скачать книгу бесплатно
– Такая молодая!
– Мать не переживет!
– Водителя того теперь посадят, да только ее-то уже этим не вернешь.
– Девочка моя, любимая, единственная, как же я без тебя?
– А жених-то еще в больнице.
Когда начали забивать крышку гроба, матери, седовласой пожилой женщине, поздно родившей дочь, вырастившей ее в одиночку, стало плохо. Ее подхватили подруги. Комья земли прощальным эхом застучали по крышке гроба. Мрачные полупьяные могильщики наспех насыпали поверх могилы небольшой рыжий холмик, который тут же покрылся венками и ковром из живых цветов.
На поминки они не поехали. Вернулись в офис. Виолетта отпаивала свою начальницу горячим чаем с коньяком, а у самой глаза были на мокром месте. Все так неожиданно. Был человек, и нет человека. Уже никогда Татка не переступит порог конторы, не наполниться ее смехом все вокруг. Почему именно она? Наверное, это судьба.
Глава II. Дорога назад
Татка так и не смогла свыкнуться со своим новым положением. Может быть, она бы и поняла, что с ней произошло, если бы не была так одинока и напугана. Вокруг были люди, которых она видела, слышала. Но она оставалась для них невидимкой. Словно жила в каком-то параллельном мире. Словно не было у нее тела. Хотя нет, тело все же было, только не такое как раньше. Какое-то другое. Она даже названия этому не могла подобрать. Ее земных познаний не хватало для этого. Разве что это ее духовная оболочка парит над землей, и все разговоры о бессмертии души человеческой правдивы. Но тогда, где же остальные души всех тех умерших, раньше нее? Где они? Почему она их не видит? Татке не с кем было поделиться своими страхами.
Она уже знала, что Павел выжил в той страшной аварии. Стоило ей подумать о нем, как она словно бы увидела его в палате реанимации и ноги – или что там теперь у нее вместо них – сами принесли ее именно туда, где опутанный кучей трубочек и датчиков он из последних сил цеплялся за жизнь. Татка подлетела совсем близко, опустилась на постель рядом с ним и хотела взять его руку в свою. Но ее пальцы легко прошли сквозь его плоть, а его рука так и осталась недвижимо лежать на покрывале. Тогда она просто положила свою руку сверху.
Монитор в изголовье кровати показывал ровное биение его сердца. Он жил.
Дверь в палату реанимации открылась и вошла медсестра. Она прошла прямо к кровати больного, и Татка машинально отпрянула, боясь, что ее сейчас увидят здесь и придется отвечать на вопрос: «Как она сюда попала?».
Но медсестра, как ни в чем небывало, склонилась над больным. Она не видела Татку.
Татка стремительно вылетела из палаты. Кто-нибудь все-таки объяснит ей, что происходит! Что с ней? Почему люди не замечают ее?
Татка не знала ответов на свои вопросы. Но она должна это выяснить. Иначе, как она будет жить дальше? Надо срочно попытаться с кем-то поговорить. С кем-то родным, кто точно ее поймет.
Мама! Точно, она отправиться к маме. Уж мама-то узнает свою дочь.
Татка нашла ее на кладбище, и сначала даже не поняла, что хоронят именно ее, Татку. Она сверху наблюдала, как собравшиеся прощались с ее телом, лежащим в обитом алым атласом гробу, как плакала мама, как под гроб, уже накрытый такой же алой крышкой, пропустили два прочных каната, и могильщики медленно опустили его в свежеразрытую яму.
Татка видела все это, и ей хотелось крикнуть:
– Подождите, что вы делаете? Зачем вы меня хороните, ведь я еще жива. Мама остановись, твоя дочь здесь!
Комья глины глухо застучали по дереву. Татка все пыталась кричать, но ее никто не слышал. Ни одна голова не повернулась в ее сторону. Получается, мама тоже не услышала свою дочь. Что же ей теперь делать?
***
Голова болела уже не так сильно. Шум в ушах, правда, еще сохранялся, и почему-то все время пересыхало во рту, да и сломанная нога давала о себе знать. Но в целом Павел чувствовал себя уже намного лучше.
Его даже перевели в обычную палату, и теперь у его постели постоянно находился кто-нибудь из родственников. Такая забота, хоть и была парню приятна, но он переживал за маму, которую всегда приходилось долго уговаривать поехать домой отдохнуть.
И еще он никак не мог смириться со смертью Татки, виня во всем себя.
Как только он окончательно пришел в себя, он сразу же задал этот вопрос медсестре, но та лишь ласково улыбалась и говорила, что ему необходим покой. Врач тоже не сообщил ему о ее смерти.
То, что Татки больше нет, он узнал от отца. На его вопрос:
– Как Татка?
Тот молча опустил глаза вниз.
– Отец, почему ты молчишь? Где она?
И тогда, видя настойчивость сына, Константин Алексеевич сказал:
– Она слишком сильно пострадала. Врачам не удалось ее спасти.
Услышав это, Павел почувствовал, что вся его жизнь разлетается на куски. Татки больше нет с ним. Как же он будет жить без нее? Неужели он больше никогда не увидит ее лицо, не возьмет ее за руку, не услышит ее звонкий смех. Она погибла в той страшной аварии, и это он виноват в ее смерти. Ведь это он сидел за рулем. Если бы он так не спешил, если бы поехал другой дорогой. Так много бесконечных «если бы», вот только изменить уже ничего нельзя. И ему остается лишь казниться, понимая, что косвенно он стал причиной смерти любимого человека.
Он уткнулся в подушку, желая скрыть слезы.
А Татка в это время находилась совсем рядом. Она слышала весь разговор и хотела сказать, что Павел вовсе не потерял ее. Вот же она, здесь, рядом. Стоит только протянуть руку и… Но все напрасно. Ее все равно никто не услышит. Почему? Почему Павел, мужчина, которого она любила, с которым хотела построить семью, вместе растить детей, убивается сейчас, обвиняя себя в ее смерти, а она вынуждена только молча наблюдать за этим? Почему для мамы, одной, без отца, который оставил семью, когда девочке было всего три годика, вырастившей дочь, безмерно любящей ее мамы, Татка стала пустым местом, воздухом? Ну почему они все похоронили ее, когда она вовсе не умерла?
От досады, Татка готова была на любой самый отчаянный жест. Может быть, взять и запустить в стену эту стеклянную вазочку, стоящую на прикроватной тумбочке, чтобы она разбилась вдребезги, разлетелась миллионами осколков. Может быть, тогда Павел поймет, что она здесь, что она жива.
Но пальцы и на этот раз легко прошли сквозь стекло. Сосуд даже не качнулся.
***
Время тянулось как жвачка, медленно собираясь в дни. Одиночество, которое ранее никогда не было свойственно девушке, теперь просто убивало Татку, доводило ее до отчаяния. Казалось, что она была одна в целом мире. Вокруг нее суетились, занятые своими обычными делами люди. Только они, эти люди живут, словно в параллельном, прозрачным мире, за которым Татка наблюдает сквозь толстое стекло. Словно смотрит фильм, где все роли уже распределены, каждый актер знает сценарий, а она не прошла кастинг и вынуждена со стороны наблюдать за чужой игрой.
И чем дальше, тем больше этот мир все отдаляется от нее, словно становиться чужим, и тем острее она ощущает свою ненужность, неправильность своего существования. Ну, вот словно ее место совсем не здесь, а где-то там. Но где она не знает. Вот и застряла здесь, и вынуждена наблюдать чужую жизнь со стороны, не имея возможности вмешаться, как-то повлиять на происходящее.
Но не только и не столько это тяготило Татку – или то, что от нее осталось. Она не просто потеряла тело, она потеряла нечто большее – привычный уклад жизни, необходимость определенного рода вещей. Ей, например, чтобы жить вовсе не нужно было принимать пищу, содержание книг она знала, даже не открыв обложку, стоило только посмотреть на название и текст сам собой возникал где-то внутри нее, одежда, обувь, косметика, все то, к чему как истинная женщина раньше она не могла остаться равнодушной, теперь совсем не интересовало Татку. А еще, помимо произнесенных окружающими людьми слов, она легко могла читать то, что они совсем не желали доносить до окружающих. Она с легкостью читала их мысли, оставаясь невидимой для других, наблюдала за их жизнью, и сама себе казалась фантомом, тем, чему нет названия.
Но, несмотря на потерю многого из того, без чего раньше Татка обходиться не могла, она не утратила чувств. В ней жили любовь и сострадание, надежда на то, что все еще вернется и вера в будущее. Вопреки всему она жила, правда, несколько странной, скорее энергетической, совсем непохожей на обычную клеточную, жизнью.
***
Лена Соколова знала, что роды будут тяжелыми. При ее-то диагнозе. Все врачи уверяли Лену, что ребенок может ее убить, но она все-таки рискнула. Никому ничего не сказала, даже муж не знал. И ведь все шло хорошо. Пока…
Было уже пять месяцев беременности, и она уже собиралась все рассказать близким, и посмеяться над их страхами. Вот, мол, вы слушали врачей, отговаривали ее иметь детей, боялись за ее жизнь. А вот же он, ее ребенок. Все с ним хорошо и с ней, Леной, тоже хорошо.
Она знала, что услышит в ответ. Охи, ахи. Муж будет ругаться ради приличия – на самом-то деле он, конечно, будет рад радехонек, ведь Лена знает, что Виталий всегда мечтал о сыне, просто переживал за нее, потому что очень любит. Повезло ей с мужем, что и говорить! Мама начнет кудахтать, как наседка, и даже всегда сдержанный отец не сможет сдержать улыбки.
До родов ее будут носить на руках, всячески оберегая от любой опасности. А уж как они все будут рады, когда придут в роддом забирать малыша. Хоть бы родился мальчик, крепкий здоровый малыш, похожий на Виталика. Лена даже придумала ему имя. Она назовет его Артемом. Артем Витальевич. Красиво, мужу должно понравиться!
В общем, все было так чудесно, и вдруг это. Ночью открылось кровотечение. Ее на «скорой» доставили в больницу, и теперь она умирала на том самом операционном столе, где три месяца назад лежала Татка. Врач тоже был тот же самый. Он делал все, что мог, но в этом случае мог он, к сожалению, не много. Кровотечение не останавливалось, и все, что оставалось медикам, это облегчить страдания молодой женщины.
В коридоре нервничали родители и муж Лены. А сверху за всем наблюдала Татка, которую почему-то неудержимо тянуло именно сюда, на место, где все это случилось с ней. Может подсознательно она надеялась именно здесь найти способ вернуть все назад, или же хотя бы получить ответы на так мучавшие ее вопросы. Она видела уже не одну операцию, не одну спасенную здесь жизнь. Для нее уже стали привычными фразы:
– Скальпель!
– Следи за давлением!
– Тампон, вытри здесь.
– Все, можно шить.
И счастливых родственников, которым медсестры сообщали, что операция прошла успешно и их мать, отец, муж, ребенок будут жить.
Но сегодняшняя девушка умирала. Врачи были бессильны. Вот ее сердце последний раз дернулось, и на мониторе кардиографа побежала сплошная линия. Девушка умерла, а родственники еще продолжали надеяться. Ведь они не знали, что происходило в операционной. О смерти Лены им сообщат гораздо позже.
Татка с сочувствием смотрела на худенькое, хрупкое тельце внизу на столе, совсем недавно бывшее молодой, полной сил женщиной. Еще раньше она слышала, как врачи разговаривали между собой.
– Ей же говорили, что ей нельзя рожать.
– При таком анализе крови.
– Плохие показатели.
Умершая девушка была виновата лишь в том, что хотела ребенка. Хотела дать жизнь новому маленькому человечку. Татке было жаль девушку. Бедняжка, она сама еще ничего не успела увидеть в жизни, и вот уже мертва…
И вдруг Татка увидела, как от мертвого тела медленно отделилось молочного цвета облачко и легким невесомым комочком воспарило вверх под самый потолок. И тут же откуда-то сбоку показались две темные тени. Они легко нагнали белесую субстанцию и, словно бы распластавшись, со всех сторон окружив ее, заключив в плотное кольцо из своих тел, потащили куда-то вверх.
Татка, оцепенев, наблюдала за происходящим. И только когда троица легко, словно перед ними и не было никакого препятствия, преодолев бетонные плиты перекрытия, скрылась из глаз, она очнулась и интуитивно, еще не осознавая, что она делает, рванула следом. Она пролетела все этажи здания больницы и, вырвавшись наружу, стала оглядываться в поисках беглецов.
А странное трио уже парило высоко в небе, все удаляясь от земли. Белое облачко так плотно было окутано темнотой, что его краешек лишь изредка можно было разглядеть среди плотной серой массы. Увлекаемое вверх, оно покорно отдавалось на милость мрака, даже не делая попытки освободиться. Татка полетела следом, стараясь держаться в некотором удалении.
Они поднимались все выше и выше. Вот уже воздух вокруг стал не таким плотным. Земля стремительно удалялась, превращаясь в подобие глобуса, который Татка часто видела в кабинете географии, когда еще училась в школе. Ей стало страшно, хотя никакого внешнего дискомфорта она не испытывала. Ее тяготило сознание того, что Земля осталась далеко внизу. Раньше Татка никогда так высоко не поднималась, и сейчас ей было страшно. А вдруг она уже не сможет вернуться? Что ее ждет там, впереди?
Но она упорно преследовала странную троицу, горя желанием выяснить, что все это значит. Она должна узнать. Жить так дальше невыносимо. Татка устала от одиночества. И если кинулась она за ними просто из любопытства, не понимая, что делает, то сейчас она уже полностью пришла в себя и решила во что бы то ни стало узнать, почему она оказалась в таком странном положении. Возможно, что эта троица и есть ключ к ответам на так мучившие ее вопросы.
Скорость полета троицы все увеличивалась. У Татки свистело в ушах от все убыстряющегося движения и, боясь отстать, она вся сосредоточилась на том, чтобы не потерять их из вида. Теперь уже они летели в пустой безжизненной темноте, лишь слегка подсвеченной лучами далекого солнца. Земля осталась где-то позади, возможно, даже совсем скрылась из виду, став одной из блестящих точек в этой безжизненной вакуумной пустыне. Но Татка боялась обернуться, чтобы проверить, так ли это. Она старалась не отстать. Потом, когда она все выяснит, она подумает, как вернуться назад. А пока она просто стремительно летела вперед, влекомая неизвестностью, чувствуя, как мимо проносится ветер, образованный бешеной скоростью.
Наконец, когда уже Татка решила, что конца этому полету не будет, впереди показалась темная воронка, похожая на гигантский провал, обрамленная по краям блестящим, почти правильной формы кругом. Она словно выросла из ниоткуда, пугающая, мрачная, с неровными рваными краями, от которых то и дело отделялись части одного целого и притягиваемые круговоротом тут же возвращались назад, уступая место следующим. И по мере приближения она все росла, расширялась. Татка видела, как внутри этого провала в космическом пространстве с огромной скоростью крутится странная, похожая на крупную, состоящую из клочьев необычного жидкого тумана пыль, засасывая в себя все, что оказывалось поблизости. Странная субстанция словно исполняла дьявольский танец, своим движением гипнотизируя все, что оказывалось в поле ее действия.
Троица явно направлялась прямо в центр этого магического вращения. Татка несколько замешкалась, наблюдая за завораживающим движением темной плазменной субстанции, внутри которой по спирали двигались два потока воздуха и, сталкиваясь в центре, словно проваливались внутрь, образовывая гигантскую воронку, втягивающую в себя все, что попадалось на их пути, но успела увидеть, как две тени и влекомое ими белесое облачко нырнули внутрь и тутже были подхвачены бушующим там вихрем. Какое-то время они еще были видны, мелькая среди отдельных потоков плазмы, а потом словно развалились на отдельные части. Те в свою очередь разлетелись на еще более мелкие кусочки, молекулы, атомы, и совсем скрылись из глаз.
Татка наблюдала все это, оставаясь поодаль. Когда троица скрылась в водовороте, она еще постояла, страшась неизвестности, не решаясь нырнуть внутрь. Наконец осмелилась и храбро полетела вперед. Вихрь быстро приближался, страшный в своей немой тишине. В ее представлении такое стремительное вращение любой субстанции должно было бы сопровождаться оглушительным ревом, но вокруг стояла пугающая тишина.
Татка была уже совсем близко, она даже почувствовала исходящий от потоков плазмы ветер. Он ударил в лицо, замедлив ее движение, и вдруг резко поменял направление, и Татка почувствовала, что ее с невероятной силой начало засасывать внутрь. Еще немного и она окажется в самом центре круговорота. Словно передумав, она дернулась, пытаясь отскочить назад, но не смогла. Она еще успела подумать, правильно ли она сделала, что так опрометчиво кинулась внутрь, но поток уже подхватил ее, увлекая за собой, все ближе к летящим в бешеном вращении, переплетающимся, словно исполняющем дикий необузданный танец, струям. Татка выдохлась и перестала сопротивляться, покорно отдавшись стремительному влечению. Еще секунда и она окажется внутри, и сможет узнать, что скрывается там внутри этого бешеного круговорота.
***
В общей сложности Павел провел в больнице более трех месяцев. Он заново учился ходить, разговаривать, есть. Физически он был здоров, но морально… Он так и не смог до конца оправиться от ужасной трагедии. Не мог заставить себя сесть за руль, и все время вспоминал о том, что Татки больше нет.
Родители, опасаясь за него, настаивали на посещении психолога, но Павел упорно отказывался. Ну чем он сможет ему помочь? Только своими разговорами лишний раз напомнит о той боли, которая никак не отпускает Павла.
Сегодня начинался суд над водителем, виновным в причинении тяжкого вреда пяти и смерти трем человекам, среди которых была и Татка. Экспертиза установила, что авария произошла по его вине. Прицеп тягача был перегружен и именно поэтому его начало мотать по трассе. Крепления не выдержали. Мужчина полностью признал свою вину. Он плакал в зале суда и извинялся перед родственниками, вот только погибших это не вернет.
Павел не хотел участвовать в судебном заседании. Зачем? Заново переживать все случившиеся, услышать приговор из уст судьи, заглянуть в глаза испуганного раскаявшегося человека, ставшего причиной трагедии? Павел лучше бы остался дома, но как объяснить родителям свое нежелание.
И вот он сидит в зале суда и выслушивает показания свидетелей, которых оказалось немало.
За небольшой трибуной выступал дородный, краснощекий дядечка, одетый, несмотря на жару, в старомодный твидовый пиджак.
– Мы с женой ехали в крайнем правом ряду, и я еле успел затормозить, когда его прицеп начало кидать из стороны в сторону. А потом он и вовсе оторвался, и полетел к краю дороги.
А Павел в это время думал, как с момента аварии изменилась его жизнь. Он был полон сил, собирался жениться, завести детей. И где они теперь, его мечты. Разбились в прямом смысле слова о груженый прицеп.
Он поднял голову и взглянул в зал. Мужчина за трибуной уже успел смениться. Теперь там стоял очень высокий, длинноносый, похожий на журавля парень. Он нервно сжимал зажатую в руках кепку.
– Ну, мы бросились к машине и попытались открыть дверь, но ее заклинило. Тогда кто-то разбил окно. Мы выволокли женщину и положили на асфальт. Она была жива, и даже в сознании, только вся в крови. Даже непонятно было, что у нее осталось целым. Кричала она сильно.
Павел снова унесся далеко назад, в то время, когда Татка еще была с ним. Сколько же слов он не успел ей сказать. Теперь они так и останутся внутри него.
Судья уже зачитывал приговор. Водитель, получивший большой срок, покорно стоял у скамьи и сквозь толстые прутья решетки окидывал растерянным взглядом зал. Павел тоже посмотрел туда, куда смотрел осужденный. Первый ряд. Родственники погибших, пострадавшие в аварии. На их лицах не было сочувствия. Они с ненавистью смотрели на бедного водителя, приговоренного к долгим годам колонии. А Павлу почему-то было жаль несчастного мужика.
Наконец все закончилось, и он вместе с родителями вышел на улицу. Вот и все. Эта страница его жизни перевернута. Придется ему как-то жить дальше. Он, опустив плечи, угрюмо побрел в сторону дома, сопровождаемый отцом. Мама семенила сзади.
***
Еще мгновение и Татка окажется внутри бурлящего, вращающегося, завораживающегося круговорота. Она крепко зажмурилась, внутренне приготовившись ко всему. Вот сейчас неведомая сила поглотит ее.
Из-за плотно зажмуренных глаз, Татка не заметила маленькую светящуюся тень, мелькнувшую сбоку, а только почувствовала несильный удар в плечо. А потом кто-то крепко схватил ее и потащил прочь от бурлящей черноты.
Открыв глаза, Татка попробовала вырваться, но держали ее крепко.
– Пусти.
Татка снова попробовала освободиться.
– Не пущу! С ума сошла! Это же «черная дыра»!
Голос был нежным и звенел колокольчиком. Такой голос, несомненно, должен был принадлежать женщине, причем молодой. Татка даже растерялась от неожиданности. Неужели ее услышали? Первый раз за последние три месяца.
– Да подожди же.
Она снова попробовала вырваться. От удивления она все еще не могла прийти в себя и даже начала немного задыхаться.
– Нам нельзя здесь оставаться. Нас могут увидеть Они.
– Кто – Они?
– Давай уйдем отсюда подальше, а потом поговорим.
Они двинулись дальше. Наконец хватка, державшая Татку, ослабла, и она смогла отдышаться. Бушующий круговорот «черной дыры» остался где-то далеко позади.
Татка оглянулась, чтобы посмотреть на своего спасителя, и вопреки ожиданиям, увидела точно такое же белесое светящееся облачко, какое совсем недавно покинуло тело умершей девушки.
– Ну вот, теперь мы достаточно далеко.
– Далеко от чего? – Татка совсем уже ничего не понимала. – Почему ты не пустила меня туда?
