какой он раскидал охрану, кинувшись ко мне – в тот вечер нам обоим сохранила жизни.

Тогда я впервые увидел, как горько плачет Дон Санторо, но сам лить слезы давно разучился. Я не простил деда, и наказал тем, что сначала ушел, а потом, когда он нашел меня на берегу, спящим под деревом в одних шортах и драных кедах, которые я стащил у зеваки-дальнобойщика, самоуверенно заявил ему, что сам совершу вендетту. Что я за этим вернулся и пусть не мешает, иначе он никогда не узнает, кто убил его сына и мою мать.

– Никто не сможет мне помешать! Я найду их всех и убью!

Мне еще не было пятнадцати, и ставший за эти семь лет совсем седым Марио, сел рядом и опустил руки на колени.

– Адам, когда ты вошел в дом, охрана уже две минуты наблюдали за тобой, думая, что на виллу залез малолетний вор, не имеющий понятия, кто здесь живет. Я успел убрать собак, чтобы они не разорвали дурака, и это спасло тебе жизнь. Но смерть не прощает ошибок и в следующий раз ты будешь мертв прежде, чем сможешь войти в дом своего врага.

– Не говори мне! Нет такой силы, которая лишит меня права на месть! Я ничего и никого не боюсь!

– Есть. Эта сила – глупость и самонадеянность юности. Жар ненависти и горячность сердца. А местью руководит разум! И ты боишься. Если заглянешь в себя, то поймешь, что боишься умереть, не отомстив за смерть родителей. Этот страх живет и во мне тоже. Я знаю, о чем говорю. Я помогу тебе и не стану мешать, даю слово. Но у меня есть условие.

– Ты не имеешь на это гребанное условие права! Ты бросил меня там, Марио! С ним! Я ненавижу тебя!

Я не успел моргнуть и вскочить с земли, как что-то холодное и твердое уперлось в мой подбородок, заставив заткнуться. А дед изменился до неузнаваемости, натянувшись в моменте, как старая жила, которую не перерубить.

– Ну, попробуй! Останови меня, сопляк!

Мы оба молчали несколько долгих секунд, глядя в глаза друг другу, пока он не отвел пистолет и не положил его рядом с моим бедром. Разом осунулся, вернув руку на колено.

– Давай, чего ждешь? Стреляй, твоя очередь.

Я сглотнул пересохшим горлом, но не двинулся. И тогда дед заговорил.

– Ты можешь ненавидеть меня, Адам, но тебе не справиться сейчас даже со стариком. Ты недостаточно умен, недостаточно силен и хладнокровен для мужчины Санторо. Месть бурлит в тебе, а должна застыть и затвердеть, как лед, только тогда твоя рука будет готова разить и вершить суд. Сколько их было?

Он спросил глухо, глядя на воду, но я понял.

– Четверо.

– Имена?

– Иди к дьяволу!

– Ты умеешь стрелять? Держал когда-нибудь огнестрельное оружие в руках?

– Нет, никогда.

– Управляться с ножом?

– Умею. Сам научился.

– Убивал?

Не знаю, чего он от меня ждал, но я не задержался с ответом. Упрямо расцепил губы:

– Да.

– Жалел после?

А вот здесь уже сдержать себя не вышло, и из груди выплеснулась ярость:

– Нет! Я убил бы его снова! Ненавижу!

Пистолет сам лег в руку, и я сжал на нем пальцы.

– Расскажи мне! – потребовал от Марио, жадно рассматривая вещь. – Что это? Как работает?

Странный разговор для деда и внука, не видевшихся семь долгих лет, за которые я успел вырасти до его роста, а он постареть. На моей коже горел след от шокера, худые ребра и спину покрывали шрамы и синяки, а бритая голова успела вновь обрасти волосами, но мне было плевать. Я вернулся, нашел свой дом и теперь хотел знать, как достать своих врагов.

– Это «Глок». Пистолет с 17-зарядным магазином. Рассчитан на десять тысяч выстрелов, разбирается за несколько секунд. Чтобы снять ствол, достаточно отвести затвор и нажать на рычаг-замыкатель.

– Покажи.

Щелкнул замыкатель. Наши пальцы пересеклись, но я не вздрогнул, как вздрагивал каждый раз, когда меня касался инок Сержио. Напротив, что-то теплое и родное согрело кожу, как только я ощутил тепло деда, словно так и нужно. Так и должно быть.

– Вот так. Используется с девятимиллиметровыми патронами. Выполнен из высокопрочного пластика, поэтому достаточно легкий, чтобы успеть выстрелить прежде, чем тебя убьют.

– А есть еще? Другие! Я хочу увидеть!

– Есть. У меня много чего есть, Адам, но не всё сразу.

Я поднял взгляд на деда. Он тоже смотрел на меня со слезами на глазах. Изучая, рассматривая… и ужасаясь. Я был похож на избитого дорогой волчонка, который вырвался из клетки и теперь смотрел на мир, оскалив клыки.

– Сначала, я хочу знать, мальчик, где ты был и кто сделал тебя таким. Кто помешал мне найти тебя. И кто за это заплатит!

Как долго я об этом мечтал. Хотел услышать именно эти слова. Но больше нет.

– Поздно. Он умер. Я убил его.

– Полиция?

– Дом сгорел. Никто не знает моего имени. Там, где я жил, меня звали Рино. И я не мальчик, дед, ты в этом убедишься.

– Десять лет, Адам. Это мое условие. Ты дашь мне десять лет и станешь тем Санторо, который отомстит за свою семью. И если будешь готов, я уступлю тебе это право, клянусь. Но не раньше. Иначе перебью всех сам! Скальфаро? Скажи, ты помнишь его? Он был среди тех четверых?

Я никогда не проговаривал эту фамилию вслух, и когда она внезапно прозвучала, мои пальцы сжали пистолет и побелели. Я вскочил и только тогда понял, что совершил ошибку.

– Не смей, Марио, он мой! И я не стану ждать! Найду и убью!

– Мориса Скальфаро больше нет, я позаботился об этом. Но оба его сына живы. – Голос деда звучал спокойно и тихо. – Который?

Я упрямо молчал, чувствуя, как дрожат ноги. А потом внезапно упал, скошенный умелым ударом, и оказался прижатым к деду спиной. Рванулся, но это не помогло – Марио Санторо держал меня мертвой хваткой у своей груди и заставил его расслышать:

– Я старею, но еще способен перекусить хребет каждому. Только скажи, Адам, кто, и я его разорву! Я отдам тебе всё, чем владею…

– Плевал я на твои деньги! Я хочу мести!

– Тот, кто вступит в эту схватку, не выживет, ты понимаешь это, дурак! Наши враги стали сильнее. А я хочу, чтобы ты жил! Жил!

Я все-таки вырвался, недаром в наших венах текла одна кровь. Обернулся, поднял руку…

– Так, как я жил – лучше бы сдох!

…И выстрелил.

Нажал на курок, но пуля осталась в стволе. Тогда я еще ничего не знал о предохранителе.

А я остался жить. В другой стране, под своим именем, ни дня не забывая о твердом слове, данном мне Марио Санторо.

– Хорошо, дед. Десять лет и ты научишь меня всему! Но у меня есть свое условие. Я не один. Ты примешь и его тоже!

Глава 6

Я вышел из машины и вошел в дом. Пройдя через холл в широкую гостиную, снял с головы низко сидящую кепку, стянул куртку и бросил на диван. Из глубины дома прибежали собаки, два рослых черных мастифа, и сели у ног.

Следом за ними послышались шаги хозяина виллы и в проеме встала знакомая фигура Марио Санторо. Все еще плечистая и рослая. Правда сегодня дед выглядел непривычно бледным и осунувшимся.

– Доброе утро, Марио.

– Адам… слава богу, ты цел! Две ночи от тебя ни слуху! Я уже приготовился поднять своих ребят на поиски. Погода жуткая, и ты как в воду канул!

– Дед, не вмешивайся. Ты обещал. Только если я не доведу дело до конца, ты закончишь. Не иначе.

– Да. Но копы шерстят все дороги. Ты как?

– В порядке. Но если еще раз посадишь мне на хвост Тони, я его не просто вырублю, а пришлю тебе по кускам в деревянной коробке.

– Я этому парню доверяю. Он мой лучший телохранитель.

– Вот и держи его при себе, мне так спокойнее.

– Держи? Умник! Тони сейчас валяется в лазарете у Селесты и мечтает свернуть тебе шею так же, как я, мальчишка! Ты рисковал! Ла Торре, как чувствовал, выехал с охраной, глупо было соваться одному!

– Проехали, дед.

– И где ты был? Ни в одной из квартир не появился, что я должен был думать?

– Пока не увидел мой труп, что я жив.

– Свидетели?

Перед мысленным взором мелькнуло зеленоглазое лицо моей ночной незнакомки. Испуганный взгляд распахнутых глаз и золотистая прядь волос на щеке. След на нежной шее от моих губ, который она старалась прикрыть.

И я до сих помнил запах и тепло ее кожи.

– Нет, – ответил суше, чем хотел. – Никого. Но Массимо повезло уйти. Сможешь проследить, чтобы эта паскуда не дернулась за границу? Я достану его в ближайшие дни.

– Уже слежу. После смерти Федерико эта вошь забилась под ковер на своей вилле и обложился полицейской охраной. Вчера об этом трубили все новостные телеканалы, и я уверен, не без его подачи. Он не дурак и надеется выиграть время, чтобы понять, кто с Ла Торре сводит счеты. Так что придется подождать.

– Он пытался с тобой связаться?

Я медленно опустился на диван, откинул плечи и расправил ноги. Погладил широкий лоб пса, который тут же опустил голову на мое бедро.

Дед подошел ближе, жадно и с беспокойством меня разглядывая.

– Да. Прислал человека. Божится Святой девой и жизнью матери, что никогда не шел против Санторо. Просит о защите.

– Лживая тварь!

Мои челюсти сжались, словно сомкнулся капкан. Мастифы тут же вскинули морды и зарычали, оглядывая периметр комнаты. Я вспомнил лицо своего врага и заставил себя разжать зубы:

– И безбожник. Придется объяснить ему, что небеса лжи не прощают.

– Мои люди в полиции зажмут эту крысу на его вилле так, что ему станет душно. Как только удавку ослабим, он ринется в бега, и вот здесь ты его возьмешь. Но, Адам, будет сложно. Когда Ла Торре поймет, что обречен, он станет вдвойне опасен.

Я медленно кивнул. Дед держал в руке стакан с водой, протянул мне, и я залпом влил его в себя.

– То, что нужно. Отправь Массимо черный конверт с меткой Санторо и фотографией Лары. Я хочу, чтобы он знал, кто его убьет.

– Хорошо.

– И, Марио, разбуди Селесту. У меня к твоей даме дело.

Однако высокая темноволосая женщина средних лет в наброшенном на пижаму халате уже входила в гостиную, на ходу надевая очки и приглаживая рукой взъерошенные после сна волосы.

– Адам? Я уже проснулась. Что случилось?

Я поднялся с дивана ей навстречу, игнорируя боль, которая пульсировала в теле. Я мог не замечать её часами, но сейчас боль мешала, как раздражающая помеха. Мне следовало от неё избавиться, чтобы двигаться дальше.

– Доброе утро, Селеста. Меня надо зашить. Ничего серьезного, ножевое, но я должен быть в деле. У тебя есть несколько дней.

Дед услышал про ранение и дернулся было, но промолчал. Смял пятерней рубашку на груди и нахмурился. Сейчас было не время Дона Марио, и он это понимал.

Селеста мгновенно подобралась, оценивая опытным взглядом мое лицо. Считала бледность кожи, ширину зрачков и сухость губ. Царапин на мне тоже хватало, поэтому она спросила прямо:

– Сам дойдешь до кабинета? Или подставить плечо?

– Дойду, мэм.

– Тогда идем. Марио, жди! Сделаю всё, что могу! – бросила поверх плеча своему мужчине, уже выходя из гостиной, и, как всегда, это было больше, чем обещание.

Сделает любой ценой, если дала слово, мы оба это знали.

Селеста Палермо появилась на вилле «Лара» десять лет назад, вскоре после того, как я вновь переступил порог этого дома и привел с собой Тео.

В прошлом военный врач-хирург, а после – реабилитолог, она в сорок лет потеряла в Африке мужа, побывала между жизнью и смертью, и осталась совершенно одна. Детей у неё не было, и я не знаю, где Марио нашел Селесту, но именно она стала вторым после него человеком из большого мира, с которым я установил контакт.

У неё была обожжена щека и повреждено веко, она не была красавицей и не старалась понравиться. Когда мы встретились, эта немолодая темноволосая женщина подолгу молчала и редко улыбалась, но, если уже говорила, то её слышали.

Я сам вытянул себя из ада, но Тео без ее помощи не справился бы. Никто не ждал от неё невозможного, но она терпеливо и упорно латала тело и душу моего друга, молчала с ним неделями, если он не желал говорить. Учила читать и писать, коммуницировать с миром, медленно, по кирпичику разбирая между ними стену барьера. А потом их привязанность вдруг стала взаимной.

Наверное, поэтому она осталась с Теодоро и провела эти годы в Швейцарии, поселившись под вымышленным именем в одной из неприметных деревень недалеко от моего университета. В старом, тихом шале, куда я изредка мог возвращаться, словно домой, чувствуя необходимость видеть их обоих.

Не знаю, в какой момент Тео поверил, что она его мать. И не знаю, чего это стоило самой Селесте. Со мной ей никогда не было просто, так что доверительных разговоров между нами не возникало. Я подолгу пропадал на улицах Цюриха, Рима, Берлина… узнавая лицо и изнанку мира, помня о том, в чем нуждался и к чему шел. Так было в прошлом, и так оставалось сейчас.

И все же Селеста была для меня кем-то большим, чем просто женщиной моего деда.

Мы вошли в ее кабинет, в комнату с медицинским оборудованием, которая находилась здесь же, на первом этаже трехэтажной виллы. Я снял футболку и дал ей бегло себя осмотреть. Привалился спиной к стене.

– Раздевайся до белья и ложись на кушетку, Адам. Я надену перчатки.

Рано утром мне пришлось пройти с десяток километров, затем провести время за рулем, прежде чем попасть сюда. Рана на боку успела вновь намокнуть, и со штанами пришлось повозиться.

Увиденное Селесте не понравилось. Она недовольно сомкнула губы, но своей сдержанности не изменила. После паузы осмотра произнесла достаточно отчетливо, чтобы Марио за дверью ее расслышал:

– Многочисленные повреждения разной степени тяжести по всему телу. На затылке гематома, зрачки расширены, но белки чистые. Повтори «адронный коллайдер».

Я, не споря, повторил.

– Тошнота, головокружение, носовое кровотечение?

– Нет.

– Шестой номер в квалификации химических элементов?

Черт! Нашла, о чем спросить. Пришлось напрячь память.

– Углерод.

– Сознание ясное. Сотрясение есть, но ты справишься. Что у нас здесь? – Селеста аккуратно сняла повязку с моего плеча и нахмурилась. – Обширная гематома с разрывом мягких тканей. Рукой шевелить можешь? В полном объеме.

– Могу.

– Хорошо. У тебя на редкость крепкие сухожилия, парень, другому бы так не повезло.

Она сняла повязку с ребра и, осмотрев порез, побледнела:

– И ты точно родился в рубашке.

Я бы мог с ней поспорить насчет последнего, но не сейчас.

– Сомневаюсь.

– Раны чистые. Регенерация тканей идет полным ходом. Кто тебя обработал?

Селеста внимательно смотрела на меня, понизив голос.

– Сам.

– Не верю.

– Мы с тобой не на суде, женщина, и не под присягой, чтобы ты мне верила.

– Адам… я вынуждена сообщить Марио.

– Черт! Просто зашей меня! Или я сделаю это сам!

Я уснул там же, на кушетке в кабинете Селесты. Обезболивающее всегда вырубало меня лучше любого снотворного. А когда проснулся и спустил ноги на пол, на ковре уже сидел Тео с планшетом в руках. Его светлая, кудрявая голова качалась из стороны в сторону в такт музыкальному ритму, который звучал в его наушниках.

Наверняка какой-нибудь древний саундтрек, типа «Shell Shocked» или «Ghostbusters» Рея Паркера младшего. Он обожал «Черепашек ниндзя» и «Охотников на привидений». С момента, когда мы попали в этот дом, мы оба выросли, но, как Селеста ни старалась, этому парню по-прежнему оставалось двенадцать.

Правда иногда, когда он выдавал тезисы типа: «А знаешь, Ангел, жизнь – это не бег вперед, все ошибаются. Жизнь – это момент покоя. Когда стоишь с закрытыми глазами и знаешь, что ты просто есть. Как птица, которая устала махать крыльями и теперь парит над землей, понимаешь?»… я мог дать ему все девяносто. Потому что всякий раз мне не было что на это ответить.

Он мог месяцами не замечать мое отсутствие, но, когда я появлялся, часами не отходил от меня и помнил каждую деталь нашего последнего разговора, словно он произошел вчера.

Не знаю, каким чудом мир сохранил в нем наивность, но когда ребенком мне казалось, что ад никогда не закончится, потому что Бог обошел стороной стены монашьего дома инока Сержио, именно в Тео я черпал веру, что есть сила, неподвластная беловолосому ублюдку.

Тьма вокруг нас множила ужас и ненависть, мы оба каждую ночь умирали, но наступал новый день, и Тео снова смотрел на меня наивными голубыми глазами.

«Ангел, смотри, какой красивый жук. У него зеленые, блестящие крылья и мохнатые лапки. Сейчас я его посажу на ветку, и он улетит! – Тео улыбался, осторожно рассматривая в своей ладони жука. Затем посадил его на толстую ветку груши. – Когда-нибудь и мы с тобой улетим отсюда, как этот жук. Ты мне веришь?

– Нет.

– У отца Сержио нет власти над жуком.

– Он не отец, а гребанный мудак! И ему не нужна власть, чтобы просто его убить!

Я даже замахнулся, чтобы ударить кулаком по стволу, но Тео меня опередил. Взял и посадил жука мне на лоб.

– Не убьет. Тогда ему не останется чем любоваться! И монстр из зеркала убьет его самого.

– Я не понимаю твои дурацкие загадки, Тео! Здесь нет ни одного зеркала! – Я с раздражением снял со лба жука и бросил на землю. Но друг поднял его и запустил в небо. Тот тут же расправил блестящие крылья и полетел. – Скажи нормально!

– Я и говорю. В зеркалах живут монстры, поэтому отец Сержио не любит в них смотерть и прячет от нас. Ему нравится смотреть на Ангела.

– Перестань называть меня этим дурацким прозвищем! Меня зовут Адам!

У Тео испуганно расширяются глаза, он прыгает ко мне и закрывает рот ладонью.

– Нет, ты Ангел! Я точно знаю!

Мы все брили головы общей машинкой для стрижки волос, с этого начинался каждый день четверга, а дальше следовало обязательное обливание холодной водой и молитва, после чего у половины детей инока Сержио от кашля рвало горло и выворачивало кишки.