скачать книгу бесплатно
Прицеп лежал, одним боком уткнувшись в стену тоннеля, перегородив две полосы из трех, подмяв под себя три легковушки. Четвертый, темный внедорожник был зажат между стеной и упавшим прицепом. Внедорожник был сильно поврежден, так что даже невозможно было угадать марку машины.
Последнюю полосу занимал остановившийся тягач, вокруг которого бегал очумевший от всего произошедшего водитель, пожилой низенький мужчина с темными, пропитавшимися машинным маслом руками. Он все время выкрикивал одну и ту же фразу.
– Я не виноват! Ребята, как же это? Почему же так? Ну почему он отцепился?
Он явно был не в себе. Вокруг него сгрудились оцепеневшие, растерянные от всего произошедшего водители машин, чудом не попавших под смертоносный прицеп.
Из одной из пострадавших машин выбрался молодой парень. Все его лицо было залито кровью. Прикрывая рукой рваную рану на лбу, он обошел машину и принялся нервно дергать дверь пассажирского сиденья, пытаясь помочь своей спутнице. Ее стоны были слышны даже через закрытые окна. Еле держась на ногах от большой потери крови, парень с остервенением дергал ручку заклинившей двери. По его руке, прижатой ко лбу, медленно стекала струйка крови. Его действия словно растопили лед, сковавший людей, и ему на помощь бросились окружающие. Они выбили стекло, пытаясь помочь женщине. Наконец пострадавшую удалось вытащить, и ее уложили прямо на асфальт. Она была сильно поранена, но в сознании и только истерически всхлипывала.
Вокруг толпились растерянные водители других машин. Подходили все новые и новые люди. Толпа быстро разрасталась. Некоторые, нервно переминаясь с ноги на ногу, переговаривались между собой, выясняя причину случившегося:
– Перегрузил он прицеп, вот его и повело на скорости.
– Или не закрепил как следует.
– Да, впаяют теперь бедолаге, натворил дел.
– Это точно. И себе всю жизнь загубил и людей угробил. Вон, какая каша!
– И ладно бы пьяный был, а то просто по глупости. Надеялся, что пронесет. Но с законами природы не поспоришь. Стольким людям жизнь испортил. Как теперь жить-то с таким грузом?
– Как топливом воняет, скажи там всем, чтобы не курили, а то взлетим на воздух.
Молодой парнишка, ставший свидетелем произошедшего, достал мобильный телефон и принялся снимать покореженные машины и перевернутый прицеп тягача, пытаясь поймать в кадр пострадавших людей, но на него тутже шикнули и он стыдливо спрятал трубку в карман. В воздухе стоял запах пролитого бензина и человеческой крови, из поврежденных машин слышались стоны остальных пострадавших. Очевидцы аварии, как могли, старались им помочь, бестолково суетясь вокруг кучи металла, в которую прицеп превратил автомобили. Из пробитого бака иномарки на асфальт выливалось топливо. Позади места аварии собралась большая пробка из машин, напрочь перекрыв движение.
Кто-то по мобильному пытался дозвониться в МЧС и «скорую». Наконец прибыли спасатели. Кое-как пробравшись сквозь толпу, они споро принялись за работу, доставая из покореженных машин трупы и пострадавших. Еще минуту назад царивший здесь хаос превратился в слаженную операцию по спасению пострадавших. Спасатели действовали очень согласованно и быстро, лишь иногда перебрасываясь парой слов. В ход пошли большие ножницы, разрезая металл кузовов. Дольше всего пришлось возиться с машиной Павла. Она была наглухо зажата между стеной и прицепом, и пришлось ее буквально разрезать пополам. Наконец спасатели добрались до людей.
– Вроде живы! Даже не вериться! Скорей носилки, нужно срочно доставить их в больницу!
– Врача сюда, быстро!
Люди в белых халатах как очумелые носились между ранеными. Кареты скорой помощи, кое-как пробиваясь сквозь плотную толпу машин, все прибывали. Свет от проблесковых маячков на их крышах нервно метался, отражаясь от мрачных стен тоннеля, отбрасывая зловещие блики на лица спасателей, врачей и случайных свидетелей трагедии, волей-неволей вынужденных томится в ожидании. Побросав свои машины, водители, застрявшие в пробке, сбились в кучу поодаль, наблюдая за тем, как пострадавших грузят на носилки, закатывают в машины и те, взревев сиренами, уносятся в ближайшие больницы, куда по тревоге уже вызвали всех ведущих врачей.
Понадобился целый час, чтобы достать всех пострадавших. Трупы упаковали в мешки и увезли в морг, тягач вместе с прицепом оттащили в сторону, а асфальт с помощью специального порошка отмыли от топлива. Через два часа движение по тоннелю возобновилось, и пробка потихоньку начала рассасываться.
***
Антон еще на первом курсе института понял, что он выбрал не ту профессию. Вот скажите, ну зачем он отправился в медицинский? Это все мать! Так кричала – станешь хирургом, престижная профессия. Профессия-то престижная, да вот только выяснилось, что Антон тупо боится крови, и совсем не хочет делать людям больно даже для их же блага. Так что первоклассный хирург из него точно не выйдет! Впрочем, даже посредственный хирург не выйдет, и если уж быть честным с самим собой, то Антон должен признать, что даже заурядный терапевт из него вряд ли получится. Ну не лежит у него к этому душа! Вот только деваться-то ему некуда, мать не переспоришь! Бесполезное занятие, все равно будет так, как она сказала. И когда только она разрешит ему жить самостоятельно. Пожалуй, он этого не дождется!
На практических занятиях, когда видел, как другие препарируют трупы, Антон закрывал глаза. Если же ему самому приходилось брать в руки скальпель спина покрывалась липким потом, а ноги подкашивались. Ну, какой из него хирург? Хлопнется в обморок на первой же операции, или того хуже, сделает что-нибудь не так. Но мать была слишком настойчива и непреклонна, и он, опасаясь ее гнева, кое-как переползал с курса на курс.
Вот и сейчас именно мать настояла, чтобы он проходил практику здесь, в больнице, где работала она сама. Сегодня он дежурил в ночную смену – тоже инициатива матери, дети не должны работать по ночам. Антон почему-то до сих пор в душе считал себя ребенком, хотя уже в этом году заканчивал институт. Но имея такую авторитарную маму, которая все за него решала на годы вперед – это не удивительно.
Вечер прошел относительно спокойно. Их, с дежурным врачом пару раз вызывали в приемный покой. Один раз пришлось наложить гипс на сломанную руку, во второй же и вовсе явилась сумасшедшая мамаша, с категорическим требованием госпитализировать ее грудного малыша, так как, видите ли, он постоянно плачет, значит у него чего-то болит. Мамашу успокоили, и отправили домой. Уже даже собирались вздремнуть, и тут этот звонок. Большая авария на трассе.
Первый раз за три недели работы здесь Антон видел такую заварушку. Забившись в угол, он наблюдал, как в приемный покой вкатывают одну за другой каталки с тяжелоранеными. Кругом раздавались стоны. Врачи на ходу отдавали распоряжения младшему персоналу. Голоса слились в непрерывный гул.
– Срочно готовьте операционную.
– Проверь давление, пульс…
– Что с ним?
– Сделай кардиограмму…
– На внешние раздражители не реагирует… Срочно в реанимацию!
Господи, и как только они все понимают, что нужно делать. Одежда Антона уже успела пропитаться потом, а халат весь был в пятнах крови, хотя ему самому казалось, что он так и просидел в углу, наблюдая за работой врачей и санитаров. Он глянул на своего друга Витьку, с которым они вместе проходили практику. Он выглядел таким же испуганным и растерянным. А ведь он отличник, а тоже, похоже, не знает, что нужно делать.
Мимо них пронеслась каталка, на которой лежала молодая девушка, вся в крови. Даже длинные рыжие волосы были местами окрашены в красный цвет. Каталку толкала молоденькая медсестра.
– Помогите!
Антон и Витька переглянулись, не решаясь двинуться с места.
– Ну, быстро! – прикрикнула на них она. – Вторая операционная.
Ребята послушно ухватились за ручки. Колесики каталки подпрыгивали на стыках плитки, и голова девушки моталась из стороны в сторону. Каталка въехала в широкие двери и замерла у операционного стола.
Санитарка ухватила девушку за одежду и кивнула ребятам.
– На счет три. Раз, два, три…
Девушка оказалась на столе. Держа руки, одетые в стерильные перчатки на весу, подошел врач и склонился над ней. Санитарки подключали какие-то аппараты. Медсестра в белом халате закрепила на пальце девушки датчик и на экране побежали зеленые линии.
– Давление?
– Двести двадцать на девяносто.
– Скверно.
–Давление растет…
Если бы не спешка, с которой врач боролся за жизнь девушки, ни Антон, ни Витька не оказались бы в операционной. Но сейчас все были заняты, и никто не обращал на них внимания. А сами они растерялись и так и стояли поодаль, как зачарованные наблюдая за действиями людей в белых халатах. И хотя на них тоже были такие же халаты, вряд ли от них была бы сейчас какая-то польза. От волнения Антон забыл все, чему его учили, и уже совсем не понимал, что происходит. Ему казалось, что каждый из находившихся здесь людей живет своей отдельной жизнью, и что во всех этих действиях нет никакого смысла. Рукавом халата Антон вытер пот, градом катившийся со лба. Да, хороший же из него выйдет врач! Он снова посмотрел на Витьку, но тот не глядел в его сторону. Он внимательно наблюдал за действиями хирурга. Быстро же он пришел в себя, пожалуй, из него врач все-таки получится! Антон снова взглянул на стол, туда, где в окружении белых халатов умирала девушка, такая молодая. Кто-то из санитарок назвал ее возраст – двадцать три года.
Очнулся он, когда доктор поднес к груди девушки электроды дефибриллятора, называемые среди медиков «утюгами»:
– Четыре тысячи вольт. Разряд… Еще разряд.
Тело девушки подпрыгнуло и снова упало на стол. На экране горела прямая линия.
– Еще разряд…
Сейчас сердце девушки либо забьется – либо нет. И тогда она умрет. Время неумолимо уходит.
– Нет пульса!
– Повысить до шести тысяч. Еще раз! Все в стороны!
На кардиографе прямая линия.
– Она мертва.
– Проклятье!
Антон по-прежнему стоял не двигаясь. Как быстро все произошло. Он чувствовал себя ужасно.
–Мы сделали все, что могли. Слишком сильные повреждения. Запишите – смерть наступила в двадцать три – пятнадцать.
Доктор медленно стягивал окровавленные перчатки.
***
Павел пришел в себя в палате интенсивной терапии. Врачи сделали все что могли, они несколько часов боролись за его жизнь.
Сквозь рвущую на части боль и пелену перед глазами он увидел, склонившуюся над ним медсестру. Она держала его за руку. Павел попытался спросить – что с ним, но язык не слушался, а от малейшего движения веками боль только усиливалась. В ушах звенело так, что от этого шума голова готова была расколоться на тысячу частей.
– Вам не нужно сейчас разговаривать. Все уже позади, теперь все будет хорошо. Отдыхайте.
Голос у нее был глухой и словно пробивался через толстый слой ваты. Чувствуя, как его руки коснулась игла, Павел закрыл глаза и снова провалился в бессознательное состояние.
Когда он снова пришел в себя, голова уже болела не так сильно, и он даже сумел спросить:
– Что со мной?
Медсестра улыбнулась ласковой, ободряющей улыбкой.
– Вам нельзя разговаривать. Вы сильно ударились головой, поэтому вам нужно лежать.
Павел попробовал пошевелить руками, но они его не слушались. Он попытался вспомнить, что же все-таки случилось. Последнее, что он помнил, как боковым зрением увидел огромную махину, надвигающуюся прямо на них с Таткой. Татка?
Сердце сжалось, и боль снова вернулась, вгрызаясь в тело. Он еще успел еле слышно прошептать:
– Тата… Как она?
– Вы не волнуйтесь, вам нельзя волноваться.
Голос девушки в белом халате затих где-то на полуслове. Он уже потратил последние силы и снова провалился в сон.
В коридоре лечащий врач Павла разговаривал с его отцом.
– Это просто чудо, что не пострадали внутренние органы. Перелом ноги не опасный. Сотрясение мозга, я думаю, тоже пройдет без последствий. Будем надеяться. Сейчас самое главное, что он пришел в себя. Извините, мне пора.
Доктор пошел дальше по коридору.
Константин Алексеевич присел рядом со своей женой, которая вот уже какой день отказывалась покидать больницу. Она как-то вдруг постарела, ссутулилась, и жалкая потерянная сидела на стуле у дверей, ведущих в реанимацию, где боролся за жизнь ее единственный сын. Она отказывалась от помощи медсестер, пытавшихся напоить ее успокоительным, и только с надеждой смотрела на каждого выходящего из реанимации врача в белом халате. Она ничего не спрашивала, они сами задерживались на минуту возле нее.
– Он все также.
– Уже пришел в себя.
– Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Отправляйтесь домой, поспите.
Но она не трогалась с места.
И вот сейчас доктор сообщил, что опасность миновала. Константин Алексеевич обнял жену.
– Любочка, с ним все будет в порядке. Доктор сказал – он обязательно поправиться. Пойдем, тебе нужно отдохнуть.
Он помог женщине подняться. От усталости ноги не держали ее, и Константину Алексеевичу пришлось буквально нести ее на руках. Несчастье с сыном и будущей невесткой сломило пожилую женщину. Только бы ее сердце выдержало. Константин Алексеевич подумал о том, что Павел еще не знает о смерти Татки. Ну, за что им это?
***
Все было как-то не так, неправильно. Очнувшись в палате реанимации и не почувствовав никакой боли, Татка сначала даже подумала, что это просто сон. Сейчас она проснется и вернется эта мучительная рвущая тело на куски боль, которую она почувствовала там, в машине, за секунду до того, как потеряла сознание. Она должна вернуться, ведь Татка прекрасно помнила, как жесткие рваные края искореженной машины со всех сторон сдавили ее, сминая собой плоть, ломая кости. Но боли почему-то не было. Напротив, она чувствовала необычайную легкость и эйфорию. Вот только что-то было совсем не так. Она словно летела.
И тут она увидела свое тело, лежащее внизу на столе, и людей в белых халатах, склонившихся над ним. Высокий, довольно молодой мужчина с небольшой аккуратной бородкой и добрыми усталыми глазами, как и все облаченный в белый халат прижал к ее груди какие-то железки – подобное Татка не раз видела в фильмах – и скомандовал остальным:
– Разряд…
Что он делает? Сейчас Татку пронзит электрический ток. Зачем? Она хотела закричать: «Подождите!». Но не смогла произнести не звука. А тело уже выгнулось над столом и снова упало. Татка зажмурилась, готовясь к боли, но ничего не почувствовала. Она снова посмотрела вниз. Вниз, туда, где было ее тело. Но как же тогда она его видит? Бред какой-то. Рядом с операционным столом мерцал экран кардиографа, на котором светилась ровная прямая линия.
– Пульса нет.
– Она мертва.
– Проклятье.
– Мы сделали все, что могли. Слишком сильные повреждения. Запишите – смерть наступила в двадцать три – пятнадцать.
О чем они говорят? Какая смерть? Кто умер? Она жива. Вот же она, все видит и слышит. Татка снова попыталась закричать:
– Я здесь, я жива!
Но опять не смогла произнести ни звука. Ее охватила паника. Как же так? Что происходит?
Она рванулась вперед, еще не понимая зачем и чего хочет. Но ведь она должна что-то предпринять, что-то такое сделать, чтобы они поняли…
Молодой парень, до этого столбом стоящий в сторонке и растерянными глазами наблюдавший за всем происходящим, вдруг поднес руку ко рту и быстро рванул из операционной. Татка не успела отскочить. Парень, словно не замечая ее, продолжал свое движение. Вот он совсем рядом. Татка напряглась, ожидая столкновения, но парень легко пришел сквозь нее и скрылся за дверью, ведущей из операционной. А Татка так и застыла посреди палаты, не в силах понять, что же произошло.
***
Когда на работе стало известно о смерти Татки, Наталья Алексеевна долго не могла прийти в себя. Вытирая платком градом катившиеся по щекам слезы, она всхлипывала и все повторяла:
– Ну, надо же! Такая молодая. Только бы жить. И такая ужасная смерть. Бедная девочка.
Она даже закрыла офис и вместе с Виолеттой отправилась на похороны.
Хоронили Татку на небольшом подмосковном кладбище, расположенном рядом с деревенькой, в которой родилась и провела свое детство Таткина мама. Именно здесь, на этом кладбище покоились немногочисленные родственники по материнской линии. Глубокая могила была вырыта в рыжей глине, рядом с небольшими холмиками уже ушедших родственников. Наталья Алексеевна и Виолетта стояли в толпе родственников и знакомых, пришедших проводить Тату в последний путь. Со всех сторон слышались рыдания.
