скачать книгу бесплатно
– А дальше чего делать будешь?
– Поглядим. Не пойду я домой, Варюх, тошно мне там.
– А кому сейчас легко… Ты хоть жрал чего?
– Откуда? Денег-то нет.
– На водяру, значит, есть?
– Не-е, это мы с Иванычем в гараже три дня квасили, он ставил. А здесь я недавно, второй день всего.
– И как?
– Везде люди живут.
– Ладно, Федор, я могу тебя понять, в смысле Любки, но так тоже нельзя. Ты чего здесь навеки поселиться собрался? Хозяева приедут, выпрут тебя отсюда.
– Пусть. Домой все равно не пойду.
– Да разведись ты с ней, если жить не можете по-человечески! Ты мужик еще молодой, найдешь бабу нормальную, без заходов.
– А Любка? Куда ее? Комнату ведь не разменяешь.
– Откуда явилась, туда пусть и отправляется, большая проблема.
– Да не, нельзя так, Варь.
– А в говно тебя втаптывать на глазах у изумленной публики можно? Мужик ты или нет, в конце концов!
– Да я уж сам не знаю, кто я есть… Плохо мне, сестричка, ей-богу.
– Да уж вижу. Ладно, пойду я. Ща Сазона пришлю к тебе, он пожрать притащит.
– Любке не говори, где я.
– Ага, разбежался. Пусть ей, заразе, стыдно будет. Скажу обязательно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ГДЕ ТЫ, ФЕДЯ?
Домой я летела на крыльях. Еще бы! Как бы там ни было, а Федор все-таки нашелся, живой – здоровый. Захожу, а эти халявщики фестивальные сидят в кухне, лясы точат.
– Сидите, значит? – говорю.
– А че еще делать-то? – Сазон сидит и жрет чего-то.
– Тебе-то я сейчас мигом дело найду.
– В чем дело-то, объяснить можешь? – Оксанке интересно стало, чего это я влетела, как буревестник, можно подумать, не знает, куда я ходила.
– Федя нашелся. Иди, Юрок, ему пожрать отнеси и свечек, что ли, а то у него там темно, как у негра в одном месте. Вот, щей ему отнеси, я колбасы отрежу… Оксан, у тебя хлеба нет? Я сегодня еще не ходила.
– Постой, расскажи сначала, где ты его нашла-то? – Оксанка от новостей таких ошалела.
– Где искала, там и нашла, на погорелках. Сидит там в темнотище, страдает с перепоя. Юрик, ты ему пива купи, что ли, а то уж больно жалкий он, пусть здоровье поправит.
– Ну, блин, сосед дает! – сияет Сазон. – Бомжует, значит?
– Ничего смешного, между прочим. Я его уговаривала домой вернуться, он не хочет. Может, одумается через пару дней и придет все-таки… Пойду Любке скажу, где ее благоверный обретается.
Сказала, блин. Этой дуре, хоть говори, хоть кол на голове теши. Ей говорят, что мужик от нее на край света готов свалить, а ей хоть бы что. Я б со стыда сгорела. Наверное, я никогда в ее политику не въеду. Неплохо бы ей самой разобраться, чего она от жизни хочет и от мужа своего. Вышла я из ее комнаты, как говном облитая, хреново, когда тебя не понимают. Всегда так: хочу как лучше, а получается хрен знает чего. Может, и не надо мне было в это дело лезть, пусть бы сами и разбирались, но Федька-то там голодный в этом бомжатнике сидит. Родной сосед все-таки.
Пошла я к Оксанке. Сели мы с ней, лимончик порезали и вмазали коньячку, который мне клиент один презентовал. Посидим, думаем, Сазона дождемся. Может он Федьку по-своему, по-мужицки, уговорит вернуться. До двух часов ночи мы сидели, так и не дождались. Часов в двенадцать соседушка наш пропащий появился, который в Люськиной комнате живет. Он, наверное, ошизел от наших базаров, пока в кухне кофе себе варил. Мы его пригласили на оставшийся коньяк, а он неожиданно согласился и даже принес еще чего-то выпить, не помню, правда, чего. Обычно он даже не здоровался почти никогда ни с кем, а тут, надо же, едрена-макарона, примкнул к компании. Я тогда подумала, что он на Оксанку глаз положил. Оксанка довольная, сияет, как новый гривенник, но такую чушь несет! Можно подумать, мужику интересно про Федьку слушать! А он такой вежливый весь из себя, так слушает внимательно, поддакивает, вопросы даже задает, куда деваться! Вот с ним и просидели мы до двух ночи. Сазон, думаем, и не придет сегодня, не иначе опять по бабам подался, ему ж вечно его стручок покоя не дает. Так и разошлись спать по комнатам.
Утром Юрик появился никакой, в сосиску просто. Мы с Оксанкой пытались его выспросить насчет Федьки-то, а он совсем лыка не вяжет. «Федор, – говорит, – спит, я ему печку натопил, он щей нажрался и заснул, а я к бабам пошел». Сколько они, скоты, выпили, нам узнать не удалось. Ладно, думаю, я чуть попозже прогуляюсь сама, проведаю Пухова.
Весь день у меня был забит. Моталась по клиентам, как бобик помойный, не до Федора мне было, если честно. На другой день, к вечеру, Витька приехал, с ним мы и побрели на погорелки к соседушке моему, чудотворцу хренову. Заходим в дом, а та-ам! Все, что можно было разворотить, все разворочено, черт ногу сломит. Даже в этой темнотище понять было можно, что Федором там и не пахнет. Витька предложил за фонариком сбегать, чтоб посмотреть все как следует, а я вспомнила, что Сазон Пухову свечки отнес, надо только их найти. Первое, что нам в глаза бросилось при свете свечки, которую мы все-таки отыскали, это здоровенные часы напольные. Старинные, почти до потолка высотой, а главное – так покоцанные топором или еще чем, что сначала даже непонятно было, что это такое за предмет. А вокруг бутылок из-под водки штук десять, наверное. Ну, думаю, сволочи, нажрались, устроили здесь непонятно что. На хрена все ломать-то было! Ворчала я, ворчала, бродила, спотыкаясь, по развалюхе этой, а Витек мне и говорит:
– Не нравится мне это, чего-то здесь было не то…
– А чего «не то», если нажрались они здесь, как свиньи, и устроили… Подрались, может?
– Вряд ли. Посмотри, Федька здесь спал? – Витька показал мне на топчан.
– Вроде здесь, больше, кажется, и негде.
– На фига было топчан рубить топором, на котором спишь? Федя до такого не додумался бы даже спьяну, он мужик хозяйственный, не стал бы свою единственную кровать ломать. Здесь искали что-то. Посмотри, все разворочено, где могло что-то лежать.
– Тебе бы следователем работать! А Федор куда делся? Кто-то чего-то не нашел и решил Федора пьяного с собой прихватить, чтоб порожняком не мотаться, так что ли? – смеюсь.
– Веселого мало, на самом деле.
– Вечно ты со своей подозрительностью! Почему обязательно должно что-то криминальное произойти? Меньше отирался бы рядом с бандюками, спокойней был бы.
– У меня работа такая. Хватит базарить, давай все, как следует, посмотрим, если найдем что-то, подтверждающее мои подозрения, пойдем к ментам.
– И какие у тебя подозрения?
– Может, они вчера спьяну поцапались с Сазоном! Мало что ли бытовух на этой почве происходит?
– Ты думаешь, что Сазон его убил и съел?
– Да откуда я знаю, что этот деятель спьяну может?
– А искали здесь чего? – не унимаюсь.
– Мало ли чего… бутылку, может.
Искали мы с Витькой неизвестно чего еще целый час, не нашли ни хрена, устали только, как собаки последние. Решили посоветоваться с остальными и, в случае чего, отправить Любку в милицию. Когда мы пришли, Сазона дома не было, ушел продавцам зарплату выдавать, а все остальные, в том числе и сосед из Люськиной комнаты (его, кстати, Валеркой звать), сидели на кухне трепались. Любка Пухова тоже присутствовала. Когда мы вошли, разговоры прекратились, а Любка состроила такую рожу, как будто я ей должна чего. Мы с Витькой панику создавать не стали, так, между прочим, сказали, что ходили к Федору, а его не было. Мы не ожидали, что Сазона дома не будет, хотели сначала у него спросить, что вчера произошло. Сазон так и не появился, вызвав у Витьки кучу подозрений. Витьке нужно было в ночную смену собираться, поэтому он заторопился на работу, оставив меня в полном недоумении. Мне что-то не очень верилось, что наши мужики могли до смертоубийства налакаться, хотя, конечно, хрен их разберет, мужиков-то. Решила, буду Сазона караулить, когда б тот не явился домой, и выспросить у него все что можно. К ночи все с кухни разошлись, остался только Валера. Я предложила ему чайку попить, и мы разговорились про Федора. Валера показался мне человеком, внушающим доверие, и я решила с ним посоветоваться, что дальше делать. Про бардак-то в доме Игнатьевых мы с Витькой так никому и не сказали, я решила с Валерой все-таки поделиться Витькиными соображениями, ведь со стороны, как говорится, иногда виднее бывает, а Валера человек почти посторонний, мало ли, может, заметил что странное в Сазоновском поведении. Но Валера ничего не заметил, разве то, что Юрика колбасило сильно, что не удивительно, поскольку тот на ногах давеча не держался. Ладно, думаю, надо будет Лешке позвонить и с ним посоветоваться. Да и Любке сказать не мешало бы, что муж ее исчез в неизвестном направлении, и где его искать, я уже не знаю. А Валерка, кстати, нормальный мужик оказался, по крайней мере, поверить в сазоновские бредни про то, что он киллер, я отказалась. Сазона вообще слушать надо и делить на семнадцать. Конечно, сразу видно, что мужик он темный, явно не на зарплату инженера себе «мерин» купил, но на убийцу точно не похож. Оксанка пару раз выходила из своей комнаты, я ее звала с нами чай пить, а она отказывалась, да еще с такой постной физиономией, что я еле сдерживалась, чтоб не заржать на весь дом. Не понимает, дуреха, что такой мужик, как Валера, мне в голодный год за сто блинов не нужен, подобные товарищи уже пройденный и забытый этап непутевой моей житухи…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. СЛУХИ
Следующие два дня прошли без событий. Спокойно прошли, ну, или почти спокойно. Сазонов появился, но ничего объяснить не смог и на вопрос, куда же делся Федор, никакого вразумительного ответа не дал. Уселся за стол и, нажравшись всего, чем был богат наш холодильник, поведал нам жуткую историю. Он, откровенно говоря, задолбал уже корчить из себя доброго дядю Брюса Уиллиса, который спасает мир. Произошло это приблизительно так.
– На базар, девки, не ходите пока.
– А чего, закрыли что ли? – не поняла Оксанка.
– Война, – вздыхает.
– Ты чего несешь-то?! – я взъерепенилась. – Какая, в задницу, война?
– Я вам, бабы, по секрету скажу, токо вы никому, а то мне кранты тады, – Сазон провел рукой по горлу.
– Ну, не томи, говори.
– У нас мужик один на рынке отирается, так полубомж, непонятно кто. Мы его Зюзей зовем. Он из зоны недавно откинулся. Говно, а не мужик, конечно. Ему срок слеганцухи скостили за то, что он сдал остальных по-тихому. Теперь он ментам иногда стучит, если кипеж какой намечается, а они его не трогают, когда он золотишком подторговывает. У алкашей скупает за бутылку, а потом Жорику и другим чурбанам сдает подороже. Вроде свой, а стукач. Я б ему лапку вырвал и по морде нахлестал бы. Приходит он как-то ко мне, цепь золотую приносит, я заказывал. Сели, выпили… Он мне рассказывает такую фигню. Наши братки местные решили бабусек срубить по легкому. Павлен, ну ты его, Варюх, знаешь, дела имеет с Таджиком. А Таджик этот малый крутой, его ни один мент в глаза никогда не видел, хитрый, зараза, ни разу не попался, хоть он пол-России наркотой снабжает. Ну вот. Павлен нашел Таджику крутых оптовиков откуда-то из Сибири что ли. Те курьера с бабками прислали, забили стрелу, все приехали: и Таджика мальчики, и наши, а курьер с бабками не приехал. Как этот хрен, Зюзя, пронюхал про все эти дела, я без понятия, а только ментам он стуканул про эту стрелку. Менты приехали, чурбанов повязали, а наши успели смыться на своей тачке. У чурок машину обыскали, а там нет ни хрена, ни наркоты, ни стволов, зацепиться ваще не за что, даже документы в порядке, пришлось ментам их отпускать. Зюзе, само собой, пи… наваляли за дезинформацию. Я так думаю, что наркота у наших в машине была, потому-то они и уехали по шустрому. Теперь Павлен в такой жопе! Прикинь, чурки подумали, что это он их ментам подставил, да тут еще и эти хреновья из Сибири приезжают курьера своего искать. Приехал мужичок с бабками, и нет его. А встречали курьера Павленовские ребята. Теперь разборки на каждом углу, стреляют то тех, то этих, пипец полный. Вот так. А ты говоришь, купаться, – глубокомысленно подвел итог своему рассказу Сазон.
– И чего, мне теперь на улицу не выходить? – спрашиваю.
– Почему?
– На хрена ты нам все это втираешь?
– Ну, я это… Чтоб осторожней вы были.
– Спасибо за заботу, – фыркнула Оксанка.
– Вот вы, бабы, суки все-тки! Я их по-хорошему предупредил, а они ржут, как коровы!
– Ну, вот что я тебе, милый, скажу, – я подбоченилась и посмотрела на этого семафорщика сверху вниз. – Меньше знаешь, крепче спишь, понял? Если у тебя вода в жопе не держится, рассказывай про все эти дела кому другому, а не нам.
Сазон посмотрел на меня, как на ненормальную, дохлебал остатки из своей тарелки и ушел куда-то.
– Ты чего на него так? – у Оксанки глаза по восемь копеек.
– Ничего… Он здесь о таких делах пиздит, а у тебя, между прочим, ребенок.
– И чего?
– И ничего. – Я понизила голос. – Например, Валера твой любимый, между прочим, дома. А кто он такой, ни ты, не я не знаем. Не надо нам о таких делах знать, мы тетки домашние. А этот хрен орет, как труба иерихонская! У нас в Обираловке на одном конце бзднешь, на другом нюхают. Ща подхватит деятель типа Зюзи байку из нашего окошка, не оберешься потом неприятностей.
– Да ладно тебе, Варь, сейчас не тридцать седьмой…
– Неизвестно еще, когда лучше было, сейчас или тогда.
– Ой, ну все теперь! Набери в рот говна и плюйся… Слова ей не скажи, – злится, видать, Оксанка на меня за чаепитие с Валерой.
Не стала я с этой малолеткой глупой пререкаться и ушла к себе. Мне вечером надо было к клиентке одной ехать, отдохнуть хотелось заранее. Очень уж эта тетка привередливая. Вечно не знает, чего ей надо, посоветовать просит, а посоветуешь, обхает, короче, дикая тварь из дикого леса. Я решила все-таки из бабьей своей вредности Оксанке надавить на больную мозоль. Пошла к Валере и попросила у него кассетку посмотреть какую-нибудь. Он по телефону сотовому трепался, когда я пришла. Выслушал мою скромную просьбу, не глядя с полки кассету взял и мне протянул. Я еще его спросила, можно, мол, сама себе выберу? Рукой махнул: выбирай. Пошарила я на полке, взяла какую-то кассету, но чего-то название меня не очень впечатлило, надо, думаю, еще какую-нибудь прихватить. Гляжу, а на соседней полке еще стопочка кассет лежит, но не в цветных коробках, а просто в черных. Спросила у Валеры, что там записано, он ответил, что мне неинтересно будет, типа документальных фильмов что-то. Ах ты, блин, думаю, с какого это хрена мне неинтересно будет? Прихватила еще одну из этих черных, пока Валерка отвернулся. Думаю, посмотрю киношку, на диване поваляюсь. Хрен тебе, Варя, не дали. Только я от Валеры вышла, с Любкой Пуховой в коридоре столкнулась.
– Я, Варь, к тебе, посоветоваться надо, – грустно так мне говорит.
– Ну, пошли ко мне что ли.
Заходим с ней в мою комнату, Любка на кресло падает и рыдать начинает. Я оцепенела: никогда ее такой не видела. Трясу ее, мне ж интересно, зачем она пришла-то, да и не люблю я, когда при мне люди плачут. Она начала что-то говорить мне, я ничего понять не могу, кроме того, что у Федьки отпуск кончился.
